Свет горящих мостов (джен)

Вещица была изящной. Я держал ее на ладони и разглядывал, оттягивая самый волнительный момент. Пальцы потянулись к крышке. Одного прикосновения хватило, чтобы вся жизнь деревянной шкатулки открылась мне. Тонкий прутик вылез из земли, потом дерево умывалось теплым дождем, затем удары топора и нож в руках мастера, запах клея и лака, наконец, красный бархат лег на дно. Красиво, но я бы сделал по-другому.

Едва заметное пятно на краю крышки было когда-то сучком. Мастер полностью срезал его, а я бы немного оставил. Сучок походил на замочную скважину. Пришлось бы попотеть, я бы, наверное, злился, и рука задрожала бы от напряжения — одно маленькое неловкое движение в сторону или больший, чем нужно, нажим испортили бы работу. Но, когда бы я ее закончил, иллюзия замка была бы полной. А вот здесь, я немного сместил руку вправо, убрал бы лишнее, всего в ноготь толщиной. Крышка закрылась бы так плотно, что даже самый внимательный и зоркий глаз не сразу бы понял, что перед ним коробка, а не гладко обработанный деревянный куб. Куб с замком — забавно. Можно было бы..., но в дверь громко постучали. Было рано, я никого не ждал, кроме мальчика-пажа, но он всегда робко барабанил пальцами.

Я поставил шкатулку рядом с игральными костями, покосился на поднос со вчерашней грязной посудой и поднялся, завязывая халат.

Дверь была не заперта, но только Фитц открывал ее сам, лишь предупредив стуком. Я немного помедлил, но когда удары раздались вновь, потянул ручку на себя.

— Доброе утро, лорд Голден! — бодро поприветствовал лорд Фишер. Он улыбнулся и слегка поклонился.

— Доброе утро! Простите, что вам пришлось ждать, — произнес я обычную любезность.

Мы были знакомы, иногда оказывались собеседниками в большой компании, но не считались друзьями и даже приятелями, поэтому его настойчивость меня озадачила. Он молча уставился на мою руку, придерживавшую дверную створку. Я посторонился и жестом пригласил гостя в комнату. Он торопливо вошел и остановился у стола.

— Наверное, я помешал вам? Извините, — его взгляд следил за моим перемещением.

Я не успел ни вежливо успокоить его, ни предложить сесть: он поспешил объясниться.

— Я отдавал кой-какие распоряжения относительно обеда и стал свидетелем разговора кухарки и мясника. Мясник, не замковый, а из города, уверял, что вы договорились с ним встретиться. Не знаю, насколько верны его слова, и захотите ли вы его видеть, — обычно уверенный в себе лорд Фишер едва уловимо заикался, — но я счел необходимым известить вас. Еще раз извините. Возможно, я не должен был вмешиваться, но мне ведь по пути, а мальчика-посыльного пришлось бы искать, — его зычный голос к концу стал тише, и в нем проскользнули нотки досады.

— О, спасибо, лорд Фишер! Очень любезно с вашей стороны. А я уже немного беспокоился, как бы мясник не подвел меня.

Мой гость кивнул и оперся руками на спинку стула. Вероятно, мясник на кухне был лишь предлогом, и он не находил способа подступиться к тому, ради чего пришел, чувствовал неловкость, но и уходить не спешил. Он шарил глазами по комнате, по столу, искал, за что бы уцепиться и задержаться, и, наконец, остановился на грязной посуде.

— Почти каждое утро слуги повергают меня в уныние, — ответил я на его немой вопрос. — Я полон уважения и благодарности к вашей королеве, мне нравится этот замок и его достойные гости, ваша еда немного необычна для меня, но вкусна, даже снег поначалу радовал, но, любезный лорд Фишер, поверьте мне, слуги у вас... — я обхватил голову руками и потряс ею, выражая негодование.

— Почему бы вам не нанять служанку? — выпрямился лорд Фишер, воодушевленный продолжением беседы. — Женщины проворней справляются с такой работой. Мы довольны Аннет. Я мог бы поговорить с ней. Уверен, она бы согласилась поработать и у вас, — одарил он меня еще одной любезностью.

— Я благодарен за вашу заботу! Давайте сядем, лорд, — я занял место напротив гостя. Он отодвинул стул и тоже сел. — Привычки властвуют над нами. У нас в семье у всех мужчин слугами были и остаются мужчины. Я нахожу это правильным по многим причинам, и одна из них заключается в том, что я порой могу быть несдержанным, да-да, — я закивал головой, — а мое воспитание не позволяет никоим образом задеть женскую чувствительность или обидеть резким словом. С женщинами сложнее, не правда ли? — спросил я. Лорд Фишер утвердительно кивнул. — И, согласитесь, одна служанка у двух господ будет в два раза менее проворной.

— Это как раз поправимо, — ухватился лорд Фишер за мои последние слова, — Я собираюсь покинуть замок в ближайшее время. У моей жены есть своя служанка. Но я вас понял и не смею настаивать.

Лорд Фишер сложил руки в замок и потер большие пальцы друг о друга. Он все еще не высказал главного. Чего он хотел? Ведь не забота о моем комфорте или желание пристроить свою служанку привели его сюда. Деньги? Но я ни разу не слышал, чтобы его называли мотом, скорее наоборот; он не игрок и не задолжал никому, по крайней мере, я о таком не знал. Никаких любовных страстей, требующих средств, за ним не замечали. Если он в самом деле пришел за деньгами, то почему ко мне? С таким деликатным вопросом не обращаются к малознакомому человеку. Для этого нужна или бестактная смелость, или крайняя нужда. Я мог бы сослаться на необходимость как можно быстрее переговорить с мясником и выпроводить его, но мне стало любопытно.

— Чай или, может, бренди? — предложил я и поднялся, но гость протестующе замахал рукой и задел поднос с посудой. Бокалы зазвенели, лорд Фишер спас их от падения и сдвинул поднос в сторону. Он увидел шкатулку и игральные кости и нервно потер губы.

— Игры. Жалею, что так и не научился играть, — вздохнул лорд Фишер. — Говорят, это так увлекательно! А сейчас, когда в замке заняты гостями из Бингтауна, это развлечение стало еще популярнее. А вас называют самым приятным игроком. И вашу компанию.

Хорошо, что лорд Фишер не мог увидеть мою внутреннюю ухмылку, не слышал, как я щелкнул языком от удовольствия: наконец все прояснилось. Вот она, истинная причина его визита!

— В азартных играх приятный игрок тот, кто часто проигрывает, — засмеялся я. Лорд Фишер стушевался. — Но что за сожаления? Я буду рад, если вы составите нам компанию. Сегодня же приходите, если вечером вы свободны.

