Полуночница (гет)

— Мерлин! Приди в себя! Что ты делаешь?! – казалось, что болит каждая клетка, что каждый нерв готов вот-вот лопнуть.

— То, что ты заслуживаешь, — голос, полный ненависти и презрения, слышался откуда-то издалека.

— Да о чём ты?!

— Лишь только о твоей смерти.

— Нет!.. — и предсмертный крик молодой девушки наполнил своим звучанием заброшенные и тёмные улицы ночного Лондона под звучный бой часов, извещающих о том, что полночь пришла.

* * *

Косой переулок. Четыре часа назад.

Тихий спокойной вечер в компании подруг мог бы ожидать её, если бы эта девушка год назад выбрала другой дальнейший путь своей жизни. Вполне разумно можно задать вопрос, зачем ворошить прошлое? Слишком много спрятано во тьме лабиринтов пройденного времени, слишком дорогостоящее и, временами, слишком пугающее.

Если оглянуться в прошлое, то можно отыскать там ответы практически на все вопросы, но не каждый способен это сделать, ведь многие просто бегут от него, своего прошлого. Бежала ли она? Бежала ли эта девушка, что сейчас неспешным шагом бредёт по камням улицы? Каков ответ? Если бы она сказала «да», то её можно было бы понять. Но если бы она сказала «нет», тогда что? Только тьма впереди, из которой невозможно выпутаться без посторонней помощи. Но только вся её помощь осталась там, в прошлом. И это вечный вопрос, на который можно ответить только «если бы».

В этом небольшом баре она иногда заказывала пару стаканов того самого напитка, что не имеет вкуса, как говорят о нём маги, насладившиеся им. Был ли у этого настоя какой-либо вкус, сказать абсолютно точно сложно, поскольку для каждого он был своим.

Каков же был вкус сего напитка для этой девушки? Вкус, впитавший в себя переплетения наслаждения и боли, жизни и смерти, радости и горя. Вкус, который невозможно описать словами, но который можно ощутить на губах. Но только на её губах.

Сев за столик в одном из дальних углов, девушка стала ждать, пока один из карликов, что работали здесь, да и держали это заведение, не поставит перед ней уже хорошо знакомый бокал из синего волшебного стекла на тонкой ножке. Такой тонкой, что казалось, будто слабое прикосновение к ней, и ножка переломиться, а его содержимое выльется. Возможно, так бы и случилось, если бы не магия, наполнявшая этот сосуд и напиток, хотя сказать, что бокал существует исключительно благодаря ей, тоже не верно.

Пить, чтобы забыться? Чтобы убежать от реальности, окружающей тебя? Пить, чтобы провалиться в бездну неясных образов и, возможно, воспоминаний? Любой напиток – да, но только не этот.

Девушка медленно преподнесла бокал ко рту и едва прикоснулась губами жидкости, отчего те стали буквально налиты кровью: ярко-алого цвета, но, может, это только видимость и игра света в помещении, где единственным источником служил небольшой канделябр с едва горевшими свечками, свисавший с потолка весьма на отдалённом расстоянии от её столика. Едва только несколько капель этого напитка попали в её чуть приоткрытые губы, как девушка закрыла глаза и отодвинула бокал на другой конец стола, будто находясь в нерешительности: стоит ли?

Когда она распахнула веки, то была полна уверенности в своих действиях, как всегда. Аккуратно пододвинув сосуд к себе, она залпом выпила напиток. Затем, словно опомнившись ото сна, снова поставила бокал на другой конец стола, где он исчез буквально уже через миг.

— Повторить, Мисс? – голос карлика раздался словно издалека.

— Не стоит. Благодарю.

— Как пожелаете, Мисс.

Девушка слегка усмехнулась. Усмехнулась и поднялась из-за стола: у неё слишком много дел, которые не потерпят отлагательств.

* * *

Косой переулок. Полтора часа назад.

— Простите, вы случайно не подскажите, где это может находиться? – и рыжеволосая девушка подбежала к какому-то пожилому магу, показывая схему на пергаменте.

Получив подробные инструкции, она с улыбкой зашагала по гладким камням переулка. Поворот, ещё поворот, и солнце больше не так ярко светит над головой, не так волшебно играет в витражных окнах домов. Но разве её это сейчас волнует? Нет, ведь в кармане у неё лежит письмо. Письмо от Гермионы Грейнджер.

