От греха... (джен)

Кабинет начальницы был просто завален бумагами — пожарной инспекции на неё нет! Бумаги в огромных продавленных коробках стояли везде: на подоконнике, в закрытых стеклом стеллажах, на стульях, на полу, — отчего и без того захламлённая комнатка казалась совсем неопрятной, а эта жёсткая неприятная женщина среди всего этого хлама — такой же пыльно-серой, чрезмерно-загруженной, уставшей…

— Садитесь, — неопределённо махнула она в направлении занятых ящиками стульев, и мы с моим товарищем по несчастью, как я теперь твёрдо решила его называть, переглянулись. Свободным оказалось только одно широкое кресло, обитое слегка поистлевшей от долгого ёрзания по ней кожей. Взгляд моего спутника говорил о крайней в свете приближающегося обеденного перерыва усталости, и, усмехнувшись, я уселась на подлокотник, а ему указала на сидение. Несчастный подчинился, вытянув вперёд длинные ноги, а я подумала, что этот подлокотник был лучшей поверхностью, на которую мне приходилось приземляться за это утро. Кабинет шефа, когда он решил объявить о начале нового проекта, был также запружен народом, как и кабинет начальницы сейчас — ящиками с бумагами, и я по-младшинству сперва уселась на тумбочку, а когда подогретый чайник стал немилосердно жечь пятую точку, и вовсе перебралась на подоконник. Нет, этот подоконник был моим запасным аэродромом — планом по спасению — один шаг из окна второго этажа и, в худшем случае переломав ноги, я в безопасности. Я обозрела окружающее пространство: окно было небольшим, наглухо заставленным — при всём желании не сбежишь. Вот чёрт!

— Представьтесь, пожалуйста, — проговорила начальница и оторвала, наконец, взгляд от бумаг.

— Кандидат технических наук, заместитель руководителя отдела информационной безопасности (ИБ) Штейн Иван Алексеевич, — промолвил мой спутник.

Начальница смотрела на нас, и выражение её лица менялось — я не могла поверить своим глазам — на лице этой грубой жёсткой женщины появилась улыбка. Какая улыбка? Очень милая улыбка, которая мгновенно изменила её: стриженные под мальчика и взъерошенные от частого перебирания волосы уже не напоминали колючки, а их встрёпанность теперь придавала ей беззащитный вид; бесцветные полупрозрачные водянистые глаза осветили измождённое лицо, которое мгновенно посвежело, а уже сложившиеся вокруг рта печальные складки как будто исчезли. Я несказанно обрадовалась. Меня пугали рассказы о грубости и придирчивости этой женщины, а теперь мне мнилось, что работа над этим проектом уже не будет такой неприятной.

— Пятый зам. начальника отдела информационных технологий (ИТ), кандидат технических наук, доцент Кунина Вера Павловна, — представилась я, но меня, казалось, не расслышали.

— Вы немец, Иван Алексеевич? — спросила начальница, не отводя взгляда от лица моего спутника.

— Ах, если бы! — ответил Штейн, и я прыснула. Что ж, учитывая общую нервозность, в моей реакции не было ничего удивительного, тем более, что я всегда была хохотушкой: уголки рта поползли верх, подчеркнув по-восточному высокие скулы; и без того небольшие не широко открытые глаза сложились в щёлочки; тело конвульсивно задёргалось, а изо рта вырвались резкие на высокой ноте клокочущие звуки. Штейн оглянулся и теперь изучающе меня разглядывал, а я впервые разглядывала его. Нет, мы встречались раньше и даже общались по делам, но рассматривала я его впервые: блондин, серые глаза, прямой нос, пожалуй да, достаточно велик для того, чтобы этот человек не испытывал проблем с отхождением мокроты, но никак не тянет на звание шнобеля, аккуратно выбрит, отглажен, — нет, Штейн так же походил на еврея, как я — на русскую. Собрав всю свою волю, я отсмеялась и ожидала уже наказания за неучтивость, но, к моему удивлению, начальница за столом светло улыбалась, демонстрируя всем своим видом как ей понравилась шутка. Обсуждение проекта прошло в непринуждённой обстановке, и, получив вводные, мы вышли из кабинета, одновременно облегченно выдохнули и улыбнулись друг другу.

— Когда начнём? — спросил Штейн.

— Не стоит затягивать, — ответила я. — Я подготовлю рабочее место, если вы не против работать будем у нас, — доверия к этому товарищу у меня не было никакого, а единственным способом контролировать его представлялось перетягивание одеяла. Работы у меня будет больше, но…

— Вань! — моего спутника окликнули, и, не желая участвовать в разговоре и заводить новые знакомства, я поспешила прочь.

— Вера Павловна! — он нагнал меня по дороге. Я оглянулась, никак не ожидая, что в обращении ко мне он использует ещё и отчество: мы были ровесниками. Он почти бежал: да, догнать меня было сложно, я перемещалась со скоростью выпущенного из пращи камня.

Он восстановил дыхание, достал белоснежный платок, отёр капли пота со лба и покрытой редкими тонкими усиками верхней губы.

— Так, когда начнём, Вера Павловна? — повторил он, я смерила его долгим изучающим взглядом: «И чего он так торопится?»

— Пообедайте, Иван Алексеевич, к вашему возвращению я всё подготовлю.

Он улыбнулся и кивнул. Я вернулась в отдел и занялась перестановкой: передвинула столы, переставила системные блоки и принтер. Благо, в обеденное время не было никого, кто мог бы помешать. К тому времени, как мой товарищ по несчастью вернулся с обеда, два рабочих стола стояли рядом, расстановка компьютеров позволяла в любой момент, не ломая шею, заглянуть в монитор соседа, а сетевой принтер являл собой приятный бонус. Я забилась в угол и прижалась к стене, а мой сосед со вздохом облегчения опустился на мягкий стул с подлокотниками и защёлкал мышкой, запуская программу за программой.