— Я не занят сегодня. С удовольствием приму ваше приглашение, — воодушевленно заверил лорд Фишер и поднялся.

— Прекрасно. Я сам могу быть вашим наставником в этом нехитром учении, если пожелаете, конечно, — предложил я. — Надеюсь, ваша супруга тоже окажет мне честь.

Лорд Фишер с таким удовольствием расправил плечи, что серебряные пуговицы напыжились, норовя вырваться из петель камзола. Его лицо приобрело обычную уверенность, даже следов неловкости не осталось во влажных, почти черных глазах. Он был доволен и не пытался скрывать это. Доволен не столько мной, сколько собой. Я уже не сомневался, что он выполнял просьбу своей жены. Он пришел сюда, почти не веря в успех, но добился его. Старлинг... Это Старлинг хотела оказаться в гостях у лорда Голдена. Я вспомнил, как когда-то в Джампи захлопнул дверь своего дома у нее перед носом. Ну что же, пусть сегодня будет иначе.

Я проводил лорда Фишера до двери и, когда он учтиво раскланялся на прощание, еще раз пригласил:

— Жду вас!

Когда я зашел на кухню, сын мясника сидел за пустым столом. Он с готовностью поднялся и поприветствовал меня. Мы прошли вглубь помещения к столу для разделки мяса. Большерукий парень развернул ткань и показал освежеванного и выпотрошенного барашка. У закопченного котла главная кухарка с суровым видом выговаривала поваренку. Она повернулась, спиной почувствовав чужаков в своих владениях, протопала к нам и подняла усталые глаза на меня, ожидая распоряжений.

Лорд Голден не докучал кухню своими капризами, но кухарка, несомненно, была о них наслышана. Я не забыл, что эта женщина всегда отличалась острым, как ее ножи, языком и могла осадить любого, кто пытался своими советами поставить под сомнение ее мастерство, но сейчас она предпочла просто спросить: " Что вы хотите?"

— Подождите, — махнул я рукой. — Вот остаток за мясо, — я отсчитал монеты для мясника и положил на край стола. — Разделаете тушу — получите еще одну.

Парень кивнул и стал расстегивать куртку. Невысокая плотная девушка подбежала на зов кухарки и протерла ножи и топор.

— Мякоть нарежьте на небольшие куски и тушите в вине. Мальчик принесет его вам. Ноги нашпигуйте чесноком, хорошенько натрите специями, поставьте на холод на несколько часов, потом зажарьте, — отдавал я указания, а женщина кивала. — Ах да, — я развязал суконный мешочек со специями и другой — с крупными разноцветными горошинами перца, — когда тушеное мясо будет почти готово, нужно размолоть все это и добавить в котел. Добавить все, что здесь есть.

Она взяла мешочки и понюхала, затем достала несколько горошин и помяла их в пальцах. Горько-пряный запах забрался в нос.

— Я поняла, что вы хотите. Успею к ужину, — заверила кухарка, лизнула пальцы, судорожно вдохнула да так и не закрыла рот, прерывисто выталкивая воздух из груди. Видимо, ей попалась красная жгучая горошина. В ее глазах я превратился в безумца.

— Спасибо, Сара, — я попытался скрыть улыбку.

Ох! Она уже пришла в себя, поправила сбившийся на глаза колпак и прищурилась, будто силилась разглядеть в моем лице что-то неуловимо знакомое. Звуки собственного имени, так привычно произнесенные заезжим чужестранцем, заносчивым лордом, которого не могли интересовать такие пустяки, как имена прислуги, смутили ее. Я кивнул головой и резко повернулся. Глупо опасаться, что Сара разглядела во мне бледнолицего мальчишку, приходившего когда-то за едой для умирающего короля, но чего не бывает?

— Лорд Голден! — крикнула она, когда я уже шел между столами. — Только пришлите за мясом своего слугу, Тома. Мальчик не донесет.

Двое стражников, гревших руки о бока огромных чашек, повернули обветренные лица в мою сторону. Краем глаза я отметил, как их губы растянулись в одинаковой ухмылке. Во мне заерзал шут. У него уже были готовы насмешки, и сейчас он мог споткнуться и задеть стол так, что дымившийся чай пролился и обжег бы стражникам пах. "О, как горячо у вас в штанах!" — воскликнул бы шут и скрылся, пока они, злобно шипя и грязно ругаясь, отряхивали бы мокрую одежду. Лорд Голден лишь приподнял подбородок и вышел, даже не взглянув в их сторону.

Ярость во мне требовала действия. Я пнул каменную ступень и зашипел от боли. Что еще я мог?

Предложи людям тайно осмотреть чужой дом, и найдется множество тех, кто первым делом отправится в спальню. А если она закрыта, то любопытство многократно возрастет, а фантазия дорисует то, что не увидели глаза. Спустя некоторое время человек будет уверен, что точно знает цвет чужих простыней и ширину чужой кровати.

Никто не помышлял, что лорд Голден сам наводит порядок в своей спальне. Мальчик— слуга растапливал там камин, а свежее белье приносила прачка и оставляла его в гостиной. Беспрепятственно, и не только для уборки, допускался в господскую спальню, очевидно, только личный слуга. Том. Фитц. Подобные толки и взгляды, порой откровенные, но чаще усердно скрываемые, я ловил и раньше, сразу после приезда в замок Сивила, но, как хорошо промасленная кожа отталкивает влагу,, не пропускал их внутрь. Я надеялся, что и Фитц заслонился подобным образом. Я ошибся. В отличие от меня, он не был готов к таким измышлениям. А после его обвинений я сам лишился этой защитной пленки, но винить в этом кого бы то ни было — бессмысленно.

Фитца я встретил в гостиной, когда вернулся из кухни. Он стоял на коленях перед камином и выгребал золу. Увидев меня, он поздоровался и поднялся. Его испачканные руки застыли, он взглянул на них, как на что-то неуместное, спрятал за спину и спросил, какие будут указания. Я отпустил его до ужина. Он сжал губы и кивнул. Стараясь не смотреть в мою сторону, закончил с камином и ушел.

Мне было тяжело видеть, как мое отчуждение ранит его, но оно — щит, а не меч, и я защищался, а не нападал. Я думал, что доверие между нами выдержит любой напор извне и пропустил тот момент, когда моя искренность стала Фитца тяготить.

Зависимость — это тяжелые оковы. Они натирают ноги, но еще больший след оставляют в душе.

