Темные воды Босфора (гет)

— Я буду искать тебя в тысяче миров

и десяти тысячах жизней, пока не найду…

— Я буду ждать тебя в каждой из них.

(47 Ронинов)

* * *

Я — Михримах. Госпожа Луны и Солнца — Михримах. Любимая дочь Султана Сулеймана. Частичка души Хюррем Султан. Этот дворец, Стамбул и весь мир когда-нибудь увидят самую прекрасную из правительниц. Самые ценные сокровища, самые редкие ткани мира и все вообразимые богатства у моих ног. Я ем из золотых блюд, пью из хрустальных чаш. Все женщины завидуют моей жизни, благородному происхождению, а мужчины готовы отдать жизнь за один мой взгляд.

Я — Михримах. Однако никто не знает правды. Всё, что они видят, —иллюзия. День ото дня я вяну. Жизнь моя медленно угасает. Я чувствую, что вокруг меня нарастает катастрофа. Я одна в гуще страшной войны. Головы летят с плеч, люди теряют жизни, клятвы приносятся и нарушаются. Меня терзает страшная боль и предчувствие беды. В моём сердце разразилась самая мощная из бурь, а я не могу вымолвить ни слова. Никто не спрашивает, что у меня на сердце. Хотя, как и у всех женщин, в сердце моём полно тайн. Каждая тайна рано или поздно выходит на свет, ведь все тайны ждут лишь того дня, когда о них узнают; когда их выкрикнут в лицо; когда, забыв все истины, мы начинаем сомневаться в себе и в тех, кого любим. Но иногда единственная тайна меняет все истины и русло, по которому течёт жизнь.

(Великолепный век. Монолог Михримах Султан)

* * *

Эта тайна, как Дамоклов меч, вознеслась над головой… Мои руки не дрожат, мой голос звучит ровно; шаги звонко разносятся по пустынному коридору, я не тороплюсь и не бегу — спешить некуда. Больше некуда.

Во дворце тихо. Такая странная тишина, что наступает после окончания разбушевавшейся бури… Когда стихают стоны жертв, а выжившие заканчивают подсчеты утрат и все остаются один на один с бедой, что настигла их. Мертвая тишина.

Для моей матери, для моих братьев сегодня все изменилось, случилось то, чего так долго ждала Хюррем Султан. Мои руки тоже коснулись этой бури. Когда я смотрю на свои руки, вижу на них кровь…

Ноги сами приводят меня в покои, опустевшие давным-давно, когда-то наполненные роем звонких голосов и смехом, — ныне же в них не осталось ничего, кроме пронизывающего сердце одиночества.

Ноги приводят меня в забытые всеми покои, но больше ни на что у нас с ними сил не хватает. Я держалась все эти дни, запретив себе плакать и надевая черное; я так отчаянно держалась, но больше сил моих нет. Дрожащие колени подгибаются, и я опускаюсь на холодный пол.

Голос, такой далекий и такой родной, звучит в моем сознании, как будто ты говоришь со мной, стоя совсем рядом.

«Дорогая моя сестра, прекраснейшая из женщин, я виноват перед тобой, но я наберусь наглости не просить прощения. Я помню тот миг, когда впервые взял тебя на руки, совсем крохотную, в тот день, когда ты появилась на свет. Я помню капризную и упрямую девочку, которую обожал весь дворец. И помню молодую девушку, такую прекрасную и такую печальную, что умоляла меня помочь ей… Если бы я знал тогда… Если бы я мог помешать… Но разрушать твою жизнь таким образом… я не мог, у меня не было на то никакого права…»

Твой голос навеки в моем сознании, но тебя больше нет за моим плечом.

Я ехала в твой дворец, полная решимости сделать то, что должна была, чтобы защитить моих братьев. Чтобы положить конец этому кровопролитию, как я тогда думала, как уверяла себя.

Я вошла в твой дом, и все, что я помню, — твои глаза, глаза нашего отца, что смотрели на меня с теплом и заботой, забыв обо всех обидах. Ты держал меня за руки, твои прохладные губы коснулись моего лба, а я смотрела на тебя, словно видела впервые. Никто и никогда не смотрел на меня так, как ты, и мне так жаль, что я родилась Михримах Султан. Хотела бы я быть кем угодно, даже рабыней, ведь у них и то больше шансов и прав, чтобы прикоснуться к тебе.

«Если бы мы не были теми, кто мы есть, если бы мы жили в другом мире, в другой Вселенной… я увез бы тебя далеко-далеко, вырвал бы из лап этого низкого человека… Но мы те, кем родились, и мне жаль, что наши судьбы сложились именно так.

Жизнь полна сюрпризов, уроков, ударов и запретов, моя дорогая сестра, но я забыл обо всем сразу в тот вечер перед твоей свадьбой, когда ты искала утешения на моем плече, а я был бессилен что-либо поделать.

Когда я смотрел в твои глаза, глаза взрослой женщины, полные недоверия ко мне и моим словам, я видел в тебе твою мать. Я забыл тогда, что ты — часть нее, а она часть тебя, и именно это делает тебя такой смелой и сильной».

