"Л" значит Лили. Часть I (гет)

Северус подошел к ней сам — в четверг, как раз тогда, когда она опаздывала в лабораторию. Сцепил за спиной руки, кашлянул и пробормотал, что хотел бы извиниться и, если можно, все-таки взглянуть на формулу. Надо же, как он вовремя спохватился! Даже месяца не прошло — да что там месяца, она даже зелье доварить не успела! О чем Лили ему и сообщила, а потом прибавила, что исправлять рецепт уже поздно.

Он кивнул и отвернулся, но в каждом его движении сквозила такая тоскливая обреченность, что Лили испугалась. Догнала его, велела не глупить — получит он свою формулу, что за трагедия на ровном месте? — и поспешила к потайному ходу: главную лестницу перекрыл Пивз и, судя по плеску воды, возмущенным воплям и зловещему хохоту, устроил там настоящий потоп.

Вечером она заглянула на совятню и отправила Северусу копию своего рабочего блокнота — а потом дождалась, когда он возвращался с обеда в компании Мальсибера и Эйвери, и вышла им навстречу. Если опять нахамит, то с ним все ясно, а если нет... если нет, значит, его приятели тут ни при чем и дело в чем-то другом.

Но он не только не нахамил, а вроде бы даже обрадовался. По крайней мере, остановился и сказал тем двоим, что догонит их позже. Эйвери смерил ее неприязненным взглядом, Мальсибер сморщил нос, как будто учуял вонь, но в конце концов они оба ушли.

Северус вытер ладонь о мантию и дрогнувшим голосом сообщил, что прочитал ее записи и согласен с основными выводами. А потом сглотнул и замолчал. Что, и на этом все? Никаких претензий и придирок? Господи Иисусе, да он точно заболел! Но оказалось, что это была лишь увертюра и замечания у него все-таки есть. В основном по мелочам, но каждое его слово было как шаг по тонкому льду, а в глазах застыло какое-то непонятное выражение, которое сменилось удивлением, когда Лили на радостях со всем согласилась.

С тех пор они снова начали разговаривать. В основном о зельях, погоде, домашних заданиях и прочей ерунде, но и это было лучше, чем прежнее глухое молчание. Порой их прерывали — либо Мародеры, либо кто-то из младших учеников, кому срочно требовалась помощь старосты; Северус молча отступал в сторону и растворялся в тенях — чтобы потом снова встретиться с ней в коридоре и переброситься хотя бы парой слов.

Лили следила за ним во все глаза, но так и не заметила ничего подозрительного, не считая мрачности, усталости и повышенной замкнутости. Пожалуй, даже отрешенности — он почти не вступал в споры и словно бы витал мыслями где-то далеко. И филин. Она дважды видела филина, который приносил ему большие конверты — птица казалась слишком холеной и важной, чтобы принадлежать его матери... Но кто еще мог ему писать? Лили не представляла. На всякий случай она даже справилась у него о здоровье миссис Снейп — после паузы он ответил, что пока по-прежнему, не лучше и не хуже, и он ей безмерно благодарен, но не могли бы они сменить тему? Лили хотела спросить, что он имеет в виду, но в его голосе звенело такое напряжение, что она вздохнула и сдалась.

Он так и не сознался, что с ним тогда произошло, и все ее расспросы словно натыкались на невидимую стену. Возможно, ей стоило действовать тоньше — подождать, пока все утрясется, и тогда бы он сам все рассказал, — но как тут утерпеть, когда у него явно какие-то проблемы? А если нет, и он по собственной воле сблизился с этими слизеринскими фанатиками? Нет, к черту такие мысли. Как ни крути, вел-то он себя безупречно: не бравировал темномагическими опытами, не пропагандировал чистокровную гегемонию, не рвался уничтожать магглов и даже не вздыхал по Абигайль Блишвик. Только иногда замирал на полуслове, словно выпадая из реальности, и отказывался отвечать даже на самые невинные вопросы.

О статье она ему решила пока не рассказывать. Во-первых, боялась, что ничего не выйдет, и не хотела зря его обнадеживать, а во-вторых, с него бы сталось вычеркнуть оттуда все упоминания о ненавистных Блэках. А без них эффект будет уже не тот — от теории без практики, пусть и подкрепленной расчетами, разные ученые обскуранты смогут легко отмахнуться. Оставался еще Слагхорн, но обращаться к нему смысла не было: референцию Северусу он все равно не напишет, особой помощи от него не дождешься, а еще одна оценка ей точно не нужна. Лучше уж дождаться публикации и устроить всем сюрприз.

Миновала неделя, за ней вторая. К исходу третьей стало ясно, что в Шотландии окончательно утвердилась зима. На окнах белыми веточками распустились ледяные узоры, девчонки по утрам наперегонки неслись в душевую, поджимая пальцы ног на холодном полу, а вечером разбегались по кроватям, где уже лежали теплые грелки, и, стуча зубами, поскорей ныряли под одеяла. Лили достала из сундука кашемировые водолазки — подарок Петуньи на прошлое Рождество — и, как всегда в это время года, практически переселилась в лабораторию. Да, там приходилось дышать испарениями, а в волосы намертво въедался запах дыма, но зато исправно горел камин и не дуло из окон.