Когда-то король Шрюд дал мне кров и свою защиту. Я оказался в его власти, но принял такое положение без терзаний, как любое живое существо, жаждущее прежде всего выжить. Я был готов выживать любой ценой. Но мое безропотное смирение не толкнуло короля воспользоваться своей властью, он принимал его с досадой и, как мне казалось тогда, с толикой брезгливости. Несмотря на это, я неотступно вертелся у его ног, но вряд ли походил на щенка, который радостно виляет хвостом и лижет руку хозяина. Во мне таилось другое животное, осторожное, загнанное и злое одновременно, ожидающее в любой момент раздраженного пинка. Какова же была моя растерянность, когда я стал замечать, что король пристально наблюдает за мной. Однажды, обхватив мой подбородок и дернув его вверх так, что шея натянулась и заныла, он вперился в мое лицо. Мне хотелось вырваться и бежать или хотя бы закрыть глаза, но я не мог даже пошевелиться. Вторая рука короля мягко легла мне на плечо, успокаивая, и он нырнул в мои глаза. Я не дышал, я хотел бы остановить стук сердца и бег крови, чтобы не выдать себя кому-то, кто вдруг оказался во мне, застыл и разглядывал, пока пустое лицо передо мной беззвучно шевелило губами. Мне казалось, что прошло полжизни, прежде чем я всхлипнул, выпуская, наконец, воздух, и дернулся. В этот момент король вернулся в себя. Он потер рукой глаза и потянул меня к себе. Мой лоб уткнулся в колючее сукно его простого камзола, большая теплая рука гладила меня по затылку. В ушах у меня пульсировало и шумело, но я расслышал: " Прости. Прости мое любопытство, мальчик. Не бойся". Все еще удерживая мою голову, он устало произнес: "Как же тебя зовут?" Его вопрос был обращен к чему угодно в этой комнате — столу, чернильнице, гусиным перьям, солнечным пятнам на полу, но не ко мне. Смущение, страх и ликование вспыхнули во мне и боролись за первенство. "Шут", — произнес я, подняв глаза на отступившего к окну короля. От неожиданности он приоткрыл рот и пощипал губу, но поняв, что я отвечаю на его вопрос, хмыкнул и помотал головой." Хорошо", — только и сказал он, дал мне знак выйти и отвернулся.

В тот момент оковы не пропали, но они словно сделались легче и не мешали мне почувствовать искреннюю привязанность к королю и показать ее.

С Фитцем было иначе. Если моя зависимость от короля была очевидной нам обоим и касалась скорее физической стороны существования, то о моей нужде в Фитце, знал лишь я один. Полотну мира, которое я ткал, не хватало прочной основы, чтобы оно не распадалось, едва я убирал руку. Появился Фитц и стал той нитью, за которую цеплялись все остальные, держались и складывались в нужный узор. Я мог вновь соединить любые порванные нити, изменить их плетение и цвет и получить новый орнамент, но одно должно было оставаться незыблемым — Фитц, мой Изменяющий. Человек, который был важен для меня так же, как я сам. Я мог покончить с шутовством, но перестать быть Пророком — не мог.

Опрометчиво открывать человеку, какую власть он имеет над тобой. Ни один из моих предшественников, чьи истории я читал, не доверил всю правду Изменяющему, оберегая себя и свое дело. Я понимал, что это мудро, но чувствовал какой-то изъян в этой мудрости, а может, тщеславие толкало меня сделать иначе, по-своему. Не знаю. Но сомнение зародилось почти сразу, как я увидел мальчика, с которым собирался связать свою жизнь.

Я долго приглядывался, тайком и открыто, кривлялся и дразнил его, испытывая и привлекая внимание, и видел недоумение, порой — растерянность. Он не желал, или не спешил подружиться со мной, но не показывал ни страха, ни брезгливости, как другие дети. Я ждал, когда он подрастет, чтобы заглянуть ему в глаза и не испугать, не оттолкнуть. Ждал, чтобы увериться, что не ошибся: мальчик-конюх с соломой в нечесаных волосах, в заношенной куртке и сапогах, испачканных навозом, обладает благородством и умом своего деда-короля. А еще одиночество... Оно поселяется во взгляде и ищет такой же взгляд. Любой, кто знаком с ним, безошибочно его распознает. Фитц и я — мы были очень одиноки, но, спустившись на кухню за завтраком для короля, я обнаруживал среди стражников мальчишескую фигуру и вспоминал, что в его возрасте мать наливала мне молоко по утрам, а отец учил стричь овец. Мое одиночество длилось дольше, но оно не началось так рано...

Все это время Фитц жадно искал тех, кому был бы нужен, и единственным, в ком он не сомневался, оказался щенок. Больно было это видеть. Именно тогда я захотел, чтобы он знал: есть человек, для которого он ценен, как никто другой, сейчас и всегда.

Придумывать каламбуры и остроты было проще, чем найти верные слова и объяснить, кто я, и кем для меня был он, и не оказаться при этом безумцем в его глазах. Я старался...

Фитц так и не поверил в мои идеи, но он доверял мне. Я называл его своим Изменяющим, наполняя это слово всеми известными мне смыслами, а он хотел быть мне другом и считал другом меня. Что мне было еще желать? Как и в случае с королем Шрюдом, я не прятал от Фитца свои чувства.

В тот злосчастный день Фитц застал меня врасплох, безоружным. Когда я понял, каких объяснений он требует, то поначалу даже усомнился в своем рассудке. Он знал, как важен для меня, но тогда его интересовала лишь одна грань любви. Это чувство всегда имело для него точный рецепт, как пирог Сары на праздник зимы. Вкус моего пирога был прежним, но горчил на губах Фитца, и он дабивался признания, не добавил ли я лишнюю щепоть корицы.

Я пытался не начинать этого разговора вовсе, даже потом у меня хватило бы сил отстранить его, оттолкнуть, если потребовалось бы, и закрыть за собой дверь, но злость, пока еще тихая, уже заклокотала внутри. Я слушал его и ясно видел, куда он идет и что стремится найти в конце пути.

Слова о безграничной любви, сказанные без всякого сомнения, вынесли мне приговор: я был виновником всех тех домыслов, от которых Фитц страдал. Он хотел знать причину, предполагал, где ее искать и, наконец, получил доказательства.

Фитц услышал тогда больше, чем хотел.

Когда я договорил, его лицо и фигура уже расплылись у меня в глазах, а спустя мгновение, исчезли. Я стоял, окруженный каменными стенами дома. Земля под ногами дрожала. Неведомая стихия ревела и билась снаружи. Хаотичными ударами она нащупывала уязвимое место моего дома. Крупный камень в одной из стен раскололся , посыпались осколки, трещины лучами расползлись по стене. Я забыл про опасность и страх, я стоял, ошеломленный, и не мог поверить, что стена, которую я строил дольше остальных, подбирал камни, тщательно укладывал и укреплял раствором, рассыпается первой. Пыль лезла в глаза, каменная крошка ранила кожу. Я попятился, закрывая лицо и голову руками, и провалился в темноту. Очнулся я уже в своей постели...

