Агентство Несовершенных Времен (джен)

Я не хочу сказать, что вход в Тайную комнату не искали все, кому не лень, — искали.

Леди Елену Когтевран, наше факультетское привидение, за год довели до того, что она от нас пряталась. Чтобы опять не пристали с расспросами про Тайную Комнату и Салазара Слизерина — ведь она была дочерью Основательницы Ровены, лично знала покойного Слизерина и строительство Хогвартса проходило у нее на глазах…

Когда разобрали все «Истории Хогвартса» в библиотеке, любознательные взялись допрашивать леди Елену.

Леди Елена пряталась у Кровавого Барона, своего жениха, а он ее утешал тем, что к нему его слизеринцы пристают еще больше. Ведь Кровавый Барон был одним из учеников Салазара Слизерина и стоял у основания змеиного факультета… Кровавый Барон фыркал, что допрашивают его об одном и том же уж битую тысячу лет и если бы у него было что сказать, он давно бы сказал. Как будто ему самому не интересно выяснить про Тайную Комнату!

За тысячу лет Кровавый Барон уже устал от вопросов, какого монстра мог приручить покойный Салазар и каких домашних животных он держал вообще — устал потому, что и сам неоднократно думал над этим. Барон может сказать только одно и повторяет это уже тысячу лет: Слизерин лучше всего приручал змей и наибольшая вероятность, что его монстр — чудовищная змея. Пифон, гидра, василиск, коатль или что-то в этом роде.

А вообще лучше спросить об этом у Плаксы Миртл: она указанное чудовище видела живьем, но эта садовая голова только глаза и запомнила!

И все, кого интересовало дело Наследника Слизерина, удовольствовались этим.

Конечно, не все мои однокурсники занимались расследованием, некоторые вообще ничего не делали, то есть делали вид, что ничего не происходит. Они не участвовали в разговорах, не пытались помочь жертвам Слизеринского чудовища, за милю избегали коридоры с подозрительными звуками и просто ходили на занятия, сидели в библиотеке и считали про себя дни до каникул, чтобы поскорее слинять из школы. И постоянно боялись, что монстр опять нападет на кого-нибудь.

Они, конечно, думали, что козни Наследника их не коснутся, Когтевран же мирный факультет, ни во что не встревает… Но после того, как Наследник напал на нашу старосту, никто не мог делать вид, что всё в порядке.

Пенелопа лежала в Больничном крыле, профессор Снейп поил ее, как и других, некондиционными мандрагорами, а наш декан Флитвик громко возмущался, что страна дошла до обвала, людям плевать на всё, даже на собственных детей. Попечительский совет Хогвартса так и не позволил закупить мандрагоры за границей. Мол, сидите и ждите, пока созреют свои, бесплатные! Ведь к репутации профессора Стебль претензий нет, она вырастит что надо?

И все молчат, кричал Флитвик, и все согласны! Еще бы! Ведь в Попечительском совете нет ни одной грязнокровки, вот если бы их дети могли пострадать от чудовища, мандрагоры бы тоннами закупали, а так — что им за дела до грязнокровок, это их не касается! Можно и сэкономить! Позор Хогвартсу…

Трудно сказать, чего ждал профессор Флитвик — демонстраций разгневанных родителей под окнами школы? Тогда он прав, их не было.

И он прав, что взрослые нам избавиться от угроз Наследника Слизерина не помогали. Взрослые делали вид, что что-то делают: арестовали невиновного Рубеуса Хагрида, сместили с поста директора Дамблдора… Но это было совсем не то. Они же не пытались прекратить нападения или найти их виновника, вот нападения себе и продолжались.

Наконец Наследник Слизерина похитил Джинни Уизли с Гриффиндора и написал на стене кровью, что ее скелет будет лежать в Тайной комнате вечно. И тогда врио директора профессор Макгонагалл наконец-то решила школу закрыть.

Нас сняли с занятий, эвакуировали в свои гостиные… Мы сидели взаперти и глядели друг друга молча, как в бомбоубежище, и ждали, когда же упадет бомба.

Профессора Флитвика спросили, вызвали ли в школу наряд авроров искать Джинни Уизли, и он сказал, что пока нет. Даже сейчас. Учителя собрались в учительской и договорились до того, чтобы Локхарт нашел Тайную комнату, после чего разошлись… И всё. Найдет он, как же.