Новая версия зелья доставляла куда меньше хлопот, чем старая — и потому, что Лили ее немного упростила, и потому, что полоса неудач наконец-то закончилась. Больше никаких пропавших ножей, разбитых будильников и испорченных ингредиентов — наоборот, мироздание будто само ее подталкивало. Черпак размешивал зелье, а не пытался в нем застрять, основа послушно меняла цвет в полном соответствии с рецептом, а Пивз получил нагоняй от Кровавого Барона и на время затаился. Везение продолжалось даже за пределами лаборатории — как тогда на зельеварении, когда она сразу вспомнила, что зелье фертильности варится и пьется в полнолуние, потому что они совсем недавно проходили эту тему по астрономии.

В сумме такая удача уже вполне тянула на мистику — точнее, на магию, и Лили окончательно убедилась: в прошлый раз ей никто не мешал, это были просто случайности. Она знала за собой такую особенность: из того, что с самого начала не клеилось, никогда не выходило ничего путного — и наоборот, успешные проекты всегда двигались быстро, гладко и словно бы сами собой. Означало ли это, что модифицированное зелье сработает и мистер Блэк выздоровеет? Хотелось бы надеяться — удача удачей, но главного ингредиента у нее по-прежнему не было. Судя по рассказам Сириуса, Лукреция Прюэтт не только отказалась помочь брату, но и пригрозила натравить на него авроров, если он еще раз попытается втянуть ее в свои темномагические мерзости. Миссис Блэк в сердцах прокляла золовку, та тоже не осталась в долгу, и почтенные дамы разругались в пух и прах.

Следующими на очереди были двоюродные тетки. Кассиопея и Каллидора охотно поделились кровью, но она опять не подошла, и Лили невольно задумалась: неужели дело и впрямь в темной магии? Той самой, которой Блэков учат с малолетства? Если да, то осквернение души вовсе не такая чушь, как она сначала подумала, и вся эта метафизика зиждется на вполне материальном базисе. Ну, хотя бы в какой-то части — в собственную праведность ей по-прежнему верилось слабо.

Из родственниц оставалась еще Цедрелла Уизли, но к ней не захотел обращаться уже сам отец Сириуса. Он заявил, что скорее сдохнет, чем еще раз заговорит с этой самодовольной тварью, и даже совместные усилия жены и сыновей не смогли его переубедить. Впрочем, миссис Блэк не сдавалась, и были все основания полагать, что за оставшуюся неделю она его уломает.

В субботу Лили решила отвлечься и сходить в Хогсмид. Тайком от Поттера — иначе он увязался бы следом и все испортил. К счастью, Ремус согласился помочь; когда она села на хвост какой-то компании и незаметно выскользнула из общей гостиной, он как раз отвлекал приятелей разговорами о метлах и квиддиче.

В Хогсмиде она галопом пробежалась по лавкам и выбрала рождественские подарки, но в книжном нос к носу столкнулась с Эммой — которая полагала, что Лили, как обычно, торчит в лаборатории и возится с эликсиром Чистой крови. Пришлось пускаться в долгие объяснения — что она хотела развеяться и заодно сходить за покупками, и желательно без Мародеров и разговоров о том родственнике, которого им нужно найти за оставшиеся дни. Мало того, что следом постоянно таскаются, так еще и смотрят такими глазами, будто она им сейчас достанет нужного человека, как кролика из шляпы!

Эмма прониклась и пообещала ничего не говорить Поттеру, а потом ее окликнул Саймон, и Лили наконец-то выбралась из лавки на улицу, нашла тихий уголок и аппарировала в Коукворт.

Родной город встретил ее сугробами и горами мусора, причем первые почти не отличались от вторых, а вторые — от первых. Неужели коммунальщики опять бастуют? Похоже на то — если б не холод, тут бы воняло на всю округу. Впрочем, запашок и сейчас чувствовался, особенно когда рывшаяся в отбросах собака распотрошила какой-то пакет. В нос шибануло смрадом тухлятины, и Лили, поморщившись, по широкой дуге обогнула импровизированную помойку, в которую добрые горожане превратили окрестности муниципального сквера, и свернула на ведущую к дому улочку.

Как оказалось, время она выбрала неудачно: Петунья на выходные осталась в Лондоне, а отец как раз пошел навестить местного священника. Так что дома была только мама, и при виде младшей дочери она развила бурную деятельность. Не успела Лили снять пальто, как ее обняли, расцеловали, пожурили, что редко писала, тут же простили, еще раз поцеловали, вывалили ворох новостей, а потом велели мыть руки и садиться за стол.

Слегка ошалев от родительской любви, она прошла на кухню, придвинула к стене табуретку и принялась наблюдать за привычной возней у плиты. На конфорках одна за другой материализовались кастрюльки и сковородки, из недр холодильника появились мясо и овощи, остро запахло чесноком, розмарином и мятой, и очень скоро под крышками забулькало, зашипело, заурчало, а мама управлялась со всем этим с такой непринужденной легкостью, будто у нее в рукаве пряталась волшебная палочка.

Наконец она погнала Лили накрывать на стол — как же ты похудела, доченька, мало того, что у вас в школе не топят, так еще и кормить перестали? — и выставила на белоснежную скатерть тарелку с бараньим жарким и тушеным картофелем. Лили сглотнула слюнки — эльфы, конечно, неплохие повара, но до мамы им далеко. С ней не сравнится никто, даже перфекционистка Петунья, которая всегда сортировала яйца по размеру и вымеряла муку на пирог с точностью до грана.