Фитц ошибался, думая, что обида заставляет меня держаться холодно и отстраненно. Обида быстро ушла, но забыть, каким жалким я был, не удалось. Отменить нанесенный урон не возможно, но, если его причиной Фитц видел мою искренность, то я обязан не допускать ее впредь, и твердо следовать выбранной роли. Господин и слуга.

Весь день я отдавал распоряжения, а Чар занимался приготовлениями: сбегал в город за свечами, натер до блеска посуду, раздобыл у экономки свежую скатерть и салфетки, вытер пыль с бутылок вина.

К тому времени, когда на вечернем небе ярко загорелись звезды, камин в гостиной обдавал жаром, свечи заняли места в канделябрах, на зеленой скатерти поблескивали столовые приборы и бокалы.

Я слышал, что Фитц вернулся к себе через потайной ход. Он вышел в гостиную и растерянно огляделся, не находя себе применения. Я отправил его на кухню за готовым мясом, как и просила Сара.

Пока в большом зале замка королева, Дьютифул и Чейд за трапезой с Сериллой договаривались о взаимовыгодной торговле, гости замка, не обличенные высшей властью, развлекались сами.

Сара в точности исполнила все указания, и я впервые за... очень много лет так ясно ощутил вкус из детства. Моя мать всегда готовила такое рагу на праздник Лозы, когда поспевало первое вино. Белое кислое вино и десять специй — весь секрет. Нам, детям, накладывали один половник и давали виноградный сок, у взрослых дымились полные миски, а запивали они красным вином из прошлогодних запасов, специально хранившееся для этого случая.

Чара я отпустил: было поздно и компания собралась не большая. Фитц отодвинул стулья, помогая гостям сесть, нарезал мясо, разлил по бокалам вино — старался прилежно исполнять роль слуги. И избегал смотреть в мою сторону. Пока в нем не было нужды, он скрывался в своей комнате. Я не возражал.

Гости хвалили еду, третья бутылку вина опустела. Мы коснулись всего, что принято обсуждать в таком кругу: погода и политика, торговля и охота. Еще вина — и собеседники станут откровеннее и заговорят о вещах более личных.

Голубое платье леди Глэд было самым ярким пятном за столом. Оно оттеняло ее волосы с легкой рыжинкой и медовую кожу. Девушка еще не допила второй бокал вина, а щеки ее уже зарделись. Эта юная леди — самая удивительная обманщица, которую я встречал, и она — моя лучшая партнерша в танцах. Казалось, она противится любому энергичному движению, но стоило зазвучать музыке, а партнеру — положить руку ей на талию, она становилась воплощением страсти, чуткости и податливости. Ее тело неосознанно дурачило всех.

Леди Глэд сидела почти не шевелясь, положив руки на край стола и подавшись немного вперед, так, что грудь касалась кистей. Только взгляд следил за тем, кто в этот момент говорил.

Лорд Кошес* занимал место напротив леди Глед. Будь этим мужчиной я — постарался бы оказаться у нее по левую руку: бросать взгляд туда, куда смотрел он, было бы удобнее. Он был увлечен, ревнив, и плохо танцевал. Он бы мог невзлюбить меня, но его ум и наблюдательность подсказывали ему, что наша с девушкой симпатия друг к другу не может зайти за опасную для его чувств черту. Лорда Голдена можно было заподозрить лишь в дружеской расположенности, а леди Глэд больше остального ценила мое умение вести в танце. Хм, однажды я даже спросил себя, почему не интересен ей, и посмеялся над своим тщеславием.

Имя как нельзя лучше подходило лорду Кошесу: он хоть и был влюблен, не торопился сделать леди Глэд своей супругой. Недавно, любуясь на баккипской пристани новенькой трехмачтовой шхуной "Золотая лань", из разговора матросов я узнал, что лорд Кошес явился на корабль сразу по его прибытию и по-хозяйски прогулялся с капитаном по палубе.

— Он и станет хозяином, как только женится на младшей дочке лорда М, — предрек коренастый розовощекий паренек.

Видимо, все об этом знали, потому что никто не проявил любопытства, только бородатый остряк заметил:

— Сомневаюсь, что у лорда Кошеса будет самая красивая жена, но у нашей "Лани", точно, будут самые лучшие паруса в Шести Герцогствах.

Кто-то один рассмеялся, остальные согласно закивали. Слава о льняных тканях, сотканных в мастерских лорда, не обошла стороной любого, кто впрягся в морскую работу.

Лорд Кошес пытался сравнить вещи трудноизмеримые: чувства к леди Глэд и скромная выгода от брака с ней лежали на одной чаше весов, на другой — великолепный корабль и возможность стать самым богатым родом в Шести Герцогствах, к которым прилагалась неизвестная мне девушка, не тронувшая его сердце. Обязательства перед семьей и внезапная любовь.

Сегодня лорд Кошес пил больше обычного. Темные круги под глазами и возбужденный блеск глаз придавали его лицу зловещую притягательность. Видимо, сон покинул его. Две страсти тянули его, каждая в свою сторону, но, по крайней мере в этот вечер, он предпочел леди Глэд и ее декольте. Заметно это было не только мне. Кто знает, какие уловки припасла соперница?

По правую руку от юной леди сидел ее брат — лорд Эдванс. Уклоняясь от внимания дам, он любовался, как танцует сестра, и замечал, кто наблюдает за ней. Если бы не явное сходство, его можно было бы принять за подозрительного, но заботливого мужа. Нежная любовь к сестре проскальзывала в мелочах: теплая шаль, накинутая на плечи, место поближе к камину в Большом зале, или это роскошное голубое платье. Я видел его, почти готовое, когда забирал у портного свой камзол. Тончайшая шерсть из Горного королевства и джамелийское кружево с золотой нитью были лорду Эдвансу не по карману, однако же моя гостья надела сегодня именно это платье, и она выглядела восхитительно. Теперь я был уверен, зачем лорд Эдванс сел с нами за игральный стол, хоть никогда этого не делал, и куда он потратил выигрыш. Интересно, чего он хотел больше: порадовать сестру или приукрасить истинное положение дел в их имении? И знала ли об этом леди Глэд?

Лорду Эдвансу было непросто поладить с собой. Он должен был найти сестре удачную партию, но ревностно относился к ее поклонникам. Вот и сейчас, перехватив откровенный взгляд лорда Кошеса, поджал красивые губы и ухватился за бокал.

Он мне нравился. Я выпил вместе с ним.