— Вы знакомы с этой платформой, Вера Павловна, — обратился он ко мне, вальяжно развалившись: весь его вид говорил о том, что он находится в своей зоне комфорта, когда мне не обедавшей было совсем нехорошо, общаться со мной в таком состоянии было опасно, мои потребности четко следовали пирамиде Маслоу, но Штейн этого не знал.

— Я считаю, что эту программу некорректно называть платформой, — отозвалась я сварливо и, смерив своего товарища колючим взглядом, уточнила. — Впервые вижу.

Штейн глубоко вздохнул, не оценив либо проигнорировав мой недовольный тон:

— В таком случае у нас проблемы, — констатировал он.

— Ужели вы думаете, Иван Алексеевич, что два кандидата наук не справятся с этим интуитивно понятным интерфейсом! Этого быть не может, — проговорила я, в свою очередь запуская программу, и Штейн криво усмехнулся.

— В таком случае попробуйте создать новый проект.

— Нам надо всего лишь разделить проект на простые модули и определить какой информацией, в каком формате они обмениваются — и это будет самое сложное. Раздать спецификации нашим практикантам в удобоваримом виде, чтобы они кодили. Разработать структуру централизованного хранилища… — я быстро работала, а мой товарищ по несчастью, крякая и время от времени поднося белоснежный платок ко лбу или верхней губе, повторял за мной действие за действием. Наши задачи отличались только исходные данными. От успеха у меня всегда сносило крышу — голод прошёл — а меня несло по наклонной.

Я приблизилась к своему товарищу на небезопасное расстояние, когда он в очередной раз промокал пот со лба, и проговорила:

— Скальпель, зажим, там… — вовремя осеклась я, опасаясь, что моя шутка будет неправильно понята. Эта ситуация внезапно напомнила мне перепалки с соседом по парте, который находил удовольствие в моей привычке называть все вещи на женский лад. Как-то разбирая на скорость калаш, я имела несчастье проговаривать вслух названия деталей и назвать накладку прокладкой. Я сделала это трижды, прежде чем заходившиеся безумным хохотом мужчины нашли в себе силы меня поправить. Ассоциация была неприятной. Должно быть, моё лицо исказилось болезненной гримасой, Штейн не обратил внимание на юмор и вздрогнул.

— Иван Алексеевич, быть может, кофе?

Я только сейчас заметила, что обед благополучно закончился, и мои коллеги с обычным для каждого из них опозданием вернулись к работе.

Надежда Петровна, красивая и ухоженная, но каким-то чудом в свои сорок всё ещё незамужняя женщина, почти копируя мою позу, опиралась на другой подлокотник кресла несчастного сотрудника отдела ИБ, и тот не знал куда деть себя меж двух огней.

Я вернулась к работе, походя бросив в пространство:

— Иван Алексеевич не пьёт кофе.

Откуда я это знала? Помнится, он как-то говорил мне… Зачем я это сказала? Не знаю, — я испытывала какую-то странную смесь жалости и ревности, — но он уверенно подтвердил мои слова.

— Тогда чаю, — последовал ответ.

Не знаю, что случилось со мной, должно быть, успех первых моих шагов вскружил голову, но я повернулась на стуле и уставилась Надежде Петровне в глаза:

— Иван Алексеевич плотно поел не долее чем час назад в отличие от меня. Кроме того, нам нужно работать, а не чаи гонять, — проговорила я, не обратив внимание на искры слепой ярости, плясавшие в глазах моей сотрудницы.

Несколько коротких фраз Штейна подтвердили мои слова, он наотрез отказался от кофе и чая, впрочем, как и от всех других предложенных напитков. Пока он отдавал положенную дань вежливости, объясняя мотивы воздержания, я призывно стучала по клавиатуре и изредка отвечала на недовольные взгляды своей коллеги столь же недовольными. Ничего не добившись, Надежда Петровна покинула отдел: её редко можно было застать на рабочем месте, — а основное занятие заключалось в подслушивании и распространении слухов, поэтому чаще всего ошивалась она возле кабинетов начальства и в отделе автоматизации. Мой сосед обратил на меня светящийся от счастья взгляд и улыбнулся.

— Вы, должно быть, хотите перекусить?

Я недовольно фыркнула.

— Перекусить? Да, что вы, Иван Алексеевич? — я смягчила взгляд и надула губки. — Я хочу поесть. Навернуть борща с хлебом. Да, что греха таить?! Я бы и от второго не отказалась. В отличие от вас меня здесь не только не кормят, но даже и не поят.

— Я думаю, мы можем сделать перерыв, — в отличие от всех ранее знакомых мне людей мой товарищ по несчастью умел удивительным образом фильтровать мою речь, пропуская все незначительные подробности, на которые все прочие обращали чрезмерное положительное или отрицательное внимание. Наигранное удивление на моём лице сменилось естественным, а он продолжал проливать на мою израненную душу бальзам отеческого утешения. — Я думаю, у нас с вами достаточно хороший старт, чтобы я мог отпустить вас на час.

— Вы отпускаете меня? — проговорила я с придыханием, поднялась на ноги и резко упала обратно на стул. — А если в моё отсутствие вы займётесь хищением интеллектуальной собственности нашего отдела? — произнесла я, придав своему личику выражение невинности и округлив глазки.

Штейн отчётливо хохотнул.

— Я обещаю вам, Вера Павловна, что интеллектуальная собственность вашего отдела останется нетронутой.