«Дорогая Джинни!

Мне требовалось время, чтобы прийти в себя и всё обдумать. Ты не представляешь, как же я по тебе соскучилась! Я сейчас живу в магической части Лондона (не хотелось возвращаться туда, где всё напоминает о них), да я тут недавно немного поранилась… Ничего страшного, простая царапина, но больно неприятная. Ты же знаешь, что целительные чары к самому себе применять нельзя, поэтому… Может, ты навестишь меня? Я не стала писать Гарри, захотелось сначала повидаться с тобой, а он ведь не даст нормально: начнёт про то, сё, пятое-десятое. Если сможешь, то вот адрес…

Жду ответа,

Твоя Гермиона».

Обескураженная Джинни ещё долго сидела в своей гостиной, всё перечитывая и перечитывая письмо подруги. Когда уже был отправлен положительный ответ (а разве могло быть иначе?), она засмеялась так громко и беззаботно, что казалось, будто детство, счастливое детство, вновь вернулось.

Девушка завернула куда-то ещё раз, сверяясь со схемой, которую ей прислала подруга. Может, она не там повернула? Да нет, вроде, всё правильно, так, как и сказал тот почтенный старик. Тогда почему же дом, который возвышается перед ней, столь зловещ? Без сомнения, это нужный дом, она уверена. Но разве Гермиона может в таком жить?

* * *

Переулок, название которого затерялось в веках. Час назад.

Обладательница огненно-рыжих волос постучалась в дверь высокого, в три этажа, но небольшого по периметру дома. Звук её ударов эхом разлетелся по пустынной гостиной, а затем буквально растворился в ответном на чердаке. Дверь бесшумно отворилась.

Озираясь по сторонам, девушка вошла в холл, совершенно пустой холл. После того, как Джинни переступила порог, дверь за ней так же бесшумно закрылась: прохожие уже больше не видели, как кто-нибудь выходил из этого дома. Его называли проклятым.

Всё ещё осматриваясь и аккуратно, как можно тише, ступая, девушка прошла в главный зал.

— Гермиона, ты здесь? – голос её, как всегда весёлый, но сейчас немного озабоченный, эхом раздался по пустому дому. – Гермиона, ответь мне! Это я, Джинни!

— Я прекрасно знаю, кто ты.

Уизли обернулась, и её взгляд наткнулся на лестницу в углу, ведущую на верхние этажи. По ступенькам медленно, непринуждённо, будто получая от этого огромное удовольствие, спускалась фигура, облачённая в тёмную мантию. Оттого, что в комнате царил полумрак из-за закрытых на ставни окон, фигура сливалась со стенами, и казалось, что навстречу Джинни спускается лишь голос.

— Гермиона? – брови сведены, тело напряжено.

— В это время мне дают другое имя, — голос приближался. – Гермионой меня никто больше и не называл после моей последней встречи с Гарри. Хотя тот сквиб узнал меня. Я забыла в тот вечер нанести на себя отвлекающие чары.

— Гермиона, это правда ты?

Фигура резко остановилась на последней ступеньке. Её правая рука тянется к накинутому капюшону и снимает его.

Да, это Гермиона. Гермиона Грейнджер. Та, которую ищут. Та, которая исчезла. Джинни с недоверием смотрела на представшую перед ней девушку. Затем всё же поборола какое-то странное чувство, зарождавшееся у неё внутри, и приветливо улыбнулась.

— Здравствуй, Джинни, — поздоровалась фигура. – Отчего же ты стоишь? Присядь.

Из-под мантии показалась рука, которая на фоне столь тёмного облачения казалась неестественно бледной. Эта рука достала из кармана одежды волшебную палочку и… в гостиной появились два кресла из тёмно-синего бархата. – Знаешь, в доме моих родителей были такие кресла. И мне так нравилось сидеть в одном из них по вечерам в детстве или на каникулах, когда я возвращалась из школы домой. Садись, — последнее слово было буквально выплюнуто.

Как-то немного криво улыбнувшись, Джинни села в ближайшее к ней кресло и буквально провалилась: такое оно было мягкое.

— Нравится?

— Да.

Фигура неспешно опустилась в то, что было напротив от маленькой Уизли.

