Тени (гет)

Пламя жадным псом вгрызлось в дерево, растерзало его с сухим хрустом, облизнулось и потребовало добавки. Харуф чуть усмехнулся, подкинул еще полено и сел ближе. Ему не нравились промозглые ночи серого города. Ему не нравился щедро отданный Сэвиджем дом. Горячая южная кровь бесилась в холодных каменных стенах, что пламя в камине. Бесновалась от невозможностей и запретов. Жаждала действия. И только расчетливый трезвый разум молодого лидера, на плечах которого ответственность за жизни братьев и доверие всего Юга, сдерживал невыразимое желание убивать.

Перед ним были земли, пропитанные водой настолько, что ее можно выжать и пить. Город мороси, город дождей, город моря — всего того, что сухие рыжие пески родины Харуфа жаждали все века своего существования. Юг ненавидел Север. Юг ненавидел срединные земли. И южане всю жизнь росли в этой зависти и ненависти. Искусные воины, прошедшие жестокий отбор в горячей пустыне, увы, ни разу еще не смогли взять силой противника, превосходящего лишь ресурсами. Вынужденные принимать условия бесчисленных договоров, южане слишком долго довольствовались огрызками и подачками с плодородных земель.

Харуф первым решился пойти иным путем. Не боясь осуждения братьев, он выступил против текущего порядка и доказал свое право решать и право вести за собой людей. Ему поверили. Ему доверились. И по его приказу был убит Хранитель — отец Харуфа, от которого тот и узнал путь к победе.

Но четко выстроенный план словно корчился в судороге. Сначала их слишком плохо приняли в городе — пришлось мириться с насмешками местных крыс, терпеть, успокаивая себя кровавыми образами будущего. Теперь не справился с задачей Сэвидж. И терпение Харуфа истощалось так же, как обглоданное пламенем поленце.

С приходом Джафара чаша и вовсе опасно накренилась:

— Что ты сказал?

Джафар сглотнул и опустил голову еще ниже, остро ощущая желание провалиться сквозь пол. Взгляд старшего брата жег насквозь: острый, хищный, беспощадный. Но давил вовсе не он. Вина и стыд мертвым грузом лежали на плечах лучшего из охотников, не позволяя поднять взгляд.

— Мы не справились. Фадл и Харис мертвы. Сабир… покинул нас около часа назад. Гаррет Тень — я серьезно недооценил его возможности в городе. Вся вина на мне, брат.

— Встань, Джафар. Охота не всегда бывает удачной. Здесь, на чужой территории, мы, возможно, действительно переоценили себя. Мы должны принять поражение и вынести из него урок. Но ты знаешь обычаи. Гаррет Тень убил троих. И он трижды будет молить о смерти, прежде чем ему позволят уйти. Не разочаруй меня больше.

Джафар встал, рвано кивнул и поспешил выйти. Он как никто знал: клан — это охотники. Охотники — это хищная стая. А стая не терпит слабых. Участь тех, кто не оправдал доверие лидера, мало отличается от того, что уготовано Гаррету Тени.

* * *

Реальность выплывала из тумана рвано, клочками. Осколками звуков, обрывками чувств, холодом на лбу и адским жаром по всему телу. В горло вцепилась сухая жажда, но заставить себя встать и дойти до кухни Гаррет пока был не в состоянии.

Рядом обозначилось движение, и чересчур громкий голос северянки впился в уши, в голову, в мысли, отзываясь тошнотворной болью:

— Вы меня слышите? — взволнованно спрашивала она, кажется, не первый раз.

— А я похож на глухого? — мрачно прохрипел Гаррет, опасаясь, что иначе проклятая девчонка не заткнется. — Вы слишком шумите, леди.

— Пару дней назад вы были похожи на труп.

— О, это амплуа многим пришлось бы по вкусу, — Гаррет искривил губы в ядовитой усмешке и открыл глаза, уставившись в поглощенный полумраком потолок логова. — Понизьте, наконец, голос, леди. Мне трудно говорить и еще труднее слушать. В моем доме должно быть тихо.

Северянка недовольно фыркнула и отошла. Раздался приглушенный плеск воды, заставивший жажду заявить о себе еще сильнее. Минутой спустя прохлада на лбу сменилась пронзительным облегчающим холодом, а губ коснулась долгожданная влага. Гаррет пил долго и жадно, наплевав на присутствие чужака. Северянка не враг себе — а значит, не враг и ему. Да и долги возвращать умеет. Один, самый большой, с нее уже снят — долг спасенной жизни.

