Маски (джен)

Кара лжет. Постоянно притворяется. Пытается быть такой, какой ее хотят видеть.

Мать. Она ломала ей пальцы, лишь бы Кара забыла об отце. Не раздражала надоедливой музыкой, которой он ее заразил. Кара возненавидела рояль, потому что удовольствие дорого обходилось. Короткие минуты перебирания клавиш сменялись болью из-за неделями заживающих костей. Она рано осознала, что в жизни за все приходится платить. Кара так и не узнала, оправдались ли ожидания матери хотя бы вполовину.

Зак. Кого он в ней видел? Кара так толком и не поняла. Она не тянула на образцовую девушку и уж тем более инструктора. Она пошла на поводу у желания, отодвинув на задний план долг. По уставу не запрещено, так почему нет, убеждала себя Кара. И оказалась слаба, потому что Зак мертв, а она жива. Кара так и не усвоила урок, который преподал ей отец: любимые уходят раньше, чем она готова с этим смириться. Она так и не узнала, какую именно Кару любил Зак — настоящую или притворную.

Старик. Она делает все, чтобы вымолить его прощение, пусть он и не знает, что в смерти Зака виновата только Кара. Больше никто. Стремление соответствовать чужим ожиданиям было ей настолько знакомо, что она не смогла забраковать Зака. Кара отчаянно хотела верить, что он справится: соберется с мыслями и сделает все, чему она так долго его учила. И в какой-то момент она и впрямь убедила себя в этом, а потом вместе с ним разбилась вдребезги. С тех пор Кара Трейс смеется над любым чудом. У каждого есть предназначение. Ее — губить все живое. И, каждый день глядя в глаза старика, она вспоминает о своей ошибке. Каждый день как напоминание, что его потухший взгляд — ее вина. Все, что может сделать Кара, — сбить побольше тостеров. Хоть в чем-то же она должна быть полезной. Она так и не узнала, оправдала ли звание лучшего пилота вайпера.

Ли. С ним сложнее всего. Рациональность заканчивается, и начинаются чувства. Кара пытается держать маску, но все чаще забывает о ней. Открывается, смущается, развлекается, а потом пугается и сбегает. Ей стыдно, потому что он брат Зака, и она не должна. Ей радостно, потому что старик преображается, когда Ли возвращается на «Галактику». Ей страшно, потому что от него больше не скрыться. Замкнутое пространство, один вылет, отделяющий от смерти, адреналин вместо крови в венах. Кара не боится умереть, остаться беззащитной перед Ли куда хуже. Она не сможет сдержаться, не остановится у края: грань теперь за бортом, а они вынуждены выживать. Кара бросается в омут очертя голову, окончательно съезжает с катушек. Чем ближе подбираются к сердцу демоны, тем сильнее сдавливает грудь, не давая вздохнуть, тем привлекательнее безумие. Оно утягивает ее за собой, и Кара ни о чем не жалеет. Похоже, она наконец делает свой выбор. Едва ли не самый сложный в жизни. Кара так и не узнала, правильный ли он.

Хило. Она говорит, что умеет только воевать, потому что он не знает ее другой, и Кара не хочет показывать. Она не хочет его разочаровать, только не его. Карл столько раз вытаскивал ее задницу из передряг и всегда поддерживал самые отчаянные идеи, что она просто не вынесет, если выставит себя неудачницей в его глазах. Кара Трейс — офицер, пилот вайпера, инструктор полетов и периодически КАГ, но глубоко внутри все та же маленькая девочка, одержимая рисунками, которые мать уничтожала с маниакальной методичностью. Та девочка остается запертой в старой квартире на Каприке. Та девочка расписывает все стены одним и тем же узором, не дающим покоя с детства. Та девочка хранит пластинки отца и слушает их, когда хочется застрелиться. Хило поймет, она знает, но от осознания этого почему-то еще гаже. Не люди — предатели, Кара не дает им возможности переубедить ее. Она так и не узнала, что сама рассказала Карлу обо всем, напившись до чертиков.

И даже Леобен. Он твердит о ее великой цели, но сдается, стоит ей дать повод усомниться. А ведь она уже надеется, что Леобен и впрямь видит в ней что-то, чего не замечает она. Что-то, что давно не надеется разглядеть снова. Отец говорил, что она особенная, но ушел прежде, чем она поверила. Леобен твердо убежден в ее предназначении, обещает показать и помочь пройти путь до конца, но и он бросает в конечном счете. Как будто Кара не ошарашена собственным трупом на Земле. Как будто в ее голове спокойно укладывается факт, что она черт знает кто. Живая и мертвая одновременно. Сайлон, демон, ангел? Она согласна быть кем угодно, лишь бы знать наверняка. И ей никто не дает ответа на этот вопрос. Никто даже не пытается. Она так и не узнала, что Леобен вернулся, а ее уже не было.

Кара показывает им дорогу на Землю, которая оказывается пустой и непригодной для жизни. Она ни на что не способна. Снова. Ее жизнь — путь в никуда, жалкие попытки доказать, что она не пустое место, но истина до омерзения проста: всем плевать. Каждый выживает, как может. Каждого волнует лишь своя правда. Если сайлон — машина с прописанной программой, то человек — та самая программа. Так чем же они принципиально отличаются? Нет, Кара по-прежнему отчаянно жаждет ненавидеть тостеров, но она принимает их существование как данность — абсолютно противоестественную, но неизбежную. Может, они и машины, но тоже чувствуют, хоть и извращенно.

Кара слышит ту самую мелодию, которой учил ее отец в детстве. Она бьется внутри черепной коробки, разлетается эхом и заполняет собой все вокруг. Она оглушает Кару, подавляет и буквально сводит с ума. Ей мерещится скрытый глубокий смысл, ускользающий из-под носа, но понятный только ей. Она чувствует трепет, ощущает, как пальцы перебирают в воздухе клавиши, напевает, едва размыкая губы. Кара на разрушенной планете тринадцатой колонии поет песню из детства рядом с собственным трупом. Похоже, у нее окончательно съезжает крыша, потому что Кара чувствует связь с этим местом, тянется к нему, словно... это ее дом.

Ей больше не нужно лгать и притворяться. Теперь Кара и сама понятия не имеет, кто она такая.

— Увидимся на другой стороне, — растворяется шепот в пустоте.

Она узнает голос, но отказывается верить, потому что... невозможно. Кара оглядывается по сторонам, но никого не видит. Она не будет верить галлюцинациям. Не будет искать отгадки там, где их нет. Ей нужно просто выпить и забыться, потому что она не может слышать голос мертвого отца. Как и не должна дышать уже очень давно.

Кара усмехается и достает из куртки фляжку с виски. Психоанализ и копание в своей голове никогда не были ее сильными сторонами, а вот пьяный дебош вполне в ее стиле.

— Я давно не твоя девочка, папа, — горько бросает Кара, словно обвиняя. — Выпьем за это. — И осушает фляжку почти наполовину.

Алкоголь обжигает горло, прокатывается жаром по пищеводу и покалывает кончики пальцев. Кара бунтует против самой себя и чувствует, как свобода наполняет каждую клетку. После смерти ведь нечего бояться. Все, что было, утеряно. Все, что сделано, забыто. Все, что прожито, превратилось в пыль.

Ей больше не нужны маски. Кара Трейс без прикрас.

— Прошу любить и жаловать, — кричит она, раскинув руки в стороны. — И это наше слово.

Кара так и не узнала, что под каждой личиной была настоящей.