Старлинг, леди Старлинг с ленивым интересом посмотрела на лорда Эдванса и тоже пригубила вино. Она, единственная из всех гостей, была в этой гостиной впервые. Ей понравилось все, что предстало перед глазами, и она любезно сказала мне об этом, как только вошла и огляделась. Я не заметил в ней той неловкости, которая бывает, когда рядом находится женщина много моложе и к тому же привлекательная. Старлинг мило беседовала с мужчинами, а леди Глэд одаривала доброжелательным взглядом. Иногда ее глаза рисовали незримую линию между мною и леди Глэд, она задумчиво водила пальцем по приоткрытым губам, строя догадки,почему именно эта девушка оказалась здесь. Наверное, ее выводы были забавнее, чем я себе представлял.

Но сама комната интересовала Старлинг больше, чем собравшиеся в ней люди. Три закрытые двери прятали секреты лорда Голдена, но попасть туда она не могла и искала разгадки среди предметов, доступных ее взору. Подсвечники на камине, маленькие подушки на креслах, широкие подлокотники этих кресел, плотный ворс ковра были, конечно же, свидетелями и сообщниками различных утех, о которых перешептывались в замке. Она рассматривала вещи так рьяно, словно пыталась расшевелить их взглядом, чтобы они очнулись и заговорили. Сейчас ее манила дверь, за которой скрылся Фитц.

Лорд Фишер был самым крупным мужчиной в нашей компании. Рука жены утопала в его ладони, когда он рассказывал, как, возвращаясь из поездки, услышал и записал для леди Старлинг невероятно красивую любовную балладу. Он с предвкушением оглянулся на небольшую арфу, которую принес с собой и положил на чайный стол. Гордость за жену делала его плечи шире. Глаза тепло поблескивали, хоть еще несколько дней назад супруги обменивались ледяными взглядами. Я не знал, что было причиной их ссоры, и кто ее затеял, но сейчас лорд Фишер выглядел провинившимся юнцом, который не искал оправдания, но всеми силами пытался вернуть прежнее расположение. Его рука искала встречи с пальцами жены, он не пропускал ни единого ее слова, поворачиваясь к ней всем телом. Был в нем какой-то воинственный азарт, словно он собирался заново завоевать крепость, которую покинул по досадному недоразумению. Открытость и напор, с которыми он двигался в сторону примирения, не раздражали Старлинг, а тешили ее самолюбие. Меня такая смелость немного удивила, но больше — восхитила. Пожалуй, лорд Фишер был самым меньшим лжецом из всех, кто сидел за столом.

Я взглянул на опустевшие бокалы и поднялся за новой бутылкой. Фитц, почувствовав или каким-то обазом увидев мои намерения, вышел из своей комнаты и опередил меня. Он откупорил бутылку, но помедлил, оглядывая стол. На подносах еще оставались куски мяса, но никто не смотрел в их сторону. Последними глотками вина запивали сыр и паштет из оленины. Фитц гладил пальцами темное стекло и не мог решить, что следует сделать в первую очередь: разлить вино или убрать подносы с недоеденным мясом. Все были сыты, и я предложил:

— Нас ждут изумительные пирожные! Я бы хотел забрать вашу кухарку с собой, но тогда жизнь в замке потеряет сладость. Печально.

Гости улыбнулись каламбуру и стали отодвигать использованную посуду.

— Можно убирать, — кивнул я Фитцу. Он поставил бутылку на стол и потянулся за моей тарелкой.

— Вы уезжаете? — спросила леди Глэд, плавно разворачиваясь ко мне.

Рука Фитца застыла, сжимая край тарелки. Не застегнутая пуговица на камзоле сдвинулась в сторону, когда он глубоко втянул воздух, и замерла на мгновение, ожидая выдоха. Он склонил голову и опустил веки, пытаясь скрыть устремленный на меня взгляд.

— Уезжаю. Думаю, в начале весны. Долг, — коротко объяснил я, избегая вопрошающих глаз Фитца.— Как и у всех.

— Конечно, — с пониманием кивнула головой леди Глэд, — но очень жаль.

Лорд Фишер сам подал посуду слуге. Фитц поставил ее на поднос и подошел к Старлинг. Ее рука лежала так, что забрать тарелку, не коснувшись пальцев, было невозможно. Я видел, как он колебался, переступая с ноги на ногу за спиной Старлинг: двинутся дальше или подождать, пока она уберет руку? Он не стал задерживаться и повернулся к соседу Старлинг, лорду Кошесу.

Лорд Эдванс рассказывал про сладости горцев: различные орехи и сушеные ягоды перетирались и перемешивались с медом. Из этого делали шарики и обваливали в маке.

— Это так вкусно! — мечтательно подтвердила сестра, не глядя подвигая посуду наклонившемуся Фитцу. — Неужели кухарка ни разу не готовила их для королевы?

Гости были заняты разговором, никто, кроме Старлинг, не обращал внимания на слугу. Она следила за Фитцем взглядом сытого хищника, кошки, которая наблюдает за птицей в клетке. Птица для нее — не добыча, но все равно — жертва, или потеха для хозяина, как теперь. Хозяином был я.

Потяжелевшие в одно мгновение плечи потянули тело вперед. Противясь этому движению, я откинулся на спинку стула и сжал рукой подлокотник. Бокал, темный в середине, по краям горел кровавым светом, когда я покручивал его перед глазами. Сквозь стекло я смотрел на своего слугу.

Нет, Фитц — не птица. Он был волком, запертым в клетку. А мог бы вести стаю. Мог бы сейчас ужинать в Большом зале после переговоров, сидеть во главе стола и сам подливать своей королеве вино в кубок. Думал ли он об этом? Однажды его сумели убедить, что это возможно. Безумцы так распаляли честолюбие обиженного мальчика, что он вспыхнул и поджег все вокруг. Все, что только тлело, и могло потухнуть само по себе, запылало. Я был бессилен. Он чудом уцелел, но, похоже, его честолюбие сгорело тогда дотла.

О чем он думал сейчас, наливая вино в мой бокал? Мой Изменяющий, мой непризнанный принц, мой слуга.

Когда мы с Чейдом обсуждали план, я не помышлял, насколько болезненным будет для меня видеть Фитца в его роли. Шутками и иронией я убеждал себя и давал понять Фитцу, что это — всего лишь нелепая игра, которая может быть забавной. Но теперь все обернулось еще хуже, так, как я не мог себе представить: маски закрывали наши лица даже тогда, когда нужды в лицедействе не было.

Без сомнения, в мастерстве лжи мы превзошли всех моих гостей.

Я ждал, что Фитц сам потребует у Чейда избавить его от службы у лорда Голдена. И у меня нашелся бы десяток доводов, почему это необходимо, но такого разговора не было. Думаю, Фитц уверен, что подобная просьба обидит меня. Я помогу ему.

