Как проклятье - любовь, как награда - тоска... (гет)

Лег­че те­ни пой­мать уле­та­ющих дней

И уви­деть по­леты хо­лод­ных вет­ров,

Чем твой взгляд, ус­коль­за­ющий в те­мень но­чей,

Рав­но­душ­ный, как ли­ки ушед­ших ве­ков.

Как прок­лятье — лю­бовь, как наг­ра­да — тос­ка,

А в ру­ках тво­их — свет от упав­шей звез­ды.

На до­рогах чу­жих и в пус­тынных пес­ках

Я не смог отыс­кать на­ших су­деб сле­ды.

Узы друж­бы хра­ню — на­казанье и дар,

И горь­ка и слад­ка моя веч­ная роль.

Не за­тух­нет не­ис­то­вый в сер­дце по­жар,

Ста­ла вер­ной под­ру­гой мол­ча­ливая боль.

(с) Lilofeya

______________________________________________

Се­верус Снейп уси­ли­ем во­ли сти­ра­ет с ли­ца зло­рад­ную ус­мешку. Про­ис­хо­дящее се­год­ня в этом за­ле прос­то не­веро­ят­но, но тем не ме­нее, он сви­детель — Гер­ми­она Грей­нджер при­носит при­сягу вер­ности Тем­но­му Лор­ду. Гер­ми­она Грей­нджер! Под­ружка это­го слиш­ком мно­го во­зом­нивше­го о се­бе щен­ка, сы­на Джей­мса Пот­те­ра! Пра­во, ес­ли бы Се­верус дав­но не по­терял спо­соб­ность удив­лять­ся че­му-ли­бо, про­ис­хо­дяще­му в этом ми­ре, он был бы пот­ря­сен. Как Лор­ду уда­лось пе­ретя­нуть ее на Свою сто­рону?

Мог­ло сыг­рать роль зак­лятье, вер­нее, не­об­ра­тимые пос­ледс­твия при его не­вер­ном про­из­не­сении. Как бы ни бы­ла ум­на эта гряз­нокров­ка, од­на­ко Тем­ные Ис­кусс­тва все же ос­та­ют­ся Тем­ны­ми Ис­кусс­тва­ми. Что­бы пра­виль­но их ис­поль­зо­вать, нуж­ны осо­бые чер­ты ха­рак­те­ра. В уме Грей­нджер он не сом­не­вал­ся, но в ее ре­шимос­ти при­менить тем­ную ма­гию, тем бо­лее в от­но­шении се­бя… В лю­дях слиш­ком раз­вит ин­стинкт са­мосох­ра­нения, не поз­во­ля­ющий во мно­гих слу­ча­ях при­чинить вред се­бе лю­бимо­му — сво­ему те­лу, ду­ше, соз­на­нию, рас­судку. Од­на­ко Грей­нджер мог­ла по­жер­тво­вать со­бой, как это гриф­финдор­цы на­зыва­ют, «во имя об­ще­го де­ла». Весь­ма при­митив­но, не­даль­но­вид­но и прос­то смеш­но. Тог­да она все-та­ки глу­пее, чем он по­лагал.

Од­на­ко не это яв­ля­ет­ся по­водом для тор­жес­тва. В кон­це кон­цов, ум или глу­пость быв­шей сту­ден­тки его не ин­те­ресу­ют. Ес­ли Лор­ду хо­телось по­тешить Свое са­молю­бие или че­рез нее по­пытать­ся дос­тать Гар­ри Пот­те­ра, это Его де­ло, и Се­верус не со­бира­ет­ся вме­шивать­ся. Еще в са­мом на­чале он пре­дуп­ре­дил Лор­да о том, что из се­бя пред­став­ля­ет Гер­ми­она Грей­нджер, на что Гос­по­дин лишь тон­ко и весь­ма мно­гоз­на­читель­но улыб­нулся.

Нас­то­ящий по­вод, ос­но­вание для зло­рад­но­го ли­кова­ния, как бы это низ­ко ни бы­ло — вы­раже­ние ло­щено­го по­родис­то­го ли­ца Лю­ци­уса Мал­фоя. Как же оно упо­итель­но, это вы­раже­ние, как дол­гождан­но! Оно на­пол­ня­ет ду­шу чувс­твом по­беды, чувс­твом собс­твен­но­го пре­вос­ходс­тва, так дав­но не ис­пы­тан­ны­ми Се­веру­сом. Лю­ци­ус Мал­фой рас­те­рян! Имен­но! Он в глу­бочай­шей рас­те­рян­ности и да­же, мож­но ска­зать, в стра­хе. И этот его страх так сла­док для взгля­да Се­веру­са, что хо­чет­ся упи­вать­ся им бес­ко­неч­но.

«На­конец-то, дра­жай­ший Лю­ци­ус, «друг Лор­да», как лю­бишь ты на­зывать сам се­бя, и ты поз­нал вкус по­раже­ния, вкус не­нуж­ности, за­бытос­ти, отор­ваннос­ти от силь­ных ми­ра се­го. Де­ла вер­шатся за тво­ей спи­ной, а ты су­щес­тву­ешь все­го лишь для то­го, что­бы быть од­ним из ко­шель­ков Лор­да. У те­бя слиш­ком мно­го зо­лотых гал­ле­онов, Лю­ци­ус, слиш­ком мно­го вла­дений и дос­та­точ­но вли­яния на весь этот сброд, на­зыва­ющий се­бя чис­токров­ны­ми ма­гами. И по­ка это нра­вит­ся Лор­ду, по­ка это нуж­но Ему, ты бу­дешь жить, но не оболь­щай­ся. Твоя жизнь — хрус­таль­ный бо­кал, за­детый неб­режный ру­кой и рас­ка­чива­ющий­ся на краю сто­ла. Кос­нись ми­молет­но, и все бу­дет кон­че­но. Сам ты, ко­неч­но, счи­та­ешь ина­че, но по­верь, мне вид­нее. До­верие Лор­да бес­ценно, но ты ли­шил­ся его в ту ночь, ког­да не дос­тал про­рочес­тво. А твой сы­нок, слиш­ком сла­бый и не­реши­тель­ный, не оп­равдал да­же кро­хот­ной то­лики на­дежд, воз­ла­га­емых на не­го. Он по­шел не в те­бя и не в Нар­циссу.

О, как же ты гор­дишь­ся, Лю­ци­ус, чис­то­той сво­ей вол­шебной кро­ви, древ­ностью и знат­ностью ро­да! Но че­го сто­ят эти гром­кие сло­ва, ес­ли Мал­фои не мо­гут до­казать свою сос­то­ятель­ность, не мо­гут до­казать вер­ность То­му, за Кем ре­шились выс­ту­пить? Ваш род заг­ни­ва­ет, Лю­ци­ус, ва­ша кровь не бур­лит в жи­лах, а все­го лишь сты­нет, как во­да по осе­ни. И это ве­дет вас к кра­ху. И тем нес­пра­вед­ли­вее, что жен­щи­на, та жен­щи­на, ко­торая мог­ла стать мо­ей, Нар­цисса Блэк выб­ра­ла те­бя!»

Се­верус не­воль­но сжи­ма­ет ку­лаки, пус­ты­ми гла­зами смот­рит и не ви­дит, как скло­ня­ет­ся в пок­ло­не Гер­ми­она Грей­нджер, как Дра­ко Мал­фой по­да­ет ей ру­ку, и они оба за­нима­ют мес­то ря­дом с Тем­ным Лор­дом.

«Нар­цисса… ве­лико­леп­ная, вос­хи­титель­ная, нес­равнен­ная, ос­ле­питель­ная, блис­та­ющая.… Лю­бимая… Сколь­ко бы слов не при­дума­ли лю­ди, что­бы наз­вать Кра­соту, но их всех бу­дет не­дос­та­точ­но для те­бя од­ной. Как опи­сать твои гла­за, от­ра­жа­ющие не­бо, под ко­торым я жи­ву? Как опи­сать твою улыб­ку, в ко­торой та­ит­ся вся пре­лесть ми­ра? Как опи­сать те чувс­тва, ко­торые сжи­ма­ют мою ду­шу, ког­да я все­го лишь мель­ком за­мечаю на ули­це чей-то ле­тящий си­лу­эт, по­хожий на твой? Это не­воз­можно. Нель­зя объ­ять не­объ­ят­ное, так и нель­зя рас­ска­зать всю мою лю­бовь к те­бе, горь­кую и ра­дос­тную, без­на­деж­ную и чу­дес­ную, му­читель­ную и вол­шебную».

Прош­ло столь­ко лет, но Се­верус до дро­жи от­четли­во пом­нит тот день, ког­да впер­вые уви­дел Нар­циссу Мал­фой, тог­да еще ма­лень­кую Нар­циссу Блэк. Уви­дел не гла­зами, а сер­дцем.

* * *

Ему бы­ло три­над­цать. Мрач­ный не­раз­го­вор­чи­вый маль­чиш­ка, ко­торо­го за спи­ной выс­ме­ива­ли сту­ден­ты за вы­тер­тые ман­тии, пот­ре­пан­ные учеб­ни­ки, обод­ранные перья, при­выч­ку лох­ма­тить во­лосы в раз­думье. По­том они об­хо­дили его сто­роной за неп­ри­ят­ный тем­ный блеск в гла­зах, ког­да он при­щури­вал­ся, мыс­ленно пред­став­ляя, как кор­чи­лись бы в су­доро­гах от «Кру­ци­ату­са» наг­лый Джей­мс Пот­тер и его ком­па­ния, как умо­ляли бы о по­щаде, ис­терзан­ные «Сек­ту­сем­прой», зло­языч­ный Ре­гулус Блэк и са­мов­люблен­ный Адо­нис Мак­Го­нагалл, как па­дал бы на ко­лени, приз­на­вая, что Се­верус силь­нее его, вы­соко­мер­ный Лю­ци­ус Мал­фой.

Он не­нави­дел их. Не­нави­дел до та­кой сте­пени, что ру­ки сво­дило су­доро­гой, ког­да он еле сдер­жи­вал­ся, что­бы не пус­тить зак­лятье.

Джей­мса Пот­те­ра, Си­ри­уса Блэ­ка, Ре­муса Лю­пина и Пи­тера Пет­тигрю — за веч­ные нас­мешки и обид­ные ро­зыг­ры­ши. Ка­залось, са­мо его су­щес­тво­вание бы­ло вы­зовом для них, и они не ус­та­вали раз за ра­зом вы­думы­вать все но­вые и но­вые па­кос­ти.

Адо­ниса Мак­Го­нагал­ла и Ре­гулу­са Блэ­ка, мер­зко­го брат­ца от­врат­но­го Си­ри­уса Блэ­ка — за вы­соко­мерие, за то, что они, бу­дучи на курс млад­ше, да­же не при­нижая го­лоса, раз­гла­голь­ство­вали о том, что мес­то Се­веру­са на фа­куль­те­те гряз­нокро­вок и маг­ло­любов, на Гриф­финдо­ре, а не Сли­зери­не, на ко­торый он по­пал лишь бла­года­ря вы­жив­шей из ума, ес­ли он у нее был ког­да-ли­бо, ды­рявой Шля­пе.

Но боль­ше все­го, ярос­тнее все­го — Лю­ци­уса Мал­фоя. Ка­залось бы — за что? В чем тут при­чина? По­чему один сту­дент фа­куль­те­та Сли­зерин не­нави­дел дру­гого до тем­но­ты в гла­зах, до бо­ли в ла­донях от вон­зивших­ся ног­тей? Но на Лю­ци­усе Мал­фое, от­прыс­ке знат­но­го чис­токров­но­го ро­да, не­пос­ти­жимым об­ра­зом сос­ре­дото­чилась вся зло­ба Се­веру­са. Ник­то, в том чис­ле и сам Се­верус, не смог бы ска­зать, по­чему. Ви­димо, не­нависть и лю­бовь — слиш­ком не­пос­ти­жимые ве­щи да­же для ми­ра, пол­но­го ма­гии, ки­пящих кот­лов, вол­шебных па­лочек, чу­дес­ных и смер­то­нос­ных зак­ля­тий.

Их раз­де­ляли воз­раст, по­ложе­ние, взгля­ды на мир, са­ма жизнь раз­де­ляла их. Лю­ци­ус Мал­фой был ви­новен в том, что прос­то жил и учил­ся в Хог­вар­тсе. Над­менный, хо­леный, ок­ру­жен­ный сви­той, гля­дев­шей ему в рот, бо­гатый до неп­ри­личия, он по­лучил все, не при­ложив да­же ма­лей­ших уси­лий, неп­ри­нуж­денно до­бивал­ся ус­пе­ха там, где Се­верус Снейп тер­пел по­раже­ние.

Се­верус с за­вистью сле­дил, как лег­ко и изящ­но Лю­ци­ус вла­де­ет ча­рами и зак­лять­ями, а ему са­мому это да­валось с ог­ромным тру­дом, па­лоч­ка слов­но не же­лала слу­шать­ся сво­его хо­зя­ина, все шло на­пере­косяк, и не­ред­ко маль­чик ста­новил­ся объ­ек­том оче­ред­ных нас­ме­шек.

Лю­ци­ус пре­вос­ходно иг­рал в квид­дич, ле­тал над по­лем стре­митель­но и поч­ти не­замет­но для глаз, ему бы быть лов­цом, но он за­хотел стать за­гон­щи­ком. На­вер­ное, ему дос­тавля­ло ни с чем не срав­ни­мое удо­воль­ствие обой­ти охот­ни­ков, увер­нуть­ся от блад­же­ров, пе­рехит­рить вра­таря, са­мому за­бить в коль­цо оран­же­вый мяч и вски­нуть ру­ку в тор­жес­тву­ющем жес­те.