На вкус жаркое оказалось еще лучше, чем на вид. Лили отправляла в рот один кусочек за другим, а в промежутках успела похвастаться оценками по арифмантике, рассказала про зелье для мистера Блэка (умолчав, правда, что ее интерес к этому проекту не совсем академический) и даже пожаловалась на Поттера — как это недоразумение вообще выбилось в старосты? Он же ничего не делает, только баллы факультетские теряет!

Мама слушала, подперев рукой щеку, и на ее губах играла улыбка, а от смеющихся глаз разбегались лучики-морщинки. В углу уютно тикали напольные часы, в окно царапалась длинная дубовая ветка — снег сверкал на ней белой сахарной шапкой, и солнечные лучи падали сверху, будто тягучие медовые капли.

Потом домой вернулся отец — долго возился в прихожей, и Лили, не выдержав, бросилась ему навстречу. От его пальто пахло холодом, сигаретным дымом и немного вишневой наливкой; Лили разжала объятия, и он поцеловал ее, ткнувшись в щеку колючими жесткими усами.

— Джордж! — укоризненно воскликнула мама. — Где ты был, вы с Лили едва не разминулись!

— Да ладно, мам, — обернулась к ней Лили, — я все равно не собиралась сейчас уходить. До отбоя меня не хватятся, а добираюсь я теперь быстро. Никакого автобуса — только палочкой махнуть, и все. Я же рассказывала тебе про аппарацию?

— А это не опасно? — забеспокоилась мама. — Ты говорила, неопытный волшебник может запросто потерять при перемещении руку или ногу. Или даже голову...

— На машине тоже можно разбиться, если водить не умеешь. Не волнуйся, я сдала экзамен лучше всех в классе — всех отличников опередила, не говоря уж об остальных!

— Узнаю мою девочку, — усмехнулся отец, мимоходом потрепал ее по голове и отправился мыть руки.

Она задержалась у родителей до вечера, рассказывая о магии, сокурсниках и планах на будущее. Солнце давно село, и на небе высыпали первые звезды. Пора было возвращаться в школу. На прощание Лили пообещала, что скоро приедет домой на каникулы, и аппарировала почти к самым воротам Хогвартса, чтобы не блуждать по окрестностям в темноте.

Уже засыпая, она смотрела на задернутый полог — в сумраке бордовый бархат казался черным — и улыбалась уходящему дню.

* * *

— Что я такого сделал? Ты уже третью неделю на меня дуешься!

В голосе Поттера слышался вызов. Робкий и жалобный, но определенно вызов. Прощай, спокойный вечер и недописанное эссе, привет, очередная разборка. Ну почему он не может просто оставить ее в покое?!

Лили огляделась по сторонам, но в облюбованном ею уголке библиотеки было пусто. И почти темно, если не считать жиденького островка света вокруг стола. Но уже у книжных полок он сменялся зыбким сумраком и дрожащим кружевом теней, и дальше начиналась непроглядная чернота. А у стеллажей стоял Поттер и перекрывал единственный выход из этого закутка. Что ж, пусть тогда пеняет на себя — сам напросился...

— Филчево виски — раз, — Лили разогнула первый палец. — Навозная бомба на чарах — два. Совятня — три... Ну скажи, чем она вам не угодила, зачем вы устроили там потоп? Что, лавры Пивза покоя не давали? Или сразу Геракла? А головой подумать, куда потечет вода и кого при этом окатит совиным пометом? Оливия Гуссокл до сих пор со мной не разговаривает! И это не считая того, что ты мешаешь мне заниматься, и сейчас придет мадам Пинс и нас обоих отсюда погонит.

Поттер внял упреку и понизил голос.

— Но мы же не нарочно! — шепотом запротестовал он. — Бродяга эту навозную бомбу у слизеринцев конфисковал, ну и нечаянно немножко активировал. Подумаешь, кабинет заляпали! Эльфы уже к вечеру все отчистили. И с совятней тоже случайно вышло — Хвост просто напутал с чарами, вот и все! Кто ж знал, что эта гусыня так обидится из-за струйки грязной воды, что перестанет с тобой дружить? Нас бы такая ерунда точно не остановила!

— Оно и видно, — хмыкнула Лили. — У вас вообще с тормозами плохо — как, впрочем, и с мозгами. Ведете себя, как взбесившиеся пятилетки! Вы взрослеть когда-нибудь собираетесь, или вашей конструкцией это не предусмотрено?

Поттер запустил пятерню в волосы и крепко задумался.

— Э-э... когда станем старыми и дряхлыми? — неуверенно предположил он. — И будем день-деньской заниматься делами — например, сидеть в кресле-качалке у камина и диктовать мемуары биографам, чтобы они в наших подвигах ничего не напутали.

Лили только покачала головой. Ну у него и мечты! Не о подвигах, а о том, как будет ими хвастаться. Еще ничего не сделал, а уже на собственного Босуэлла замахивается!

— Не веришь, что мы на что-то способны? — обиделся Поттер. — Плохо же ты нас знаешь. Вот увидишь, о нас еще заговорят! Да что там заговорят, даже в учебниках напишут!

