Война Драконов: секреты Дурмстранга (гет)

* * *

Мария любила послеобеденное время, когда ученики разбредались по классам, а старшие «драконы» были предоставлены сами себе. У них не было занятий, поэтому ребята из более низших классов так завидовали им. Они не понимали, что быть «драконом» — это не только иметь меньше уроков и больше времени вне кабинетов, это тяжелая ответственность, потому что преподаватели ждут от тебя намного большего, чем от других учеников, они задают меньше самостоятельной работы, но задания такие сложные, что порою ты проводишь все выходные за учебниками, решая одну магическую задачу или отрабатывая одно заклинание Высшей магии.

Девушка покинула спальное крыло и улыбнулась трем ребятам в форме Шармбатона, что вышли из дверей под лестницей, ведущей в Центральный зал. Нижние уровни были отданы гостям, и Мария знала, что дурмстранговцам туда вход категорически запрещен, даже старостам. Это было личное пространство студентов Хогвартса и Шармбатона, и девушка вполне понимала, что, находясь на чужой территории, гости нуждаются порою в уединении от хозяев.

Мария поправила берет и уже собиралась нырнуть в боковой коридор, чтобы попасть в Зал Святовита, минуя «Желудок», как ее окликнули.

— Привет, ребята,— она остановилась и подождала двух шестикурсников, которые с конца прошлого учебного года все время ходили вместе, хотя более непредсказуемую пару было трудно представить. Вся школа в прошлом году бурлила, когда красавец и шутник Брандон Стюдгар почти с маниакальной навязчивостью начал бегать за Сибиль Браун, девушкой нелюдимой, резкой на обращение с парнями и довольно непривлекательной. Но Стюдгар не был бы собой, если бы не добился своего: в конце года ребята начали встречаться, и Мария очень радовалась за них, особенно за Сибиль, которая, как никто, была достойна простого юношеского счастья.

— Марианна замечена рядом с Айзеком,— тихо сообщил Брандон, как всегда улыбающийся непонятно чему. Марии порою казалось, что губы парня уже отвыкли не улыбаться и другой позиции просто не признавали. Хотя Сибиль, конечно, знает об этом больше.

— Это предсказуемо, потому что Ай замечен рядом с Эйидль,— так же тихо ответила Мария. Они вместе вошли в полумрачный боковой коридор.— Вчера Хелфер побывал внизу… Осталось четыре метра, как говорят «гномы»… И он видел надпись на стене…

Сибиль и Брандон застыли, глядя пристально на Марию.

— И?— не выдержал Стюдгар.

— Письмена гномов,— Мария огляделась, потом достала из кармана свиток, на котором были красиво выведены странные рисунки.— «Пустая стена, как пустая голова, ничего умного не скажет».

— Значит, это действительно путь в библиотеку,— прошептала Сибиль, сжимая крепче руку Брандона.

Они вздрогнули, когда в коридоре раздались шаги, Мария поспешно спрятала в карман свиток, но ребята тут же расслабились, когда из-за поворота показался Лука.

— Вот так: собрание в людном месте, да еще без меня,— чуть укоризненно заметил новоприбывший, приобнимая Марию за плечи. Девушка осторожно высвободилась из объятий, немного виновато взглянув на Луку.

— У нас не собрание, а скорее спонтанное совещание,— улыбнулся еще шире Брандон.— А теперь вообще двойное свидание в темном уголке, правда, Биль?

Сибиль буквально прожгла парня взглядом, да еще ущипнула хорошенько.

— Что?— возмутился Брандон.

— Стю, ты баран,— фыркнула девушка и подтолкнула Стюдгарда к выходу.— Увидимся вечером,— кинула Сибиль через плечо, а потом стала что-то втолковывать чуть понурому теперь Брандону. Но Мария была уверена, что и сейчас с его лица вряд ли слиняла улыбка. За это все так и любили Стю…

— Что нового?— Лука проводил ребят глазами, а потом прислонился к стене, глядя на Марию. Она некоторое время молчала, разглядывая статного темноволосого хорвата, который уже много лет был ее лучшим другом, но в последнее время отношения их сбились, и от этого в его присутствии становилось немного не по себе. Слишком много было того, что она скрывала, слишком много стояло на карте, слишком много было возложено на ее хрупкие плечи, чтобы размениваться на ссоры с человеком, который был правой рукой и лучшей поддержкой в новой для нее ипостаси — Главы Ордена Востока.