Се­верус смот­рел на квид­дичные со­рев­но­вания и страс­тно меч­тал ле­теть сквозь ве­тер, чувс­тво­вать се­бя в не­бе и не­бо в се­бе, за­дыхать­ся от вос­хи­титель­но­го ощу­щения сво­боды. Как Лю­ци­ус. Маль­чик то­же хо­тел иг­рать в эту вол­шебную иг­ру, наз­ва­ние ко­торой зву­чало так стран­но и ма­няще, и на треть­ем кур­се при­шел про­бовать­ся в ко­ман­ду. Да­же сей­час пе­ред гла­зами как на­яву вста­вали выц­ветшие, дав­но нек­ра­шеные три­буны, хму­рое, за­тяну­тое ту­чами не­бо с нак­ра­пыва­ющим дож­дем. И би­лось в нем та­кое вол­не­ние, что вспо­тев­шие ла­дони креп­ко сжи­мали ру­ко­ят­ку дрях­лой школь­ной мет­лы, пе­ресох­ло в гор­ле, и го­лос сел.

В том го­ду Мал­фой стал ка­пита­ном ко­ман­ды и сам на­бирал но­вых иг­ро­ков. Он сто­ял, неб­режно под­пи­рая собс­твен­ную мет­лу но­вей­шей мо­дели, и ле­ниво пос­ме­ивал­ся, пос­матри­вая на­верх, где вы­делы­вал куль­би­ты, спа­са­ясь от блад­же­ра, У­ил­бур Дип­пет. При­шед­шие пог­ла­зеть сли­зерин­цы стол­пи­лись вок­руг не­го. Они друж­но хо­хот­ну­ли, ког­да У­ил­бу­ра на­конец нас­тиг чер­ный мяч и пе­ребил доб­рую по­лови­ну пруть­ев, так, что мет­ла, вер­нее, поч­ти пал­ка, ста­ла не­уп­равля­емой. Дип­пет с кри­ком по­летел вниз и ощу­тимо при­ложил­ся о пе­сок. Ког­да он, ша­та­ясь, по­дошел к Мал­фою, свет­ло­воло­сый па­рень лишь по­жал пле­чами:

— Не го­ден. Ес­ли ты хо­чешь стать за­гон­щи­ком, вна­чале на­до на­учить­ся не бо­ять­ся блад­же­ра и уметь как сле­ду­ет уво­рачи­вать­ся от спя­тив­ших мя­чей. А ты ле­та­ешь, как дев­чонка-пер­во­кур­сни­ца, впер­вые сев­шая на мет­лу.

Взгляд се­рых пас­мурных глаз хо­лод­но сколь­знул по Се­веру­су.

— Оче­ред­ной пре­тен­дент?

Маль­чик ед­ва су­мел кив­нуть и сглот­нул ко­мок не­уве­рен­ности.

— Впе­ред.

Он ста­рал­ся, он вы­жимал из об­лезло­го школь­но­го ти­хохо­да все, на что тот был спо­собен, в ушах свис­тел ве­тер, мо­рося­щие на зем­ле кап­ли в не­бе боль­но би­ли по ли­цу, во­лосы рас­тре­пались и лез­ли в гла­за, тя­желый квоффл выс­каль­зы­вал из рук, сза­ди не­умо­лимо нас­ти­гал блад­жер. Ког­да мок­рый и тя­жело ды­шащий Се­верус на­конец спус­тился и на под­ги­ба­ющих­ся но­гах приб­ли­зил­ся к тол­пе, во гла­ве ко­торой сто­ял Лю­ци­ус, он пе­ред со­бой ни­чего не ви­дел. Прос­тень­кое в об­щем-то де­ло — про­бы на мес­то в квид­дичной ко­ман­де — вдруг для не­го обер­ну­лось ед­ва ли не судь­бо­нос­ным. Ни­чего не бы­ло та­ким важ­ным, как вот сей­час ус­лы­шать от Лю­ци­уса: «Ты мо­лодец, поз­драв­ляю! Тре­ниров­ка зав­тра».

Лю­ци­ус пе­рего­вари­вал­ся с Ру­доль­фом Лей­нстрен­джем и Ман­фре­дом Крэб­бом. Се­верус от­ме­тил, как ух­мыль­ну­лись од­новре­мен­но и оди­нако­во Адо­нис и Ре­гулус, выг­ля­дывав­шие из-за пле­ча ка­пита­на, и об­лился хо­лод­ным по­том. Нет, его возь­мут, обя­затель­но возь­мут!

— Не го­ден, — тон Лю­ци­уса был со­вер­шенно рав­но­душ­ным и скуч­ным, на Се­веру­са он да­же не смот­рел.

— По­чему? — го­лос сбил­ся и дал пе­туха, сли­зерин­цы зас­ме­ялись.

— Твоя мет­ла.

— А что с ней?

— В об­щем-то ни­чего, — па­рень не­тер­пе­ливо по­бара­банил паль­ца­ми по изящ­но выг­ну­той ла­киро­ван­ной ру­ко­ят­ке собс­твен­ной мет­лы, — прос­то она дрян­ная и ни­куда не го­дит­ся. Но­вую при­об­рести, как мне ска­зали, ты не смо­жешь, а у на­шей ко­ман­ды дол­жны быть толь­ко са­мые луч­шие мет­лы, что­бы вы­иг­рать Ку­бок шко­лы. Так что воп­рос зак­рыт.

— Но…

— Воп­рос зак­рыт, не от­ни­май мое вре­мя, — от­ре­зал как но­жом стар­ше­кур­сник.

Се­верус поп­лелся прочь, чувс­твуя, как в гру­ди ог­ненным ша­ром вспу­ха­ет зна­комое жгу­чее чувс­тво.

Пе­ред Лю­ци­усом за­ис­ки­вали учи­теля, прав­да, не все, но мно­гие, а на Се­веру­са смот­ре­ли как на пус­тое мес­то. Од­но при­сутс­твие Лю­ци­уса в Гос­ти­ной, ка­жет­ся, ме­няло все вок­руг. Пар­ни ус­трем­ля­лись ту­да, где на­ходил­ся Мал­фой, де­вуш­ки крас­не­ли, шеп­та­лись, ки­дали ко­кет­ли­вые взгля­ды. Са­мые кра­сивые и неп­риступ­ные го­товы бы­ли пасть пе­ред Лю­ци­усом, но его это слов­но не тро­гало. Он с оди­нако­вой ску­кой смот­рел на неж­ную зо­лото­воло­сую Силь­ва­ну Джаг­сон, на гор­дую, по­дав­ля­ющую тя­желой кра­сотой Бел­латри­су Блэк, на ти­хую скром­ную Хиль­ду Ри­вен­волд, и в его хо­лод­ных се­рых гла­зах ни­чего не от­ра­жалось.

А еще у Лю­ци­уса Мал­фоя бы­ла семья, род­ной дом, вер­нее, род­ной за­мок, лю­бящие ро­дите­ли. Сколь­ко раз Мал­фой хвас­тался от­цом! В каж­дом его сло­ве об от­це скво­зила неп­рикры­тая гор­дость.

«Мой отец все сде­ла­ет так, как на­до».

«Отец всег­да вы­пол­ня­ет то, что обе­щал».

«Отец ска­зал, что­бы я не бес­по­ко­ил­ся, все бу­дет в по­ряд­ке».

Его мать, на­вер­ное, очень бес­по­ко­илась о сы­ноч­ке, да­же при­ез­жа­ла в Хог­вартс. Дваж­ды это бы­ло на квид­дичных со­рев­но­вани­ях, и Се­верус уже со зна­комым чувс­твом горь­кой за­вис­ти ук­радкой сле­дил, как она не­тер­пе­ливо-ра­дос­тно об­ни­ма­ет Лю­ци­уса в хол­ле, еро­шит ему во­лосы, ед­ва дос­та­вая до ма­куш­ки, что-то го­ворит и сме­ет­ся. По­том на учи­тель­ской три­буне она бо­лела за не­го, кри­ча так, что пе­рек­ры­вала воп­ли да­же са­мых го­рячих бо­лель­щи­ков. Она бы­ла та­кой кра­сиво-утон­ченной, в ши­кар­ной ман­тии, оку­тан­ная аро­мат­ным об­ла­ком до­рогих ду­хов, и в то же вре­мя по­ходи­ла на бес­печную ве­селую дев­чонку с рас­тре­пан­ны­ми ко­сами. О та­кой ма­тери мож­но бы­ло толь­ко меч­тать. У Лю­ци­уса она бы­ла.

А Се­верус ни­ког­да да­же не упо­минал о ро­дите­лях. Он вздра­гивал, ког­да его о них спра­шива­ли, сра­зу мрач­нел и ог­ры­зал­ся. Но не не­нависть к ним бы­ла то­му при­чиной, а стыд.

Мож­но на­учить­ся ле­тать и иг­рать в квид­дич, мож­но ра­ботать, сце­пив зу­бы, и до­бить­ся бо­гатс­тва, при­об­рести все, что мож­но ку­пить на день­ги. Но да­же ес­ли в ле­пеш­ку рас­ши­бешь­ся, то все рав­но не смо­жешь най­ти но­вых ро­дите­лей, ку­пить нас­то­ящих, не фаль­ши­вых дру­зей, вы­тор­го­вать ис­крен­нее дру­жес­кое вни­мание. На­вер­ное, еще и по­тому Се­верус еле сдер­жи­вал се­бя в бес­силь­ной, глу­боко зап­ря­тан­ной не­навис­ти — по­тому что раз за ра­зом уда­рял­ся о неп­ро­бива­емую сте­ну рав­но­душия. Лю­ци­ус Мал­фой ни­ког­да не за­мечал Се­веру­са Сней­па. На пер­вом кур­се, ед­ва став сли­зерин­цем, Се­верус втай­не вос­хи­щал­ся Лю­ци­усом, гор­дой неб­режностью его слов, врож­денной и ед­ва ли осоз­на­ва­емой при­выч­кой смот­реть на лю­дей свы­сока, да­же прос­то уме­ни­ем но­сить обыч­ную школь­ную ман­тию так, слов­но это бы­ла ко­ролев­ская. Лю­ци­ус оли­цет­во­рял для не­го мир, в ко­торый маль­чик — сын, в пер­вую оче­редь, маг­ла и уж по­том — вол­шебни­цы, не был вхож. И он от­ча­ян­но стре­мил­ся в этот мир, ло­мая ног­ти и пе­рема­лывая се­бя, вы­бивая из се­бя все маг­лов­ское, как ему ка­залось, он хо­тел хоть на дюйм стать бли­же к Лю­ци­усу. Толь­ко на что сдал­ся юно­му арис­токра­ту ка­кой-то соп­ли­вый по­лук­ровка из не­из­вес­тной семьи, ког­да его ок­ру­жали зна­комые с детс­тва под­рос­тки, рав­ные ему по по­ложе­нию и бо­гатс­тву?

Лю­ци­ус не за­мечал роб­ких по­пыток Се­веру­са прив­лечь его вни­мание, не ви­дел это­го маль­чи­ка, ко­торый так хо­тел стать бли­же, хо­тел хоть на миг по­пасть в его ок­ру­жение, удос­то­ить­ся дру­жес­ко­го взгля­да. По­пыт­ки бы­ли бес­плод­ны­ми, и пос­те­пен­но не­рас­тра­чен­ное вос­хи­щение и не­выс­ка­зан­ное ува­жение пе­рего­рели в ядо­витую за­висть и лю­тую не­нависть. Чем вы­ше под­ни­мал­ся Лю­ци­ус, и чем взрос­лее ста­новил­ся Се­верус, тем эти чувс­тва ста­нови­лись все боль­ше и боль­ше. По­ка од­нажды Се­верус с ужа­сом не об­на­ружил, что в нем не ос­та­лось ни­чего, кро­ме не­навис­ти и глу­хой зло­бы на весь мир. Раз­дра­жала мать, по его мне­нию, не су­мев­шая выб­рать для не­го дос­той­но­го от­ца. А отец, роб­кий че­ловек с неп­ри­мет­ной улыб­кой, и вов­се при­водил в бе­шенс­тво. Пос­ле его смер­ти Се­верус вздох­нул с об­легче­ни­ем. Он по­чему-то ду­мал, что те­перь все пой­дет ина­че.

Бы­ло ина­че, но ос­та­лось по-преж­не­му.

Так же не за­мечал, вер­нее, проз­рачно смот­рел сквозь не­го Ста­рос­та шко­лы, ка­питан квид­дичной ко­ман­ды Мал­фой, так же тон­ко и яз­ви­тель­но над­сме­хал­ся Мак­Го­нагалл, так же буй­но из­де­валась шай­ка Пот­те­ра. Но в сер­дце под­рос­тка пус­ти­ло сла­бый рос­ток до­селе не­ис­пы­тан­ное чувс­тво при­вязан­ности к дру­гому че­лове­ку. Пусть че­ловек этот был еще мал и бес­по­мощен, но Се­верус, на­вер­ное, впер­вые в жиз­ни по­чувс­тво­вал от­ветс­твен­ность за чье-то теп­лое бес­ко­рыс­тное учас­тие.

За улыб­ку де­воч­ки с се­реб­ристы­ми ко­сами по име­ни Нар­цисса Блэк.

Он вер­нулся в свою Гос­ти­ную пос­ле оче­ред­ной стыч­ки с Пот­те­ром и его друж­ка­ми. На­вер­ное, выг­ля­дел ужас­но, но на все бы­ло пле­вать, уг­ро­жа­юще зыр­кнул на двух дев­чо­нок-пер­во­кур­сниц, за­няв­ших его лю­бимое мес­то в уг­лу. Од­на с пис­ком убе­жала, а вто­рая ос­та­лась и без­бо­яз­ненно заг­ля­нула в ли­цо.