— Вот насчет учебников — охотно верю, — ехидно откликнулась Лили. — Вы туда точно попадете. В маггловские. По психиатрии. Как наглядное пособие по клиническому идиотизму.

От этого выпада приосанившийся было Поттер сдулся, как воздушный шарик, но она еще не закончила.

— Вот объясни мне: как, ну как в тебе это сочетается? Как ты можешь сначала спасать беззащитных людей, а потом взять и устроить кому-то гадость — просто так, от нечего делать? Неужели ты не понимаешь, что это не смешно и ни капельки не весело?

Скрестив на груди руки, Поттер картинно прислонился к стеллажу; его мантия складками падала с плеч, будто римская тога. По полкам прокатилась тревожная рябь — книги возмущенно зашелестели, но ни одна не двинулась с места.

— Так в этом все дело? — спросил он. — В наших шутках? Ты из-за них на меня взъелась?

— Я не взъелась. Я... — нужное слово нашлось не сразу, — скорее, я возмущена. И разочарована. Мне показалось, вы наконец-то взялись за ум... но, к сожалению, только показалось.

Он сощурился. Облизнул губы. Сказал — очень медленно, словно пробуя на вкус каждый звук:

— Значит, ты поэтому не хочешь со мной встречаться? А если бы я пообещал... если пообещаю, что оставлю их в покое? Филча, слизеринцев, даже этих мразей, которые развлекаются темной магией. Больше никаких шалостей и драк в коридоре — ну разве что они сами напросятся... Тогда ты согласишься стать моей девушкой?

— Ты до сих пор надеешься... что я захочу с тобой встречаться? — не веря собственным ушам, переспросила Лили. — И если я скажу, что согласна, ты все это сделаешь? Откажешься от любимых развлечений, оставишь слизеринцев в покое, и все по моей просьбе?

Он торжественно кивнул:

— Да, Лили. Если ты попросишь, я сделаю это. Ради тебя.

Под ложечкой засосало. К горлу подступил ком, и слова не шли на язык. Она подняла глаза — сумрак скрадывал краски, но позволял рассмотреть его лицо. Умное, волевое, искреннее — лицо рыцаря без страха и упрека; на нем читались растерянность, смущение — и робкая, едва заметная надежда...

Лили потупилась. С трудом разлепила губы:

— Нет, Поттер. Мне не нужны от тебя жертвы, тем более такие. Это... неправильно.

— Значит, ты согласна? — он подался вперед. Хищно блеснули круглые очки.

О Боже... Он не понимает, он и правда не понимает! Она покачала головой:

— Поттер, я же ясно сказала — не нужны мне твои жертвы! Это... для других это норма! Они не воруют спиртное, не срывают уроки, не устраивают авгиеву совятню — сами по себе, безо всякой награды! И не ждут ее за то, что перестанут гадить и паскудничать. А ты... будто одолжение мне делаешь! Будто для тебя это невесть какой подвиг! Хочешь поведать о нем биографам — да, Поттер?

Он не ответил, и Лили выдохлась и замолчала. Злость выплеснулась из нее, точно зелье из перегретого котла, и внутри осталась только пустота.

За шкафами послышались чьи-то голоса — потом шаги, сначала приближающиеся, затем удаляющиеся. По каменным плитам процокали каблуки, протяжно заскрипела дверь — и все. Наступила тишина. Глубокая и тяжелая — казалось, она темной водой разлилась по всей библиотеке. Только мягко горела на столе старинная зеленая лампа, да тускло мерцало золото на книжных корешках.

— Поттер, — позвала Лили, когда стало ясно, что сам по себе он с места не сдвинется. — Уйди, пожалуйста. Мадам Пинс уже закрывается.

Он вскинул на нее глаза... пауза, не дольше удара сердца — и отступил в сторону. Остановился, взмахнул палочкой, снимая какие-то чары, которые непонятно когда успел наложить, и скрылся за стеллажом.

Вздохнув, она запихнула в сумку недописанное эссе и потушила лампу.

* * *

Незаметно подкрались рождественские каникулы. Но Лили думала не о них, а о зелье, которое должно было довариться как раз накануне отъезда. Так что вечером после занятий, вместо того чтобы праздновать со всеми конец семестра, она спустилась в лабораторию и теперь раскладывала на столе инструменты и ингредиенты, время от времени поглядывая на четверку Мародеров, которые стояли у темного окна и вполголоса что-то обсуждали.

В мягких отблесках свечей комната походила на пристанище сумасшедшего алхимика, ограбившего сокровищницу Али-Бабы. Медные и латунные котлы отливали золотом, на полках мерцали склянки и реторты, точно выточенные из драгоценных камней, а двустороннее зеркало казалось воротами в мир духов и джиннов. Мистер Белби, кстати, уже его активировал и сидел в своем кабинете, расслабленно откинувшись на спинку кресла — но глаза его были сощурены, а пальцы барабанили по крышке письменного стола.

Наконец Мародеры закончили спорить, и вперед выступил Поттер.

— Лили, мы ведь можем еще раз попробовать с кровью Сириуса? А если опять ничего не выйдет, просто сохраним зелье на потом — я же правильно помню, оно от этого не портится?

