Маккри умирает в одиночестве (джен)

— Маккри, Маккри, ты меня слышишь? — голос Рейеса ввинчивался в ухо, слегка неразборчивый и перебивающийся шипением и хрипами связи.

Вокруг было темно. Джесси очень надеялся, что это просто от того, что шляпа наползла на глаза. Но проверить это он не мог, руки не слушались. Он мотнул головой, шляпа сползла набок. Не то, чтобы стало сильно светлее, но хотя бы удалось сообразить, где он находится и что произошло. Вспомнить про то, как все пошло к чертовой матери на переговорах с одной из банд. И как красиво помещение, где они проходили, взмыло вверх, потом накренилось вбок, словно пустившись в пляс, а потом была волна боли, выбившая прочь из сознания.

— Маккри, прием! Маккри, ты меня слышишь?

— Слышу, — сказал Джесси. — Эй, я прекрасно слышу!

Передатчик лежал рядом с головой. Должно быть, при взрыве вылетел. Надо же, какая продвинутая техника — наверху уйма бетона, а передатчик даже что-то ловит.

— Маккри, не молчи! Черт бы тебя побрал, мальчишка, немедленно ответь!

И даже не дотянуться, чтобы проверить, что там не так с обратной связью. Джесси повернул голову набок, тут же пожалев об этом — боль пронзила шею, отдалась ударом тяжеленного колокола в затылок и красным туманом в глаза. Впрочем, удалось кое-что понять — кусок стены придавил кисть руки. Вторая рука, кажется, была сломана, во всяком случае, лежала она неподвижно, не реагируя на попытки ей пошевелить.

— Respendeme, Jessie! Te lo ruego, respendeme! (Ответь мне, Джесси! Умоляю, ответь мне!)

— Прости, — беззвучно сказал Джесси. — Я не могу ответить. Что-то сломалось… И во мне, и в передатчике.

Из глаз вытекало что-то теплое, катилось по щекам, обжигая. Умирать чертовски не хотелось. Хотелось вытащить руку, встать, выбраться из развалин, добраться до базы, где будут черный как сама ночь кофе, матерящийся Рейес, отвешивающий подзатыльники и путающий испанские и английские ругательства. И Гэндзи непременно процитирует что-нибудь из японской поэзии, подходящее по случаю, может, про возвращение домой, может, про излишнюю гордость. Потом Моррисон, не сдержавшись, отвесит оплеуху, как нашкодившему псу, не особо сильно, больше в воспитательных целях.

— Te lo ruego… Jessie… (Умоляю... Джесси...)

— Я не могу ответить! — надрывно заорал он. — Не могу. Ты меня не слышишь! Почему бы тебе не явиться сюда лично и не вытащить меня из развалин, сукин ты сын?

Наверху что-то заскрежетало. Джесси затих. Только не обвал, пожалуйста, только не обвал оставшейся стены. Здесь и без того темно, пыльно и почти нечем дышать. Если сверху рухнут камни, все это может сложиться красивым надгробьем для Джесси Маккри, восемнадцать лет, любим, помним, скорбим, соболезнуем тем, кто знал его, прекрасный был юноша, подавал большие надежды, жаль, что так глупо сдох.

— Джесси, мы засекли взрыв. Надеюсь, что тебя не размазало. Отправил группу на поиски, они должны успеть.

Сверху снова что-то заскрежетало, посыпалась каменная крошка. Или спасатели, или обвал, одно из двух. Но вряд ли сюда так быстро примчится хоть кто-то, не тот квартал, куда радостно мчатся, обгоняя друг друга, пожарные и прочие. Это просто старые склады в трущобах, куда даже полицейский патруль не заглядывает. Значит, остатки склада сейчас красиво сложатся. Одна надежда — если передатчик ловит, наверное, камня наверху не так уж и много.

Джесси снова подергал руку, всхлипнул. Если б хотя бы был нож, отрезать кисть руки, но остаться в живых… Только что толку, когда вместо второй руки переломанное в двух местах полено? Только бы отключиться раньше, чем все рухнет, заставляя мучительно заходиться в хрипах в попытке вдохнуть немного воздуха. А когда начнут рваться легкие, будет больно или уже нет?

— Джесси, если ты ранен, не отключайся, слышишь меня? Не смей отрубаться до того, как я тебя найду. Мне плевать, что ты будешь делать.

Вот и зачем Рейес это сказал? Сразу же нестерпимо потянуло в сон.

— Я буду с тобой разговаривать, — голос Рейеса хрипел и прерывался уже не из-за связи, что-то он там такое делал, что требовало физического напряжения. — И пока я не доберусь до тебя, ты будешь в сознании… Это приказ.