И тогда я решила сбежать и самой найти Джинни Уизли.

Я поднялась в свою спальню, открыла любимые книги и вызвала их всех — от отчаяния выброс магии был таким мощным, что всё получилось.

Сказочные звери, птицы и люди окружили меня — и мы тихо сбежали из башни Когтеврана бродить по пустынным коридорам школы, где вместе с нами бродил страх, и мы хотели его найти.

Мы слушали звуки и читали следы…

Мы нашли много интересного: что профессор Локхарт, а с ним почему-то Гарри Поттер и брат Джинни Уизли отправились в туалет Плаксы Миртл.

В туалете Плаксы Миртл их уже не было, зато был развороченный рукомойник — вернее, открытая шахта канализации, запрятанная ранее под видом рукомойника, — и была сама Плакса, которая рассказала замечательную историю.

Как к ней приходили Гарри Поттер и Рон Уизли и расспрашивали про Тайную комнату, как они вернулись вместе с профессором Локхартом, открыли шахту и прыгнули туда.

Получалось, что вход в Тайную комнату прямо здесь. Они нашли его!

Они прыгнули туда час назад, и с тех пор от них ни слуху ни духу.

Плакса Миртл была счастлива выложить кому-нибудь все эти подробности. Я предложила ей пойти и рассказать всё это профессору Макгонагалл — и почему Плакса до сих этого не сделала?! Чего она ждет?

— Макгонагалл?! Смотри выше! — похвасталась Плакса. — А директору Дамблдору не хочешь? Призрак Черной Кошки с пятого этажа мне сейчас передал, что директор вернулся и он в своем кабинете. И с ним родители Джинни Уизли.

— Отлично, — сказала я, — вот плыви к ним и всё расскажи. Я уверена, что они тебе этого никогда не забудут.

Миртл зарделась от радости.

А я представила, как Миртл объясняет профессору Дамблдору, Макгонагалл и семье Уизли, что встретила в туалете Полоумную Лавгуд в компании странных людей и зверей, которые непонятно как попали в Хогвартс (включая маглов, которым на этой территории быть категорически запрещено!) — да и мне не положено находиться в этом туалете, если я не хочу быть исключена из школы. А я, как ни странно, не хотела.

— Прежде чем ты уйдешь, Миртл, я вот о чем подумала, — говорю я. — Если ты скажешь, что тебя послала я, что я была в этом туалете, то получится, что я нарушила все школьные правила и меня исключат. А если ты не выдашь меня и скажешь, что сама решила пойти к директору, так будет гораздо лучше.

Миртл подумала.

— Я не выдам, — пообещала она. — Конечно, интересно было бы посмотреть, как тебя исключают, но я не выдаю друзей. Ты мне дала хороший совет. И потом, мы с тобой с одного факультета, а я не выдаю своих!

Я очень надеялась, что Миртл сдержит слово.

— А если я уйду, ты тоже полезешь в люк? — спросила страшно заинтересованная Миртл.

Я заверила ее, что не полезу. И зачем? Если Миртл расскажет директору все подробности, в этот люк скоро полезет аншлаг из авроров, учителей, специалистов по укрощению монстров и самого директора вместе с семьей Уизли.

А сама Миртл не хочет присоединиться?

Миртл подозрительно быстро ретировалась, не задав больше ни одного вопроса.

И когда она ушла, мы с друзьями спокойно полезли в люк.

Мы опоздали: Гарри Поттер ушел в Тайную комнату драться с василиском, мы нашли только завал посреди туннеля, который пытался разгрести Рон Уизли со сломанной палочкой. А рядом бродил потерявший память профессор Локхарт.

Мои друзья помогли Рону сделать большую брешь в завале — он был так утомлен, что охотно согласился, что мы — его галлюцинации и ему просто мерещимся. Я не боялась, что он узнает меня когда-нибудь, потому что в канализации было достаточно темно, чтобы не узнать родную тетю.

Когда завал стал достаточно широким, чтобы туда пролезть, мои друзья разделились: кому остаться с Роном и Локхартом, а кому со мной идти дальше.

Причем после того, как мы ушли по туннелю, к нашим друзьям у завала пожаловали гости сверху: по туннелю прилетела птица, в которой мы узнали феникса директора, а в клюве она держала Распределяющую шляпу.