— Как тебе мой дом? – как-то непринуждённо поинтересовалась Гермиона. – Такой просторный и тихий. Ты не находишь?

— Мне здесь немного не по себе. Может, откроем окно?

— Нет!

От этого слова, столь грозно выкрикнутого бывшей гриффиндоркой, Джинни поёжилась.

— Извини, — уже спокойно и снова тихо продолжила она. – Но от яркого света у меня начинают болеть глаза.

— Ох! Я не знала… Мне так жаль, Гермиона. Может, я могу чем-то помочь?

— Да, можешь.

— Что мне нужно сделать?

— Умереть.

Наступило молчание. И это молчание давило своей тишиной. От него хотелось убежать, хотелось закричать, хотелось нарушить его, но никто ничего не говорил, никто ничего не делал. Фигура в тёмной мантии, поигрывая волшебной палочкой, непоколебимо сидела в кресле, в упор смотря на рыжеволосую девушку, отчего у последней бегали мурашки по спине.

Может, она ослышалась?

— Прости, что?

— Тебе повторить?

— Д-да… мне кажется, что я не пон…

— Я хочу, что бы ты умерла.

Она даже не успела закончить предложение, как была перебита. Нет, она не ослышалась.

Но почему?

В её глазах читалось удивление и… страх.

— Гермиона, что с тобой? Я не понимаю… Ты заболела? Может, отправить сову в больницу?

— Нет.

Это было сказано с такой ненавистью и презрением, что Джинни невольно вжалась в кресло. Она не понимала, что происходит.

— Да что с тобой?!

— Со мной? Со мной всё прекрасно, — Гермиона поднялась и неторопливо подошла к окну: мановение палочкой, и створки исчезли, пропуская дивный лунный свет в комнату. – Такая красивая луна. Ты не находишь?

— К чему эти игры?

— Ты не находишь?

— К чему эти игры?

— Никаких игр. Это – жизнь. Моя жизнь.

И снова молчание. Уизли, словно забитый котёнок, сидела в кресле и тяжело дышала. Она не смела первой заговорить, хотя у неё было множество вопросов. И главный их них был, что случилось с Гермионой?

— Ты знаешь, сколько сейчас времени? – не отрываясь от созерцания неба за окном. – В углу есть напольные часы.

Джинни чуть повернула голову и заметила их. Она показывали…

— Десять минут до полуночи.

Гермиона ухмыльнулась: Джинни не видела этого, но почувствовала.

— Помнишь, когда ты вошла сюда, я сказала тебе, что в это время мне дают другое имя? – и она повернулась.

Рыжеволосая девушка наткнулась на непроницаемый и ледяной взгляд когда-то тёплых и добрых карих глаз.

Она молчала. Она вообще не понимала, что происходит. К чему всё это? Мерлин, она не понимает!

— Отвечай. Ты помнишь?

— Да, — отчего-то она сказала это так тихо, одними губами, но бывшая гриффиндорка услышала.

— Как ты думаешь, почему?

— Я не знаю…

— Давай я тебе помогу, — фигура ухмыльнулась. Как-то нехорошо ухмыльнулась. – О чём пишут в «Пророке» в последнее время? Что происходит в полночь?

Сначала Джинни непонимающе смотрела на Гермиону, но спустя мгновение её глаза округлились: они словно говорили: «не верю».

— Ты о Полуночнице?

— Именно о Ней, — Гермиона зашла за кресло своей гостьи и, положив руки ей на плечи, прошептала на ухо: — С самого первого убийства я грежу только одной картиной, как я буду убивать тебя. Грежу, как ты будешь удивлённо смотреть на меня, а я буду убивать тебя, как и других. Грежу, как ты не сможешь ничего поделать, как ты будешь в моей власти…

— За что? – сквозь слёзы отчаянья и страха пробормотала Джинни.

— Это тебе за Рона.

* * *

Прошлое. Около года назад.

— Держись, давай, Рон, держись. Скоро всё закончится!

Рыжеволосый юноша снова громко застонал от боли в груди: заклинание само по себе было неслабым – отбросило его на несколько метров, так и его «приземление» усугубило сложившуюся ситуацию.

— Давай, давай, Рон! – Гермиона тащила юношу в сторону от места сражения, которым этот раз на этот раз являлась старая, заброшенная маггловская больница. Гарри был на другой стороне дороги, он не видел, что произошло с его лучшим другом. Не видел.