Я поднялась и поспешила к шкафу, в котором висела моя куртка:

— Я не верю ни единому вашему слову, Иван Алексеевич, но пищеварение должно идти своим чередом. Я берегу своё здоровье.

Я вернулась через сорок пять минут и застала своего товарища в окружении двух женщин над сложными ступенчатыми графиками.

— Иван, мне нужна твоя помощь, пойдём, — говорила Ляйсан Вилевна, зам. начальника отдела вычислительной математики.

— Ну, разве можно на такой диаграмме отследить взаимосвязь объектов, — Надежда Петровна нервно тыкала в распечатанную Штейном схему ручкой, и листок в его руках уже выглядел потасканным. Я быстро повесила верхнюю одежду в шкаф и присоединилась к разговору.

— Мы не собираемся использовать объектный подход, Надежда Петровна: это модули, а не объекты. Диаграмма имеет стандартный для заданного заказчиком CASE-средства вид, — впрочем, это было не оправданием, да и ожидать, что Штейн не накосячил при выполнении схемы, не приходилось.

Надежда Петровна окончательно вышла из себя, рванула лист с диаграммой из рук сотрудника отдела ИБ, и мы замерли в ожидании истерики: истерить она умела, научилась за прожитые сорок лет, мне тоже предстояло этому научиться… Скоро мне будет тридцать, и меня ждёт превращение в стерву…

— Это огромный проект, за который нам должны заплатить большие деньги. — Это положение никто не осмелился отрицать, и Надежда Петровна продолжала на повышенных тонах, войдя в раж. — Назначили руководителями двух сопляков, которые всё успешно просрут. — Я забрала из её рук диаграмму и села за компьютер: продолжать разговор с женщиной в истерике было бесполезно, — Штейн удивленно проводил меня взглядом.

— Для первой итерации, Иван Алексеевич, ваш план почти идеален. Я предлагаю не затягивать и отправить спецификацию простейшего модуля Тамаре — моей практикантке — посмотрим, как она справится.

— Вы не слушаете меня, Вера Павловна! — этот крик заставил меня подскочить на стуле. — Как вы думаете справиться с проектом по автоматизации огромного завода без участия отдела автоматизации?!

Я тяжело вздохнула. Не знаю, что случилось со мной в тот день и почему я потеряла страх, который всегда испытывала перед старшими коллегами, но вместо обычного стеснительного молчания я обратила на Надежду Петровну полный сочувствия взгляд и проговорила:

— Я прекрасно вас слышу, Надежда Петровна, и осознаю, что физиология не позволяет вам в данный момент размышлять здраво, а я всегда готова предоставить вам повод поорать, чтобы обеспечить приток крови к вашей селезёнке в отсутствии брюшного дыхания. Теперь, когда ваши естественные потребности удовлетворены, поговорим спокойно, — я поднялась, подошла к сотруднице и чистыми чёрными глазками уставилась ей в лицо. — Вы, Надежда Петровна, пропустили оперативку и не получили адекватных вводных. За этот огромный проект нам светит совсем не большой гонорар, — я улыбнулась. Надежда Петровна на глазах раздувалась и краснела. Мой спокойный голос действовал на неё как красная тряпка — на быка, а дружелюбный вежливый тон оскорблял сильнее мата. — Поэтому ответственными и назначили двух салаг, а исполнителями — компанию практикантов, которым и платить не собираются. Завалить проект нельзя, но, если на то пошло, я легко откажусь от возложенных на меня полномочий. Только поговорить об этом вы должны с шефом. Только он как руководитель имеет право принятия решений.

Надежда Петровна подпрыгнула на месте, фыркнула и скрылась, на прощание громко хлопнув дверью. Руки у меня дрожали. Штейн восхищённо на меня смотрел, Ляйсан Вилевна молчала. Она знала меня маленькой испуганной девочкой, не в меру ответственной, не по возрасту стеснительной, чересчур восторженной, — с тех пор я изменилась… Позволивший мне поставить на место коллегу запал окончательно прошёл, и я в уме прикидывала последствия своего проступка. Я обратила свой взгляд на сотрудника отдела ИБ, мой ум лихорадочно искал виноватого.

— Кажется, вас просили о помощи, Иван Алексеевич, — проговорила я и направилась к рабочему месту.

— Я считаю, что нам стоит продолжить работу, — услышала я ответ Штейна и оглянулась.

— Если вы решили поработать, то помогите мне догнать вас и начертить такую же диаграмму. Я сейчас плохо соображаю, у меня кружится голова и трясутся руки.

Он быстро преодолел разделявшее нас расстояние, цепко ухватил меня за локоть и почти силой вернул на рабочее место. Я обиженно нахохлилась, а он терпеливо диктовал мне команду за командой, указывал кнопки и пункты меню. Я с трудом выполняла его инструкции, переспрашивала, заикаясь, в общем, показала себя во всей красе. Окончательно измучив его, я с трудом завершила последний из освоенных им этапов и с благодарностью и смущением посмотрела ему в глаза, он ответил мне улыбкой. Что этот человек мог думать обо мне теперь, когда я так явно продемонстрировала свою тупость и слабость? Ничего хорошего, но мне… было всё равно?

— Вы устали? — спросил он, я виновато кивнула. — Встретимся завтра в девять?

Мой ответ и на этот раз был утвердительно-немым, я залилась краской, потупила взор долу и сдавленно прошептала:

— Спасибо! До завтра.

Кажется, он что-то ответил, но я, недовольная собой, не нашла в себе силы услышать его, а когда подняла взгляд, его уже не было в комнате: осенние сумерки за окном говорили о том, что рабочий день закончился как минимум полчаса назад.