— Конечно, не портится, — пожала она плечами. — Уж год-то у нас точно есть, а за это время многое может измениться — кто-то согласится помочь, хоть сейчас и отказался, или у кого-то родится ребенок... Почитай «Дневники наблюдений», там полно таких историй. А сейчас не отвлекай меня, мне надо работать.

Она отвернулась к котлу — и вовремя: серебряный таймер запищал и погас, бросив на столешницу последний алый отблеск. Поттер вернулся к друзьям — встал плечом к плечу, как на учебной тренировке. Блэк вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что она делает, но при этом умудрялся сохранять ленивый и скучающий вид; на лицах остальных застыло одинаковое напряженно-сосредоточенное выражение.

Лили достала с полки кровь саламандры, и в лаборатории наступила тишина. Только гудел и потрескивал огонь в камине да покашливал в кулак Питер Петтигрю. Рубиново-красные капли одна за другой падали в бурлящее варево, заставляя его шипеть и плеваться; потом настала очередь лягушачьей икры и корня морозника — в нос ударил затхлый болотный запах, и она потянулась за палочкой, но не успела взять ее в руки, потому что в дверь кто-то постучал.

Зелье утробно булькнуло, выбросило шапку красной пены, подступая к самому краю котла, но Лили вовремя опомнилась, запустила цепочку преобразований и облегченно выдохнула. Уф-ф, кажется, пронесло...

— ...через десять минут, — донесся до нее голос Поттера. — И вообще, Макмиллан, зачем он тебе так срочно понадобился?

Эмма? Здесь, в лаборатории? Лили повернула голову — и в этот момент ее подруга поднырнула под локоть Поттера и проскочила в кабинет. И вид у нее при этом был самый воинственный: темные волосы выбились из высокой прически, щеки заливал румянец, а в глазах горел нехороший огонек.

— Так-так, — протянула Эмма, обводя Мародеров внимательным взглядом, и только тогда Лили заметила у нее в руках волшебную палочку. — Один строит из себя человека-стенку, а второй — мамашу-наседку первого. Значит, чистого душой родственника вы так и не нашли. И почему это меня ни капли не удивляет?

Она презрительно сощурила темные глаза — Лили придвинулась к котлу, жалея, что не может накрыть его защитным куполом, и на всякий случай предупредила:

— Хотите драться — идите в коридор. Тут нельзя колдовать, зелье еще не стабильно.

Но рядом с Эммой уже стоял Ремус — Лили даже не успела заметить, как он подошел. Выставил перед собой пустые ладони и тихо попросил:

— Не надо, Макмиллан... пожалуйста, не надо. Чем бы ни провинился перед тобой Сириус — обещаю, он обязательно извинится и все исправит. Только скажи нам, в чем дело, и мы с этим разберемся. Хорошо?

В его мягком, глуховатом голосе звучала спокойная уверенность, которая убедила бы кого угодно, но Эмма только фыркнула:

— Да толку мне от его извинений... И драться я тоже не собираюсь — пожалуй, я им даже помогу. Они и сами себя наказали, да так, как мне и не снилось. Вот же семейка мне досталась — что кузен мой недалекий, что его сынок...

— Семейка? Так Блэки твои родственники? — невольно вырвалось у Лили, и одновременно с ней заговорил Сириус:

— Хватит, Макмиллан. Выкладывай, что тебе надо, и... что? Что ты сказала?

Он осекся и захлопал глазами, Петтигрю изумленно ахнул — и тут опомнился Поттер.

— Бродяга, мы идиоты... — простонал он, звучно хлопнув себя по лбу. — Твоя бабка — мать твоего отца... она была из Макмилланов! Ты же сам рассказывал! И как мы раньше не подумали...

— «Не подумали»? — Эмма переводила взгляд с одного на другого. — Я ждала, пока вы засунете подальше свою гордыню и попросите о помощи — а вы, выходит, даже о нас не подумали... — покачала головой и добавила: — Блэки.

В ее устах это прозвучало страшным ругательством, и Лили снова насторожилась — но и рта не успела раскрыть, как раздался голос мистера Белби.

— Мисс Эванс, — от его отражения веяло арктическим холодом, но в глазах сверкали молнии, а ноздри сердито раздувались, — я уведомил школьную администрацию об этом инциденте и надеюсь, что принятые меры...

О Господи, только этого не хватало! Если Эмму сейчас отсюда выставят, она точно обидится, и плакал тогда последний шанс взять у нее кровь прямо сегодня.

— Э-э... сэр, простите, что перебиваю, но тут вышло небольшое недоразумение. Никакого инцидента нет, мы не поняли друг друга и... словом, это семейное дело. То есть родственные разногласия... — но мистер Белби только сильнее нахмурился, и она выпалила: — В том смысле, что у нас появился донор!

— В самом деле? — его лоб немного разгладился, но между бровями залегла глубокая складка, а в цепком, внимательном взгляде отчетливо читалось сомнение.

— Да, сэр, — кивнула Лили. — То есть только потенциальный донор — мы еще не успели проверить, подходит ее кровь или нет...

Она пихнула Эмму локтем в бок — спохватившись, та наконец-то убрала палочку и тихо, но твердо сказала:

— Мать Ориона Блэка приходилась моему отцу старшей сестрой. Не так давно я узнала, что кузен болен, и моя кровь может ему помочь. Несмотря на разногласия между нашими семьями, смерти ему я не желаю, — она бросила на Сириуса уничижительный взгляд и скривила губы в холодной усмешке. — Я прекрасно знаю, что для вас, Блэков, существуете только вы сами, но это еще не причина вам уподобляться.