Королева обрадовалась, когда узнала, что Фитц возвращается в замок, но возмутилась — в каком качестве. Тогда нужно было спешить, и она нехотя приняла наш план. Если я сейчас обращусь к ней за толикой сомнительной справедливости, которую она может дать одному из Видящих, то обрадую ее. Интересно, заметил ли этот Видящий, что для Кетриккен он давно уже стал особенным Видящим?

Фитц, заменил догоревшие свечи, разлил вино по бокалам и водрузил поднос с пирожными на середину стола, а Старлинг так и держала в полу объятии свою тарелку. Поправляя прическу она покосилась за спину, где терпеливо ждал Том Баджерлок, готовый услужить хозяину и прилежно выполнить свою работу.

Шут опять звякнул колокольчиками и заерзал, просясь на волю. Он подначивал меня: " Смотри, как кошка дразнит птицу! Просовывает лапу между прутьями клетки и выпускает когти. Я бы потянул ее за хвост." Наконец, догадка оживила лицо Фитца, его губы зашевелились, словно вели безмолвный спор. Он одернул куртку и поправил ремень, пригладил волосы. Такая юная решительность была в этих движениях, что я невольно усмехнулся.

Фитц подошел к столу и взялся за тарелку. Его запястье оказалось в раскрытой женской ладони. Не взглянув на склонившуюся фигуру, Старлинг сжала руку Фитца, а ее большой палец пополз под рукав его куртки. Нужно признать — она неплохо знала Фитца и была уверенна, что ее провокация останется безнаказанной. Я потешался, прикрывая ладонью губы, и не ожидал, что Старлинг, освободив Фитца, вскинет глаза прямо на меня. В них читались досада и неловкость. Представление не предполагало зрителей. Мои гости увлеклись сладостями и беседой, подносы, блюда, бокалы загораживали место действия, но я увидел то, что не должен был увидеть. Старлинг это заметила и смутилась. Ее долгий прямой взгляд призван был сбить с толку лорда Голдена, не имевшего представления, какие отношения связывали его слугу и королевского менестреля. Знала бы Старлинг...

-... ждете? — голос леди Глэд вернул меня за стол в круг разговора.

— Простите, порой мысли увлекают меня слишком далеко, — объяснил я свою невнимательность. — Что вы спросили?

— Вы кого-то ждете? — повторила она вопрос, кивая в сторону чистых приборов по левую руку от меня, так и не дождавшихся гостя.

— Уже нет, — я приказал Фитцу убрать ненужное, после чего он может быть свободен. — Признайтесь, леди, вы умеете читать мысли? Я как раз думал, почему лорд Брэнч проигнорировал наше общество. Вчера днем он был готов составить нам компанию, но, как видите, не пришел.

— Он не предупредил вас? — удивилась леди Глэд. — Не обижайтесь, лорд Голден! Кёли уехал сегодня с первыми лучами солнца. Он очень спешил, — зачастила девушка, защищая кузена.

— Ну что вы! Это не повод для обиды. Кёли*? — улыбнулся я, вспоминая пшеничные кудри лорда.

— Мы его так с детства зовем, — вмешался лорд Эдванс. — Волосы как шерсть у наших барбетов*, ныряет и плавает, как эти водные охотники. Даже дядя согласен, что Кёли — самое подходящее имя для него. Во всяком случае, лучше, чем Брэнч.

— Далеко не каждый ребенок при рождении наделен такими яркими чертами, чтобы безошибочно выбрать ему имя, — заметила Старлинг.

— Ваши родители не ошиблись, — подал голос почти весь вечер молчавший лорд Кошес.

Старлинг пожала плечами: решайте сами, так ли это. Наклонившись, чтобы плечо супруга не заслоняло ее, она повернулась ко мне.

— Я имела в виду лорда Голдена. — Старлинг посмотрела на меня в упор. — Вашим родителям не пришлось долго выбирать? Наверное, одного взгляда хватило, чтобы нашлось имя?

— Вы про мой цвет? — предположил я. Она кивнула. — Может, так. А может они именем хотели обозначть мою ценность.

— Все дети дороги родителям, — назидательно проговорила леди Глэд.

— Хм. Пусть так, — согласился я. — Но мои, вероятно, хотели, чтобы все, только услышав имя, понимали насколько я дорог.

— Вы поссорились с родителями? — мое шутливое толкование девушка приняла всерьез и сделала неожиданный вывод. И получила за него осуждающий взгляд брата.

— Неет! Напротив. Я скучаю. Мы давно не виделись. — И, чтобы сгладить ее неловкость, сам полюбопытствовал. — А куда же так спешил лорд Брэнч?

На этот раз леди Глэд не спешила с ответом. Она покосилась на брата, губы ее подрагивали.

— Домой. Вчера вечером ему передали письмо. Леди Флейм, его жена, неделю назад родила первенца. Утром кузен уже был в пути, — ответил лорд Эдванс и тронул пальцы сестры, как бы извиняясь.

— Мальчик или девочка? — поинтересовался лорд Фишер.

— Дочь. Он назвал ее Силклэйс*, — не удержалась леди Глэд.

— Красивое имя. Но как же! — воскликнул я. — Лорд Брэнч выбрал его, не увидев ребенка?

— Зато имя многое говорит об отце. Вы, лорд Голден, — усмехнулся лорд Кошес, — наверное, не знаете, как он любит свое шелковое кружево, — сделал паузу и добавил, — и по какой цене бингтаунский торговец согласился его купить.

— Обязательно поинтересуюсь, — пообещал я и поднялся. — Значит, лорда Брэнча можно поздравить дважды.

Бутылки бренди стояли на каминной полке. Я заметил, что немного согретый напиток становится еще ароматней. Четыре кресла окружили низкий чайный столик. Я сдвинул два из них, освобождая место, и пригласил гостей. Дамы устроились поближе к камину, лорд Эдванс примостился на широком подлокотнике рядом с сестрой, лорд Фишер взял арфу со стола и поставил ее у ног Старлинг. Ни он, ни лорд Кошес не садились в пустующие кресла, наблюдая за моими движениями.

Пока я открывал и разливал по бокалам бренди, мне вспомнилось, что где-то в недрах сундука лежит коробка, которая путешествовала со мной из Джамелии. Я нашел ее и поставил на стол, бросил маленькие подушки для ног на ковер и уселся на них, предлагая лорду Кошесу и лорду Фишеру свободные кресла.

— Это самое удобное положение, не сомневайтесь, — опроверг я неловкость, с которой они посмотрели на меня, и подвинулся к столу. Старлинг одобрительно улыбнулась. Ее взгляд медленно спустился с моего лица вниз, и остановился на руке. Я нервно сглотнул. Проклятье, как можно так забыться? Снять одну перчатку, не собираясь снимать другую. Конечно, Старлинг заметила эту странность. Пришлось приложить усилия, чтобы не спрятать руку куда-нибудь, хоть под стол. Глупое желание. Догадывалась ли Старлинг, насколько близко она подобралась к истине? Если какая-то черта Голдена казалась ей раньше смутно знакомой, то рука, одна, которую лорд всегда скрывает в перчатке, может связать разорванные нити и обнаружить обман. У Старлинг хватит ума догадаться, кто я. Или я преувеличиваю опасность?