— У те­бя идет кровь.

— Знаю, — бур­кнул он и ру­кавом ман­тии про­вел по лбу, от­ти­рая уже за­сыха­ющую кро­вяную кор­ку.

— Боль­но?

— А ты как ду­ма­ешь?

За­чем он с ней го­ворит?

— На­вер­ное, боль­но, — за­дум­чи­во про­тяну­ла де­воч­ка, и в ее се­рых гла­зах мель­кну­ло со­чувс­твие, — ког­да я раз­би­ла ко­лен­ку, бы­ло очень боль­но. Хо­чешь, я за­жив­лю? Я умею.

Се­верус кив­нул с ка­кой-то ту­ман­ной по­кор­ностью. Она и вправ­ду за­лечи­ла раз­би­тый лоб. Это по­том он уз­нал, что она ни­как не мог­ла ов­ла­деть прос­тень­ки­ми ча­рами ле­вита­ции, но с ус­пе­хом при­меня­ла слож­ные ле­чеб­ные зак­лятья.

— Спа­сибо, — неп­ри­выч­ное сло­во не­лов­ко сор­ва­лось с язы­ка, и де­воч­ка улыб­ну­лась в от­вет:

— А я те­бя знаю. Те­бя зо­вут Се­верус, вер­но? Ты при­ходил к нам со сво­ей ма­мой.

Он вне­зап­но вспом­нил, кто она. Сес­тра Бел­латри­сы Блэк, млад­шая доч­ка ста­рого хры­ча Сиг­ну­са Блэ­ка, при­ходив­ше­гося ма­тери даль­ним родс­твен­ни­ком. Они дей­стви­тель­но од­нажды по­сети­ли его дом. Мать то ли про­сила де­нег, то ли хо­тела по­лучить ка­кие-то ре­комен­да­ции. Ни­чего не по­лучи­лось. Блэк дол­го орал, то­пал но­гами и в кон­це кон­цов выг­нал их. Это был один из ред­ких ви­зитов ма­лень­ко­го Се­веру­са в мир ма­гии, вре­зав­ший­ся в па­мять уни­жени­ем, оби­дой за мать, да­вящим чувс­твом бед­ных родс­твен­ни­ков-про­сите­лей.

Стар­шая Блэк Се­веру­са, ес­тес­твен­но, пре­зира­ла, ода­ривая ле­дяным взгля­дом, ес­ли он ос­ме­ливал­ся по­дой­ти к ней бли­же, чем на метр. А млад­шая Блэк вы­лечи­ла его лоб и сей­час до­вер­чи­во смот­ре­ла на не­го ог­ромны­ми се­рыми гла­зами, те­ребя кон­чик се­реб­ристой ко­сы. И Се­верус, уже в ко­торый раз удив­ля­ясь са­мому се­бе, вы­давил:

— Вер­но. А те­бя как зо­вут?

— Нар­цисса.

Вне­зап­но гла­за де­воч­ки рас­пахну­лись еще боль­ше, и она пре­рывис­то вздох­ну­ла. Ог­ля­нув­шись, Се­верус уви­дел вхо­див­ше­го Лю­ци­уса Мал­фоя, ок­ру­жен­но­го тол­пой. Лю­ци­ус се­год­ня был в уда­ре, ос­трил так, что сви­та хо­хота­ла во весь го­лос, от­че­го пор­тре­ты на сте­нах мор­щи­лись и за­тыка­ли уши. Ру­дольф Лей­нстрендж пы­тал­ся пе­ребить и ска­зать что-то свое, но его не слу­шали. Лю­ци­ус и в са­мом де­ле был ве­лико­лепен в эту ми­нуту — в квид­дичной фор­ме пос­ле тре­ниров­ки, ожив­ленный и свер­ка­ющий се­рыми гла­зами, то и де­ло не­тер­пе­ливо от­ки­дыва­ющий со лба ме­ша­ющую прядь свет­лых во­лос. Он ка­зал­ся (да и был на са­мом де­ле) силь­ным, ре­шитель­ным, уве­рен­ным в се­бе.

— Это Лю­ци­ус Мал­фой, — про­бор­мо­тал Се­верус, по­чувс­тво­вав­ший, что дол­жен что-то ска­зать.

— Да, — про­шеп­та­ла де­воч­ка, не от­ры­вая взгля­да от Лю­ци­уса.

И на миг Се­веру­су по­чуди­лось, что ска­зала это она, со­вер­шенно за­быв о нем, ми­нуту на­зад за­нимав­шем ее мыс­ли. Он буд­то мо­мен­таль­но отод­ви­нул­ся, стал чу­жим и не­нуж­ным.

Так на­чалась их друж­ба, не при­нес­шая ему ни­чего, кро­ме не­из­бывной бо­ли и но­вых уни­жений. Ря­дом с Нар­циссой он всег­да чувс­тво­вал се­бя тем бед­ным маль­чиш­кой в бо­гатом до­ме, но не­пос­ти­жимым об­ра­зом не мог пре­одо­леть се­бя и от­вер­гнуть и рас­топтать ти­хую зас­тенчи­вую улыб­ку этой ма­лень­кой арис­тократ­ки.

Каж­дый миг, про­веден­ный ря­дом с ней, от­пе­чаты­вал­ся в нем на­веч­но.

* * *

— Се­верус, Сев, по­дож­ди, я боль­ше не мо­гу!

Нар­цисса изо всех сил бе­жала за ним. Рва­лась ман­тия на хо­лод­ном осен­нем вет­ру, раз­ве­вались ко­сы, а в го­лосе зве­нела моль­ба. Он ос­та­новил­ся так рез­ко, что де­воч­ка чуть не вре­залась в не­го.

— Сколь­ко раз го­ворил — не на­зывай ме­ня Сев!

— Лад­но, лад­но, Се­верус, — она при­мири­тель­но улыб­ну­лась, ста­ра­ясь от­ды­шать­ся, — за­чем те­бя вы­зывал Слиз­норт? Из-за это­го, да?

Она ос­то­рож­но кос­ну­лась паль­ца­ми его ли­ца. Се­верус дер­нулся, слов­но от уда­ра, и от­шатнул­ся, от­бро­сив ее ру­ку.

— Се­верус?

Он сно­ва за­шагал впе­ред. Нар­цисса, при­кусив гу­бу, пош­ла за ним. Впе­реди плес­ну­ло вол­на­ми Чер­ное озе­ро. Се­верус нап­равлял­ся к сво­ему бу­ку. Вот он, при­мет­ный — тол­стый уз­ло­ватый ствол, пыш­ная шап­ка еще зо­лотой, не ус­певшей опасть лис­твы, ве­село шеп­чу­щей на вет­ру. Маль­чик со все­го раз­ма­ху швыр­нул сум­ку на тра­ву и плюх­нулся вслед за ней. Де­воч­ка, ак­ку­рат­но по­доб­рав ман­тию, усе­лась ря­дом.

— Так в чем все-та­ки де­ло?

В от­вет мол­ча­ние. Сер­ди­тое и с под­тек­стом.

«Не прис­та­вай! Ес­ли я мол­чу, зна­чит, не хо­чу об этом го­ворить!»

— Се­верус, ты же зна­ешь, я мо­гу си­деть так бес­ко­неч­но дол­го.

— …

— Се­год­ня бу­дет изу­митель­ный за­кат, не прав­да ли?

— …

— А До­ри­ан и Адо­нис го­вори­ли, что…

— Мне нап­ле­вать, что го­вори­ли эти при­дур­ки! Не упо­минай их при мне, НИ­КОГ­ДА, яс­но?!

Ка­жет­ся, она на­конец дос­ту­чалась до не­го. Се­верус ярос­тно свер­кнул на нее тем­ны­ми гла­зами, уда­рил сжа­тым ку­лаком по зем­ле и по­мор­щился, нег­ромко вы­ругав­шись сквозь зу­бы. Нар­цисса быс­тро схва­тила его ла­донь, по­вер­ну­ла тыль­ной сто­роной. Так и есть. Кос­тяшки раз­би­ты в кровь, длин­ная кро­вото­чащая ца­рапи­на на пра­вой ру­ке ухо­дит под ра­зор­ванную ман­же­ту. А он еще го­ворит, что упал и уда­рил­ся!

— Ты же под­рался, да? Ведь под­рался? И не ври мне! По­чему ты не по­шел в боль­нич­ное кры­ло? На те­бя да­же смот­реть страш­но!

— Под­рался, и что даль­ше? — Се­верус от­нял ру­ку, пот­ро­гал ли­цо, сно­ва по­мор­щился, — а страш­но — не смот­ри, не зас­тавляю.

Нар­цисса вздох­ну­ла. Иног­да с ним прос­то ужас­но труд­но. Вот ког­да он та­кой ко­лючий и злой, весь нап­ря­жен­ный, как стру­на, ка­жет­ся, тронь — и сор­вется. Тог­да она те­ря­ет­ся и ве­дет се­бя слов­но ма­лыш­ка. Кош­мар!

— Хо­чешь, я убе­ру хо­тя бы си­няки?

Опять про­мол­чал. Но она по­чувс­тво­вала, что ат­мосфе­ра чуть-чуть раз­ря­дилась. И ста­ла очень ак­ку­рат­но и бе­реж­но ка­сать­ся па­лоч­кой си­них пя­тен.

— От­ку­да все-та­ки ты зна­ешь столь­ко ле­чеб­ных зак­ля­тий?

«О, мы уже раз­го­вари­ва­ем?»

— Я же те­бе го­вори­ла, Эн­ди на­учи­ла. Она счи­та­ет, что это при­годит­ся в жиз­ни. И по­том, в детс­тве я час­то иг­ра­ла с Ре­гулу­сом и Си­ри­усом. Си­ри­ус ужас­но лю­бил ра­зыг­ры­вать из се­бя ве­лико­го…

То ли от ее не­ос­то­рож­но­го при­кос­но­вения, то ли от упо­мяну­тых имен, Се­верус за­шипел и от­шатнул­ся так рез­ко, что взмах­нул ру­кой, что­бы сох­ра­нить рав­но­весие, и ед­ва не вы­бил па­лоч­ку из ее рук.

— Из­ви­ни… — она ви­нова­то по­тяну­лась к не­му, но он сно­ва зас­тыл. И рас­сто­яние меж­ду ни­ми вро­де бы ма­лень­кое, но оно та­кое… неп­риступ­ное… глы­ба ль­да, не та­ющая на сол­нце…

Нар­цисса не­воль­но по­ежи­лась.

— Это друзья Си­ри­уса те­бя… так?

— Не твое де­ло!

— Се­верус, по­чему…

— От­стань! Ну че­го ты при­вяза­лась ко мне, Блэк?

Де­воч­ка ти­хо спро­сила, не под­ни­мая взгля­да:

— Так они? Из-за че­го на этот раз?

Се­верус, к ее удив­ле­нию, от­ве­тил, не по­вора­чивая го­ловы в ее сто­рону, та­ким то­ном, что, ка­жет­ся, во­да в озе­ре на­чала за­мер­зать:

— Это не они. Хо­чешь знать? По­жалуй­ста. Это бы­ли До­ри­ан Де­лэй­ни, Адо­нис Мак­Го­нагалл и твой де­бил-ку­зен Ре­гулус. Из-за че­го? Еще про­ще — из-за те­бя.

— К-к-как из-за ме­ня? — ког­да она вол­но­валась, всег­да на­чина­ла нем­но­го за­икать­ся.

— А в-в-вот так — из-за те­бя, — гру­бо пе­ред­разнил маль­чик.

— Сев-в-ве­рус, я серь­ез­но!

— А я что, шу­чу, что ли?

— П-по­чему из-зз-за ме­ня? — де­воч­ка вско­чила.

— Им, ви­дишь ли, не нра­вит­ся, что Нар­цисса Блэк об­ща­ет­ся с не­ким Се­веру­сом Сней­пом, не зна­ешь та­кого? — Се­верус то­же под­нялся.

Он был поч­ти на го­лову вы­ше ее и воз­вы­шал­ся так, что она еще силь­нее по­чувс­тво­вала се­бя ма­лень­кой.

— Они ни­как не мо­гут по­нять, что ты во мне наш­ла? Объ­яс­ни им, Блэк, и мне, кста­ти, то­же. Ну че­го ты при­цепи­лась, как пи­яв­ка, и вез­де тас­ка­ешь­ся за мной? Слу­шай, а мо­жет, ты для них шпи­онишь, а? — Се­верус по­доз­ри­тель­но и зло при­щурил­ся. Вот те­перь на его ли­цо, ис­кри­вив­ше­еся в гри­масе не­под­дель­ной не­навис­ти, и вправ­ду бы­ло страш­но смот­реть. Но де­воч­ка это­го не ви­дела. Она смот­ре­ла на вол­шебную па­лоч­ку в сво­их ру­ках, чувс­твуя, как пы­ла­ют уши и ще­ки, крас­ка за­лива­ет шею. Ей бы­ло обид­но. И стыд­но. И она чувс­тво­вала се­бя ви­нова­той пе­ред Се­веру­сом — за его си­няки и сса­дины, за опух­шее ли­цо, за раз­би­тые ку­лаки, за ра­зор­ванную ман­тию. Это не она его би­ла, но ведь бы­ла ви­нова­та!

— З-за­чем ты т-так?! Зна­ешь же, что я с-сов­сем не… — из се­рых глаз Нар­циссы брыз­ну­ли сле­зы. Она не хо­тела пла­кать и не ре­вела во­об­ще-то ни­ког­да из-за пус­тя­ков, но сей­час он ее оби­дел по-нас­то­яще­му.