В неярком свете свечей ее лицо казалось абсолютно спокойным, но сцепленные в замок пальцы выдавали волнение. Лили тронула ее за руку и показала на котел:

— Сейчас я возьму оттуда немного зелья — по-моему, оно уже настоялось, — и мы проверим, годится твоя кровь или нет. Хорошо?

Лили наполнила чистую хрустальную склянку — для Эммы, кто бы мог подумать, что она их родственница! — и краем уха услышала, как мистер Белби с кем-то разговаривает:

— Да, проблема решилась. Девочка просто хотела помочь, а мы ее не так поняли. Извини, что побеспокоил...

К рабочему столу подошел Блэк — понурый и пристыженный, как побитая собака. Взъерошил на затылке волосы, дернул себя за небрежно повязанный форменный галстук и, опустив глаза, произнес:

— Слушай, я... То есть ты... в смысле, я, конечно, идиот, но мне бы и в голову не пришло стыдиться нашего родства или как-то его замалчивать...

— Блэк, — перебила Эмма, но Лили заметила, как дрогнула ее рука, — оставь пустые сантименты. Мы не родственники и никогда ими не будем. Вот это, — она кивнула на палец, на котором стремительно набухала алая капля, — всего лишь кровь. Она ничего не значит. Когда Лили рассказала, что вы так никого и не нашли, я долго сомневалась. Посмотрела расписание лаборатории, выяснила время, пришла сюда — и все равно еще колебалась. А потом поняла, что не смогу смотреть на себя в зеркало, если из-за меня кто-то умрет. Из-за моего желания преподать вам урок. Потому что это будет... слишком по-блэковски, — тихо закончила она и перевернула руку.

Первая капля крови покатилась по пальцу и упала в подставленную склянку. Лили не сводила с нее глаз — во рту пересохло, сердце колотилось как безумное... неужели опять свернется, и опять непонятно из-за чего? Или как раз понятно — из-за самих Блэков, их эгоизма, избирательной слепоты и беспечного высокомерия?..

И вдруг бесцветная жидкость заиграла яркими красками, взорвалась многоцветьем переливов, полыхнула невиданным фейерверком — и само собой стало ясно: сработало, черт возьми! На этот раз — сработало.

— Эмма, у нас получилось! — не веря собственным глазам, прошептала Лили. — Слышишь? Получилось!

— Мисс Эванс, я все уладил... — вернувшийся мистер Белби умолк на полуслове — застыл рядом с креслом, и его брови поползли на лоб, а рот приоткрылся от изумления.

Лили поднесла склянку поближе к свечам, и хрусталь засиял, переливаясь каждой гранью.

А внутри зажглась звезда. Алая, как кровь.

— Мне надо его проверить, — хрипло сказал мистер Белби. Оперся о стол, словно опасаясь, что не устоит на ногах, и его крупная, грузная фигура выглядела в этот миг странно беспомощной. — Вы же... вы же понимаете, что мне придется все тщательно проверить, чтобы убедиться, что это действительно оно? Целители...

— Макмиллан, стой! — вскричал Блэк.

Лили обернулась на скрип двери — из темного проема потянуло сквозняком, дрогнуло пламя свечей, мелькнул подол черной мантии... и все. Эмма скрылась во мраке.

Блэк бросил последний взгляд на зеркало — на своих друзей, на лекарство для отца — и бросился за ней следом.

— Да стой же, кому говорят! — донеслось уже из коридора. — Думаешь, пришла, помогла, а потом вильнула хвостом — и будто ничего не было? Ты за кого меня держишь?

Толстые стены приглушали звуки, не позволяя разобрать ответ Эммы. Но голос Блэка был слышен на редкость отчетливо:

— Да, я твердолобый осел, и моей башкой бладжеры отбивать можно. Но не считай меня неблагодарной сволочью!

Покачав головой, Лили снова повернулась к зеркалу — и едва подавила желание ущипнуть себя за руку. Мистер Белби улыбался. По-настоящему — широко и искренне, и в смеющихся глазах плясали искорки, но под чужим взглядом они быстро сменились привычным кислым выражением.

— Мне нужен образец для исследований. Желательно прямо сейчас, тогда результаты будут готовы к утру. Не ждите их, мисс Эванс, вы уже сделали все, что могли. Мистер Поттер? Рекомендую воспользоваться директорским камином. Через десять минут в моем кабинете.

Он провел ладонью по зеркалу, и в его бездонных темных глубинах медленно проступило отражение лаборатории — столы, котлы и низкие каменные своды, испещренные огоньками свечей.

Лили молча протянула Поттеру драгоценное зелье.

— Спасибо, — пробормотал он, бережно принимая склянку в подставленные ладони. — Ты... Это просто чудо — до сих пор в голове не укладывается...

Петтигрю отлепился от стены и вытянул шею, и Ремус вслед за ним. Видно, у них тоже не укладывалось в голове, как от такой малости может зависеть человеческая жизнь.