— На улице много южан, — вновь зашуршал голос девчонки, — и, кажется, ту часть дома кто-то обыскивал… я слышала грохот.

Изумительные новости. Насколько же хорош нюх у ищеек пустынь, раз привел их даже сюда? Гаррет был уверен, что возвращался тоннелями Хранителей. Глифы надежно спрятали все следы и не откроют истины слепому. Так как же нашли то, подставное, но все же логово? И кое-что еще требует уточнения:

— Именно сюда никто не приходил?

— А кто-то мог? — приподняла брови девчонка. — Глифы же…

— Мог, — отрезал Тень. — Иссохший, в темном балахоне.

— Нет. Никого с косой я тоже не видела.

— Очень остроумно, леди.

— Хельга.

— Что?

— Мое имя Хельга. «Леди» мне не нравится. «Вы» — тоже.

— Я удивился бы, если б пришелся вам по вкусу, леди Хельга, — усмехнулся в ответ Гаррет, уже самостоятельно пытаясь сесть.

Девчонка вспыхнула, резко выпрямилась и уперла руки в бока:

— «Тебе»! С этого момента мы на «ты», Гаррет Тень!

Резкий звук заставил скривиться от тупой боли, и Хельга, ойкнув, поспешила понизить голос. Повисла тишина. Северянка, очевидно, ждала какой-то реакции, но даже если бы Гаррет хотел пойти навстречу неизвестно чему, он все равно не мог предположить, какой именно. И вместо глупой игры как всегда предпочел перейти сразу к делу:

— Я должен был принести достаточно бисера, леди. Надеюсь, вы его нашли и уже начали работу. Кроме того, я голоден, так что попрошу вас заняться и этим.

Северянка поджала губы и отвела взгляд, буркнув в сторону:

— Нашла я бисер. Когда в… ты встанешь на ноги, можно будет пойти и проверить стрелы. Ужин почти готов.

Гаррет проводил глазами спину своей невольной гостьи и чуть сполз на подушке. Сидя его мутило. Мокрая тряпочка и вовсе упала со лба на грудь, но к жару Тень уже привык и не обратил на это внимания. Его пальцы давно сжимали остро заточенный край звезды, а взгляд был прикован к низкой ссохшейся фигуре, которая появилась из ниоткуда, едва была упомянута в разговоре.

Хранитель.

Первый и верховный из Хранителей, живущий, по заверениям глифов, уже не первую сотню лет — со дня основания Ордена. Эта девчонка, Хельга, она его даже не заметила. Хотя что с неё взять? Хранитель всегда успешно уходил от взгляда самых лучших из Теней, не то что глупой невнимательной северянки.

— Выглядишь неважно, Гаррет… — хрипло зазвучал в полумраке голос самой плотной из теней. Бледное лицо едва выглядывало из глубокого капюшона, и Хранитель казался просто сгустком тьмы с нелепой маской.

— Какого черта тебе нужно, старик?

— Хочешь, расскажу тебе сказку? Детям это всегда помогает справиться с болью.

— Я спросил, что тебе нужно.

— Помнится, ты любил одну… когда-то…

— Нечего сказать — вон из моего дома.

Хранитель вздохнул и развел руками. Широкие рукава плавно колыхнулись от движения, ткань завораживающе изогнулась манящей темнотой.

— Это мой дом, Гаррет. Никакого почтения к старшим… Оставь в покое свою острую игрушку, она причинит мне столько же вреда, сколько я хочу причинить тебе. И ты прекрасно знаешь об этом.

— Иначе говоря, у Хранителей нашлось дело, в котором вы боитесь запачкаться. И как всегда под рукой такая удобная марионетка, обязанная вам своей шкурой.

Сгусток мрака грустно качнул головой, маска лица дернулась туда-сюда белым призраком. Тяжелый вздох обозначил черный провал рта:

— У южан есть поверие… обычай: если охотник убит, душу его успокоят лишь полные муки вопли убийцы. Мольбы о смерти… за века своего существования песчаный народ нашел применение множеству ядов, а уж как в тех краях обращаются с железом — вывернет и наших палачей… Поэтому южан либо не трогают, либо вырезают целыми кланами. Ты стал причиной смерти троих, Гаррет. Троих из нескольких десятков.

— Двоих.

— Третий умер позже: лекари не смогли ему помочь. Но на твое положение такие мелочи, увы, уже не влияют. Что будешь делать, Гаррет? Ты теперь цель, добыча. Глифы не смогут скрывать тебя вечно от южного чутья. Однажды запасы еды подойдут к концу и ты покинешь свое убежище. Как видишь, я забочусь о тебе, мальчик мой… Так что ты намерен делать?