Я ехала в твой дом, ела с тобой за одним столом, благословляла твоих детей, зная, что предам тебя. Это решение далось мне тяжело, но другого выхода я не видела. Это решение навсегда станет моим самым страшным проклятием… В тебе столько силы, столько храбрости и чести… Я не знаю никого, кто был бы или будет лучше себя.

«Прости мне мою дерзость сейчас и в тот вечер, моя дорогая сестра, в наш последний вечер, но меня не покидало предчувствие, не покидает и сейчас — то была наша последняя встреча. Прости мне мою дерзость, моя дорогая сестра, но сжимая в руке твои тонкие пальцы, я мог думать лишь об одном. Отчего жизнь так несправедливо обошлась с нами? Отчего я мог смотреть на тебя, мою Луну и мое Солнце, смотреть издалека, не имея никакого права стать ближе? Даже мысли об этом были грешны и запретны, но там, где есть ты, нет и не может быть никакого греха.

Когда я держал тебя за руку, я слышал, как бьется твое сердце; столько всего я увидел в твоих глазах. Я сегодня скуп на слова, ты прости мне и это, но мне трудно подбирать их. Тучи сгущаются над моей головой, моя луноликая госпожа, а сама жизнь и судьба разделили нас и навсегда развели по разным берегам огромного моря, разрушив все мосты, что могли бы свести нас.

Прости мне мое бесстыдство, Михримах, но я знал тогда: другого шанса уже не будет. Касаясь твоих губ, нарушая все мыслимые и немыслимые табу и запреты, переходя все возможные рубежи и грани. Вкушая наслаждение рая и шагая в пасть геенны огненной, я открывал для себя врата ада, совершил то, о чем никогда не посмею пожалеть. Эти воспоминания я пронесу с собой через каждый день из отведенных мне в моей участи…

Я прошу тебя: не кори себя, не вини себя за тот непозволительный для нас вечер. Это ведь такая роскошь, моя драгоценная, держать в руках того, о ком ты не имеешь права даже мечтать, даже думать. Ты ведь знаешь об этом не хуже меня, твои глаза не дали тебе соврать…

Я бы так хотел, чтобы все сложилось иначе, но не суждено такому случиться, пока мы те, кто мы есть.

Отпусти меня, моя возлюбленная сестра, и, может, тогда мы найдем свое счастье. Всегда помни, я клянусь тебе своей жизнью, своей честью, своей безграничной любовью к тебе: я буду искать тебя в тысяче миров и десяти тысячах жизней, пока не найду».

У меня есть только эти воспоминания — мои единственные драгоценности, подобно бриллиантам, такие же холодные и бесценные. Как же жестока с нами наша планида. Я предала того единственного человека во всем мире, который любил меня так же сильно, как любила я.

Мне жить с этим грузом… Я хочу пронести его через все года, сколько бы мне ни отвел их Всевышний, чтобы не забывать никогда, чтобы каждый день был наказанием за мой поступок.

Я в пустой комнате, что когда-то принадлежала моему брату Мустафе, в той самой, где я много лет назад умоляла его помочь мне, отчаянно просила помешать событию, которое казалось мне хуже страшного кошмара, — предстоящей свадьбе с человеком старше меня на целых тридцать девять лет, пугающе мрачным и молчаливым, а самое главное — не любимым. В тот день я впервые впустила в свое сознание эти крамольные мысли. В тот раз впервые позволила себе признаться в самом страшном грехе и в моей высшей награде.

На моих руках твоя кровь, мой любящий и навеки любимый брат, а в моем сердце ты неотвратимо и невозвратно. Я всегда буду помнить тот единственный миг, когда ты держал меня за руки, а твои губы касались моих губ. Земля уходила у меня из-под ног, я пребывала в раю тогда… Поднялась до небес, чтобы рухнуть обратно на землю бренную. Небо затянули тучи в тот миг, гром звучал в каждом уголке нашего огромного мира, а молнии сверкали ярче солнца. Мой самый запретный грех, мой персональный ад, моя кара небесная.

Сегодня я не боюсь впускать тебя в мои мысли, печаль моя, любовь моя, мое самое жестокое воспрещение. Сегодня уже три дня, как тебя не стало. Преданный своей сестрой, павший от руки своего отца… Мне нет прощения… Мне остается только проживать день за днем с глубокой незаживающей раной в моем бедном сердце. Каждый из дней, что похожи на целую вечность.

Как жаль, что мы с тобой те, кто мы есть, Мустафа, и что нет и никогда не было ни единого шанса на другую участь для нас, и что нет и не было права на эти невольные чувства…

Стоя на коленях, сжимая в руке твое последнее письмо, — давно нужно было предать его огню, но я не могу, перечитываю его снова и снова — я клянусь тебе, брат Мустафа… Я люблю тебя, мой единственный, кто так любил меня. Прости меня за то, что не смогла уберечь тебя. Прости, что не смогла пойти с тобой одной дорогой.

Я буду ждать тебя в тысяче миров и десяти тысячах жизней. Я дождусь.