И больше никто не пришел: ни директор, ни авроры, ни министр… И хорошо. Иначе бы они застали меня и начали задавать неудобные вопросы.

Шляпа, например, стала. Она считала, что персонажам других времен нельзя здесь ни во что вмешиваться, а то будет еще хуже, как в случае с хроноворотом. Но я не согласилась с ней: зачем изобрели возможность попадать в другое время, как не за тем, чтобы в него вмешиваться?

По крайней мере, Шляпа настаивала, что «нас никто не должен видеть». Пришлось нам стать невидимыми, на это ушло слишком много магии и вообще показалось мне, что это только мешало.

Как бороться с чудовищем Слизерина так, чтобы наше присутствие при этом не замечали?

Мы придумали только отвлекать василиска, чтобы он гонялся за нами, а не за Гарри, пока феникс не выклюет ему глаза.

И поддерживать жизнь в Джинни, мешая Волдеморту завладеть ее телом.

И на Гарри Поттера очень хорошо подействовало, что на его рану плакало три феникса: один видимый и два невидимых.

Но получается всё-таки, что мы мало что сделали и почти никому не помогли. Мне так не понравилось.

Моим друзьям тоже.

Один из них честно сказал:

— Я хочу по-настоящему помогать вам, мисс, и героям из других времен, которых я узнал благодаря вам. Я буду работать над тем, чтобы усилить вашу магию, чтобы я мог прибывать сюда не на пару часов, а на много суток, и полноценно участвовать в событиях. Так, как сейчас обстоят дела, это только начало. Над ним надо работать и работать.

— Я тоже, — сказал второй друг. — Я хотел бы объединиться с вами.

— Я тоже, — сказал третий. — Я сделаю кое-какие расчеты в своем институте.

Мы посмотрели, как феникс уносит Гарри, Рона, Джинни и Локхарта, а потом своими силами выбрались из канализации.

Чрезвычайный режим со школы сняли, все высыпали из своих гостиных и болтали только о новом подвиге Гарри Поттера. Драко Малфой при мне сказал:

— Подумаешь, подвиг! Спасти каких-то грязнокровок.

И невидимые маглы, которых я в это время провожала в свои книги, только фыркнули.

Грустно фыркнули.

Мне стало жалко Драко Малфоя, как и им. Ведь он несчастный человек — настолько, что сам не подозревает, насколько он несчастный. Почему он такой и почему столько людей похожи на него?

Если бы он, как я, всю жизнь прожил рядом с разными людьми из разных миров, если бы к нему домой приходили люди в ожерельях андских индейцев и алеутских эскимосов и никто не находил бы в этом ничего особенного, — а к нам после экспедиций люди и не в таком виде приезжали! — он бы любил чужие культуры так, как их люблю я.

Он бы привык, что мир разнообразный, что он невообразимо разный и культур в нем много.

И все имеют право на существование.

Он бы привык, что пятеро антропологов спорят в одной гостиной о происхождении человека, и каждый доказывает свою точку зрения страшно убедительно, хочется ему поверить — а потом начинает другой, так же убедительно, да только его версия полностью опровергает версию первого. И таких версий пять. А у меня шестая.

Бедный Малфой… Это ужасно: жить, ничего не зная о мире, жить в своей раковине за железным занавесом. Когда рядом целый мир, прекрасный и интересный… Но несчастные Малфои о нем не знают. Они никогда не ездили в экспедиции, не катались на метро, не беседовали со странными людьми… Да они вообще ни с кем не общаются и нигде не бывают, варятся в собственном соку в закрытом горшке.

И бедные люди так живут всю жизнь: в таком узком и однозначном мире, где все знания умещаются в один листок а всё, что кроме, есть ересь. Где есть твердые принципы, что правильно и неправильно: правильно то, что они знают, а всё им незнакомое неправильно.

И этого незнакомого — целый космос…

Они ведь знают слишком мало, чтобы знать, как много на свете таких же жизней, таких же истин и как глупо настаивать на своей одной.

Невежество — жуткая вещь.

Я думаю, что бороться с этим могут только знания. Надо рассказывать о других мирах, надо показывать другие культуры и знакомить с ними людей.

Да только люди не хотят знать больше, им достаточно своей раковины. Зачем что-то знать, когда они думают, что и так всё знают?

Даже у нас на Равенкло есть такие люди.

Поэтому герои из других времен приходят не к ним, а ко мне.