Baby Washington (джен)

Солнце докрасна накалило стены...

Она отхлебнула совсем уже теплую воду — по температуре она была словно моча, которую несли по жаре до лаборатории. Да и той мочи остались последние капли.

Ее потряхивало — то сильнее, то отчего-то отпускало... Казалось, что воздух раскалился и дрожит, вибрирует вокруг, отражаясь от стен... звенит в ушах, гудит набатом в голове.

Она потянулась к сумке — там, в наружном кармане, ждала своего часа пара ржаных сухарей. Слабая рука подергалась немного, пытаясь справиться с замком — послышался скрежет — и она с облегчением ощутила пальцами засохший жесткий кусок. Его хотелось съесть, но она помнила о жажде, что придет следом...

Фоном доносились стоны и тяжкий "зов" мертвецов. Она подошла к окну, чутко прислушиваясь к звукам в брошенном, зараженном городе. Она замерла на миг, ловя звуки... вернулась обратно в убежище, легла на кровать... Рычание и "белый шум" доносились все четче, становились явными...

— ...ите-е-е-е...

Она рывком поднялась, жадно "глотая" звуки. Этот "зов" был иным, чужим или более живым — она не понимала... но слышала человека, его зов, боль, отчаяние...

— ...о-и-бу-у-удь!!!

Этот кто-то звал. Ее — или же кого-то другого, — но она явно слышала зов. Она снова взглянула на воду — остатки, едва способные стать последним шансом для нее. Три пули в пистолете и мачете — острое, злое, готовое убить... Она закинула рюкзак на плечи, проверила остатки еды. Там ее ждут...

Кожа под наручником растерлась до горячих, лопающихся волдырей... Мэрл повернул руку, пытаясь отстраниться от боли в запястье — даже легкое прикосновение железа к телу причиняло невыносимые страдания.

Сознание мутилось... Его подташнивало, и Мэрл боялся блевануть — и потерять остатки такой необходимой сейчас его организму влаги. Оставался и еще один известный ему способ напиться, но Мэрл был согласен скорее сдохнуть, чем хлебнуть — пусть даже собственной — мочи. Сдохнуть, впрочем, тоже было выходом.

— Нет уж, не сегодня, — Мэрл улегся на бетон, осторожно повернул пылающую огнем руку. — Не сегодня, мать твою!!! — он закрыл глаза, собирая последние силы. — Помогите! Кто-нибудь!

Замотанные цепью двери заходили ходуном, и в разверзшуюся щель полезли гнилые корявые морды ходунов. Рычание усилилось, заставляя Мэрла резко вскочить. Сердце заколотилось.

— Нет, нет... Господи, нет! — он дернул руку, взревев от боли. Пузыри под наручником все-таки лопнули, тонкая кожа задралась, сползла смятым пергаментом... По ладони потекла желтоватая сукровица с вкраплениями крови.

Мэрл в который раз за день взял в руки ножовку. Каких усилий стоило ее достать — отдельная песня. После нее-то и появились те самые кровавые волдыри, сочащиеся сейчас дефицитной влагой.

— Я тут не сдохну, — он приложил ножовку к уже и так содранному запястью и вновь отдернул. — Нет-нет, сейчас... сейчас...

Он понимал, что должен — и главное, что он может это сделать! — но не понимал, как решиться сделать первое движение металлом по собственной шкуре. Шкура всегда была ему дорога, теперь же, когда каждый день мог стать последним, стала дорога вдвойне.

Он приложил ножовку снова и даже нажал — адская боль прострелила плечо до локтя. Чертыхнувшись, Мэрл уронил ее, взвыл бессильно... Попытался дергать трубу снова и снова — без толку, лишь беспокойнее зашевелились и так "ворчащие" за дверью ходуны. Мэрл услышал, как дверь скрипнула, а щель меж створок расширилась на пару дюймов. Монстры пытались прорваться внутрь.

Мэрл схватил пилу и яростно с силой резанул по запястью. Кровь фонтаном брызнула в лицо, а потом пронзительная боль схватила его за сердце и опрокинула во мглу...

Она притормозила недалеко от входа в дом престарелых. Недолго, на минуту — как раз, чтобы хватило времени завязать падающие в глаза уже засаленные локоны да заодно подумать, не стоит ли обратиться к Гильермо. Светлые, выжженные солнцем волосы были собраны узлом, а решение еще не принято, когда навстречу ей из-за угла вырулил пошатывающийся ходячий. Она дернула мачете из ножен.