* * *

— Как это понимать, Вера Павловна? Тут пройти негде, — на завтра в девять он не пришёл. Я сидела одна за двумя рабочими местами, а мир вокруг был враждебен ко мне как никогда.

— Вы имеете в виду перестановку? — мой риторический вопрос явно не зашёл адресату, и я продолжала, не позволив ей ответить. — Наш отдел заинтересован в успешном завершении этого проекта. Для эффективной работы нам с Иваном Алексеевичем необходимо сверять результаты, для этого я должна в любую минуту иметь возможность заглянуть ему в монитор. Это объясняет необходимость перестановки.

Асхат Фаритович, принимавшей деятельное участие в моей судьбе с тех самых пор как я третьекурсницей устроилась в эту организацию, несколькими хлёсткими фразами с присущим ему чёрным юмором успокоил рвение Надежды Петровны. Моя благодарность была бесконечной, но на душе легче не стало. Асхат Фаритович приземлился на соседнее со мной место, загрузил свой профиль, виртуальный диск и принялся за работу.

— Вера?! — обратился он ко мне после небольшого перерыва. Я отозвалась полустоном. — В чём дело? — продолжал он, установив зрительный контакт. — Такая расстановка компьютеров очень не удобна. — Я впервые смогла трезво оценить окружающее меня пространство: да, проход между рабочим местом Штейна и столом для переговоров оказался очень мал — едва пройдёшь боком, я по-малости и не приметила; крайнее к стене рабочее место оказалось почти заставлено, а сидящий там должен был чувствовать себя запертым. — В чём дело, Вера?

— Проект разделён между двумя отделами. Занято четверо: я, Штейн, шеф и Хильд. Как будут делиться деньги не знаю, но…

— Ты думаешь, они нас обманут?

— Нас — не знаю, меня — легко, — я почти всхлипнула. — Это единственный способ следить за ним: единственный, который пришёл мне в голову.

Асхат Фаритович погладил меня по колену, запустил документ на печать и удалился. Судя по всему, пошёл к шефу.

Работа не шла: в уме я проклинала день и час начала проекта, — и, предавшись этим мыслям, я не заметила, как у меня появился новый сосед.

— Как дела? — произнёс сотрудник отдела ИБ, и я, почти задохнувшись от неожиданности, с трудом совладала с голосом.

— Схема, которую мы составили вчера, в корне не верна, и я считаю, что нам нужно подготовиться к методическому совету с участием представителей отдела автоматизации.

— Почему? — судя по тону, мое заявление не сумело даже подпортить ему настроение, Штейн просто лучился от счастья.

— Надежда Петровна уже сказала своё «фи», судя по всему, поддержки шефа она не добилась, но на достигнутом не остановится…

— Вера Павловна, — мой сосед коснулся моей руки, я вздрогнула, — не бросайте меня на растерзание, они меня загрызут.

Я заглянула ему в глаза и задохнулась на этот раз от сочувствия: «Да, загрызут. Ведь загрызут и как звать не спросят. Он младше меня в должности, и вообще, кто знает, есть ли у него защита. В конце концов, если шеф на моей стороне, то…»

Он прервал мои размышления, усмехнувшись:

— Что нам делать, Вера Павловна? — я смотрела в его глаза и размышляла: «Он расстроен? Он напуган? Или это лишь маска?»

— Надо привести в порядок документы. Модули пересмотреть, определить форматы данных, уточнить протоколы и интерфейсы. Для наглядного представления я предлагаю использовать граф, пастелями раскрасить разные форматы данных, потом будем собирать информационную модель…

Работа над проектом закипела. Я ездила на завод, а мой сотоварищ плотно опекал начальницу. Эти поездки, которые прежде я не любила, теперь казались мне приятными, потому что позволяли вырваться из адового котла, который представлял собой наш бурлящий негодованием Надежды Петровны отдел. Штейн являлся каждый день, был мил, приветлив, исполнителен, а я с каждым днём всё меньше хотела его видеть… Нет, никогда ещё, а за мной числился не один успешно реализованный проект, работа не протекала так бодро. Никогда ещё на начальной стадии не находились в таком порядке документы: я вообще была неряшлива с документацией, а сотрудник отдела ИБ подчищал за мной все грешки. Диаграммы модулей в виде графов были доведены до идеала и представляли собой методические пособия, на которых легко можно было обучать практикантов. Эти диаграммы звались мной саванами из-за большого размера и занимали весь стол для переговоров. И этот факт тоже был поводом для скандала, которым заканчивался каждый мой рабочий день. Надежда Петровна организовала параллельную работу, рисовала какие-то планы, несколько раз приводила каких-то незнакомых мне молодых сотрудников отдела автоматизации, но несмотря на её кипучую деятельность, созванный ей методический совет оказался для меня неожиданностью. Нет, добрые люди сообщали мне, что она докладывает каждый мой шаг шефу, понятно, расставляя акценты выгодным ей образом, эти же «добрые» рассказывали о том, как эта женщина поливает меня грязью, стоит мне отвернуться, но ни один приведённый ей сотрудник отдела автоматизации, включая руководителя, не стремился собрать крошки со стола.

— Не надо так бояться, — проговорил Штейн и похлопал меня по спине. — Отчетность у нас в полном порядке. Хильд нас поддержит, я в этом уверен. Проект идёт с опережением сроков.