Мария помнила свою радость, когда в середине четвертого года обучения она попала в класс «драконов». Она не так уж много знала об их порядках, хотя то, что это почетно и престижно, понимали даже ее родители, получившие свое образование в Сибирской Академии. Но всю суть того, что класс «драконов» — это еще не те самые Драконы, которых уважала и боялась вся школа, девушка поняла только на пятом курсе, когда к ней подошел шестикурсник и попросил следовать за ним.

Мария прикрыла глаза, вспоминая свой трепет, лица двадцати ребят разных возрастов, студентов старших классов, которые смотрели на нее и еще пятерых — двух учеников четвертого года и трех пятигодок. Оказалось, что за ними наблюдали, их выбирали среди десятков других, они оказались выбранными, избранными для служения Ордену.

Тогда она стала Драконом, но все равно почти ничего не знала о том, чему именно служат эти сильные и верные ребята. Девушка только начинала постигать всю сложность структуры Ордена. Мария недолго была в низшем его звене, звене «незнаек», где никто даже не слышал о пророчестве и реликвиях. Младшие «драконы» лишь помогали старшим в их непростой миссии.

В конце пятого года ее и Луку вызвали на Совет, где они несколько часов слушали, им открывались тайны истории, забытые страницы прошлого, которые хранились в памяти поколений Драконов. Ребята, затаив дыхание, постигали то великое, ради чего много веков студенты Дурмстранга вступают в Орден и продвигаются вверх. Все хотели одного — узнать. Узнать ту тайну, в которую в полной мере был посвящен лишь один человек в Ордене — Глава.

У каждой ступени в иерархии Ордена был свой уровень знания: «младшие» могли только догадываться, ради чего роются в книгах и старых планах школы, следят за кем-то или подбрасывают письма; старшие «драконы» знали о пророчестве и реликвиях, о Поиске, они участвовали в собраниях, непосредственно служили розыскам утерянного сокровища; был Совет Четырех, и эти четверо знали не только о легенде и о том, что ищут, они знали, для чего этот Поиск, составляли планы и стратегии, их посвящали в добытую у Западных Драконов информацию, они знали о библиотеке… И Мария мечтала попасть в группу Четырех, узнать, как можно больше, мечтала прикоснуться к этой древней тайне Ордена, понять, наконец, ради чего же ведется это вековая внутренняя война…

Но она никогда не думала, что узнает много больше. Никогда не представляла, что шесть месяцев назад, в конце марта — это время называлось «Пора Великой Смены» — к ней подойдет Глава Ордена, и начнется ее подготовка к Передаче. Каждый год действующий Глава Драконов назначал себе преемника и готовил его, чтобы с началом учебного года служение продолжалось. И из века в век этот процесс не прекращался — ни у Западных, ни у Восточных Драконов, это был закон их существования.

Мария стояла посреди коридора и смотрела на Луку, который тоже мог бы стать Главой Ордена, но почему-то выбрали ее. Нет, она знала почему, она теперь знала все. Все — это значит все тайны Ордена, те ужасные мгновения истории, которые были давно забыты участниками и их потомками, и хранились только в памяти одного — Учителя, с которым Мария провела долгие часы, разговаривая, слушая, постигая весь истинный смысл Войны, Выбора, Свободы, Реликвий…

И теперь она стояла в темном коридоре и смотрела на Луку, зная, что не имеет права на взгляд, которым ее одаривал лучший друг, на те чувства, что он испытывал к ней. Она одна, всегда должна быть одна, потому что слишком много знала, слишком сильно была втянута в те скрытые игры, что не были видны даже Четырем, ее верным помощникам…

— Что будем делать с гостями?— прервал молчание Лука, видимо, не заметив в карих глазах подруги ничего нового, чего он, наверное, все еще ждал.

— Придется заглянуть к ним в душ,— хмыкнула Мария, чуть улыбнувшись.

— Феи?