Хрясть! — голова развалилась надвое, словно спелый арбуз, в стороны брызнуло черное гнилье. Девушка посмотрела на окна приюта и решительно прошагала дальше.

Подумать только, проработала тут шесть лет, думала, что знает Гильермо и прочих как облупленных... В принципе, никто ее не обидел... Но в тот день стало ясно, что и защищать особо намеренных не было. Решение Ги о законе "дозволения" для добытчиков, выходящих за стены... на такое она не подписывалась.

Она брезгливо вытерла мачете о траву. В воздухе повисла густая вонь от убитого — а можно ли назвать мертвеца убитым? — ходячего. Обращаться к Гильермо она передумала.

Зов раздался снова, и теперь она уже совершенно точно слышала мужской голос. Доносился он с крыши торгового центра, где она частенько обедала в кафетерии, когда работала в приюте для стариков. На миг показалось, что голос этот ей доводилось слышать раньше, но знакомые отголоски вскоре потонули в сквозившем в голосе отчаянии.

Крик раздался снова — уже явный крик боли. Она охнула от мыли, что опоздала, но крик был всего один, потом голос замолчал. Девушка ускорила шаг, направляясь к наружной пожарной лестнице, ведущей на крышу торгового центра.

Карабкаться было нелегко, и физическая подготовка тут не слишком-то помогла. Больше помогала мысль о ждущем наверху человеке, хоть было и не совсем понятно, отчего он не спустится сам. Оставалось надеяться, что он не ранен настолько, чтобы иметь возможность передвигаться.

Она остановилась на очередной площадке, переводя дыхание. Очень мешал рюкзак, и мачете било по ногам, но бросить пожитки она побоялась. На площадку выходило небольшое окошко, за которым виднелась маленькая кухня для сотрудников.

Девушка ужом скользнула внутрь. Открутила споро кран. Тот фыркнул, задребезжал — она терпеливо ждала — а потом в раковину потекла коричневая жижа.

— Эй, давай, давай... — она скинула рюкзак и достала фляжку, попутно окручивая кран посильнее.

Жижа становилась светлее, приобретая более чистый рыжий цвет. Она поднесла бутылку ближе, и через полминуты уже сунула ее под прозрачную струю. Когда та была полна, девушка поспешно умылась и отхлебнула из крана.

— Нормально...

Вода была чуть ржавой на вкус, но вполне годной для питья. Девушка пригладила волосы мокрыми руками и с удовольствием плеснула себе за шиворот. Стало чуть полегче.

Выбравшись обратно на площадку, она начала подниматься выше. Оставались пара этажей, и преодолевать их было уже проще.

Оказавшись на крыше, она с недоумением осмотрелась. На первый взгляд, тут никого не было, но потом она увидела разбросанные возле трубы инструменты. В двери, которые по непонятной ей причине не открывались полностью, просовывались лица рычащих мертвецов. Что-то явно привлекало их внимание.

— Есть тут кто? — она прошла по крыше, внимательно глядя под ноги. — Эй... кто кричал?

Она остановилась как вкопанная — из-под толстой трубы посреди крыши торчали ноги в джинсах и грубых ботинках. Девушка медленно обошла трубу, и ее взору предстало тело обладателя ног. Тело лежало неподвижно лицом вниз, с неестественно вывернутой рукой.

Она приблизилась, и причина, по которой человек не мог спуститься с крыши, стала очевидной — рука его, содранная до мяса, была закована в наручник, кровь текла по локтю куда-то под мышку и капала на бетон.

— Эй, сэр!

Она молниеносно оказалась рядом, оглядела рану. Укуса не было. Тут же валялась ножовка, измазанная кровью. До девушки медленно начала доходить вся страшная суть происходящего.

— Господи... — она осторожно попыталась повернуть его руку. — Сэр, очнитесь, нужно остановить кровь... Сэр!

Она потрясла мужчину за плечо. Раздался стон, и лежащий зашевелился. Девушка, оглядывая рану на его руке, отвлеклась и повернулась, лишь когда пленник оков осторожно сел, опершись на бетон свободной рукой. Она с облегчением заметила, что пальцы на закованной руке шевелятся, и повернулась к мужчине, затуманенными от боли и обезвоживания глазами глядящему куда-то сквозь нее, чтобы сообщить ему радостную новость.

— Ах ты гандон!

Радостная новость вышла немного иной, чем она задумывала, но ей было плевать. Ее трясло от ярости, ведь она узнала сидящего перед ней мужчину в первый же миг, хоть с момента их последней встречи прошло почти двадцать лет. Она выросла, а он постарел...