В конце концов, осталось только согласиться и отправиться заедать стресс, что я и сделала. Мой товарищ по несчастью ошибся: я не волновалась, — меня просто трясло от ответственности. Я думала о тех, кого мне предстоит подвести. К тому времени как я вернулась, методический совет уже собрался в нашем отделе, и, раздав заранее распечатанные материалы, я упала на небольшой колченогий стул, поместившийся между столом для переговоров и рабочим местом Штейна. Съеденное создавало в желудке ощущение какого-то вязкого плотного липкого комка, в который как в чёрную дыру затягивало внутренности, и это ощущение не позволяло предаться любым другим размышлениям. Как и ожидалось, шеф решил абстрагироваться от данного мероприятия, и за столом были только Хильд, Штейн, Надежда Петровна, я и столь же молодая, но в отличие от меня глубоко беременная сотрудница отдела автоматизации. Её огромный живот вызывал у меня острое чувство зависти: я тоже так хочу! Надежда Петровна мило охмуряла Хильда, подталкивая ему свои бумаги вместо моих, и я думала о том, что будет лучше и нагляднее: расцвеченный по формуле «каждый охотник желает знать…» саван или короткая таблица. Хильд рассматривал мой «саван», усмехался и покряхтывал…

— Как прошли выходные, Иван Алексеевич? — беременная подтолкнула моего находящегося в таком же шоке товарища по несчастью под локоть и подмигнула ему, он пробормотал что-то невразумительное, а я вынуждена была обратить на сотрудницу отдела автоматизации более пристальное внимание.

Рыжая… Да, она была рыжей в лучшем смысле этого слова. Фарфоровая с тонкой сеточкой голубых сосудов нежная кожа без следа положенной при беременности интоксикации, мне, чернавке, не приходилось и мечтать о такой роскоши, нос в ниточку (ну разве что в этом я могла составить этой женщине конкуренцию) и ярко-голубые глаза с тысячей чертей в каждом. Только это нас и объединяло: количество и степень пушистости чертей в глазах, — но если мои стеснялись своего существования и старательно прятались, то её рыжие черти сейчас беззастенчиво плясали по стенам.

— Эта схема не иллюстрирует последовательности технологических операций, вот, Анатолий Иосифович, посмотрите сюда.

— Иван Алексеевич, — рыжая почти легла на плечо сотрудника отдела ИБ, он вздрогнул от её прикосновения.

— Последовательность технологических операций показана при помощи передачи данных, пока данные не получены от предшествующего этапа, следующий не начнётся.

— Так, какие у вас планы на этот вечер, Иван Алексеевич?

Штейн стыдливо молчал, а рыжая льнула к нему, отталкивая пальчиками его руку с «савана» так, будто он закрывал ей обзор. Пожалуй, методический совет прошел совсем без толку: Надежда Петровна охмуряла Хильда, рыжая — Штейна, а у меня болел живот. Единственным последствием было включение в состав рабочей группы ещё одного исполнителя — инженера отдела автоматизации Станиславы Анатольевны Мироновой. Мы получили новые вводные от начальницы, а я купила в аптеке десяток стерильных масок: мало ли что. Не хватало ещё ненароком чихнуть на беременную. Нет, мне было страшно сидеть с ней за одним столом: я отличалась слабым здоровьем, а любая подцепленная мной зараза могла губительно сказаться на плоде. Вот только всем моим опасениям не суждено было сбыться, Стася, как она настаивала себя называть, не стремилась присоединиться к работе.

Тем временем, проект перешёл на новый уровень, и я днями пропадала с практикантами. Двадцать четыре студента старших курсов из моего родного вуза, каждый из которых в тайне лелеял надежду о трудоустройстве и оплачиваемой практике. Они любили меня за мою привычку называть вещи своими именами, но более всего за то, что я была единственной, кто ими хоть немного занимался: чего проще сунуть практиканту тысячестраничный регламент, — читай хоть до посинения, а потом придумай, что из этого добавить в отчет, — а опуститься до того, чтобы поговорить и даже объяснить кое-что, мог далеко не каждый.

— Вера Павловна, — очередное собрание было в разгаре, и меня просто разрывали на части, — а что будет, если я не справлюсь?

— Поверьте моему жизненному опыту, это будет не самым страшным событием в вашей жизни.

— Вера Павловна, а как протестировать готовый модуль?

— Придётся придумать десять-пятнадцать значений в указанном диапазоне, пропустить их через предложенную модель и проверить совпадают ли значения, полученные по модели с теми, что выдаёт ваш модуль. Если тяжело придумывать, то я могу дать вам форму Excel, в которую вы введёте границы диапазона и среднее значение и Excel сформирует для вас выборку.

— Вера Павловна, а как быть с хранилищем?

— Разработка хранилища не ваша задача, Алина, — эта любопытная, умная и старательная девушка мне очень нравилась. Она представляла собой тот образ, к которому я в своей жизни стремилась и в чем не достигла успеха. За те два года, что я знала это милейшее создание, я ни разу не видела её больной, а видела её я на плацу родного университета в военной форме с парадными аксельбантами, крепко сжимающей тоненькими пальчиками в белых перчатках автомат. В общем, я восхищалась этой девчонкой и всячески старалась ей помочь. — Система будет работать в соответствии с двухзвенной архитектурой как сервер баз данных, а для встраивания будут использованы универсальные API… Я могла бы прочитать вам лекцию, но ведь вас интересует не теория… Сервер уже доставили в отдел ИБ, я поговорю с Штейном, пока он будет проводить первичную настройку, вы тихонечко посидите рядом.

— Сервером занимается Иван Алексеевич? — я не могла поверить своим глазам: Алина зарделась как маков цвет.

— Да. Вы знакомы?

— Иван Алексеевич, — произнесла девушка, опустила глазки и осеклась, будто у нее перехватило дыхание.