Де­воч­ка хо­тела бы­ло еще что-то до­бавить, но мах­ну­ла ру­кой и бро­силась прочь, на хо­ду сер­ди­то сма­хивая сле­зы. Он ни­ког­да не уви­дит, как она пла­чет! Вот еще! Толь­ко это­го не хва­тало! Она прос­то хо­тела спро­сить, что слу­чилось, ска­зать, что бес­по­ко­илась за не­го, а этот уп­ря­мец… этот ужас­ный, нес­носный, гад­кий маль­чиш­ка сно­ва от­тол­кнул ее. Ну и пусть! Ну и лад­но! Вот она боль­ше ни­ког­да не по­дой­дет к не­му, прос­то бу­дет иг­но­риро­вать. И тог­да пос­мотрим, как он бу­дет се­бя вес­ти!

А Се­верус усел­ся на зем­лю и с до­сады пуль­нул ка­меш­ком по во­де. Вот черт! И еще раз черт!

Она на­вер­ня­ка оби­делась. Ну и пусть оби­жа­ет­ся. Мо­жет, и вправ­ду пе­рес­та­нет лезть к не­му… А то на­до­ела — Се­верус это, Се­верус то, Се­верус се… Сто раз он удив­лялся — по­чему Блэк все вре­мя тас­ка­ет­ся за ним? Пос­то­ян­но что-то спра­шива­ет, тор­мо­шит, пы­та­ет­ся вов­лечь в об­щий раз­го­вор, в Гос­ти­ной веч­но са­дит­ся ря­дом. Ес­ли чес­тно, Се­верус это­го аб­со­лют­но не по­нимал. За­чем ей это?

Ну ко­неч­но, мож­но пред­по­ложить, что он ей прос­то нра­вит­ся, но это ха-ха и еще раз ха-ха. Это он-то нра­вит­ся Нар­циссе Блэк, до­чери Сиг­ну­са Блэ­ка, ед­ва не ло­пав­ше­гося от сво­ей ро­дови­тос­ти?! Да, от скром­ности не ум­решь, Се­верус. Или Сев — вот же мер­зко зву­чит!

Се­верус сплю­нул и сно­ва за­пус­тил блин­чи­ки по во­де.

Се­год­няшняя дра­ка и в са­мом де­ле бы­ла из-за нее. Эти уро­ды под­сте­рег­ли его в пус­том ко­ридо­ре, заг­на­ли в ту­пик и нед­вусмыс­ленно по­ин­те­ресо­вались: ка­кого хре­на нуж­но Се­веру­су Сней­пу от Нар­циссы Блэк?

Он не сом­не­вал­ся, это бы­ло де­лом рук ее сес­тры. Бел­латри­са пре­зира­ла всех, кто имел нес­частье иметь в родс­твен­ни­ках маг­лов. Ес­тес­твен­но, она не мог­ла до­пус­тить, что­бы ее собс­твен­ная сес­тра дру­жила с ка­ким-то нич­тожным по­лук­ровкой, и нат­ра­вила на не­го Ре­гулу­са с ком­па­ни­ей.

Се­верус бы умер, но не поз­во­лил се­бе от­ве­тить на этот воп­рос. По­это­му дра­ка бы­ла кро­воп­ро­лит­ной. Не бы­ло па­лочек, толь­ко ку­лаки, пин­ки, поч­ти зве­риное ры­чание, боль, со­леный вкус кро­ви, твер­дый ка­мен­ный пол. Он, хоть и был стар­ше, но один, а их трое. Они хо­тели сно­ва уни­зить, да­же не дос­та­вали свои па­лоч­ки, как бы да­вая по­нять, что вы­зывать на вол­шебную ду­эль или ис­поль­зо­вать зак­лятья про­тив не­го — толь­ко пач­кать свою ма­гию.

И они хо­тели, что­бы Нар­цисса пе­рес­та­ла об­щать­ся с Се­веру­сом, по­тому что Нар­цисса бы­ла из их кру­га, она бы­ла ИХ. Их ро­дите­ли бы­ли бо­гаты­ми и из­вес­тны­ми ма­гами, фа­милии ко­торых не­ред­ко по­яв­ля­лись на стра­ницах вол­шебных га­зет и жур­на­лов.

А кто та­кой Се­верус Снейп? Ник­то.

Маг­лов­ский уб­лю­док, как вы­разил­ся Ре­гулус.

Кто его ро­дите­ли? Нич­то.

«На­вер­ня­ка, твоя мать нас­толь­ко урод­ли­ва, что не смог­ла най­ти се­бе му­жа-ма­га, вот и выш­ла за маг­ла. Маг­лов­ская ни­щета и рвань, ха-ха-ха!»

Эти сло­ва Мак­Го­нагал­ла гре­мели в ушах. Ку­да бы он ни по­шел, всю­ду слы­шал, как в гул­ком тун­не­ле:

«Маг­лов­ская ни­щета и рвань!»

«Маг­лов­ский уб­лю­док!»

Не хва­тало ему Пот­те­ра с его друж­ка­ми, так еще эти чис­токров­ные уро­ды во­зом­ни­ли, что они судьи, что им при­над­ле­жит пра­во ре­шать — с кем сле­ду­ет дру­жить Нар­циссе Блэк, а с кем — нет.

Они бы­ли по­хожи на Лю­ци­уса Мал­фоя. Впро­чем, мог­ло ли быть ина­че? Они рос­ли и вра­щались в од­ном кру­гу. Их бу­дущее бы­ло рас­пи­сано с са­мого рож­де­ния — бо­гатс­тво, рос­кошные до­ма, кра­сивые же­ны, упо­итель­ное чувс­тво собс­твен­ной зна­чимос­ти.

А он не знал, ку­да ему пой­ти пос­ле Хог­вар­тса. Не знал, на что бу­дет жить, ес­ли с ра­ботой бу­дет ту­го, по­тому что все скуд­ные сбе­реже­ния ро­дите­лей ухо­дили на ле­чение ма­тери, со­шед­шей с ума че­рез пол­го­да пос­ле смер­ти от­ца. Эй­лин Снейп со­дер­жа­лась в боль­ни­це Свя­того Мун­го, и каж­дый раз, ког­да Се­верус бы­вал там, его раз­ры­вало дво­якое чувс­тво — брез­гли­вый стыд и пе­рех­ва­тыва­ющая гор­ло жа­лость. В этой об­рюз­гшей жен­щи­не с вскло­кочен­ны­ми во­лоса­ми, бес­прес­танно хи­хика­ющей и рас­пе­ва­ющей фри­воль­ные пе­сен­ки, ров­ным сче­том ни­чего не ос­та­лось от его ма­тери — не­улыб­чи­вой, ху­дой, как щеп­ка, мол­ча­ливой, из­му­чен­ной пос­то­ян­ным без­де­нежь­ем, по­тому что они жи­ли на жа­лованье от­ца, а тот с его мяг­ким жа­лос­тли­вым ха­рак­те­ром прос­то не мог про­бить­ся в жиз­ни, за­нять, от­тол­кнув лок­тя­ми дру­гих, вы­год­ный пост, сде­лать карь­еру. Но Эй­лин ни­ког­да, на па­мяти сы­на, не кри­чала на То­би­аса, не уп­ре­кала. Она, на­вер­ное, лю­била его — маг­ла, не спо­соб­но­го на­кол­до­вать да­же хи­лень­кий цве­ток, ни­ког­да в жиз­ни не ощу­тив­ше­го упо­итель­ное чувс­тво вол­шебной си­лы, стру­ящей­ся по жи­лам. Он зна­чил для нее так мно­го, что пос­ле то­го, как его не ста­ло, це­лый мир для нее стал не ну­жен. И да­же единс­твен­но­му сы­ну не уда­лось зас­та­вить этот мир вновь рас­цвес­ти.

Это бы­ла его мать, и Се­верус не смог бы от­ка­зать­ся от нее. Да, он злил­ся, раз­дра­жал­ся, счи­тал, что она, чис­токров­ная вол­шебни­ца, обя­зана бы­ла вый­ти за­муж за ма­га, но не мог бро­сить на про­из­вол судь­бы. Бы­ло ужас­но труд­но — скры­вать ее бо­лезнь, пы­тать­ся вы­живать, по­купать школь­ные ве­щи на вык­ра­ива­емые гро­ши, ви­деть, как стре­митель­но ис­та­ива­ют день­ги и не ду­мать о зав­траш­нем дне. Его спа­сал Хог­вартс, а точ­нее, Дамб­лдор, да­вав­ший воз­можность под­ра­ботать на ка­нику­лах, и спа­сала Нар­цисса. Толь­ко бла­года­ря им, он бо­рол­ся как мог, на­ходил вы­ходы и ла­зей­ки, пы­тал­ся жить как обыч­ный под­росток. На­до приз­нать­ся, иног­да это по­луча­лось.

Все­го лишь иног­да. Но час­то с тру­дом выс­тро­ен­ная им ил­лю­зия, что все бу­дет хо­рошо, вдре­без­ги раз­би­валась уси­ли­ями Джей­мса Пот­те­ра, счи­тав­ше­го, что он вы­кинул от­личную шут­ку, под­ве­сив Се­веру­са верх но­гами пе­ред тол­пой школь­ни­ков. Или ког­да Ре­гулус и Адо­нис на­чина­ли гром­ко, на всю Гос­ти­ную, ос­ве­дом­лять­ся о здо­ровье его ма­тери, с из­де­ватель­ски­ми ух­мылка­ми спра­шива­ли, как ей жи­вет­ся в от­де­лении для су­мас­шедших, и стро­или пред­по­ложе­ния, ког­да ту­да же по­падет сам Се­верус, по­тому что всем из­вес­тно, что бе­зумие пе­реда­ет­ся по нас­ледс­тву.

«Ес­ли бы чувс­тва мог­ли уби­вать, сколь­ко бы­ло бы в ми­ре уми­ра­ющих каж­дую се­кун­ду толь­ко от них…» — это Се­верус вы­читал в ка­кой-то маг­лов­ской кни­жон­ке и по­том не раз, с глу­хим сто­ном сквозь зу­бы, вспо­минал и сог­ла­шал­ся.

«Сво­лочи! Да пош­ли они все! Не­нави­жу!!!»

Се­верус сжал ку­лаки, да­же не ощу­тив бо­ли в раз­би­тых ру­ках. В гла­зах по­тем­не­ло от нах­лы­нув­шей ярос­ти, и про­тиво­полож­ный бе­рег озе­ра на миг кач­нулся в зыб­ком ма­реве.

«Как же я вас не­нави­жу!!! Ког­да-ни­будь я за все отом­щу! По­годи­те, при­дет вре­мя, ког­да Я бу­ду вы­ше вас всех, нич­тожных, пол­за­ющих под но­гами, и вы бу­дете жал­ко смот­реть мне в рот, уни­жен­но вы­мали­вая про­щение!»

…И ни за что на све­те он не смог бы соз­нать­ся да­же се­бе, что боль­ше все­го сей­час хо­тел бы, что­бы вер­ну­лась Нар­цисса. Что­бы сно­ва се­ла ря­дом с ним, при­нялась ле­чить, лег­ко ка­са­ясь сво­ими прох­ладны­ми паль­чи­ками опух­ше­го пы­ла­юще­го ли­ца. Что­бы что-то бол­та­ла, ка­кую-ни­будь ерун­ду, а он бы слу­шал, иног­да что-ни­будь встав­лял. У Нар­циссы уди­витель­ный го­лос, его мож­но слу­шать бес­ко­неч­но — ров­ный, ти­хий, чуть с при­дыха­ни­ем, се­реб­ря­ные ко­локоль­чи­ки вда­леке.

Пред­вестие чу­дес­но­го ме­лодич­но­го го­лоса взрос­лой Нар­циссы.

И сло­ва при этом сов­сем не важ­ны. Хо­тя нет, Нар­цисса ни­ког­да не го­ворит ерун­ды, она всег­да та­кая… та­кая… Се­верус не смог бы ска­зать, ка­кая она «та­кая» — пра­виль­ная? Доб­рая? Теп­лая? Свет­лая? Все не то и не так.

Ес­ли бы он был взрос­лее, ска­зал бы, что Нар­цисса Блэк ему нуж­на, она — его единс­твен­ный друг, и толь­ко ря­дом с ней ему хо­рошо и у­ют­но. Он бы по­бежал за ней, из­ви­нил­ся, поп­ро­сил вер­нуть­ся.

Но Се­веру­су бы­ло все­го пят­надцать лет, и он ни­чего не мог ска­зать, не мог сде­лать пер­вый шаг. Хоть и ру­гал се­бя, сер­дился, ку­сал гу­бы, но не мог.

Три­над­ца­тилет­няя Нар­цисса слов­но бы­ла стар­ше его, пер­вой сде­лав шаг к при­мире­нию за ужи­ном в Боль­шом За­ле. Она всег­да бы­ла муд­рее, а он глу­пел ря­дом с ней.

* * *

Ос­тавши­еся го­ды в Хог­вар­тсе прош­ли под зна­ком Нар­циссы. Он наб­лю­дал, как она рос­ла, как из ма­лень­кой зас­тенчи­вой де­воч­ки прев­ра­щалась в нес­клад­но­го по­рывис­то­го под­рос­тка, ша­лов­ли­вого и ми­лого, серь­ез­но­го и вдум­чи­вого, умев­ше­го обод­рить в тя­желые ми­нуты чис­той, ис­крен­ней, от все­го сер­дца, улыб­кой. Но та­кой она бы­ла толь­ко с ним. Весь Сли­зерин счи­тал, что Нар­цисса Блэк — хо­лод­ная, гор­дая, не же­лав­шая тра­тить да­же лиш­не­го сло­ва арис­тократ­ка, вто­рая Бел­латри­са. На­вер­ное, толь­ко Се­верус ви­дел нас­то­ящую Нар­циссу — лед, в ко­тором стран­ным не­пос­ти­жимым об­ра­зом тан­це­вало жи­вое пла­мя.