— Что за черт... — пробормотал он, едва шевеля распухшим языком. — Помогите мне...

— Эй, — она шлепнула его по щеке, — ты меня узнаешь?

— Помогите... помогите... — бессвязно шептал он, словно не видя, кто перед ним.

Он замолчал и начал заваливаться набок. Ее злость на миг обратилась ужасом, а потом вернулась втройне.

— Эй, эй! — она ухватила его за ворот жилетки, удерживая в сидячем положении. Второй рукой быстро расстегнула рюкзак, доставая бутылку с водой. — Ну-ка куда? Сдохнуть решил? — она отвинтила крышку, схватила мужчину за жиденькие кудри и запрокинула назад его голову, вливая воду в разинутый рот. — Сначала расскажешь мне, какого хрена ты меня бросил...

Вода оказала свое живительное действие — мужчина сперва закашлялся, а потом стал жадно глотать. Девушка влила в него треть бутылки и закрутила крышку. затем последовала сочная оплеуха — мужчина мотнул головой и открыл мутные глаза.

— Какого хрена...

Взгляд его становился все более осмысленным — он приходил в себя. Девушка, затаив дыхание, наблюдала, как мужчина "ощупывает" ее лицо глазами, как останавливается на чертах ее лица, глазах, белых торчащих во все стороны волосах... Последним, на чем задержался его взгляд, оказался тонкий красноватый шрам, уходящий с виска куда-то за ухо... Кровь будто отхлынула с его лица на мгновение... Но всего лишь на одно — а потом к мужчине вернулся привычный сарказм, а первая растерянность оказалась глубоко запрятанной под гадкой ухмылкой.

— Э-эй... — знакомым тоном протянул он, криво улыбаясь. — Детка... Ты ли это? Что ты тут...

Она не дала ему договорить — ярость и обида затопили с головой. И не успел Мэрл закончить фразу, как она с размаху влепила ему по лицу ногой в армейском ботинке. Мэрл хрюкнул и отключился, повалившись навзничь.

— Скотина!

Она тяжело опустилась возле него и заревела навзрыд, словно горечь и отчаяние, копившиеся внутри все эти годы, вдруг прорвались наружу. Она всхлипывала, вытирая бегущие по лицу слезы, пока они не иссякли, а щеки не защипало от соли. Открыв бутылку, она плеснула себе на лицо, затем отхлебнула. Мэрл все валялся рядом без сознания.

— Ладно, хватит с меня... Разнюнилась.

Она встала и пошла по крыше, собирая в ящик выпавшие инструменты и прикидывая, чем можно сломать наручники. Внимание привлекла приличных размеров кувалда. Она подняла ее, надеясь, что ей хватит сил не разбить ею голову Мэрла.

— Эй... — раздалось за спиной. — Бэби... Неужели это и правда ты?

Она повернулась на голос. Мэрл сидел, утирая кровь с разбитой губы. Она взглянула на него и только сейчас вдруг вспомнила про его раскромсанную руку. Она чертыхнулась. Потянулась к своему рюкзаку, вынула коробку с аптечкой.

— Надо сбить наручники, — проигнорировав его вопрос, ответила она. — И обработать рану, не то останешься без руки. Ключей, я так понимаю, нет?

— Бэби... — не слушая ее, бормотал он. — Это ты... маленькая...

— Заткнись! — она дернула наручники, отчего Мэрл болезненно вскрикнул. — Наручники нужно снять, попробую сбить кувалдой.

— Постой-ка...

Мэрл сощурился и потянулся к ее лицу. Она отпрянула, но тот примирительно поднял ладонь, а затем осторожно вытянул из ее волос тоненькую шпильку. Девушка настороженно следила за ним.

Мэрл сунул заколку в рот — девушка мысленно попрощалась с ней — и согнул, зажав зубами. Она молча наблюдала.

Заколка скрылась изогнутым концом в отверстии наручников, Мэрл, тихо матерясь, вертел ее во все стороны... Через пару минут ему удалось зацепить что-то... щелчок...

— Твою мать! — с явным удовольствием похвалил себя Мэрл.

Девушка протянула ему бинты, но Мэрл покачал головой.

— Перевяжи лучше, — она кивнула на его руку, все еще истекавшую кровью. — Там все не очень хорошо.

— Нет-нет, бэби, — с сальной ухмылкой ответил тот, — я одной рукой не справлюсь, давай-ка, помоги старине...

— Не паясничай! — оборвала его девушка. — Не то сейчас пристегну тебя обратно, ублюдок!