— Да, Хелфер пойдет подежурить к мальчикам, я ему сказала, чтобы он особенно пригляделся к хогвартчанам, они почти все с островов. Не знаю, кого послать к девушкам, мой Хел в женский душ лететь отказывается из моральных принципов…

Лука рассмеялся, закидывая назад голову. Он был замечательным парнем, наверное, одним из лучших, кого Мария знала, но между ними стояло не только ее положение в Ордене, но и другое, самое простое препятствие — он был просто ее другом и никем больше. Ее молодое горящее сердце уже сделало свой выбор, странный, наверное, неправильный, но ведь это ничего не значило…

— Я поговорю с Яковом, его фея с ним в хороших отношениях и не болтливая, может, что-то получится,— Лука внимательно следил за Марией.— Как думаешь, Западные тоже будут этим заниматься?

— Нет, Гай вряд ли станет идти против их официальной трактовки. Они веками держатся за то, что «дракон на груди» — это эмблема ученика Дурмстранга, они не считают, что кто-то иной имеет время или возможность, чтобы закончить Поиск,— Мария говорила тихо, едва шевеля губами, поэтому Лука встал к ней совсем близко, глядя в глаза. Она даже чувствовала его дыхание на щеке и тепло его тела.— Передай Якову, чтобы фея смотрела внимательнее…

Они вздрогнули, когда рядом послышались шаги, Мария моментально сориентировалась, обняв друга за шею и заглядывая в глаза — с приказом.

— Вот так-так…— раздался насмешливый голос справа, и они одновременно повернули головы. Губы жгло от мгновения горячего поцелуя, было неприятно, потому что Мария знала, что причиняет боль Луке, но иначе нельзя. Они не имеют права рушить те сети, что были старательно разработаны Учителем и расставлены несколько месяцев назад.

— Восточные Драконы нашли новое местечко для взаимодействия,— Йозеф Гайн светился, как Люмос, явно уже представляя, как расскажет своим о пикантных нюансах в лагере противника. Но ничего, пусть рассказывает… Опасно, но лучше уж так, чем Йозеф бы подумал, что они с Лукой обсуждали тут что-то важное. Нельзя.

— Идем отсюда,— Лука взял ее за руку и потянул по коридору, ладонь у него была горячей и сильной, парень внушал надежность и безопасность. Но как же все это неправильно…

Они молча вышли в Зале Святовита и остановились, глядя на полыхающее синее пламя Кубка. Его языки бросали причудливые отсветы на скульптуры за постаментом, а многочисленные кристаллы отражали магический огонь, по-новому оживляя фрески и рисунки на стенах.

Мария вздохнула и мягко вытянула свою руку из руки Луки, благо, в Зале никого не было. Она повернулась к другу и посмотрела на него с искренним сожалением:

— Прости…

Он лишь неопределенно пожал плечами и направился в правое крыло, не оглядываясь.

* * *

— Ну, вот, Феликс, тебе уже значительно полегчало, не правда ли? Еще денек — и отправим тебя учиться, нечего валяться на постели, пропустишь все самое интересное. Ты знаешь ведь, что в школе проводится Турнир Трех Волшебников? Тебе ведь есть семнадцать, ты бы мог быстро сбегать и бросить свое имя в Кубок, это было бы увлекательно, как считаешь?

Школьный лекарь болтал без умолка, меряя Феликсу температуру и снимая повязки с обмороженных рук. Только сам парень не выказывал никакого интереса к тому, что рассказывал мистер Павлов — словно надоедливая муха. Хотелось от него отмахнуться, но Феликс лишь лежал, глядя на искусственное окно, через которое приглушенно лился свет такого же искусственного солнца. Все ложь, все фальшь, даже солнце ненастоящее…

— Ты знаешь, что сеньор Омар до сих пор на тебя сердится, он никак не смирится, что ты под его присмотром смог простыть и обморозиться, но не беспокойся, никто тебя судить не будет, директор предложил просто закрыть вопрос, считая, что ты и так уже был достаточно наказан… А еще, знаешь? Тебя ведь перевели в класс «драконов», там было одно свободное место, а у «волшебников» перебор, тогда они рассматривали прошлогодние отметки и решили, что ты вполне подходишь для высшего класса, так что тебе тем более нужно поправляться, чтобы не отстать от класса…

Драконы. Феликс лишь устало прикрыл глаза. Когда-то с Юлианой они мечтали, что будут учиться вместе там, в высшем классе… Они даже занимались больше обычного, чтобы получать хорошие отметки, но в конце прошлого года он все это бросил… Не нужно ему ничего, только покой… Не быть.