Я ведь мог не приглашать лорда Фишера и избежать теперешнего волнения, но мое любопытство родилось вперед меня и, по-старшинству, лезет в мою жизнь. Криво усмехнувшись умению оправдать свою глупость, я открыл коробку и предложил:

— Давайте предадимся детским забавам и построим башню. Это любимая игра нынешнего джамелийского сатрапа.

— А разве сатрап еще ребенок? — удивилась леди Глед.

— Давно не дитя, — я укладывал деревянные бруски по три, каждый верхний ряд перпендикулярно предыдущему. — В Джамелии родители поощряют такое занятие своих чад, особенно мальчиков. Простая игра заставляет смотреть на вещи со всех сторон, приучает к терпению и осмотрительности и тренирует точность рук. Юный сатрап очень хорошо ее освоил, впрочем, как и многое другое, чему обучался.. В нем заложено множество талантов, но я не знаю никого, кто был бы так изобретателен в развлечениях. Так вот, однажды он вспомнил про башню, и вся молодежь во дворце увлеклась зодчеством, — я уложил последний брусок на вершину постройки.

— Башня готова, — лорд Фишер обежал всех глазами, ища поддержки своему удивлению. — В чем смысл игры? И интерес.

Я не врал: эта игра была известна у меня на родине и в Джамелии. Сатрапа Касго увлекли ею в детстве, а позже он сделал ее популярной во дворце. Но мои гости не слышали о ней.

— Смысл игры — сделать башню как можно выше, придать ей легкость и изящество, пустить воздух внутрь. Но кирпичики для строительства нужно доставать из самого здания, — я замолчал, дожидаясь понимающих кивков. — Так играют дети. Касго — тогда еще только наследник сатрапа — придумал новые правила и сам украсил некоторые бруски рисунками.

Лорд Кошес недоверчиво усмехнулся, а леди Глэд от любопытства подалась вперед.

— Эти правила были таковы, — продолжал я в тишине, только дрова в камине потрескивали, — что, каждый раз, когда придворные делились с сатрапом подробностями ночных забав юных вельмож, у него начиналась страшная мигрень. И эта хворь, вероятно, была очень заразной. Как иначе объяснить, что тут же головная боль настигала и этих придворных? Лекарь сатрапа посоветовал им простое и надежное средство от недуга.

— Молчание? — предположил лорд Кошес. Он мог бы собрать улыбки всех присутствующих, но его взгляд следил лишь за лицом леди Глэд, и поймал невесомое одобрение ее губ.

— Именно! — обрадовался я меткому юмору лорда Кошеса.

Любопытство и необходимость соблюсти приличия боролись внутри моих гостей. Прожив несколько лет в образе женщины, я научился хранить пикантные замечания в себе, избегая шутовских порывов. Лорду Голдену позволялись вольности в речах, но лишь в обществе мужчин. Сейчас у меня не было желания описывать ночные, и не только, похождения юной джамелийской знати. Даже если обойтись без подробностей, рассказ мог бы смутить леди, поэтому я предложил:

— Мы не будем следовать всем сатрапским правилам, не так ли? Главное я рассказал, остальное — во время игры. Попробуем? Ах да! Представьте, что у вас осталась лишь одна рука. Действуйте только ею и не надейтесь на помощь другой. Кто начнет?

Первым вызвался лорд Эдванс. Он аккуратно вытянул брусок из середины и положил его на верх башни.

— А теперь — пейте! — я протянул ему бокал. — Таково условие: удачный ход вознаграждается большим глотком бренди.

Игроки оживились. Лорд Эдванс отпил и вздернул брови, удивляясь крепости напитка. Он заметил, что такое правило со временем заметно усложнит задачу.

Мы сыграли несколько раз для тренировки, живо обсудили все нюансы. Пора приступать к настоящей игре на интерес. Сегодня победителю достанется бутылка бренди.

У каждого была своя манера игры. Леди Глэд долго нащупывала длинными пальцами бруски и медленно доставала подходящий, лорд Эдванс внимательно рассматривал башню и затем тянул подходящую деревяшку, лорд Кошес предпочитал выбивать кирпичик легкими ударами пальцев. Маленькая рука Старлинг почти не полагалась на зрение. Пальцы, которые привыкли слушать струны, пытались уловить звучание каждого бруска. Мы все замолкали, чтобы не помешать ей. Как сейчас. В полнейшей тишине Старлинг достала брусок с почти самого нижнего ряда. Она не скрывала удовольствия: на одной из граней желтел лимон. Всем игрокам полагалось сделать по три глотка напитка, а очередность хода менялась в противоположную сторону. Значит, ход вместо лорда Эдванса должен делать я. Но мне еще предстояло выполнить какое-то желание Старлинг. Она задумалась, перебирая пальцами незримые струны.

— Я полагаю, всем любопытно, — она обвела глазами ждущих и вернулась ко мне, — как вы стали друзьями с нашей королевой? Расскажите, лорд Голден. Уверенна, что это увлекательная история.

"Точно не такая увлекательная, как история вашего знакомства", — первое, что мне захотелось сказать, но я удержал паузу. Я сомневался, что кто-нибудь задаст лорду Голдену такой вопрос, но все же заранее позаботился об ответе.

— Мой отец, — начал я, — всегда стремился получить самое лучшее из того, что он может себе позволить. Наверное, он мечтал о живом корабле, но понимал, что это неосуществимо. Поэтому он сам отправился в путешествие, узнав, что в одной далекой стране он сможет найти дерево, которое уступает только тому, из которого сделаны живые корабли. И взял меня с собой. Мне было двенадцать. Хоть меня многому учили и учеба не была в тягость, мои представления о мире были однобокими и наивными, а веселая праздность уже начинала портить характер. Так считал отец. Мы прибыли в Горное королевство, — я замолчал, вспоминая наше с Кетриккен бегство. Старлинг сжала руки в кулаки и внимала каждому слову, готовясь, как мне показалось, поймать лорда Голдена на лжи. — О! Вы видели этот дворец? Я был поражен: настоящее жилище в кроне дерева. Эти лестницы к каждой ветке! Что может быть увлекательнее для мальчишки? — Старлинг разомкнула кулаки и уложила руки на подлокотники. Стоило добавить в ложь правдивых деталей, и она поверила мне. — Я не надеялся, что королевская дочь, красивая девушка, уделит внимание мальчишке. Но я был принят в разновозрастную компанию, иногда мы могли пошалить прямо во дворце, но чаще мне показывали разные интересные места в окрестностях Джампи. Когда мы с отцом покидали королевство, я мог бегло говорить по— горски и не снимал пестрый жилет из невообразимо яркой горской шерсти. Это один из самых незабываемых моментов моей жизни, я часто вспоминал его и ту свободу, которая мне была предоставлена.