— У меня два очевидных пути, старик, о которых ты знаешь. Ты пришел предложить третий — я слушаю.

— Всегда уважал в тебе, Гаррет, умение сразу переходить к сути, — губы зависшей во мраке маски растянулись тонкой улыбкой. — Ты покинешь наш город, сынок. На год или больше — этого времени хватит на бегство. Ты покинешь город и уйдешь на север.

— Север? — Гаррет нахмурился и бросил взгляд в сторону кухни, где, даже не подозревая о госте, хозяйничала Хельга: северянка, с которой все началось. — И что же я забыл на севере?

— О, твоя гостья тут совершенно не при чем, с ней ты можешь разобраться, как сочтешь нужным. На севере ты найдешь один храм, там есть артефакт, который любым способом должен попасть в руки Хранителей. И будет лучше, если ты сначала попробуешь решить вопрос словами, а не… А не как обычно. Не хотелось бы повторения той истории с церковью.

— Ты бы тут не стоял, будь такая возможность, — не сдержал усмешки Гаррет.

— Я расскажу тебе сказку, сынок…

Хранитель поднял руку, непроницаемая тьма балахона вспыхнула мертвенным светом, распалась десятками глифов и устремилась к Гаррету. Тень привычно закрыл глаза. Он терпеть не мог такой «брифинг», но Хранители иначе будто и не умели. Один за другим глифы выстраивались в четкую картинку, погружали в сон, который покажет все, что так называемая Истина сочтет нужным.

Гаррет никогда не верил в ту чушь, что разносили шепотки по разным углам их прогнившего города. То, что защищают Хранители, не мир и уж точно не правда. Истина многолика. Истину трактует каждый для себя сам — никакая магия не рассудит на правых и виноватых. И уж точно такой слабый предлог никогда не заставит подчиняться кучке стариков тех, у кого в руках власть над миром. Вот так и приходит на ум лишь один ответ: то, что хранит влиятельнейший из орденов, — не что иное, как сила. Абсолютная, в какой бы форме она ни была. Единственная Истина, перед которой склоняется каждый из людей любого из народов. Но Гаррет ничего не знал наверняка. Фрагменты книг, осколки слухов, обрывки фраз, тут же затихающие, стоило Старейшему почуять лишнего. Давно прошло то время, когда Гаррет жаждал правды.

Сколько бы он ни пытался — ему доставались лишь сказки о прошлом, рассказанные наигранно участливым стариковским голосом. Убаюкивающим, усыпляющим. Но каждое слово тех проклятых сказок въелось в память кислотой, ядом. Одну из них Гаррет действительно когда-то очень любил.

Хельга злилась. Её попытка хоть как-то наладить общение с проклятым вором провалилась, но дело даже не в этом. Неужели так сложно хотя бы сказать «спасибо» и относиться чуточку человечнее? Зачем так открыто насмехаться? Ведь тех, кто вместе прошел по грани, что-то да связывает. Всегда связывает узами, отличными от любых других.

Хельга просто хотела поддержать. Не могла иначе, потому что все это произошло из-за неё.

Но холод вкрадчивого голоса Гаррета ломал привычные устои и традиции. Замораживал все порывы души и заставлял мерзнуть изнутри. Мастер Вор смотрел на жизнь как-то невыносимо цинично, и Хельга этого не понимала. Может, просто не хотела понимать. Боялась стать такой же.

Хорошо отваренный картофель был протерт на мелкой терке, превратился в вязкую кашицу и, смешанный с наваристым бульоном, обещал стать неплохим ужином для больного. Хотя в медицине Хельга понимала мало, но помнила, как мама всегда кормила её чем-то похожим. Только к картофелю неизменно прибавлялся тщательно смягченный другими приправами или зеленью острый перец, грел изнутри, будто выжигал всякую заразу и боль.

Но перца у Гаррета не было. Зелени тоже. Только соль.

И, признаться, делиться с ним теплом родного края после той глупой беседы северянке уже расхотелось. Вернуть бы все как было, чтобы вор не слышал от нее тех детских слов. Чтобы сейчас не гореть от стыда. Да что уж теперь… Будет «тыкать» из принципа и выслушивать в ответ нескончаемое ядовитое «леди». Просто поразительно, как избирательная вежливость Гаррета звучала порой унизительно, порой вкрадчиво, а порой просто насмешливо и издевательски.