— А ты какой Дракон, Феликс? Восточный или Западный?— лекарь влил в него очередную порцию горького зелья, но парень даже не поморщился.

Разве это теперь важно: какой он Дракон? Он родился на корабле, потому что отец решил, что маме необходим свежий морской воздух. Папа купил два билета в круиз и, несмотря на протесты матери, потащил ее в эту морскую прогулку вдоль берегов Северной Европы. Феликс, как рассказывали родители, вырвался на свет где-то в Балтийском море на обратном пути, едва они успели отдалиться от берегов Латвии… Мама до сих пор, кажется, не простила отцу этих своих мук…

Мама, отец… Это отдавалось болью потери. Все рухнуло…

— Ну вот, можешь теперь отдыхать до ужина, или же сбегать к Кубку. Кстати, если есть желание, можешь даже участвовать в торжественном ужине, когда назовут чемпионов, ты ведь не пропустишь этого?

Феликс молчал, провожая лекаря глазами. От его болтовни разболелась голова...

Он, наверное, задремал, потому что вздрогнул, когда чья-то рука коснулась его плеча.

— Феликс…

Цюрри некоторое время пытался понять, на кого он смотрит, а когда понял, то резко сел, сжимая кулаки, в горле начало жечь.

— Привет, Феликс, как ты себя чувствуешь?— Димитрий выглядел виновато и робко, он не осмеливался подойти ближе или присесть, только опускал взгляд.

Феликс молчал, зубы свело, костяшки пальцев побледнели.

— Лекарь сказал, что тебе уже лучше, что завтра тебя выпишут,— попытался снова завязать разговор Димитрий, делая несмелый шаг вперед.

— Что тебе надо?— хрипло спросил Феликс, морщась: он так давно не разговаривал, что звук собственного голоса резанул по ушам.

— Хотел узнать, как ты… Я видел, что тебя перевели в класс «драконов», я тоже там, так что если нужна будет помощь…

И он там. Феликс некоторое время обдумывал эту новость: лучший друг исполнил то, что планировали они с Юлианой. Димитрий словно занял место Феликса, такая тихая и почти незаметная подмена в жизни его бывшей девушки… Наверное, она даже помогала…

Феликс молчал: ему было все равно, уже все равно.

— Ты, наверное, знаешь о Турнире? Не хочешь бросить свое имя? Мне кажется, у тебя есть шанс выиграть, с твоими-то особенностями…— бывший друг замолчал, наверное, решил, что сказал что-то лишнее.

Феликс как-то отстраненно замечал, что ему неуютно, Димитрий судорожно подбирал слова и темы для разговора, а Цюрри хотелось только одного — чтобы он ушел, оставил в покое, исчез, жил той жизнью, что отнял у лучшего друга, даже не поморщившись.

— Слушай, Икс,— Димитрий даже не постеснялся назвать его так, как звал в годы их дружбы,— я знаю, что… что поступил не очень честно, что… что предал тебя… Но я раскаиваюсь… Мне без тебя плохо…

Это звучало даже почти натурально, только немного припозднился друг со своими словами, ничего уже не исправишь.

— Ну… ну, хочешь, я ее брошу? Мне ты дороже! Будем как раньше — ты и я, и никто нам не нужен, а?

— Уходи,— сквозь зубы проговорил Феликс, отворачиваясь.— Уйди.

Кажется, Димитрий еще некоторое время стоял, но потом его присутствие перестало ощущаться и давить на затылок. Феликс лег на спину, уткнувшись пустыми глазами в потолок.

В госпитале постепенно угасал свет, словно время утекало сквозь лучи ложного солнца. Феликс очнулся, когда за лекарем захлопнулась дверь — явно спешил на торжественный ужин.

Парень сел на постели, нащупал обувь, поднялся. Привычный звук трения чешуи, что сопровождал его движения, почти пронзал тишину. Тишина тоже его сопровождала, пока Феликс выходил из палаты и медленно брел вверх, к выходу, ни о чем не думая, только стремясь скорее со всем покончить.