— Джинни, что ты стоишь? Помоги мне! – Гермиона, спотыкаясь, обходила Рона и читала какие-то заклинания. Так тихо, что казалось, будто она их вообще не произносит. А может, их просто не слышно из-за тех криков?

О том, что происходит там, за деревьями, Джинни старалась не думать. Нет, она не струсила, просто…

— Джинни! Ты что, оглохла?! Мне нужно немного твоей крови, — всё суетилась девушка с шоколадными глазами. Впрочем, сейчас, они были больше похожи на оледеневший шоколад.

— М-мо-ей к-кро-ви?

— Да! Мерлин, Джинни! Что с тобой?

— Ничего, — уже спокойнее сказала она.

— Вот, держи, порежь этим запястье.

И что-то напоминающее осколок стекла оказалось в руках у младшей Уизли.

— Герм… А ты не могла бы сама мне порезать…

— Этот ритуал делается только с добровольного согласия родственников, ты же знаешь! Это подразумевает, что ты сама порежешь руку. Ты ведь видела, ЧТО в него попало?! Давай, Джинни, давай! У нас совсем немного времени. Это ведь необратимое заклинание!

Губы Гермионы дрожали. У них осталось совсем чуть-чуть, что бы Джинни… Да что это с ней?!

— Джинни…

— Я… я не могу…

— Прошу тебя… Он твой брат…

— Я… — и рыжеволосая девушка бросилась бежать.

Необратимое заклинание Смертельного Напитка. Фиолетовый луч насквозь пронзает тело жертвы, и кровь её медленно исчезает. В никуда. В буквальном смысле в никуда. Оно необратимое, хотя существует способ замедлить его действие – если капнуть немного крови близкого родственника на губы умирающего, то у него будет немного времени, месяц или два. Затем нужно снова повторить этот «ритуал». Однако вместе с кровью, родственник отдаёт и длительность своей жизни. Причём, каждый раз всё больше и больше. За один месяц жизни жертвы – год своей. И если умрёт один, то умирает и другой. По причине того, что немногие отваживаются на такие условия, действие заклинания назвали необратимым. Хотя способ есть. Он был всегда.

Глядя вслед заплаканными глазами убегающей Джинни, Гермиона сильнее прижала уже остывающее тело Рона.

* * *

Переулок, название которого затерялось в веках. Семь минут до полуночи.

— Я не смогла тогда…

— О да, ты не смогла. Только знаешь, что? Я теперь многое могу… — Джинни почувствовала, как сзади на шею что-то надавило. Но как-то не больно, а просто надавило и всё, но…

— Мерлин! Приди в себя! Что ты делаешь?! – казалось, что болит каждая клетка, что каждый нерв готов вот-вот лопнуть.

— То, что ты заслуживаешь, — голос, полный ненависти и презрения, слышался откуда-то издалека.

— Да о чём ты?!

— Лишь только о твоей смерти.

— Нет!.. — и предсмертный крик молодой девушки наполнил своим звучанием заброшенные и тёмные улицы ночного Лондона под звучный бой часов, извещающих о том, что полночь пришла.

* * *

Там же. Немного времени спустя.

Одинокая фигура стояла и смотрела в окно. Нельзя точно утверждать, мужчина это был, или женщина: тёмная длинная мантия скрадывала тело человека, превращая его лишь в тёмное бесформенное нечто. На голову у человека накинут капюшон. Возможно, он хочет, что бы его не узнали. Здесь многие этого хотят: эти места не для добропорядочных волшебников – это переулки для тех, что уже давно не помнит солнечного света по разным причинам. Чаще всего, эта причина – алкоголь.

Но видно, что эта фигура здесь совершенно по другой причине. Какой же? Может, спустя какое-то время, кому-то и посчастливится узнать эту причину, однако сейчас мы можем лишь гадать: отчего же этот человек столько безмолвно стоит здесь, не двигаясь, и всё смотрит и смотрит куда-то вдаль, словно чего-то ждёт. А может, уже дождался?

* * *

Там же. Через полчаса после убийства Джинни Уизли.