Их друж­ба со сто­роны, на­вер­ное, ка­залась стран­ной. Но Нар­цисса не об­ра­щала вни­мания на нас­мешни­ков, тон­ко об­хо­дила сто­роной все под­водные кам­ни, не­из­менно воз­ни­кав­шие, как пре­пятс­твие, их со­вер­шенно дру­жес­ким (и не бо­лее) от­но­шени­ям. Ес­ли бы Се­веру­са тог­да спро­сили о том, кто ему Нар­цисса Блэк, он не смог бы от­ве­тить на это воп­рос.

Друг. Поч­ти млад­шая сес­тра. И толь­ко ли?

Прос­то она бы­ла, Нар­цисса, жи­ла на све­те, хо­дила по ко­ридо­рам Хог­вар­тса, вы­тас­ки­вала его на про­гул­ки к даль­не­му бе­регу Чер­но­го озе­ра, за­рос­ше­му гус­тым ив­ня­ком, со­ору­жала не­мыс­ли­мые бу­тер­бро­ды, а он пос­лушно ими да­вил­ся, пер­вой и единс­твен­ной поз­драв­ля­ла с Рож­дес­твом, а по­том, за­та­ив ды­хание, с вы­жида­ющим лу­кавым блес­ком в гла­зах наб­лю­дала, как он раз­во­рачи­ва­ет ее по­дарок. Она уме­ла сде­лать так, что Се­веру­су ря­дом с ней ста­нови­лось лег­че жить, хо­телось без­за­бот­но сме­ять­ся над глу­пос­тя­ми, быть прос­то са­мим со­бой.

Но бы­ла од­на тень, лег­ким об­лачком мель­кнув­шая в гла­зах Нар­циссы еще в тот пер­вый ве­чер их за­рож­давшей­ся друж­бы. Тень, имев­шая жи­вое воп­ло­щение, слиш­ком зна­комая, слиш­ком не­нави­димая. Се­верус не раз за­мечал, что Нар­цисса слов­но не­мела и зас­ты­вала, ког­да ря­дом ока­зывал­ся Лю­ци­ус Мал­фой. Вна­чале он ду­мал, что она бо­ит­ся и ро­бе­ет пе­ред взрос­лым се­микур­сни­ком, но где-то глу­боко внут­ри ка­кой-то про­тив­ный го­лос на­усь­ки­вал, на­шеп­ты­вал, что не все так прос­то. К счастью Се­веру­са, это дли­лось толь­ко год, к тай­но­му его же об­легче­нию (ко­торое он упор­но не приз­на­вал), се­микур­сник Мал­фой со­вер­шенно не за­мечал пер­во­кур­сни­цу Блэк. Толь­ко ста­ла ли мень­ше от это­го не­нависть Сней­па?

А по­том Мал­фой за­кон­чил Хог­вартс, и Се­верус вздох­нул пол­ной грудью. Нар­цисса ни­ког­да не го­вори­ла о Лю­ци­усе, и он пос­пе­шил за­быть обо всем, что бы­ло так или ина­че свя­зано с этим мер­зким хлы­щом.

Пос­ле окон­ча­ния седь­мо­го кур­са, в один душ­ный ав­густов­ский день он бро­дил по Ко­сой Ал­лее в по­ис­ках ра­боты со све­жей га­зетой объ­яв­ле­ний в ру­ках. А еще они дол­жны бы­ли встре­тить­ся с Нар­циссой, и он му­читель­но раз­мышлял о том, что же ей бы­ло нуж­но. Мо­жет быть, она хо­тела поп­ро­щать­ся? Вряд ли те­перь они мог­ли час­то ви­деть­ся, слиш­ком да­леко друг от дру­га бы­ло их по­ложе­ние, и слиш­ком раз­ные лю­ди их ок­ру­жали. Он тог­да еще, на­вер­ное, не осоз­нал до кон­ца, что зна­чила для не­го Нар­цисса, что бу­дет, ког­да он ли­шит­ся ее друж­бы и под­дер­жки. Прос­то он уже ус­тал, взрос­лый муж­чи­на и во­сем­надца­тилет­ний па­ренек, слиш­ком ра­но ощу­тив­ший тя­жесть от­ветс­твен­ности на сво­их пле­чах. Ма­тери ста­ло ху­же, опять нуж­ны бы­ли день­ги на ле­чение, нуж­на бы­ла ра­бота, что­бы эле­мен­тарно про­кор­мить се­бя.

Не­выно­симая жа­ра и одо­левав­шие мыс­ли сов­сем из­мо­тали его и, ре­шив ук­рыть­ся в ка­фе Фор­тескью (до наз­на­чен­но­го вре­мени ос­та­вал­ся еще час), он не­ча­ян­но нат­кнул­ся на Нар­циссу. На не­удер­жи­мо рас­цве­тав­шую чуд­ным цвет­ком, ос­ле­питель­ную в сво­ей хо­лод­ной, ка­кой-то не­зем­ной кра­соте шес­тнад­ца­тилет­нюю де­вуш­ку, а не на пят­надца­тилет­не­го под­рос­тка, ка­ким она бы­ла все­го лишь два ме­сяца на­зад, в Хог­вар­тсе. Она слов­но сбро­сила нев­зрач­ные се­рые пе­рыш­ки, стре­митель­но прев­ра­тив­шись в бе­лос­нежную гор­дую пти­цу, воль­ную и сво­бод­ную. Она еще не осоз­на­вала сво­ей кра­соты, не за­меча­ла, что тво­рит­ся с про­хожи­ми, а Се­верус ви­дел, как вы­тяги­вались шеи муж­чин, как вспы­хива­ли вос­хи­щени­ем их взгля­ды, и не­воль­но встал так, что­бы зас­ло­нить ее от чу­жих лип­ких глаз, раз­де­ва­ющих и оце­нива­ющих. И рас­те­рян­ные мыс­ли так и ме­тались в го­лове. Он и рань­ше при­мечал от­блес­ки этой бу­дущей кра­соты, све­жей, еще не рас­пустив­шей­ся, дрем­лю­щей в бу­тоне, но ни­как не ожи­дал, что ма­лень­кая Цис­са (прав­да, так он ее ос­ме­ливал­ся на­зывать толь­ко про се­бя) так ско­ро прев­ра­тит­ся во взрос­лую Нар­циссу.

А она об­ра­дова­лась, слов­но не ви­дела, по мень­шей ме­ре, год, ожив­ленно расс­пра­шива­ла о де­лах, то и де­ло, как в шко­ле, дер­га­ла его за ру­кав, про­сила не за­бывать, пи­сать, от­чи­тыва­ла за дол­гое мол­ча­ние. И сре­ди это­го бес­прес­танно ль­юще­гося звон­ко­го по­тока, не­воз­можнос­ти вста­вить са­мому сло­во, яс­ных се­рых глаз, ког­да у не­го уже шла кру­гом го­лова от ее бь­ющей пря­мо в ду­шу близ­кой кра­соты, сер­дце тре­вож­но и боль­но про­пус­ти­ло удар. Слиш­ком она бы­ла взбу­дора­жена, слиш­ком от­ли­чалась от той Нар­циссы, ко­торая бы­ла единс­твен­ным дру­гом Се­веру­са в Хог­вар­тсе.

Объ­яс­не­ние это­му наш­лось слиш­ком быс­тро. Из рос­кошно­го ма­гази­на, ря­дом с ко­торым они встре­тились, вы­шел ста­рый зна­комый — Лю­ци­ус Мал­фой, соп­ро­вож­дая сво­его от­ца, та­кого ве­личес­твен­но-през­ри­тель­но-над­менно­го, что сын ря­дом с ним ка­зал­ся воп­ло­щен­ным доб­ро­души­ем и при­вет­ли­востью. Лю­ци­ус кив­нул Нар­циссе и про­шел ми­мо, не удос­то­ив Се­веру­са да­же неб­режным вни­мани­ем, вско­лых­нув дре­мав­шую бы­лую неп­ри­язнь. А Нар­цисса вмиг по­теря­ла свое ожив­ле­ние и точ­но ус­тре­милась, по­тяну­лась за ним. Она гля­дела ему вслед с та­ким тос­ку­ющим ожи­дани­ем, как буд­то Мал­фой дол­жен был вер­нуть­ся и ска­зать что-то очень важ­ное. И на Се­веру­са сно­ва на­пол­зла та тень, при­та­ив­ша­яся в глу­бине се­рых глаз, вспом­ни­лось неп­ри­ят­ное чувс­тво треть­его лиш­не­го, воз­никшее дав­ным-дав­но, ви­нов­ни­ком ко­торо­го то­же бы­ли эти двое. Внут­ри что-то вздрог­ну­ло, за­ныло, и слов­но в от­вет на не­выс­ка­зан­ный воп­рос, Нар­цисса ти­хо ска­зала:

— Мой отец и Аб­раксас Мал­фой враж­ду­ют друг с дру­гом.

Это бы­ли все­го лишь нес­коль­ко слов, вро­де бы не име­ющих от­но­шение ни к ней, ни к не­му. Но Се­верус в од­но мгно­вение ощу­тил прис­туп ди­кой ра­дос­ти от то­го, что Блэ­ки и Мал­фои не ла­дят, и го­ловок­ру­житель­ный по­лет вниз, ку­да-то сквозь ка­мень мос­то­вой, сквозь тем­ный ко­лодец, по­тому что без­жа­лос­тным ра­зящим зак­лять­ем уда­рил воп­рос — ПО­ЧЕМУ Нар­цисса это ска­зала?

Пос­ле этой не то встре­чи, не то ин­ци­ден­та, она вновь ста­ла той Нар­циссой, ко­торую он знал. Сдер­жанно расс­про­сила о здо­ровье его ма­тери, о пла­нах на бу­дущее; спо­кой­но, без лиш­них эмо­ций, поп­ро­сила при­сылать вес­точки, по­сето­вала, что не зна­ет, что те­перь бу­дет де­лать без не­го в Хог­вар­тсе; ров­но поп­ро­щалась, вы­разив на­деж­ду, что они бу­дут встре­чать­ся в даль­ней­шем. Она слов­но за­была о наз­на­чен­ной ею же са­мой встре­че. И то, что она хо­тела ска­зать, так и ос­та­лось тай­ной для Се­веру­са.

Он не же­лал приз­на­вать­ся да­же са­мому се­бе, что до­гады­ва­ет­ся, в чем де­ло. Ка­кими бы они не бы­ли друзь­ями, Нар­цисса ни­ког­да не го­вори­ла о чувс­твах. Для нее, вос­пи­тан­ной в знат­ной чис­токров­ной семье, это бы­ла весь­ма лич­ная те­ма, не­подо­ба­ющая для об­сужде­ний. Но Се­верус-то ви­дел, как она свет­ле­ла, ес­ли при их пос­ле­ду­ющих встре­чах ка­ким-то об­ра­зом, че­рез треть­их лиц, речь за­ходи­ла о Лю­ци­усе Мал­фое. Это­го не за­метил бы пос­то­рон­ний, не зна­ющий Нар­циссу, но для Се­веру­са, вы­учив­ше­го на­изусть каж­дое вы­раже­ние ее ли­ца, каж­дую ее улыб­ку, каж­дую ми­лую гри­мас­ку, бы­ло за­мет­но да­же ма­лей­шее дви­жение чувств.

Встре­чи бы­ли ред­ки, но они вли­вали в Се­веру­са на­деж­ду, да­рили си­лы про­тивос­то­ять ми­ру, от­но­сив­ше­муся с враж­дебным рав­но­души­ем, и иног­да ему ка­залось, что единс­твен­ным ма­яком в бу­шу­ющем штор­ма­ми мо­ре жиз­ни бы­ла Нар­цисса. Как бы он ни был да­лек от нее, но она всег­да ока­зыва­лась ря­дом — в его мыс­лях, в сво­их пись­мах, под­бадри­вала, уго­вари­вала не сда­вать­ся, пы­талась что-то сде­лать, при­нес­ти хоть ка­кую-то поль­зу, как она са­ма го­вори­ла с грус­тной улыб­кой. Она пе­режи­вала за не­го, бес­по­ко­илась, и на сер­дце Се­веру­са ста­нови­лось теп­лее, хо­телось ша­гать даль­ше впе­ред, нев­зи­рая ни на что. Он знал, что на све­те есть че­ловек, для ко­торо­го не­без­различ­но про­ис­хо­дящее с ним. Нить их друж­бы все пле­лась и пле­лась, не об­ры­ва­ясь, и он был бес­ко­неч­но бла­года­рен судь­бе и не­бесам за этот дар.

Он тог­да еще не знал, что нас­ту­пят дни, ког­да этот дар ста­нет прок­лять­ем его жиз­ни, и от осоз­на­ния это­го он бу­дет кор­чить­ся в ад­ских му­ках.