Я в свою очередь подавилась воздухом: «Этого быть не может! Она влюбилась в этого… этого!» — я так и не смогла сформулировать четко, что в нем такого плохого, но Алину мне было жалко. — «Она и этот старик. Старик!? Да ладно, между ними едва пять-шесть лет разницы. Этот… этот».

Я с трудом довела собрание до конца, проводила Алину в отдел ИБ, усадила практикантку в кресло рядом с мерзким зам. начальником и, смерив того недовольным взглядом, скрылась. В коридоре меня встретила Тамара — моя практикантка:

— Вера Павловна, я потеряла спецификации, — ситуация была стандартной, но я с трудом сохраняла самообладание, чтобы не вызвериться на девчонку. Я вернулась в свой отдел и нервно перебирала бумаги на столе. Я имела привычку делать копии всего, что отдавала практикантам, но ещё никогда в моих бумагах не было такого беспорядка. Под руку мне попадались огрызки карандашей, старые отслужившие своё ручки, исписанные блокноты и волосы… Волосы? Мне попался клок черных волос, перевязанных красной ниточкой, я просто отбросила его и, наконец, добралась до спецификаций. Тамара получила искомое, а у меня лёгкий шок к вечеру сменился температурой.

— Как же так, Вера, в самый разгар проекта? — посочувствовал мне шеф.

— Всего лишь температура, Георгий Борисович, до завтра пройдёт, — следы болезни на моём не лишенном ярких красок лице становились быстро заметны: смуглая кожа становилась восковой, губы высыхали и лопались, глаза слезились, а сквозь кожу проступала неровная сеточка очень близко расположенных к коже сосудов.

— Нет, так не пойдёт, вам надо в больницу.

Штейн нарисовался внезапно, впрочем, как обычно. Теперь он появлялся так часто, что я думала, не сменил ли он место работы.

— Никаких больниц и в особенности поликлиник, — ещё в одиннадцатом классе, получив клеймо «что-то неразборчиво начинается на туб-» в детскую карточку, которую мне с трудом удалось потерять, я зареклась обращаться по поводу простудных заболеваний.

— Я настаиваю…

— Вы мне никто и не имеете на это права, — отшила я Штейна.

— Вера?

— Со мной всё в порядке, Георгий Борисович.

Мужчины деликатно оставили нервную больную в покое, и только секретарша шефа, Альфия Мунировна, продолжала тихонько кудахтать:

— Ну, как же так, Вера Павловна? Ведь ни с того ни с сего, — она поднесла мне чашку чая с малиновым вареньем, я вымученно улыбнулась. — Будто сглазил кто-то, а я уже на вас командировку оформила, две недели.

— Я люблю болеть в командировке, там никто не мешает, — проговорила я в ответ.

— Мама! Альфия Мунировна, подь сюды! — голос Дианы, дочери секретарши шефа, донёсся из-за перегородки. В недавнем прошлом моя практикантка Диана теперь под крылом шефа уверенно поднималась вверх по карьерной лестнице и все еще по какой-то причине считала себя мне обязанной. Я давно собиралась объяснить этой девушке истинное положение дел, а пока беззастенчиво пользовалась добрым отношением ко мне матери и дочери. — Ты только глянь сюда!

Вскрик Альфии Мунировны из-за перегородки говорил о крайней степени возбуждения.

— Какая гадость! Ты только руками не трогай…

— Вера Павловна!

Я вышла из-за перегородки, мать и дочь склонились над каким-то мусором, который Диана на бумажке подняла с пола.

— Вера Павловна? — они обе что-то ждали от меня. Я посмотрела на лист бумаги в руках Дианы: клок чёрных спутанных волос, перевязанных красной ниточкой. — Я подняла это с пола рядом с вашим столом.

Я задумалась, не могла припомнить, чтобы причёсывалась на рабочем месте. Как могли мои волосы, перевязанные красной ниточкой, оказаться на рабочем столе?

— Должно быть, мои волосы. Нашла это вчера и просто бросила, извините.

— Проклятие… — простонала Альфия Мунировна.

— Чушь! — воскликнула я и вернулась к чашке с порядком поостывшим чаем.

Мать и дочь многозначительно молчали и смотрели на меня как на приговоренную. День прошёл в горячке, и командировка пришлась кстати. Высокая температура всегда действовала на меня положительно, позволяя плодотворно работать, разве что смотреть на меня было неприятно, да и мой взгляд плохо фокусировался. И только возвращение в гостиницу заставляло меня вспоминать о болезни, которая, впрочем, прекратилась также внезапно как началась. Должно быть, выверенное в результате частых заболеваний лечение возымело действие, или забота шефа, звонившего директору гостиницы и просившего принести мне обогреватель, пошла мне впрок.

* * *

— Штейн ездил с вами? — городок N, тихий, спокойный и очень чистый, несмотря на болезнь, произвёл на меня приятное впечатление. Я привезла в отдел тамошнее фирменное печенье и придавалась крайне не характерному для себя занятию чаепития с коллегами. Надежда Петровна принимала это событие как необходимую мзду и впервые за долгое время разговаривала со мной спокойно.

— Нет, с чего бы ему? — она в ответ подозрительно хмыкнула, но всё же нашла необходимым прокомментировать.

— Этот гаврик как шарик: круглый, — ни с одной стороны не ухватишь, — образность в речи Надежды Петровны показалась мне неуместной, впрочем, и это было ново и свежо на фоне обычной истерики и открывало её для меня с другой более человечной стороны. Прежде я считала, что оба — логическое и ассоциативное — мышления ею одинаково изжиты, впрочем, как и чувство юмора. В очередной раз поддеть собеседницу мне помешал тот самый «шарик», он неожиданно нарисовался в проеме и почти по-хозяйски зашёл за перегородку.