Они видят во мне лишь мою ненависть и не замечают под ней мою боль. Боль, которая теперь вечно живёт со мной. Боль, вызванная смертью близких мне людей. Боль, прожигающая изнутри, не позволяя нормально жить. Боль, которая не даёт вздохнуть.

Я читала все заметки о себе. Всегда. Ещё до того кошмара, начавшегося с моей первой жертвы. Нет, этот кошмар начался со смерти моих родителей. Да, именно с их смерти.

Они спорили, святая я, или проклятая? Пожирательница или та, которая ни от кого не зависит? Они спорили. Но в чём суть?

Фигура медленно отходит от окна и неспешно направляется к выходу. Её время прошло. Время Полуночницы закончилось. До следующей ночи. До следующей смерти. До следующей жертвы. Возможно, Она исчезнет? Может, растворится в небытие, словно Её и никогда не было? Полуночница ухмыляется, ведь теперь у Неё нет другой жизни, нет больше других масок, кроме той, что сейчас на Ней.

«Безумцы», — шепчет Она, перешагивая через тело Джинни Уизли.

* * *

Родовое поместье Малфоев. Кабинет на втором этаже.

Юноша сидел в кресле, смотря на кипу бумаг на столе, и не понимал ни слова, что в них написано. Все его мысли были заняты только одной вещью, а точнее, человеком. Ещё точнее – девушкой. Полуночницей.

После того, как тот аврор покинул его дом, он всё никак не может выкинуть Её из головы. Эти Её последние слова…

Малфой прокручивал в голове образ Полуночницы раз за разом, но никак не мог вспомнить ни одного знакомого мага, который бы мог скрываться за капюшоном. А ведь несомненно, Она знает его не просто со страниц модного журнала, не просто понаслышке. Нет. Но кто же Она? Кто?

И этот кулон… Почему это у него возникло ощущение, что он уже его видел когда-то.

Спихнув бумаги со стола, юноша манящими чарами подозвал бокал вина. Последняя бутылка – вот так быстро кончается то, что в начале казалось неисчерпаемым.

Взгляд блондина упал на газету. Заголовки снова пестрили словом «Полуночница».

— Новая жертва? Кто на этот раз? – он даже и не заметил, что сказал это вслух. Хотя, какая разница?

Он лениво потянулся к «Пророку» и откинулся на спинку кресла.

«И снова новая жертва Полуночницы. На этот раз ею стала чистокровная ведьма Мисс Джинни Уизли – младшая в своей семье. Девушка была найдена случайными прохожими в заброшенном старом доме около часа ночи. На этот раз Полуночница оставила обычную записку, правда, написанную магическим способом. Пергамент лежал в нескольких шагах от юной ведьмы. После стандартной проверки на какие-либо отравляющие зелья и запрещённые заклинания, авроры заявили, что они не были использованы, как и в предыдущих случаях убийств. На теле Мисс Уизли так же нет никаких отметин или отпечатков.

Мистер Поттер дал небольшое интервью нашему корреспонденту…»

Дальше Малфой читать не стал. Это «Золотое трио» он ненавидел всем своим существом. Хотя, после смерти рыжеволосого юноши, их осталось только двое: Поттер и Грейнджер, которая с недавнего времени считается пропавшей. В газете даже размещали её колдографию…

— Тинки!

— Да, мастер, — перед юношей материализовался домовой эльф.

— Принеси мне все выпуски «Пророка» за последний месяц!

Эльф лишь жалостливо пискнул и исчез с негромким хлопком. Через несколько секунд он снова появился, нагруженный ворохом газет.

— Свободен.

Когда хозяин поместья снова остался один, он, поставив бокал с недопитым вином куда-то в сторону, принялся разгребать стопку старых выпусков.

— Где он… где…

Малфой прекрасно помнил, в том выпуске не было никаких известий о Полуночнице, поэтому, он так и не прочитал его, лишь мельком взглянув на главную страницу. А завидев там ненавистную грязнокровку, вообще сразу же отправил в архив.

Но сейчас ему как раз нужен был тот самый номер, где была она. Эта самая грязнокровка.

— Вот!

В руках бывший слизеринец держал немного помятую газету: сразу же под заголовком размещалась колдография Гермионы Грейнджер. На ней она улыбалась и смеялась, а из-под воротника кофты выглядывал кулон…

— Грейнджер, — и ухмылка заиграла на бледном лице блондина.