Страшно весело (джен)

— Виктория, — Роман привольно раскинулся на диване в приёмной президента «Зималетто» и лениво разглядывал глубокое декольте секретарши.

— Рома, мне, конечно, льстит твоё внимание, но сегодня...

— Виктория... — почти промурлыкал Малиновский, совсем её не слушая и открыто наслаждаясь видом на полуобнажённую женскую грудь. Разговаривать он не желал.

Из президентского кабинета послышался грохот. Виктория вздрогнула и уставилась на дверь, Малиновский выпрямил спину и бросил взгляд на часы.

— Начинается... — пробормотал он и в третий раз произнёс: — Виктория!

— А, что?

— Ты готова покинуть трудовую вахту?

— Ну, Рома, я же...

Малиновский, растеряв всю свою расслабленность, быстро скользнул к секретарскому столу, схватил сумочку Клочковой, одним движением ловко сгрёб в неё со столешницы тюбик губной помады, пудреницу и металлическую штуковину, напоминавшую приспособление для жестокой пытки. Виктория следила за ним, раскрыв рот. Не менее ловко Роман вытащил секретаршу из офисного кресла, снял с вешалки кашемировое пальто и палантин, потом вместе с сумочкой вручил всё Клочковой.

— Рома, я не сегодня могу с то...

Не слушая бормотание ошалевшей от такого напора Виктории, Малиновский подтолкнул её к дверям.

— Да Рома же!.. — взвыла Виктория.

— Домой шагом марш! — из голоса Малиновского исчезла всякая игривость, и он вытолкнул Клочкову из приёмной. — И не думай возвращаться сегодня, иначе Андрей тебя со... — Малиновский запнулся: — Э-э-э... уволит!

Из коридора послышался удаляющийся стук каблуков и гневное:

— Что за день-то сегодня такой, мухоморов он что ли объелся?

Роман несколько секунд постоял у двери, прислушиваясь.

— Еле-еле успел... — облегчённо вздохнул и громко крикнул: — Выходи, чудовище! В этом году ты что-то рано начал!

Дверь президентского кабинета распахнулась, и на пороге показался Жданов. Он был, как всегда, одет элегантно и модно за исключением одной детали — вместо дорогих итальянских туфель из-под брючин торчали огромные копыта. Впрочем, детали накапливались — с пальцев Андрея Павловича, как при замедленной съёмке, исчезал маникюр, заменяясь на острые чёрные когти, а из волос на голове всё росли и росли не менее чёрные кривые рога.

— Красавчик... Интересно, как бы визжала Виктория, если б я вовремя её не выставил? — поинтересовался Малиновский, разглядывая друга и президента.

— А если б она тебя разлядела? — насмешливо ответил тот. — В зеркало давно смотрелся?

Малиновский лихо крутанулся вокруг своей оси, но ойкнул и зашипел от боли, зацепившись хвостом за ножку стула.

— Нам с твоей Пушкарёвой вовсе незачем в зеркала глядеть, — пробормотал Роман, бережно поглаживая пострадавшую пятую конечность. — Ей от безнадёжности, мне — от неотразимости! Ты её хоть не сожрал, изверг?

— Такой ценный кадр? — ужаснулся Жданов. — Лежит в обмороке в каморке... Завтра подумает, что померещилось. В этом году я, и правда, раньше обернулся...

— Волнения, волнения... всё от волнений, друг мой президент, — пропел Малиновский, ощупывая аккуратные рожки, выглядывающие из русых волос. — Нам не пора? Козлы застоялись, карета запылилась, ведьмы затосковали... Эх, оторвёмся раз в году!..

Два чёрта, перешучиваясь и подёргивая мохнатыми пятачками, заменившими им носы, зашагали на поиски приключений.

...

Чуть раньше знаменательного превращения президента и вице-президента в самих себя Виктория Клочкова выбежала из стеклянных дверей, будто за ней гналась стая злобных псов, пробежала по опустевшей стоянке и сердито плюхнулась на сиденье любимой машинки. Несмотря на злость хозяйки, дверь авто закрылась с мягким, почти нежным, звуком.

— Нет, ну точно! Мухоморы, бледные поганки... Вот добавлю в кофе, будут знать! И Жданов, и Малиновский! Все! Вот они меня узнают... — Вика сердито тряхнула волосами. — Говорю ему, говорю, а он!.. — она махнула рукой и ударилась о руль. Не переставая ворчать, Вика принялась стягивать с себя сначала пальто, а потом и остальную одежду. Оставшись обнажённой, она нашарила в сумочке, так небрежно собранной Малиновским, помаду, поглядывая в зеркало у лобового стекла, тщательно подкрасила губы, запылавшие ярко-алым. Полюбовавшись собой с минуту, она довольно вздохнула и прошептала: — Ну, давай, дорогая. Опаздывать нехорошо!

Автомобиль задрожал, очертания его словно бы потекли, и через несколько мгновений голая и прекрасная Виктория Клочкова, ведьма в тринадцатом поколении, сидела верхом на изящной — олеандровый прутик к олеандровому прутику, красное лаковое седло из кожи маньяка-убийцы, полированный черенок из дерева виселицы — метле.

— И-э-ххх, полетели!

Холодный ветер последнего дня октября крутил воронки из бурых полуистлевших листьев. В высоком здании «Зималетто» не горело ни одно окно...