* * *

У Эйидль тряслись руки — с тех самых пор, как она, прячась и оглядываясь, миновала Зал Святовита и молниеносно кинула в завораживающее пламя Кубка Огня оторванный по линейке уголок от старой работы Феликса. Ей, правда, пришлось самой дописать «Дурмстранг», но Эйидль очень надеялась, что это не будет так уж важно для Кубка.

Теперь она сидела в Центральном зале и пыталась сосредоточиться, пряча руки под столом. В глазах рябило от обилия красок — синие, черные и красные мантии так смешались за столами, что порою было сложно понять, что это отдельные ученики, а не цветастое полотно, движущееся под порывами ветра.

Зал был полон возбужденных голосов, то тут, то там раздавались взрывы смеха. Эйидль легко нашла среди студентов странного мальчика в очках, которого не видела со вчерашнего вечера: студент Хогвартса так и не узнал ее, или делал вид, что не узнал. Загадка того разговора все больше мучила девочку, но пока она думала лишь об одном: поверит ли ей Кубок, защитит ли Феликса от Драконов…

Она перевела взгляд с хогвартчанина на высокую фигуру Гая, старосты — для Эйидль он был символом всего того плохого, что с ней случилось в этой школе. А с ней только плохое тут и случалось, и порою девочке казалось, что это не Драконы ведут с ней войну, а сам Дурмстранг, чувствуя, как она любит Шармбатон, наказывает Эйидль за измену.

Но она выдержит, она докажет им всем, что в школе, скрытой белыми и зелеными лесами на берегу Атлантики, не воспитывают трусов и рабов. Эйидль даже гордо вскинула подбородок, как они это делали, когда мадам Максим в конце года выступала перед учениками, построив их во дворе дворца, и студенты приветствовали свою директрису.

Она не из слабых, они ее не запугают…

— Эй, привет…

— Ай, привет,— ответила девочка, двигаясь, чтобы медведеподобный «гном» смог плюхнуться рядом. У него были пыльные руки и криво сидящий берет.— Ты откуда такой чистый?

— А, в подвалах опять копался, духота там, ужас,— Айзек попытался вытереть руки о внутреннюю сторону мантии, потом схватил кубок и разочарованно вздохнул:— Воды труженику подземелий, воды…

— Погоди, скоро начнется ужин,— Эйидль достала из кармана платок и протянула парню, потом вынула палочку и направила на кубок Айзека:— Aguamenty…

— О, спасибо, ты маленький гений, Эй,— парень жадно стал пить, вода стекала по его подбородку по шее — за шиворот, но Айзека это вроде не смущало. Выпив все, парень отставил кубок и улыбнулся девочке:— Итак, ставки на кого делаем?

— В смысле?

— Ну, кто победит: мы, Хогвартс или Шармбатон?

— Шармбатон.

— Ха, мог бы и не спрашивать,— фыркнул Айзек, беря ложку и начиная вертеть ее в грязных руках.— А чего ты к нам-то перешла, чего в своем родном Шармбатончике не осталась?

Эйидль испытывающе посмотрела на парня, и тот лишь пожал плечами, комкая салфетку, делая из нее комочки и складывая в кучку у тарелки:

— Не хочешь — не говори, пытать не буду,— Айзек взял пару комочков, положил на ложку и сосредоточенно осмотрел зал.— Тааак, где тут у нас зеленые и страшные? Ага, Алекс… ты знаешь Алекса?— парень сузил глаза и отправил комочек с ложки прямо в затылок шестикурсника. Тот потер голову и обернулся, Айзек лишь помахал ему насмешливо рукой. Алекс погрозил «гному» кулаком и отвернулся.

— Знаю,— грустно кивнула Эйидль,— с этого мальчика все началось…

— О, так тебя Восточные подставили,— хмыкнул Айзек, готовя новые «снаряды».— Меня Западные взяли в оборот, вот один из них — Яшек, «упал-отжался»…— и парень запустил в затылок подтянутого подростка, что стоял у внутренней «подковы», сразу тремя шариками, лишь один из которых долетел, щелкнув и угодив Яшеку за ворот.

— Почему «упал-отжался»?— улыбнулась девочка.