— Поттер, — вздохнула Лили, — оставь свои панегирики. Я не Эмма, мне нет дела до ваших благодарностей. Пусть Блэк договорится со своими родственниками насчет статьи — и все, больше мне ничего не надо.

— Кстати, ты напомнила — я хотел уточнить насчет Макмиллан, — в глазах Поттера зажегся холодный оценивающий огонек. — Откуда она узнала о наших проблемах? От тебя?

О Боже, он опять за свое. Она модифицировала зелье, нашла им донора, справилась там, где не справились они, а он еще смеет предъявлять какие-то претензии?..

— Да, я ей рассказала! — задрав подбородок, отчеканила Лили. — Потому что не делала из этого тайны — напомнить еще раз, на каких условиях я соглашалась на вашу авантюру? И была права, потому что одна бы я не справилась! Эмма дала кровь, профессор Кляйнер проверил расчеты — и нашел, между прочим, ошибку, потому что изначально я брала не медиану, а среднее арифметическое! А Северус подсказал мне главную идею, без него бы вообще ничего не получилось!

Поттер отшатнулся от нее как ужаленный. Дрожащими руками убрал хрустальную склянку, и по его лицу разлилась сероватая бледность.

— Ты... ты рассказала Нюнчику? — с ужасом переспросил он. — Мерлинова борода, Лили! Что же ты наделала! Он... он всем растрезвонит, он...

Нет, это уже не клинический идиотизм. Это черт знает что такое — да как у него язык повернулся, у скотины неблагодарной!

— Я наделала? Я?! — она зашарила по карманам в поисках палочки, и Поттер попятился. — Ну все, мое терпение лопнуло! И не смей называть его Нюнчиком!

— Лили, не надо, — это был Ремус — мягкий, успокаивающий тон, осторожное прикосновение к плечу... — Тебе вредно так нервничать, и...

Тяжело дыша, она развернулась на каблуках и ткнула его пальцем в грудь.

— А ты не смей его выгораживать! Еще полсловечка о том, как я должна была охранять вашу тайну от гадкого Северуса — и я...

— Что ты, я даже не пытался, — он замахал на нее руками. — Джеймс не прав, но если мы будем разбираться с этим прямо сейчас, он не успеет передать лекарство мистеру Белби. А ты и так на ногах едва держишься. Хочешь, я здесь приберусь и за тебя все вымою?

Разгоряченной шеи коснулся порыв сквозняка — точно лезвие холодного ножа. Лили вздрогнула и обернулась.

Поттера не было в комнате.

Сбежал? Просто взял и сбежал, пока его приятель заговаривал ей зубы?!

Ругаться с Ремусом было бесполезно — он улыбался, довольный жизнью вообще и собой в частности. Вот же... коллаборационист недоделанный! Ну как, как ему объяснить, что не любой скандал нужно гасить в зародыше и кое-кто давно напрашивался на профилактическое купание в котле?

И еще рога. Козлиные. Чтобы всем Мунго спиливали...

Палочка нашлась на столе. Лили сунула ее в карман и неохотно сказала:

— Ну ладно, будем считать, что ты меня убедил. Но один ты не успеешь — поезд рано утром, а тебе еще собираться. Давай попросим Петтигрю, пусть тоже поучаствует... Кстати, а где он? — она огляделась по сторонам.

— Ушел вместе с Джеймсом, — пожал плечами Ремус. — Но я и один справлюсь. Все равно из нас четверых домой едет только Сириус, так что завтра мы можем дрыхнуть хоть до полудня. Иди спать и ни о чем не волнуйся — я все сделаю.

— Ну, раз ты настаиваешь... Спасибо, Ремус.

Лили вышла в коридор. Поежилась от налетевшего сквозняка и обхватила себя руками. Ветер завывал, словно стая диких оборотней, а на полу блестел иней — в лунном свете темные каменные плиты подозрительно серебрились.

Больше всего на свете ей хотелось подняться в Гриффиндорскую башню, натащить гору подушек и пледов, зарыться в них и впасть в спячку до самой весны, желательно в обнимку с камином. Да что там камин, сейчас она согласилась бы даже на дракона. Или на феникса — вместо карманной грелки. Но нужно было собирать вещи — к счастью, девчонки усвоили, что она не претендует на Блэка, и перестали их портить, — а еще заглянуть на совятню и послать записку Северусу. Пусть знает, что у них все получилось и модифицированное зелье сработало.

Лили поплотнее запахнулась в колючую мантию, спрятала нос в воротник и зашагала в темноту.

* * *

День отъезда выдался сырым и пасмурным. С самого утра зарядила ледяная морось, а серое небо так низко нависало над замком, словно начиналось сразу за окнами. Девчонки ползали по дортуару сонными мухами и никак не могли поделить единственное волшебное зеркало; впрочем, взгляд на часы их моментально взбодрил и заставил вместо зеркала делить душевую.

Лили общая суматоха миновала — к этому моменту она уже уложила сундук и как раз спускалась в общую гостиную, чтобы не путаться у других под ногами. В голове сам собой прокручивался список дел: вещи собраны, подарки надежно упрятаны на самое дно, статья откладывается до вестей от мистера Белби — кстати, нужно все-таки рассказать о ней Севу... Правда, вчера он так и не ответил на ее письмо, должно быть, уже спал, так что придется ловить его перед поездом — заодно и сесть можно вместе, раз он в этом году домой едет... Что еще? Ах да, Петтигрю и обещание подтянуть его по арифмантике — надо подобрать ему книги...