Од­нажды, уже пос­ле окон­ча­ния Нар­циссой Хог­вар­тса, они си­дели в ка­фе Фор­тескью за сто­ликом на тер­ра­се, обыч­ном мес­те встреч. Бол­та­ли ни о чем. Он ук­радкой лю­бовал­ся Нар­циссой (а она по-преж­не­му слов­но не при­дава­ла ни­како­го зна­чения сво­ей рас­цве­та­ющей кра­соте, ко­торая зас­тавля­ла всех в этом убо­гом ка­фе вы­вора­чивать шеи, за­вис­тли­во об­жи­гать рев­ни­выми взгля­дами) и рас­ска­зывал о сво­ем пос­леднем мес­те ра­боты — не­боль­шой ком­па­нии по вы­дел­ке дра­конь­ей ко­жи, где его та­лант зель­ева­ра на­шел при­мене­ние в из­го­тов­ле­нии ужас­но во­нючих, но уди­витель­но дей­ствен­ных ду­биль­ных зе­лий. Ут­ри­руя, изоб­ра­жал, как при­ходит­ся об­ра­баты­вать гро­мад­ные дра­коньи шку­ры, как он бол­та­ет­ся на мет­ле и пы­та­ет­ся од­новре­мен­но ле­вити­ровать на­пар­ни­ка, вте­реть зелье в шку­ру и не упасть, по­тому что мет­лы у фир­мы древ­ние и со­вер­шенно рас­тре­пан­ные, прос­то кое-как свя­зан­ных два-три пру­та. Де­лил­ся неж­данной ра­достью — про­фес­сор Дамб­лдор из­вестил о том, что в Хог­вар­тсе ос­во­боди­лась дол­жность по­мощ­ни­ка пре­пода­вате­ля зель­ева­рения, и ста­рый маг лю­без­но пред­ло­жил ее Се­веру­су. Это бы­ла нес­лы­хан­ная уда­ча — пос­то­ян­ная ра­бота, ста­биль­ный за­рабо­ток, воз­можность без по­мех (и без во­нючих дра­конь­их шкур!) за­нимать­ся лю­бимым де­лом.

Нар­цисса вни­матель­но слу­шала, по­меши­вая тру­боч­кой кок­тей­ль, сме­ялась сво­им ме­лодич­ным сме­хом, пе­рес­пра­шива­ла, ки­вала, но он по­чему-то чувс­тво­вал, что все его ужим­ки она вос­при­нима­ет слов­но сквозь ва­ту. Он обор­вал се­бя на по­лус­ло­ве и за­мол­чал.

— Ну и как? Ты при­мешь пред­ло­жение Дамб­лдо­ра? — она под­ня­ла взгляд от вы­соко­го ста­кана.

— Что слу­чилось?

— Что ты име­ешь в ви­ду?

Он раз­вел ру­ками.

— Ты стран­ная.

— Нас­коль­ко стран­ная?

— Нам­но­го. Что-то про­изош­ло?

И тут она ска­зала ров­ным то­ном, все так­же бол­тая тру­боч­кой в ста­кане (а вок­руг гре­мел су­матош­ный день, то­ропи­лись про­хожие с по­куп­ка­ми, чин­ны­ми ря­дами под прис­мотром мо­нахи­ни-вос­пи­татель­ни­цы прош­ли де­воч­ки в оди­нако­вых ли­ловых ман­ти­ях из при­юта Свя­той Си­би­алы, за­вис­тли­во ог­ля­дывав­ши­еся на за­тенен­ную, уви­тую зе­леным плю­щом тер­ра­су, Фа­би­ан Фор­тескью от­чи­тывал за не­рас­то­роп­ность сво­его сы­на Фло­ри­ана, пры­щавый маль­чиш­ка за сто­ликом нап­ро­тив уже би­тый час, от­крыв рот, пя­лил­ся на Нар­циссу, го­луби с шу­мом опус­ти­лись на че­репич­ную кры­шу — все бы­ло та­кое обыч­ное…):

— Я вы­хожу за­муж.

В пер­вый мо­мент он да­же по­думал, что ос­лы­шал­ся.

— Прос­ти?

— Я вы­хожу за­муж, — пов­то­рила она за­дум­чи­во, слов­но пе­река­тывая сло­ва во рту, — за До­ри­ана Де­лэй­ни.

Се­верус ис­пы­тал ду­рац­кое же­лание рас­хо­хотать­ся во все гор­ло. Вы­ходит за­муж? За До­ри­ана Де­лэй­ни? Ка­кая глу­пость! Нар­цисса тер­петь не мог­ла Де­лэй­ни, еще в шко­ле пов­то­ряла, что он по­хож на стра­да­ющую бе­шенс­твом жа­бу, и ее тош­нит при од­ном взгля­де на не­го.

— Ты серь­ез­но? — он вни­матель­но гля­дел в се­рые гла­за, на­де­ясь уви­деть в них сме­шин­ки и ожи­дая, что она сей­час не вы­дер­жит, фыр­кнет и рас­сыплет се­реб­ристые пе­рели­вы ко­локоль­чи­ков. Это же прос­то ро­зыг­рыш! Или… нет?

Де­вуш­ка вздох­ну­ла и опус­ти­ла взгляд, вни­матель­но изу­чая стол, пок­ры­тый ска­тертью. А под ней, на де­ревян­ной сто­леш­ни­це, бы­ли вы­реза­ны их ини­ци­алы. Глу­пая вы­ход­ка Се­веру­са в ред­кий мо­мент бес­печнос­ти.

— Серь­ез­ней не­куда. Это во­ля от­ца, по­нима­ешь? Мне уже ис­полни­лось во­сем­надцать, и я те­бе дав­но го­вори­ла, что па­па под­би­ра­ет же­нихов.

— Да, но… это же аб­сурд! Как он мо­жет взять и прос­то вы­дать те­бя за­муж за че­лове­ка, к ко­торо­му ты пи­та­ешь от­вра­щение?!

Нар­цисса про­мол­ча­ла, лишь как-то бес­по­мощ­но по­жав пле­чами. А его по­нес­ло. Он бур­но жес­ти­кули­ровал, что-то го­ворил, гром­ко, во весь го­лос, так, что ог­ля­дыва­лись дру­гие по­сети­тели, ры­жий Фло­ри­ан та­ращил гла­за и под­би­рал­ся поб­ли­же, ед­ва ли не по­водя уша­ми от лю­бопытс­тва. Он до­казы­вал не­понят­но что не­понят­но ко­му, а сер­дце ис­тошно кри­чало и сжи­малось от пред­чувс­твия, что все бес­по­лез­но. Что он мог сде­лать? Что мог про­тиво­пос­та­вить древ­ним тра­дици­ям, знат­но­му чис­токров­но­му ро­ду, бо­гатс­тву? Он, ни­щий, пе­реби­ва­ющий­ся слу­чай­ны­ми под­ра­бот­ка­ми по­лук­ровка?

До ка­кого-то мо­мен­та ему не при­ходи­ла в го­лову мысль, что Нар­цисса мо­жет вый­ти за­муж. Ко­неч­но, он все по­нимал, он знал об обы­ча­ях, ца­рив­ших в на­ибо­лее при­вер­женных тра­дици­ям семь­ях, но пред­ста­вить свою Нар­циссу за­муж­ней да­мой не мог, это не ук­ла­дыва­лось в го­лове. А мо­жет, его соз­на­ние за­щища­лось, упор­но про­тивясь то­му, что­бы да­же прос­то во­об­ра­зить это на миг и тем са­мым раз­ру­шить хруп­кий приз­рачный за­мок единс­твен­ной Ра­дос­ти, с не­имо­вер­ным тру­дом воз­ве­ден­ный Се­веру­сом в слиш­ком ра­но ожес­то­чив­шей­ся ду­ше.

О том, что­бы СА­МОМУ пред­ло­жить ей ру­ку и сер­дце, он и не по­мыш­лял. Эта мысль бы­ла в выс­шей сте­пени не­лепой и да­же бе­зум­ной. Это прос­то-нап­росто бы­ло не­воз­можным — Се­верус Снейп и Нар­цисса Блэк. Он мог быть ее дру­гом, был го­тов дос­тать для нее звез­ду с не­ба, убить ко­го-ни­будь или, не ко­леб­лясь, от­дать собс­твен­ную жизнь во имя ее спа­сения, но пред­ста­вить ее сво­ей же­ной.... Это бы­ло слиш­ком! Бо­ги не схо­дят к лю­дям, ре­ки не те­кут вспять, сол­нце не све­тит ночью.

Нар­цисса все так­же мол­ча­ла. И лишь по­том, ког­да он уже вы­дох­ся, ког­да вско­чил, смах­нув на пол мо­роже­ницу, и ви­нова­то рас­пла­тил­ся с хо­зя­ином, она на­кину­ла ка­пюшон ман­тии и ти­хо ска­зала:

— Все уже ре­шено, день свадь­бы наз­на­чен. Ты при­дешь? — гла­за ее бы­ли умо­ля­ющи­ми, — по­жалуй­ста, Се­верус… Будь хоть ты ря­дом со мной… Эн­ди не бу­дет. Я не знаю, как… — ее го­лос зад­ро­жал, и она от­верну­лась.

Се­верус в из­не­може­нии опус­тился на стул. Она ред­ко упо­мина­ла о сбе­жав­шей и вы­шед­шей за­муж про­тив во­ли от­ца сес­тре. И очень ред­ко про­сила. Ес­ли уж это про­изош­ло, то зна­чит Нар­циссе (ЕГО Нар­циссе, ко­торая сов­сем ско­ро бу­дет при­над­ле­жать дру­гому!) бы­ло очень пло­хо.

Он су­мел кив­нуть и бе­реж­но сжал в дру­жес­ком, в брат­ском жес­те обод­ре­ния уз­кую ла­донь с ле­дяны­ми паль­ца­ми.

В тот день меж­ду ни­ми не сто­ял Лю­ци­ус Мал­фой. Нар­цисса ни­чего не го­вори­ла про не­го, раз­го­вор не ка­сал­ся его, впро­чем, как и всег­да. Но слов­но перст судь­бы, пос­ле ее ухо­да, ког­да Се­верус воз­вра­щал­ся в свою убо­гую съ­ем­ную квар­тирку, не чувс­твуя зем­ли под но­гами, в ка­ком-то без­разли­чии, от­ре­шении от все­го ми­ра, его кто-то силь­но тол­кнул. Он под­нял го­лову и об­жегся об бе­шеный се­рый взгляд Лю­ци­уса Мал­фоя, и удив­ленно, слов­но в прос­тра­ции, от­ме­тил, что цвет его глаз был точь-в-точь как у Нар­циссы. Или те­перь ему вез­де бу­дет ме­рещить­ся Нар­цисса?

Вмес­те с Мал­фо­ем бы­ли Юд­жи­ус Нотт и Ру­дольф Лей­нстрендж.

— Се­верус Снейп, ес­ли не оши­ба­юсь? — Лей­нстрендж скри­вил­ся.

— Это я, — про­бор­мо­тал Се­верус, стре­митель­но и ос­тро ощу­тив свою нич­тожность.

От них вол­на­ми ис­хо­дили пре­вос­ходс­тво, си­ла, уве­рен­ность в се­бе. И еще бо­лее убо­гой по­каза­лась собс­твен­ная пот­ре­пан­ная ман­тия с вы­тер­ты­ми лок­тя­ми и не­ак­ку­рат­ны­ми зап­ла­тами ря­дом с до­роги­ми ман­ти­ями, рас­ши­тыми кам­зо­лами, зо­лоты­ми ча­сами и ро­довы­ми перс­тня­ми этих хлы­щей.

— Люц, я же го­ворил, это все­го лишь Снейп, — Нотт сплю­нул.

— Что ты де­лал с Нар­циссой Блэк? — Мал­фой слов­но на­вис над ним ог­ромной глы­бой, тя­жело при­давив к зем­ле, не да­вая ни опом­нить­ся, ни вздох­нуть.

— Я… ни­чего… мы прос­то вы­пили по кок­тей­лю, — Се­верус мгно­вен­но воз­не­нави­дел се­бя за бле­ющий го­лос, за пре­датель­ски дро­жащие ру­ки. Он за­сунул ку­лаки глу­боко в кар­ма­ны, что­бы они не до­гада­лись, — что вам на­до?

— Блэк еще в Хог­вар­тсе с ним но­силась. На­вер­ное, ей нра­вит­ся приз­ре­вать си­рых и убо­гих, — Нотт за­хохо­тал, но Лю­ци­ус ос­тался серь­езен.

— Ты не лжешь? Смот­ри, ес­ли я уз­наю…

И тут Се­верус ед­ва не зах­лебнул­ся под вол­ной жгу­чей не­навис­ти. Он не ви­дел Мал­фоя уже нес­коль­ко лет, но ни­чего, ока­зыва­ет­ся, не за­былось.

— И что ты сде­ла­ешь? По ка­кому пра­ву ты мне гро­зишь? Слиш­ком мно­го о се­бе во­зом­нил, Мал­фой! Кто те­бе Нар­цисса? Аб­со­лют­но ник­то. Она те­бя да­же не зна­ет, а я ее друг, яс­но?

— Друг? — Лю­ци­ус рас­сме­ял­ся пря­мо в ли­цо Се­веру­са, и в сме­хе его гро­хотал през­ри­тель­ный лед, — Ты — ЕЕ друг? Что у те­бя мо­жет быть об­ще­го с НЕЙ, не­доно­сок?

Се­верус был го­тов уда­рить эту вы­соко­мер­ную сво­лочь, он уже шаг­нул впе­ред, но тут Лю­ци­ус рез­ко пе­рес­тал сме­ять­ся, схва­тил его за во­рот, и Се­верус сов­сем близ­ко уви­дел его ли­цо. Кра­сивое ли­цо, ис­ка­жен­ное ед­ва сдер­жи­ва­емой яростью, с ис­крив­ленны­ми гу­бами и гла­зами, в ко­торых слов­но вспы­хива­ли се­реб­ря­ные ис­кры.