— Я приказы не выполняю, — Джесси все еще старался даже моргать пореже, но камень вокруг был таким теплым, а темнота всегда действовала усыпляюще.

Можно было помечтать, что это Рейес там наверху, раскидывает куски бетона с торчащей из них арматурой. Можно было даже представить, что вскоре в глаза ударит бледный свет, а одна мексиканская морда нарисуется в просвете и выдаст особо заковыристую фразу в адрес разлегшегося отдыхать Маккри. Только от мечтаний не прибавлялось сил и бодрости. Еще и сломанная рука, которая до того лежала вполне спокойно, не напоминая о себе, принялась посылать волны боли по всему телу. Джесси не сдержался и заорал, уже не заботясь о том, что на него осядет сверху.

— Джесси! Я тебя слышу…

Он продолжал заходиться в отчаянном вое, словно пытаясь выплеснуть криком все усиливающуюся боль. Рейес что-то еще говорил, в голосе звучало волнение, но Джесси было наплевать. Он здесь один, что с того, что его предсмертный вопль слышат? Рядом только тонны камня, металла и пыли, забивающейся в рот и нос. Джесси захлебнулся криком и каменной крошкой, принялся судорожно откашливаться. Сорванное горло горело огнем, легкие жадно хватали воздух, но чем больше пыли попадало в них, тем сильнее становился кашель, еще и рвотные позывы все усиливались. Отличная смерть — захлебнуться рвотой, будучи совершенно трезвым, в здравом уме, но не имея сил пошевелиться.

— Джес, успокойся! Дыши ровно… Джес, просто дыши, черт тебя дери!

Джесси все-таки сумел перекатиться набок, подтащил сломанную руку поближе, она не удержалась на боку и шлепнулась на пол, заставив снова захрипеть от боли. Но по крайней мере, хотя бы блевать было можно, как раз очень удобная трещина в полу была. Передатчик, правда, остался далеко позади, так что голос Рейеса потерялся. От этого почему-то стало слишком страшно, умирать в одиночестве не хотелось. А перевернуться он не мог, да и вообще мог только неглубоко дышать и плакать от обиды, злости и боли. И выворачиваться наизнанку желчью, пылью и остатками завтрака. Хороший, между прочим, был завтрак, со стаканчиком отличного виски.

Со стороны передатчика шел какой-то слабый шум, который становился все слабее и слабее. Во рту было горько, в горле колюче и сухо, в желудке пусто и муторно, в ушах были затекшие туда слезы, в голове все гудело, а рука казалась объятой пламенем.

— Застрелюсь, — слабо сказал Джесси и засмеялся, отчего в горле стало еще больнее.

Оружие лежало в той самой руке, которую сейчас пережимал камень, так что застрелиться было невозможно. Или длительная агония… Или еще потрепыхаться. Его разыщут, нужно просто постараться не сдохнуть тут от удушья.

Джесси еще немного передвинулся, ухватил себя зубами за предплечье как голодный пес и принялся нещадно трепать. Кровь, надо разгонять кровь, чтобы не остаться без руки. Укусы не чувствовались, что пугало до чертиков. Ах, как славно будет, если он еще и перекусит какую-нибудь вену и начнет истекать кровью. А как потом будет все болеть, когда вернется чувствительность.

По спине застучали мелкие камешки, потом рядом с его головой под громкий вопль сверху упала какая-то плита, только чудом не саданув краем по затылку. Вопль был очень эмоциональный, громкий и хорошо знакомый. Как и голос, который его звал. И руки, которые подхватили, тоже были хорошо знакомыми.

— Ты мою шляпу раздавил, ублюдок, — слабо сказал Джесси и облегченно потерял сознание.

Когда он очнулся, у постели стояла его смерть, внимательно разглядывала съежившегося Джесси и злобно скалилась.

— За ублюдка ты потом еще ответишь, — наконец, сказала смерть, швырнула в Джесси ковбойскую шляпу и удалилась, злобно что-то бормоча на испанском.

Он слабо ухмыльнулся, взял шляпу, погладил пальцами поля, решил, что жизнь почти наладилась. Дверь палаты открылась, на пороге стоял Гэндзи, что-то пряча за спиной.

— Привет, — Джесси помахал ему шляпой.

— А… — Гэндзи отчего-то посмотрел с некоторой толикой смущения. — Я тебе тут принес, — и выудил из-за спины еще одну шляпу.

— Я их буду носить попеременно, — уверил Джесси. — Она очень классная. Ой, командир Моррисон.

Джек оглядел всю картину, хмыкнул, прошагал к койке Джесси, печатая шаг, нахлобучил ему на голову шляпу, которую до того держал в руках и удалился, посмеиваясь.