— Ладно, как скажешь! — Мэрл хрипло засмеялся, поднимая вверх руки. — Но ты же меня тут не бросишь, правда?

— Я спускаюсь вниз, — девушка покидала оставшиеся инструменты в сумку, — а ты как хочешь.

Мэрл повыделывался для вида, но уже через несколько минут с ворчанием спустился вниз, в ту самую кухню, где получасом раньше она набирала воду. Девушка как раз обшаривала шкафчики на предмет еды. Ей повезло — если можно было назвать везением несколько банок с консервами. Мэрл пролез в окошко и молча рухнул на стул, лицо его стало совсем бледным. Чертыхнувшись, девушка все-таки размотала бинт.

— Давай сюда граблю! — рявкнула она, хватая Мэрла на ладонь и стукая ею о поверхность стола. — А то еще окочуришься тут...

— Боишься за меня, крошка? — ухмыльнулся Мэрл, но осекся под ее взглядом.

— Не хочу о тебя мачете марать!

Разговор на этом сошел на нет: она облила рану антисептиком, выслушала маты Мэрла, проверила сухожилия и крупные артерии на повреждения, выслушала смешки Мэрла и принялась бинтовать, выслушивая теперь уже его комментарии.

— Профессиональная работа, — с присущей ему издевочкой подвел итог Мэрл.

— Ну да... Ведь я врач, — девушка закрутила бутыль с антисептиком и убрала его в аптечку. Вместо него в руке ее появились таблетки. Она выдавила из блистера пару.

— На, проглоти, — она протянула ему воду и пилюли.

— Что за колеса? — несмотря на вопрос, Мэрл послушно проглотил таблетки.

— Антибиотики, — она отошла и села в другом углу кухни, бессильно закрыв глаза, — чтобы рука не отвалилась.

— Ты врач? — будто ее слова дошли до него только сейчас, спросил Мэрл.

— Врач, — помолчав с полминуты, все же ответила она. — Хирург общего профиля... Я обещала отцу, что выучусь на врача.

Мэрл сник. В тишине она открыла банку мясных консервов и нашла в своем рюкзаке ложку. Выскребла половину в найденную здесь же в шкафчике тарелку и поставила перед Мэрлом.

— Оставлю тебе антибиотики и уйду утром, — сказала она, доев свою порцию. — в городе опасно и почти нет еды. Ты можешь остаться на пару дней, пока рука чуть не подживет.

— Эй... — Мэрл отставил миску в сторону. — Сейчас лучше быть вместе... У нас тут лагерь неподалеку, там люди и еда. Я тебя отведу.

— Это не те люди, что тебя к трубе приковали? — невинно поинтересовалась девушка.

— Да, — лицо Мэрла расчертила досада, — но там все случайно вышло... Этот хренов ниггер...

— Твой жаргон я не понимаю, — покачала головой девушка, — давай подробнее...

— Ну, понятно, — кивнула девушка, когда Мэрл закончил рассказ. — Как был мерзавцем, так и остался. И как это тебе при всей твоей мерзопакости вечно попадаются хорошие люди?

— Хорошие? — Мэрла перекосило от злости. — Этот вонючий ни...

— Во-первых, он не вонючий, — заключила девушка, вытягиваясь на двух поставленных в ряд стульях, — а во-вторых, он спас тебе жизнь... Может ты уже достаточно большой мальчик, чтобы научиться благодарить людей, делающий для тебя что-то хорошее?

— Он уронил ключ! — взревел Мэрл, складывая губы, словно обиженный ребенок.

— Случайно! — напомнила ему собеседница. — А ты избил его до полусмерти с явным намерением! Он мог уйти — и тебя бы сожрали — но вернулся... Рисковал жизнью, чтобы дать тебе шанс, и вот он ты — сидишь тут и скалишься!

— И в кого ты такая умная... — притихнув, пробормотал Мэрл.

— Не знаю, — она повернула голову и взглянула ему в глаза. — Может, в бабушку?

— Я ее не знал, — Мэрл отвел глаза, вытянулся в кресле и скинул ботинки. — Слушай, бэби...

— Нет, — резко отозвалась она, — я не хочу слушать! Когда увидела тебя на крыше, очень боялась, что бы умрешь... Умрешь, и я так и не узнаю, почему же... А теперь понимаю, что и не хочу знать. По крайней мере, не сегодня. Спокойной ночи, Мэрл. Завтра найдем твой лагерь.

— Спокойной ночи, бэби Джо... — тихо ответил тот, закрывая глаза.