— Я те­бя пре­дуп­ре­дил, — как ни стран­но, но го­лос Лю­ци­уса при этом ос­та­вал­ся ти­хим, ров­ным, да­же нем­но­го ску­ча­юще-отс­тра­нен­ным, как буд­то он вел ле­нивую свет­скую бе­седу в чь­ей-ни­будь рос­кошной гос­ти­ной, а не сто­ял пос­ре­ди шум­ной ули­цы, поч­ти ду­ша ху­дого чер­но­воло­сого пар­ня, — ес­ли еще раз уви­жу те­бя ря­дом с Нар­циссой Блэк, пе­няй на се­бя, как там те­бя? Снейп?

Юд­жи­ус все так же ух­мы­лял­ся, а Ру­дольф рав­но­душ­но зев­нул и хлоп­нул крыш­кой зо­лотых ча­сов, от­блеск от ко­торых боль­но уко­лол гла­за Се­веру­са.

— Да лад­но те­бе, Люц, ос­тавь его, не ма­рай ру­ки. К то­му же нет вре­мени, нас ждет Он.

Лю­ци­ус на­пос­ле­док встрях­нул Се­веру­са так, что у то­го зас­ту­чали зу­бы, и они уш­ли, трое мо­лодых ма­гов из знат­ных се­мей­ств. Они бы­ли бо­гаты и име­ли все, что мог­ли по­желать. Они про­води­ли свою жизнь так, как хо­тели са­ми. Они мог­ли вы­бирать. И они по­ка не зна­ли, что их вы­бор бу­дет сто­ить мно­гих, да­же слиш­ком мно­гих чу­жих жиз­ней, как и не знал это­го дру­гой юный маг, ос­тавший­ся пос­ре­ди ули­цы, рас­те­рян­ный, сжи­ма­ющий ку­лаки в поз­дней бес­силь­ной зло­бе.

«Ес­ли бы чувс­тва мог­ли уби­вать, сколь­ко бы­ло бы в ми­ре уми­ра­ющих каж­дую се­кун­ду толь­ко от них…»

Имен­но тог­да Се­верус вновь пок­лялся се­бе, что отом­стит, во что бы то ни ста­ло при­об­ре­тет ту си­лу, ко­торая сло­мит всех этих Мал­фо­ев, Нот­тов и про­чих по­доб­ных им. Имен­но тог­да он сде­лал пер­вый шаг по до­роге, на ко­торой вы­рос­ла баш­ня Мол­ний, и с той баш­ни упа­ло сло­ман­ной кук­лой те­ло ста­рого вол­шебни­ка, нас­тавни­ка, бла­годе­теля, по­жалев­ше­го и по­верив­ше­го в маль­чиш­ку с тем­ным взгля­дом, но не су­мев­ше­го пре­дуга­дать, чем обер­нутся это до­верие и жа­лость.

Се­верус не ис­кал встреч с ма­гом, пре­тен­ци­оз­но на­зывав­шим се­бя Тем­ным Лор­дом, это про­изош­ло как бы слу­чай­но, са­мо со­бой. То, что пред­ло­жил Лорд, не осо­бен­но тро­гало — Се­веру­са не вол­но­вали гряз­нокров­ки и маг­лы (в кон­це кон­цов, он и сам был по­лук­ровкой, и это не мог­ло за­быть­ся), но как ока­залось, в ок­ру­жение Лор­да вош­ли все те, ко­му Се­верус хо­тел отом­стить, нас­ла­дить­ся сво­ей властью над ни­ми. И они бы­ли все­го лишь пеш­ка­ми, од­ни­ми из мно­гих, а Лорд с са­мого на­чала вы­делял Сней­па, до­верял ему то, что дру­гим доз­во­лялось лишь ус­лы­шать кра­ем уха. Се­верус не оболь­щал­ся и не об­ма­нывал­ся, прек­расно по­нимал, что за эту иг­ру в мни­мое фа­воритс­тво пос­ле­ду­ет ре­аль­ная рас­пла­та. Но был го­тов пла­тить. И не пос­леднюю оче­редь в этом иг­ра­ло то, что не из­гла­живал­ся в па­мяти тот душ­ный ав­густов­ский день, в ко­тором в бе­зум­ном вих­ре сме­шались ти­хий го­лос Нар­циссы, об­жи­га­юще-ле­дяной взгляд Лю­ци­уса, горь­кое чувс­тво собс­твен­но­го бес­си­лия, от ко­торо­го сол­нце слов­но по­мер­кло.

* * *

Пос­ле той пос­ледней встре­чи с Нар­циссой он не ви­дел ее, и не да­вало по­коя глу­хое гры­зущее бес­по­кой­ство. Он за­вали­вал ее пись­ма­ми, на ко­торые она от­ве­чала крат­ко и ску­по, прос­то уве­дом­ля­ла, что все хо­рошо, и на­поми­нала: ты дол­жен быть на свадь­бе, обя­затель­но, Се­верус, неп­ре­мен­но, ты же бу­дешь, прав­да? Ос­та­лось пол­го­да, три ме­сяца, все­го лишь ме­сяц, уже ско­ро… Се­верус, не за­будь, по­жалуй­ста…

И ни сло­ва о Лю­ци­усе Мал­фое.

От ее пи­сем ве­яло си­рене­вой тос­кой, неж­ным аро­матом пе­чали и лег­кой про­щаль­ной улыб­кой грус­ти. От это­го Се­веру­су хо­телось выть, и в са­мые чер­ные ми­нуты он поч­ти жа­лел о том, что не обо­ротень, не ту­пая без­моз­глая тварь, ко­торая жи­вет лишь не­уто­лимой жаж­дой кро­ви.

Од­на­ко ле­тели дни, ра­бота в Хог­вар­тсе от­ни­мала мно­го сил и поч­ти все вре­мя, в на­чале осе­ни умер­ла мать, бес­по­кой­ство по­нем­но­гу улег­лось, и Се­веру­су в иные мо­мен­ты на­чина­ло ка­зать­ся, что то­го дня не бы­ло, что все идет по-преж­не­му, не ме­ня­ясь, хо­тя че­рез миг он клял се­бя за сла­бость и ду­рость. Но по­чему оно, это бес­по­кой­ство, во­об­ще под­ня­ло го­лову? Нар­цисса так или ина­че бы­ла по­теря­на для не­го, он мог лишь на­де­ять­ся сох­ра­нить ее друж­бу. Но все­го лишь мысль о ней и Лю­ци­усе зас­тавля­ла по­шат­нуть­ся его ду­шев­ное рав­но­весие. Зем­ля зыб­ко ка­чалась под но­гами, а не­бо свер­ху из­де­ватель­ски ска­лилось и гро­зило об­ру­шить­ся. Он не мог объ­яс­нить се­бе — че­го хо­чет? Что­бы Нар­цисса не вы­ходи­ла за­муж? Или что­бы Нар­цисса выш­ла за­муж, но за Де­лэй­ни, и Мал­фою ни­чего не ос­та­лось, как ку­сать се­бе лок­ти в бес­силь­ной зло­бе?

А по­том, все­го лишь за нес­коль­ко дней до наз­на­чен­но­го сва­деб­но­го тор­жес­тва, буль­вар­ные га­зетен­ки за­пес­тре­ли за­голов­ка­ми о по­беге Нар­циссы Блэк с Лю­ци­усом Мал­фо­ем, на все ла­ды об­сужда­лись пе­рипе­тии враж­ды и при­мире­ния их се­мей­ств, на пер­вых по­лосах Сиг­нус Блэк кар­тинно по­жимал ру­ку став­ше­му еще бо­лее вы­соко­мер­ным Аб­ракса­су Мал­фою, и они так на­тяну­то свер­ка­ли улыб­ка­ми в объ­ек­тив, что ску­лы сво­дило от од­но­го взгля­да.

Се­веру­су тог­да ка­залось, что не­бо все-та­ки упа­ло, он умер, и его за­копа­ли глу­боко в зем­лю, гос­тепри­им­но рас­пахнув­шую мо­гиль­ные объ­ятья, ку­да не про­ника­ет ни луч сол­нца, ни ве­яние вет­ра. Он был мертв, и воз­дух вок­руг не­го был мер­твым, и лю­ди вок­руг бы­ли мер­твы­ми. Хо­лод той зи­мы про­ник в не­го и за­моро­зил все внут­ри. За­чем ему нуж­на бы­ла жизнь и этот мир, в ко­тором Нар­цисса Блэк ста­ла Нар­циссой Мал­фой? А она да­же не на­писа­ла ему… Он как буд­то вмиг стал не ну­жен… И тем­не­ло в гла­зах от не­желан­но­го го­нимо­го осоз­на­ния, кро­хот­ной ядо­витой зме­ей ко­лов­ше­го в са­мое сер­дце — это бы­ло не­от­вра­тимо, пре­доп­ре­деле­но, са­ма Судь­ба ед­ва ли не с са­мого рож­де­ния пред­назна­чила Нар­циссу Блэк Лю­ци­усу Мал­фою. А как про­тивить­ся Судь­бе, ког­да они — все­го лишь мел­кие пес­чинки на ее ла­дони? Ес­ли Се­веру­су она пред­назна­чила роль все­го лишь дру­га, а то­му, дру­гому — му­жа, воз­можно ли бы­ло пой­ти на­пере­кор? Быть мо­жет, да, но кто даст точ­ный от­вет?

Он уви­дел Нар­циссу на од­ном при­еме, ус­тро­ен­ном в уз­ком кру­гу в честь Лор­да (а те­перь приг­ла­шали на эти свет­ские ме­роп­ри­ятия и его). И ед­ва уз­нал. Как же она си­яла! Как брил­ли­ант чис­той во­ды в дра­гоцен­ной оп­ра­ве. Как ве­сен­нее сол­нце в ла­зур­но-чис­том не­бе. Вся лу­чилась счасть­ем, с та­кой неж­ной лю­бовью взгля­дыва­ла на му­жа, так по­кор­но и вмес­те с тем гор­де­ливо сле­дова­ла за ним…

И сер­дце Се­веру­са кто-то выд­рал из гру­ди без­жа­лос­тной ру­кой, бро­сил на пол и рас­топтал. Прыс­ну­ли в раз­ные сто­роны пы­ла­ющие ос­колки, на них нас­ту­пали, пи­нали, от­швы­рива­ли. И сно­ва Се­верус умер, рас­пя­тый лю­бимой жен­щи­ной, ко­торая и не по­доз­ре­вала, что лю­бима им.

По­том он уми­рал мно­го раз, поч­ти при­вык к это­му раз­ры­ва­юще­му на кро­вото­чащие кус­ки чувс­тву неп­ри­час­тнос­ти к ее жиз­ни, ощу­щению, что она чу­жая, он нав­сегда от­лу­чен от нее. Мал­фой рев­ни­во сте­рег свою же­ну и явс­твен­но (иног­да да­же слиш­ком) пре­дос­те­регал всех не­ос­то­рож­ных, ос­ме­лив­шихся по­сяг­нуть на ее вни­мание.

А она из­ме­нилась, став мис­сис Мал­фой, и преж­де все­го тем, что, ка­залось, не ви­дела ни­кого вок­руг, кро­ме Лю­ци­уса. Где бы они ни бы­ли, си­яющий взгляд се­рых глаз был об­ра­щен толь­ко на не­го, она жи­ла толь­ко им, ды­шала им. Се­веру­су доз­во­лялось толь­ко пе­реки­нуть­ся с ней па­рой слов. Всег­да на­ходи­лось ка­кое-ни­будь не­от­ложное де­ло, и Нар­цисса ви­нова­то по­жима­ла пле­чами и ус­коль­за­ла.

По­рой он пы­тал­ся бун­то­вать, мыс­ленно уп­ре­кал ее в пре­датель­стве — как она мог­ла вот так прос­то и лег­ко пе­речер­кнуть школь­ные го­ды, их сов­мес­тные про­гул­ки, спо­ры, смех, бес­числен­ные пись­ма? От­бро­сить в сто­рону, слов­но во­рох су­хих осен­них листь­ев, друж­бу? За­быть хо­лод не­выно­симо­го оди­ночес­тва в тол­пе, ко­торый неп­ре­одо­лимым мо­роз­ным об­ла­ком ок­ру­жал и ма­лень­кую де­воч­ку из бо­гатой чис­токров­ной семьи, и ни­щего маль­чиш­ку-по­лук­ровку? Они ведь вдво­ем су­мели сде­лать так, что­бы теп­ло их друж­бы прог­на­ло этот хо­лод, сог­ре­ло обо­их. Не­уже­ли это те­перь ста­ло для нее не­важ­ным?

Но он не мог сер­дить­ся на нее, поч­ти сра­зу на­ходил ка­кие-то до­воды, ар­гу­мен­ты, на­чинал за­щищать пе­ред са­мим же со­бой, с ка­ким-то жес­то­ким са­моби­чева­ни­ем го­ворил се­бе, что прос­то у них раз­ные до­роги. Ког­да-то и где-то они встре­тились, по­бежа­ли ря­дом, но это не мог­ло про­дол­жать­ся до бес­ко­неч­ности, и вот Нар­цисса сме­ло по­лете­ла по сво­ему пу­ти, с не­тер­пе­ни­ем сер­дца ожи­дая и при­нимая все его тя­готы, ра­дос­ти и го­рес­ти. И у Се­веру­са бы­ла своя до­рога, зме­ей из­ви­вав­ша­яся под но­гами, то вы­водив­шая к не­ожи­дан­ным лю­дям, то тол­кавшая на стран­ные пос­тупки, то об­ру­шивав­шая в про­пасть, то воз­но­сив­шая к вер­ши­нам.