— ...не знаю — уполз, наверное, — донесся снизу голос Поттера, и Лили невольно насторожилась и замедлила шаг, вцепившись в дубовые перила. — Я и так Бродягу едва оттащил! Он как не в себе был — лицо перекошено, глаза белые, сам от злости весь трясется... Ору-ору, а он меня даже не видит, и не соображает ничего. И немудрено! Слышал бы ты, что эта гнида ему наговорила!

Повисла тишина. Вязкая, душная.

— По-моему, ты не того назвал гнидой, — тяжело проронил его собеседник, и Лили опешила.

Она никогда не слышала, чтобы Ремус — кроткий, застенчивый Ремус! — с кем-то говорил в таком тоне. Да он даже нарушителей не мог одернуть, когда был префектом, потому на седьмом курсе и не стал старостой. Что же натворили его друзья, отчего он так разозлился? Она толкнула тяжелую дверь — и еще успела увидеть, как за ним захлопнулся портрет Полной Дамы.

Поттер стоял в центре гостиной и выглядел даже неряшливее обычного. Осунувшийся, всклокоченный, на подоле мантии белеет совиная какашка... а левая рука висит на перевязи?

— Что у вас стряслось? — одним взмахом убирая пятно, спросила Лили. — От кого ты едва оттащил Блэка?

Он вздрогнул всем телом... судорожно сглотнул — на шее дернулся кадык; закусил губу, и на миг ей показалось, что он опять хочет сбежать, как вчера из лаборатории.

— Поттер, не заставляй меня повторять дважды!

— Кричер, — выдавил он, отводя глаза в сторону. — Это был... Кричер. Домовой эльф Блэков. Он Бродягу терпеть не может, вот и наговорил... гадостей.

— Что? И Блэк его за это ударил? — ахнула Лили. — Это же... Да как он мог! Беспомощного, беззащитного эльфа — ты должен был его остановить! А с твоей рукой что случилось? И вообще... — до нее наконец-то дошло. — Что вы делали в особняке Блэков?

— Бродяга... не утерпел, — с несчастным видом пробормотал Поттер. — Отец, мол, и все такое... Ну мы и... Знаю, что нельзя, но разве его удержишь? — он пожал плечами — точнее, всего одним плечом. Здоровым. — А рука — это я упал. Неудачно. Ну... так вышло.

— Упал? И вляпался в птичий помет? Вы что, улетали с совятни, и ты не удержался на метле? Или... — она нахмурилась. — Или вы взяли не метлы, а мотоцикл Блэка? Как же вы там все уместились?

— С трудом. Потому все и закончилось раздробленным плечом и дозой Костероста. И не злись на меня, пожалуйста — я же его все-таки остановил. Хоть и с одной рукой.

Да... если подумать, то он действительно не виноват. Зря она на него набросилась.

— Ладно, ты прав. Ты тут ни при чем. Но все равно, это ужасно. Что бы этот эльф ему ни сказал, как бы ни обозвал — нельзя так, и все. Впрочем, ты тоже хорош, — добавила она, для верности ткнув в него пальцем. — Думаешь, я забыла о твоих вчерашних нападках на Северуса? И это после всего, что он для вас сделал!

— И кстати о том, что для нас сделала ты, — мягко, но настойчиво перебил Поттер. — Лили, я все пытаюсь сказать — по-моему, твое зелье сработало! То есть точно целители скажут только через месяц, но пока прогноз благоприятный. Мистер Белби просил передать, что напишет тебе насчет статьи.

В груди словно разлилось весеннее тепло — как от маминой улыбки, как от папиного взгляда, как от голоса Северуса... Получилось! У них получилось! Мистер Блэк будет жить!..

...хоть у него и такой непутевый сынок.

Радость померкла, но до конца не исчезла — просто притихла и затаилась, как угольки под пеплом.

— Не уводи разговор в сторону, — строго сказала Лили. — Все равно ты вчера поступил некрасиво, и тебе должно быть стыдно. И твоим дружкам тоже! И Блэку, и Петтигрю! Почему он, кстати, тебе не помог? В смысле, оттаскивать Блэка от этого вашего эльфа?

— Потому что пострадал еще больше меня — неудачно приземлился, а тут еще я сверху... тоже приземлился, — забывшись, Поттер пожал плечами — поморщился от боли в сломанной руке и добавил: — Он вообще сейчас в Больничном крыле, мадам Помфри его не отпустила.

Что? Петтигрю попал в лазарет? Так сильно расшибся при падении? Выходит, зря она о нем плохо подумала, и он ни в чем не виноват — ну разве что в том, что дружит с этими придурками. Решено, надо заскочить к нему перед поездом и договориться насчет арифмантики.

А вот Поттер и впрямь скотина. Так и не признал свою неправоту, ну надо же! И Блэк! Кто бы мог подумать, что он способен на такую жестокость?

— Как хорошо, что с зельем покончено, и мне больше не придется иметь с вами дело! — с чувством воскликнула Лили, подходя к портрету Полной Дамы. — Проще стенку лбом прошибить, чем пытаться вас образумить!

И с этими словами она вышла в коридор.