— Потому что его из армейских сапог вынули, а мозг обратно вложить из тумбочки забыли,— пожал плечами Айзек, ища себе новую жертву.— А вот и Дракон №1, Гай, правда, он недавно самый важный, но он и раньше сволочью был порядочной,— и в сторону Гая, что расслабленно разговаривал со знакомой Эйидль девушкой, Элен, полетел весь остаток шариков, большая часть из которых рассыпалась в стороны, вызвав возмущенные вскрики и взгляды в сторону Айзека. Но парню явно было все равно.

В Зал вереницей начали заходить нарядные преподаватели, даже на их лицах читалось торжественное волнение. С ними были мадам Максим, которую сложно было не заметить, и профессор Фауст, который галантно сопровождал директрису Шармбатона.

— Кто-то умеет обращаться с большими женщинами,— фыркнул Айзек, садясь за столом прямо и поправляя берет.— Только не обижайся, но все-таки то, что она большая, — это объективная реальность…

Эйидль промолчала, глядя, как студенты ее бывшей школы встают, едва мадам Максим вошла в Зал. Снова стало тоскливо…

— Добрый вечер, дорогие друзья,— слово тут же взял профессор Яновских, на лице которого было столько радости, что даже дементоры, наверное, испарились бы. По бокам от него сели представители зарубежных школ, а также профессор Финниган и миссис Маркета.— В этот важный и волнительный вечер я рад видеть вас всех здесь. Давайте хорошо подкрепимся, а потом перейдем в Зал Святовита, чтобы, наконец, узнать имена тех, кому предстоит отстаивать честь своей школы в состязаниях Турнира Трех Волшебников. Приятного аппетита!— Яновских хлопнул в ладоши, и Зал наполнился шелестом крыльев.

— О нет,— почти хором простонали Айзек и Эйидль, завидев фей, что неслись к студентам с широкими улыбками на крошечных лицах.

— Мяса побольше?

Эйидль повернулась и посмотрела на угрюмое создание, что зависло перед не менее угрюмым Айзеком.

— Эй, я тут что, для декораций?— Кляйн, потребовавшая свою долю внимания, почти вырвала у девочки прядь волос.— Где «здравствуй, как твои дела»? Что за бардак в твоей комнате?

— Ты прилетела, чтобы меня кормить? Вот и корми,— огрызнулась Эйидль, вздыхая.

— Невоспитанная! Пороть тебя некому, а мне некогда,— Кляйн практически вывалила на тарелку девочки картошку и отбивные, затем развернулась и исчезла, всем своим видом показывая, как она оскорбилась.

— Тебе тоже не повезло?— Айзек сидел над полной тарелкой, где доминировала огромная куриная лапка. Парень оглядывал ее почти с отвращением.

— Да уж,— вздохнула Эйидль, принимаясь за еду. Мысли ее перескакивали с одного на другое, но главным в них был, конечно, Феликс.

Она знала его не так уж давно и не так уж хорошо, как многие в этой школе, и Эйидль не понимала, как лучшие друзья могли оставить Феликса наедине с его бедой. Дело было даже не в его чешуе, которая вовсе и не была такой уж отвратительной на вид, дело было в развале его семьи, в том переломе в жизни, к которому Феликс был не готов. И девочка не осуждала сводного брата, решившего сделать ее объектом своей ненависти, эдаким символом всего его разрушенного мира. Она пыталась его понять и поддержать, только он не позволял…

Эйидль помнила его глаза, все время помнила этот обреченный взгляд, такой странный, двойственный, разноцветный — но такой пустой, словно там, за глазами, не было уже ничего… Это пугало и причиняло боль.

Она должна помочь ему, она должна спасти Феликса, даже если он будет всю жизнь ее ненавидеть. Эйидль временами действительно чувствовала вину за то, что появилась в его семье, что ее отец попытался занять место его отца, что его родители разошлись, хотя папа говорил, что познакомился с мамой Феликса уже после того, как она разошлась с мужем. Но разве это так важно — что и когда? Важно, что семнадцатилетний мальчик никак не может привыкнуть к этому новому миру вокруг, он ненавидит все и всех, и он хочет… Да, Феликс хочет умереть, и это сильнее всего пугало Эйидль… Она боялась его потерять.