И все же, он на­де­ял­ся, он смел еще на­де­ять­ся, ког­да Нар­цисса бы­ла ря­дом. Бес­ко­неч­но да­лекая, хо­зяй­ка не его до­ма, же­на не­нави­димо­го им че­лове­ка, мать чу­жого сы­на, и все-та­ки ря­дом…

Ему дос­та­вались кро­хот­ные мо­мен­ты, на­пол­ненные все­пог­ло­ща­ющим при­сутс­тви­ем Нар­циссы — прос­то быть с ней в од­ной ком­на­те, из­да­лека пе­реки­нуть­ся улыб­ка­ми, ус­лы­шать неж­ный го­лос, ше­лест платья. Но и это бы­ло счасть­ем, нет, ско­рее, блед­ной тенью то­го счастья, ко­торым он, ока­зыва­ет­ся, ког­да-то без­раздель­но поль­зо­вал­ся. Му­читель­ное, ду­шераз­ди­ра­ющее, не­выно­симо тя­желое, но… счастье…

«Ес­ли бы чувс­тва мог­ли уби­вать, сколь­ко бы­ло бы в ми­ре уми­ра­ющих каж­дую се­кун­ду толь­ко от них…»

Он шел те­перь по до­роге, ко­торую выб­рал ког­да-то сам (Дамб­лдор нез­ри­мо и уко­риз­ненно по­качи­вал го­ловой), и ни за что не свер­нул бы с нее, по­тому что Лю­ци­ус Мал­фой то­же поль­зо­вал­ся бла­гос­клон­ностью Лор­да, а зна­чит, и Нар­цисса. И он мог ви­деть ее ча­ще, мог быть чуть бли­же и мог, хо­лодея и пог­ру­жа­ясь в ка­кое-то су­мереч­ное по­луза­бытье, от­ме­чать, что для Лю­ци­уса Нар­цисса не бы­ла толь­ко кра­сивой пос­лушной же­ной. Он и на са­мом де­ле лю­бил ее, этот без­душный над­менный по­донок (он умел лю­бить, ока­зыва­ет­ся), он за­жигал в ее гла­зах ра­дость и лю­бовал­ся ею, гор­дился, обе­регал, щед­ро да­рил имен­но то счастье, ко­торо­го она бы­ла дос­той­на. Се­верус не мог не приз­нать это­го. И он вновь был бес­си­лен пе­ред Лю­ци­усом Мал­фо­ем, ког­да-то прос­то не за­мечав­шим его су­щес­тво­вания, а те­перь иг­ра­ючи, неб­режно и прос­то от­нявшим его Лю­бовь.

Он на­бирал си­лу и в то же вре­мя со злой до­садой ви­дел, что до Лю­ци­уса ему все так же да­леко, как бы­ло да­леко уг­рю­мому маль­чи­ку до юно­го арис­токра­та.

Но за­то дру­гие… о, они на­вер­ня­ка жа­лели, что ког­да-то вста­ли на пу­ти Се­веру­са Сней­па.

Адо­нис Мак­Го­нагалл. Он виз­гли­во кри­чал пе­ред смертью, слов­но жен­щи­на, и не­лепо пол­зал по по­лу, слов­но пы­тал­ся прик­ре­пить об­ратно от­се­чен­ные зак­лять­ем но­ги. Се­верус прос­то «за­был» до­нес­ти до не­го прось­бу-при­каз Лор­да, что­бы тот пре­дос­та­вил дом сво­их ро­дите­лей в ка­чес­тве вре­мен­но­го прис­та­нища. Гнев Лор­да был ско­ропа­лите­лен и бе­зудер­жен.

Ре­гулус Блэк. Лор­ду шеп­ну­ли, что он тай­но под­держи­ва­ет связь с брат­цем Ав­ро­ром и со­дер­жит лю­бов­ни­цу маг­лу. Этот, нап­ро­тив, до кон­ца дер­жался в сво­ей обыч­ной ма­нере, кри­вил гу­бы с през­ри­тель­но по­луп­рикры­тыми гла­зами и умер так, как буд­то до кон­ца не ве­рил, что в не­го не­сет­ся изум­рудное прок­лятье смер­ти. «Маг­лов­ский уб­лю­док» лишь хо­лод­но ус­ме­хал­ся.

Юд­жи­ус Нотт. Ли­шил­ся поч­ти все­го сво­его сос­то­яния, вер­нее, как ис­тинный слу­га, пред­ло­жил его Лор­ду и был вы­нуж­ден же­нить­ся на бо­гатой не­вес­те Хиль­де Ри­вен­волд, что для не­го бы­ло рав­нознач­но по­жиз­ненно­му уни­жению. Он быс­тро рас­те­рял свой го­нор, этот арис­токра­тиш­ка, и не раз Се­верус с удо­воль­стви­ем ви­дел страх в его гла­зах — вна­чале за свою жал­кую жизнь, по­том за жизнь сын­ка. Лорд весь­ма ис­кусно и уме­ло иг­рал на стру­нах чу­жих душ.

Пи­тер Пет­тигрю. Жал­кий кры­сеныш, на­пуган­ный собс­твен­ной сме­лостью. К со­жале­нию, в не­кото­рых слу­ча­ях его по­мощь бы­ла не­заме­нима, и по­это­му он по­ка еще су­щес­тво­вал, но его участь бы­ла пред­ре­шена. Его то­же не ста­нет.

Джей­мс Пот­тер по­гиб в ночь па­дения Лор­да.

Си­ри­ус Блэк ушел в не­бытие тог­да же. Пусть сер­дце его сту­чало, он ды­шал, но фак­ти­чес­ки был мертв так же, как и Пот­тер.

Ре­мус Лю­пин вла­чил жал­кое су­щес­тво­вание, и не раз его рас­су­док и его жизнь ока­зыва­лись в ру­ках Се­веру­са. Ока­зыва­ет­ся, сох­ра­нять жизнь вра­гу ед­ва ли не при­ят­нее, чем уби­вать его. Каж­дый раз, го­товя зелье для по­ловин­ной тран­сфор­ма­ции, Се­верус слов­но на­яву ви­дел на по­вер­хнос­ти, вски­па­ющей гряз­ны­ми зе­лено-се­рыми пу­зыря­ми, ли­цо под­рос­тка Лю­пина двад­ца­тилет­ней дав­ности со снис­хо­дитель­ной ус­мешкой: «Джим, не на­ходишь, что это уж слиш­ком? Хва­тит, ос­тавь это­го сли­зерин­ца в по­кое. Эй, Снейп, ва­ли-ка от­сю­да, а то наш друг на те­бя как-то не­адек­ватно ре­аги­ру­ет».

«Ес­ли бы чувс­тва мог­ли уби­вать, сколь­ко бы­ло бы в ми­ре уми­ра­ющих каж­дую се­кун­ду толь­ко от них…»

Чувс­тва Се­веру­са Сней­па мог­ли уби­вать. И уми­рали, втап­ты­вались в грязь все те, кто ког­да-то из­де­вал­ся над Се­веру­сом, кто ког­да-то не счи­тал его за ма­га. Лорд ис­поль­зо­вал его, но и он ис­поль­зо­вал Лор­да, Его ру­ками, Его си­лой унич­то­жал сво­их вра­гов. Месть — блю­до, ко­торое по­да­ют хо­лод­ным. Се­верус был пол­ностью сог­ла­сен с этим ут­вер­жде­ни­ем.

Сей­час он с пол­ным пра­вом мог бы ска­зать, что до­бил­ся то­го, о чем клял­ся. Его клят­ва спол­на оку­пилась, он да­леко ушел от маль­чи­ка, единс­твен­ной меч­той ко­торо­го бы­ло стать сво­им в ог­ромном, чу­дес­ном, по­ража­ющем во­об­ра­жение и от­ни­ма­ющем ду­шу мно­голи­ком ми­ре ма­гии. Его не­нави­дели, он все рав­но ос­та­вал­ся чу­жим сре­ди сво­их, но те­перь это не тро­гало. Его бо­ялись, по­тому что он был слиш­ком бли­зок к Тем­но­му Гос­по­дину. И ког­да он все­го лишь неп­ри­мет­но си­дел в уг­лу, го­лоса при­сутс­тву­ющих не­воль­но по­нижа­лись, смех гас, ра­дость увя­дала. Но и это не име­ло для не­го зна­чения.

Зна­чение име­ла толь­ко Нар­цисса. А ос­таль­ное — лю­ди, пред­ме­ты, мыс­ли, мне­ния — все бы­ло та­ким нич­тожным, не­дос­той­ным вни­мания. Его слов­но та­щил по­ток во­ды, гряз­ной, мут­ной, ре­вущей и опас­ной, но впе­реди плы­ла на ко­раб­ле Нар­цисса, ее улыб­ка свер­ка­ла, слов­но ве­чер­няя звез­да, звез­да ве­ры и на­деж­ды, а в гла­зах бы­ла це­лая веч­ность, и он не про­тивил­ся, не де­лал ни­каких уси­лий, что­бы выб­рать­ся из это­го по­тока или поп­лыть про­тив не­го.

Пос­ледний зам­кну­тый круг ада. Изощ­ренная, рас­тя­нув­ша­яся на го­ды, на всю его жизнь пыт­ка. Боль, по­хожая на жи­вое ра­зум­ное су­щес­тво, вкрад­чи­во ша­гав­шая по его ду­ше, каж­дый миг, каж­дую се­кун­ду тер­завшая его не­види­мыми клы­ками и ког­тя­ми.

Ос­трое, до хо­лод­ка в кон­чи­ках паль­цах ощу­тимое счастье. От­ни­ма­ющая воз­дух в лег­ких не­выно­симая, ос­лепля­ющая ра­дость. Уди­витель­ная, ок­ра­шива­ющая мир во все цве­та ра­дуги неж­ность.

Это все бы­ла Нар­цисса.

«Ес­ли бы чувс­тва мог­ли уби­вать, сколь­ко бы­ло бы в ми­ре уми­ра­ющих каж­дую се­кун­ду толь­ко от них…»

* * *

Се­верус встря­хива­ет го­ловой, вы­рыва­ясь из за­дум­чи­вос­ти, взгля­дыва­ет на Нар­циссу, ка­жет­ся, ни на что не об­ра­ща­ющую вни­мания, кро­ме как на сы­на и на дев­чонку Грей­нджер (муч­нисто блед­ных и слов­но слег­ка от­ре­шен­ных от про­ис­хо­дяще­го), и не­наро­ком ло­вит дру­гой взгляд.

Тем­ный, как осен­няя во­да.

Ог­ненный, как ад­ское пла­мя.

Не­веря­щий.

Смя­тен­ный.

Зна­комые чувс­тва. Он не­воль­но ка­ча­ет го­ловой. Сколь­зит лег­кая до­гад­ка, вспо­мина­ют­ся кое-ка­кие фак­ты, и неп­ро­шеная жа­лость, ред­кая гостья, ук­радкой прос­каль­зы­ва­ет в ду­шу.

«Как же те­бе не по­вез­ло, маль­чик. Чем ты зас­лу­жил та­кой «дар»? Чем не уго­дил сво­ей Судь­бе, ес­ли она об­рекла те­бя на это прок­лятье? С са­мого рож­де­ния ты име­ешь все, но те­бе за­хоте­лось боль­ше­го? Люб­ви этой де­воч­ки? Де­воч­ки, ко­торая выб­ра­ла дру­гого? И ко­торая, на­вер­ня­ка, и не до­гады­ва­ет­ся, что тво­рит­ся в тво­ем сер­дце, бе­зум­но ко­лотя­щем­ся в гру­ди от од­но­го взгля­да…

Ес­ли это и в са­мом де­ле Лю­бовь — не ми­молет­ное чувс­тво, не лег­ко­мыс­ленный флирт, не гру­бая жи­вот­ная страсть, не по­лубе­зум­ное по­хот­ли­вое же­лание об­ла­дания, то я знаю, что бу­дет с то­бой даль­ше, я мо­гу рас­пи­сать всю твою жизнь по строч­кам. Она бу­дет очень по­хожа на мою. Не­верие сме­нит­ся уве­рен­ностью. На­деж­да — без­на­деж­ностью. Лю­бовь тес­но спле­тет­ся с не­навистью, так что ты не смо­жешь ра­зоб­рать­ся сам. Тос­ка обовь­ет­ся болью. Ра­зоча­рова­ние бу­дет мед­ленно съ­едать твою ду­шу. И страх бу­дет раз­ру­шать ра­зум.

Ты спро­сишь — страх че­го? От­ве­чу — страх по­терять ее окон­ча­тель­но. По­тому что лю­бовь ее ты уже по­терял, да­же не ус­пев по­нять, что сам лю­бишь, а вот те­перь ты бу­дешь пы­тать­ся не по­терять ее друж­бу, бу­дешь, цеп­ля­ясь за клоч­ки на­деж­ды, уни­жать­ся, вы­мали­вая ее. А по­том бу­дешь по­дыхать от от­ча­яния, от жут­ко­го бес­прос­ветно­го от­ча­яния, бу­дешь прок­ли­нать се­бя, ее, за­хочешь сбе­жать, что­бы выр­вать ее из се­бя. Но не по­лучит­ся, уж я-то знаю. Вот та­кая за­бава — Мер­ли­на, Не­бес, не­из­вес­тных бо­гов? У ко­го-то из них весь­ма изощ­ренное и из­вра­щен­ное чувс­тво юмо­ра. Две по­хожие судь­бы, два ал­хи­мичес­ких опы­та, две су­мас­шедшие по­пыт­ки эк­спе­римен­та с опас­ным зель­ем под наз­ва­ни­ем Лю­бовь.

Ты был мо­им уче­ником, по воз­расту ты го­дишь­ся мне в сы­новья, ко­торых у ме­ня нет и ни­ког­да не бу­дет. И мне те­бя жаль. Ис­крен­не».