— Вы вернулись? — он был рад, я могла с уверенностью это утверждать. — Как съездили? — Я подробно, будучи убеждена, что это кому-то понадобится, описала все свои маршруты, включив в них посещенные едальни и способы скоротать досуг. Он слушал внимательно, не перебивая, улыбался и искал моего взгляда. — В этот раз обстоятельства сложились так, что я не смог, но в следующий раз я непременно поеду с вами.

— Зачем это? — факт того, что я выполнила за него часть работы, медленно укоренялся в моем сознании, он замялся, не зная что ответить, и я подавила неловкость, добавив: В следующий раз вы поедете один.

Он согласно кивнул, а я поспешила удалиться: меня уже ждали практиканты.

— Почему вы до сих пор не замужем, Вера Павловна? — Марго, человек творческий, занималась рисованием трёхмерной заставки в соответствии с генпланом и, проникшись ко мне живейшим интересом и симпатией, решила поучаствовать в моей жизни или задобрить меня на случай несовпадения наших с ней художественных вкусов. Пожалуй, я чересчур внимательно проверяла её работу и уже в третий раз заставляла переделывать.

— Жду принца на белом коне, — попыталась отшутиться я, грань между мной и практикантами всегда была тонкой (всё-таки разница в возрасте не велика), но я болезненно реагировала на любые попытки стереть её окончательно.

— Так давайте найдём вам принца! — я недовольно хмыкнула. — Нет, вы только посмотрите: такие грымзы замужем, — а вы умница, красавица, с таким хорошим характером…

«Эта умница сейчас отчаянно ищет в твоей модели ошибку и найдёт или ещё к чему придерется», — думала я про себя, штудируя кривоватый рисунок.

— Понимаете, Марго, — начала я, меряя линейкой расстояние между мельницей и пультом охраны. — То, что я не грымза относительно вас, не означает, что я не грымза в принципе. На деле я могу оказаться самой что ни на есть грымзой, — моя добрая собеседница осеклась, никак не ожидая от меня такого признания, и, заметив растерянность на милом личике, я отчего-то решила подбодрить её. — Но раз пошла такая пьянка, вы можете отвлечь меня перечислением принцев и грымз, чтобы я не так вглядывалась в ваш рисунок.

Марго зарделась, но деваться было некуда:

— Ну, Надежда Петровна…

— Надежда Петровна не замужем.

— Штейн?

— Штейн тоже.

— Ну, они две недели вместе жили в профилаге, ходили в ресторан, кино и обнимались у всех на глазах.

Я собиралась рассмеяться, но в глаза запросились слёзы, и я с трудом совладала с собой:

— Все исходники, включая текстуры, пришлите мне на почту и поставьте вот здесь человечка с автоматом, — проговорила я, откашлявшись.

— Зачем? — удивилась Марго.

— Я пошутила, — уточнила я.

* * *

— И когда нам ждать этого долгожданного события?

— Вы о чем? — Альфия Мунировна по должности обязана была знать сплетни.

Я усмехнулась, посмотрев ей в растерянное лицо:

— Надежда Петровна и Штейн. Когда свадьба?

— Вы о чем?

— Они гуляют…

Смех Дианы, наконец, привёл меня в чувства.

— Иван Алексеевич Штейн — секс символ отдела ИБ и нескольких смежных, он гуляет со всеми. Когда он заходит в отдел вычислительной математики, то первый вопрос, который ему задают, о том, когда и на ком он женится. Они так доконали его, что он теперь здесь у нас днюет и ночует, потому что мы не трогаем его по вашей протекции…

— Я всего лишь хотела порадоваться… — попыталась оправдаться я.

— Да, здесь воздух искрит, когда вы вместе…

— Ничего нигде не искрит, — обиделась я.

Мать с дочерью переглянулись и рассмеялись.

— Да, все уже говорят. Василий Андреевич назвал Штейна хлыщом, который за нашей Верочкой ухлестывает. Вы представить себе не можете, как истерила Надежда Петровна и что она про вас говорила, когда вас назначили. «Что за девка?! Что за девка?! А я кто? Она работает без году неделя, а я… Почему у меня до сих пор нет ни одного собственного проекта?» — ох, как же она орала.

Проект перешел на стадию верификации, и я пропадала в командировках, а когда оказывалась на рабочем месте каждый раз встречала Штейна. Наши с ним компьютеры были давно расставлены по своим местам, а он приходил под каким-то предлогом и просто стоял у меня за спиной, пока в отделе не появлялась Надежда Петровна и не уводила его за перегородку. Распределение средств по проекту оказалось не в нашу пользу, хотя с учетом того, что в проект был добавлен ещё один отдел получалось равным: как выразился шеф «братским». Полученная сумма была вдвое меньше ожидаемой, что тоже было поставлено мне в вину. Каждый визит Штейна вызывал у меня чувство тихой ярости, и встреча заканчивалась перепалкой, когда я ему говорила что-то обидное, а он стоял, медленно переваривая оскорбление, и тихо уходил.

— Вы не планируете задержаться сегодня?

— Нет, ни в коем случае, я вообще не имею такой привычки.

Он не позволил мне договорить, ожидая, что я в очередной раз полезу в бутылку.

— Возможно, сегодня вы сделаете исключение? Я так вам благодарен, вы так мне помогали, и в качестве благодарности… Может быть, вы пойдёте со мной на симфо-ночь?

Я взвилась от бешенства: «Что за ночь? Он хочет расплатиться со мной натурой? За кого он меня принимает?»

— Никаких ночей! — вскричала я. — Я с вами… никуда не пойду! Никогда не пойду! И не шляйтесь здесь, люди и так уже судачат о нас. Вы меня позорите!