Пока готовилась еда, Хельга тщательно готовила себя к тому, чтобы появиться перед вором вновь невозмутимой. Но это оказалось излишне: Гаррет спал. Спал очень странно, полусидя. Под едва видимой из-под пледа рукой тускло мерцало острое лезвие звезды, о которое Хельга едва не порезалась.

Мерзко засосало под ложечкой. Накрыл липкий страх.

Гаррет не спал — его словно выключили: без видимых повреждений, без звука, без следов. Именно это пугало. Все воспитанные отцом и дядей охотничьи инстинкты вопили о том, что что-то не так. Не к месту вспомнился вопрос Гаррета о ссохшемся старике в балахоне. Но Хельга готова была поклясться, что в комнате никого не было и нет.

Миска с едой уже жгла руки, дразнила нос вкусным запахом, но даже чувство голода и усталости не могло потеснить страх перед неясной угрозой. Впервые в доме вора Хельга чувствовала себя в опасности. И едва не подпрыгнула, когда Гаррет вдруг шевельнулся, садясь удобнее. Картофельная полукаша радостно плеснула на руки, заставив зашипеть от боли; на дорогущий ковер, вызвав пару емких ругательств уже у хозяина дома.

Сразу стало легче.

Наваждение спало, призрачная опасность ушла, показалась глупостью воображения. Хельга извинилась, аккуратно поставила миску на тумбочку при кровати и умчалась на кухню за тряпкой, полотенцем, позабытой за всеми мыслями ложкой.

И правда, чего это она?

— Все в порядке? — на всякий случай спросила Хельга, когда картошка в миске ушла по назначению, а тишина так и не разбилась ничем, кроме звуков еды.

— Недурно, если вы о еде, леди, — все так же холодно отозвался Гаррет, возвращая пустую тарелку. — Но в следующий раз я бы предпочел порцию больше.

— А если я… не о еде?

— А если вы не о еде, будьте добры найти себе дело. Тихое. Имейте в виду: едва я встану на ноги — уйду из города. И наша с вами сделка не станет причиной для задержки. Так что если у вас — вдруг — есть личные дела, советую завершить их как можно раньше.

— Уйдешь? Куда? Почему? Я думала… думала, тут твой дом.

— Тут мой дом, леди, но я предпочитаю быть тенью, а не призраком. Или же вы не знаете, что означает ссора с южанами?

— Я… — Хельга крепче сжала уже давно остывшую миску и уперлась взглядом во все еще влажный от воды ковер, — я… прости меня. Я виновата.

— Мы заключили сделку, леди. Виноватой вы станете лишь тогда, когда не выполните ее условий.

С этими словами Гаррет отвернулся к стене, показывая тем самым, что разговор закончен. Хельга вздохнула и отошла от кровати, ловя себя на мысли, что такая тишина для нее становится привычной. Даже приобретает некоторый бархатный уют, сейчас отчетливо пахнущий медикаментами.

Главное — не смертью.

В другой части небольшой комнаты, у мягкого кресла, Хельга устроила себе мастерскую: принесла из кухни табуретку, приспособив ее под стол, несколько чашек, в которые тщательно рассортировала добытый вором бисер. Надо сказать, качество застывших капель, хранящих в себе силу стихий, удивляло. Когда речь зашла о подпольных магах, Хельга сразу представила себе алчных самоучек, которые не смогли занять должное место по закону — ведь магам Ковена платят много — и предпочли заработок за его чертой. И, соответственно, их бисер должен был быть разным, несбалансированным. Но то, что принес вор, было идеально. Бисер создавал не просто профессионал, а невероятно опытный профессионал, смогший придать каплям идеальную круглую форму и заключить в каждую строго одинаковое, эталонное количество энергии. Качество, достойное работ лучших из магов, а не какой-то там недоучки. И страшно представить, сколько это стоило Гаррету.

Потому, едва только увидев доставшееся ей сокровище, Хельга решила сделать все в лучшем виде. Даже не стала пренебрегать промежуточными расчетами, результат которых во время обучения приноровилась прикидывать на глаз. Но время… время, которое до того, как Гаррет пришел в себя, тянулось пыльной патокой, теперь бросилось вскачь. Ночь закончилась, день давно перевалил за свою середину, а Хельга успела доделать лишь основной подготовительный этап. Пусть самый долгий, но все же… Все же к следующему пробуждению Гаррета Хельге хотелось представить результат, а не пустые обещания. И потому она, бросив косой взгляд на спящего вора, стряхнула напавшую было сонливость и снова взялась за дело.