Ужин исландка почти не заметила, автоматически жуя и глотая, рядом сопел над своей тарелкой Айзек, выковыривая овощи из-под курицы и долго вытирая их салфеткой, чем вызывал смех вокруг себя. Но парня это явно не смущало.

— Зачем ты это делаешь?— не выдержала, наконец, Эйидль, глядя на мучения Айзека.

— Я вегетарианец, а эта мелкая… крылатая… бестия,— видимо, парень судорожно подбирал более мягкое выражение своих чувств к фее,— вечно кладет мне мясо, изо дня в день,— Айзек вытер последний стручок фасоли и сунул в рот, морщась.— Чтобы у нее зубы повыпадали и геморрой замучил…

Эйидль тихо рассмеялась, но тут же замолчала, увидев, что преподаватели поднялись со своих мест, многие ученики поспешили последовать их примеру, напряжение нарастало.

Она отодвинула тарелку и встала, поправляя берет, сердце заскакало в груди, чуть сжимаясь от волнения.

Зал Святовита был полон торжественного шепота, никто не осмеливался громко говорить, почти все взгляды были обращены к Кубку Огня, что невозмутимо полыхал синим пламенем. Возле постамента замерли миссис Маркета и профессор Яновских, оба поглядывали на часы.

Студенты и преподаватели рассаживались, у высоких дверей в голову «дракона» застыл, как на посту, Гном-Хранитель.

Эйидль заняла место с самого края, теребя в дрожащих пальцах мантию. Рядом уселся по уже какой-то собственной привычке Айзек.

— Ты волнуешься, будто ты тоже среди кандидатов,— заметил он, наклонившись к Эйидль.— Расслабься: нас ждет шоу!

— Угу,— кивнула девочка, поднимая глаза и видя, как голубое пламя Кубка постепенно темнеет.

— Внимание, тишина!— профессор Яновских поднял руку, и Зал погрузился в молчание.— Кубок вот-вот назовет нам имена Чемпионов. Те, кто будет выбран, должны будут пройти в двери, у которых стоит Хранитель,— директор Дурмстранга указал на фигуру гнома,— чтобы получить первые инструкции. Приготовьтесь…

Один общий вздох проплыл и растаял, когда Кубок Огня полыхнул красными языками, выбрасывая в воздух кусок чуть обгоревшего пергамента. Яновских ловко поймал его, поднося к глазам:

— Чемпион Шармбатона — Франсуаз дё Франко,— громко прочел директор Дурмстранга, поднимая глаза на аудиторию. Послышались аплодисменты, со скамеек поднялась невысокого роста девушка с завязанными в «хвост» темно-русыми волосами. Она широко улыбалась, спеша между скамьями к Яновских, сопровождаемая радостными криками и овациями, хотя Эйидль видела, что многие друзья Франсуаз расстроены, что их не выбрали.— Поздравляю,— профессор пожал руку счастливой девушке и пригласил жестом проследовать к Хранителю.

Пламя снова взвилось, буквально выплюнув новый свиток, скрученный по диагонали, Яновских подставил ладонь и развернул листок:

— Чемпион Хогвартса — Роберт Конде,— проговорил директор. В Зале было как-то странно… удивленно, шепот и вопросы прокатились среди хогвартчан, их профессор Фауст, кажется, потерял дар речи, глядя на мальчика в очках-половинках, но не он поднялся, чтобы пройти к Гному-Хранителю, а его синеглазый товарищ, которого радостно поздравляли друзья, сияя вполне искренними улыбками.

Роберт легко перескочил через ряды скамеек и, кивнув директору Дурмстранга, отправился вслед за уже скрывшейся за дверями Франсуаз. Зал снова утонул в молчании, только студенты Хогвартса еще поворачивались, чтобы посмотреть на парня в очках.

Последний пергамент взмыл в воздух, Яновских поспешно его схватил, разворачивая, но в этот момент большие двери, что только что закрылись за Робертом Конде, распахнулись, и из коридора вылетел запыхавшийся, укутанный в мантию и перчатки, покрытый снегом студент. На его лице был написан ужас, губы побелели, он застыл под недоуменными взглядами собравшихся.

— Дозорный, что такое?

— Феликс…— выдал студент, судорожно хватая ртом воздух. Сердце Эйидль болезненно сжалось, она вскочила.— Феликс Цюрри бросился с Башни Айсберг…