Старлинг отвернулась от меня и задумчиво смотрела на огонь в камине. Она, я был почти уверен, ощущала морозный воздух гор и запах первых весенних цветов, пробившихся сквозь серые камни.

— Ваш отец купил тогда лес? — проявил деловой интерес лорд Фишер.

— Нет. Той же осенью королевская дочь должна была выйти замуж за вашего принца и получить в приданое лес. Но отец обнаружил там другой товар, и они договорились с королем.

Лорд Фищер кивнул, а я стал осматривать башню на столе. Мы сделали круг с половиной, когда лорд Эдванс достал "брусок удачи". В этот раз картинка — палочки корицы — обязывала всех выпить по глотку бренди, а исполнять желание выпало Старлинг. Лорд Эдванс попросил ее спеть и все одобрительно зашевелились. Лорд Фишер уложил арфу на колени жены и встал за ее спиной. Старлинг подвинулась на край кресла, распрямила спину и погладила шелковые струны.

— Я не могу совладать с собой,

Ничто не может меня увлечь, — запела она.

Ее голос царил над всеми и всем в этой комнате. Я давно не слышал его так близко. В горах — последний раз. И тогда Старлинг пела хорошо, но теперь голос стал немного ниже и приобрел глубину. Лорд Фишер иногда шевелил губами: видимо, это была та самая баллада, которую он привез.

"Леди у окошка

Сидит, как снег бела,

Кузнец глядит в окошко,

Черный, как смола..."

Леди Глэд прислонилась головой к боку брата, а он поправил шаль на ее плече да так и оставил там руку, лорд Кошес тоскливо смотрел на эту руку, на пальцы, теребящие бахрому шали, на перстень, бросающий золотистый отблеск на шею леди Глэд, на ее шею.

"Девица стала мухою,

Стал пауком кузнец,

И муху паутиною

Опутал наконец".

Старлинг прижала рукой струны, принуждая их замолчать, и поставила арфу у ног. Я поблагодарил ее за чудесную песню. Лорд Фишер присел на корточки у стола. Башня была высокой и хрупкой, а он не самым ловким игроком. Мне кажется, мое предчувствие разделяли все: сооружение рухнет и победа достанется лорду Эдвансу. Но лорд Фишер сделал удачный ход, башня устояла, был мой черед надстраивать ее.

Весь вечер, с того момента, как лорд Фишер зашел в гостиную, широко улыбаясь, бережно обнимая арфу, я испытывал своеобразную неловкость перед ним, скорее даже — вину. Тщеславие убедило меня, что он слишком прост, его слова и реакции известны мне заранее. Я приготовился наблюдать за человеком не глупым, но предсказуемым. Старлинг казалась мне куда интереснее. Хоть я оказался отчасти прав, но лорд Фишер мне понравился, я почувствовал какое-то обязательство перед ним. Я выбрал самое простое средство — небрежно потянул брусок. Башня рассыпалась под веселые возгласы моих гостей. Мы опустошили бокалы, и я вручил лорду Фишеру приз.

Вечер давно растворился в ночном мраке, последние поленья отдавали свое тепло. Старлинг взяла арфу и поднялась, за ней последовали и остальные.

Я проводил гостей до двери. Уже за порогом, будто сговорившись, дамы в один голос пожелали мне хороших снов. Три фигуры двинулись в одну сторону, две — в другую. Я заметил, как леди Глэд оперлась на руку лорда Кошиса.

В гостиной меня ждали молчаливые тени стульев, языки свечей едва шевелились. За дверью у Фитца было тихо.

Я сложил в коробку деревянные бруски, посетовав, что не сообразил отдать ее леди Глэд. Завтра непременно это сделаю. Пусть передаст лорду Брэнчу для Силклейт.

Смыть грим — занятие, которое за много лет так и не превратилось в обыденную привычку. Эта необходимость по-прежнему раздражала меня. Следы раздражения я чувствовал и видел, когда заглядывал в зеркало. Несколько капель масла, добавленные в воду, спасали лицо. Я потянулся за флаконом, пламя свечи наклонилось в сторону руки, озаряя край стола. Ого! Я подвинул подсвечник и приподнялся, чтобы разглядеть открывшееся мне чудо. Чудо имело самое подходящее для него имя.

"Выскочка" — с гордостью представила цветочница невзрачную траву в горшке. Я искал подходящее для спальни растение, может, несколько, и уже выбрал одно. Этот цветок я купил ее из любопытства к его имени.

Выскочка тихо зеленел сегодня утром, когда я поливал его. Не было даже намека на бутон, а сейчас из земли торчал стебель с ладонь высотой, а на его верхушке белел цветок. Края лепестков залила розовая краска — выскочка смущался своего внезапного появления. Коснувшись нежных лепестков, я подумал, каким неожиданным образом жизнь показывает, что хранит для нас в запасе удивительные вещи.

Я умылся и позаимствовал у еще одного зеленого жильца моей спальни листок, смял его, потер в ладонях, провел одной из них несколько раз по шее. Хотел бы я, чтобы сладкий запах герани привлек сон, только сомневался, что это может произойти раньше, чем появится утренний свет. Я заменил наполовину сгоревшую свечу на новую, ее должно хватить до рассветных сумерек, и улегся. Голова закружилась. Прошедший день утомил меня.

Воспоминания из детства постепенно терялись. Меня сильнее занимали настоящее и будущее, им требовалось все больше пространства, и они вытесняли прошлое. Но настал момент, когда будущее перестало являться, во мне словно освободилось место. Сегодня, раз за разом, неожиданно, я получал толчки в спину, и воспоминания, которые я утрамбовал и спрятал глубоко в себе, зашевелились, нашли лазейку и заполнили образовавшуюся пустоту.

Праздничная еда в родительском доме, ребенок с красивым именем, песня Старлинг — все возвращало меня назад. Я не противился, сейчас мне не нужно было напрягать ни один из органов чувств, чтобы очутиться в детстве. Волна воспоминаний накатила и увлекла меня за собой.

Когда-то, почти человеческую жизнь назад, я часто видел хорошие сны и делился ими.

*Кошес — осторожный, осмотрительный.

*Эдванс — продвигаться вперед.

*Бранч — ветвь.

*Кёли — кудрявый.

* Барбеты — порода собак, отличные водные охотники.

*Силклэйс — шелковое кружево.