Он попрощался и также тихо ушел. Диана и Альфия Мунировна, ставшие случайными свидетелями этой сцены, удивленно переглянулись.

— Ну ни фига себе, он позвал вас на концерт, а вы отказались…

— Там шла речь о какой-то ночи…

— Вы что телевизор не смотрите?

Коллеги подтрунивали надо мной до конца рабочего дня, и возвращалась домой я с тяжелым сердцем: через два дня мне предстояла последняя командировка в N, а пока… Я зашла в квартиру: мама смотрела телик, местные новости. Симфонический концерт на открытом воздухе, ожидаемое событие, начинался в десять часов вечера…

Мой автобус опоздал в N на полчаса. Бросить вещи и бежать на работу, — такой был план, но ему не суждено было сбыться. Я быстро миновала расстояние от автовокзала до гостиницы, заселилась: здесь меня уже знали все, от директрисы до уборщицы, — и привычно направилась в свой номер, но на пороге меня встретила Диана, которая привезла какие-то новые документы от шефа.

— Вера Павловна, — Диана схватила меня за руки, усадила на кровать и всунула чашку чая. Сил моих не было отказаться после долгой дороги.

— Вера Павловна, вы должны мне всё рассказать! — она была явно возбуждена, движения были слишком резки.

— О чем? — испугалась я.

— Вы знаете, кто будет жить в соседнем номере?

— С чего бы мне это знать? И кто же? — я сделала торопливый глоток, но Диана позаботилась о том, чтобы я не обожгла горло: чай был едва теплый.

— Штейн! — Диана подскочила на стуле, а я замерла. — Еще никому не удавалось заполучить его! Вы должны рассказать мне всё: на каком боку он спит, храпит или нет.

Я выронила чашку, и Диана рассмеялась, глядя мне в глаза.

— Как же я это узнаю?

Диана не сразу поняла, что до меня не доходит.

— Не волнуйтесь, я приглашу уборщицу перед уходом, — проговорила она, приблизившись ко мне на неприличное расстояние и схватив за локти. — Он будет жить в соседней комнате, Вера Павловна!

— Стены тонкие, и я, возможно, услышу его храп, но…

— Он будет спать здесь!

— Но здесь только одна кровать, — голова у меня кружилась, а челюсть никак не хотела вернуться на положенное ей место.

— Я думаю, вам не понадобится вторая…

Я с трудом нашла в себе силы отругать насмешницу. Проект на этапе завершения требовал подписания массы бумаг и обивания порогов. Эти занятия позволили мне забыться. Жаль, что это было ненадолго. Через пару часов мысли о Штейне уже не вылезали из головы. Что он ест? Не знаю, почему именно этот вопрос занимал меня. Едва закончив дела, я поспешила в ближайшее заведение, известное приемлемыми ценами и хорошим качеством продуктов, поужинала и заказала суп, салат и второе с собой. Я медленно шла по направлению к гостинице, когда заметила его на перекрестке. Нет, бежать было некуда, нам предстояло встретиться.

— Ну вот, я и здесь вас настиг, — произнёс Штейн, поравнявшись со мной.

— Настигли, отпираться бесполезно, — я должна была сочинить очередную гадость, чтобы уязвить его, но вместо этого улыбнулась и распустила всех гнездившихся в моих глазах чертей на волю.

— У вас очень красивая улыбка, — проговорил он и подошёл ближе. — В каком номере вы остановились?

— Во втором, — ответила я.

— А я в третьем.

— А я уже знаю, — я подняла взгляд и заглянула ему в лицо.

— Я хотел посмотреть, как вы оформили приёмо-сдаточные испытания. У вас будет время сегодня вечером?

— Конечно, я взяла с собой ноут, — он кивнул, я спрятала взгляд и направилась к гостинице, ожидая что он за мной последует, но нам было не по пути. — Вы куда? — удивилась я.

Он оглянулся и в свою очередь светло улыбнулся мне:

— Я хочу есть, — и почему я тогда не сказала ему, что у меня есть для него еда: судки призывно прыгали в авоське, — но я лишь попрощалась с ним кивком головы.

— В вашем номере убрались и сменили белье, — вахтерша привычно улыбнулась, я часто развлекала персонал гостиницы столичными анекдотами и сплетнями, но на это раз мне было недосуг. Насколько того требовала учтивость, я выслушала ее слова о том, что их городок уже не настолько тих и спокоен, как ей бы хотелось. Возросший уровень преступности она связывала с понаехавшими из столицы бомжами. Я, как могла, посочувствовала ей и направилась в свой номер. Слова Дианы не шли у меня из головы. Первым делом я проверила замки и отправилась в душ. Вот, пускай он придёт, когда я буду в душе — я не услышу и не открою. Я тщательно вымылась, высушила волосы и собрала их в плотный узел на затылке: «Лежать будет не удобно, но хуже, когда волосы лезут на подушку». И о чем только я думала?! При всём моём тщании помывка заняла всего полчаса, а от засевших в голове мыслей на душе стало совсем паскудно. Я вышла в коридор и выключила свет, отсутствие светлого пятна под дверью третьего номера говорило о том, что он не пришел. Я вернулась к себе, закрылась на два замка, включила ноут и попыталась работать, но работа не шла.

«А что если я не смогу открыть дверь?» — эта мысль заставила меня подскочить на месте. Трясущимися руками я вставила ключ в замок и провернула, нижний заедал — его просто оставила открытым, ключ — в двери. Цифры и буквы поплыли перед глазами: я застонала, бросилась на кровать и завернулась в одеяло: «Нет! Нет! Отпустите меня в Гималаи!»