Зверек (джен)

Собранные Кусакабе досье несомненно доказывали одно — «Вонгола» отлично шифруется, а Реборн тот еще жук. Тимотео Вонгола — меценат, трагически потерял троих сыновей, после чего увлекся идеей телохранителей, которые могли бы ходить вместе с детьми в школу, дружить, провожать до дома, короче говоря, пасти, не привлекая внимания. «Опытные образцы» действительно делались из обычных детей, что смотрелось бы крайне мерзко, но все подопытные были либо смертельно больны, либо инвалиды, так что опыты корпорации спасали жизнь и им тоже. У «образца» брали генетический материал для банка, затем что-то в нем модифицировали, как-то тренировали (что и как именно — считалось коммерческой тайной), и, если образец признавался удачным, запускали в производство цепочку клонов, слегка меняя им внешние данные.

Что же касается Реборна, он числился в штате «Вонголы» домашним репетитором. Заслуженный педагог, психолог, несколько нашумевших в узком научном кругу публикаций о реабилитации возвращенных к жизни детей. Совсем не похоже на ублюдка, который сейчас обустраивался в ларьке под вывеской «экспресс-кофе»: легально кофе и бургеры, из-под полы дешевая синтетическая дурь, но Кусакабе считал, что дурь — прикрытие для чего-то более серьезного. Пока что Реборн прощупывал почву: знакомился с каботажниками, старателями и прочим прижившимся в Намимори отребьем, кого-то отшивал, кого-то прикармливал, наставил где ни попадя жучков и прочих следилок, короче говоря, всячески нарывался.

Кусакабе даже предложил не выдрючиваться и взорвать уебка вместе с ларьком: похрен, мол, на драки и прочие радости, некоторых нужно давить как тараканов. Но Хибари хотел сначала узнать, что мафия забыла в Намимори. А то вот так взорвешь, не допросив, и подозревай потом каждого чужака. Совершенно неясно было, почему «домашний репетитор» Реборн тратит свое время здесь, а не гоняет «опытные образцы» на полигонах «Вонголы». Единственное разумное объяснение — что Цуна на самом деле не такой уж «неперспективный», и Хибари его отдали не просто так, и все это — часть какого-то непонятного пока плана. Но если так, вонючие мозги коротышки тем более нужно досконально выпотрошить.

Цуна рассказал больше, но с досье в его рассказе совпадали только имена. Не было среди опытных образцов смертельно больных и чудом спасенных, разве что одна девчонка, попавшая в аварию, но с той аварией не все было чисто. Остальных отловили на улице или забрали у родителей, кого за отступные, кого так просто. Цуну, к примеру, продал «Вонголе» отец. Тогда ему было четырнадцать, а в шестнадцать он случайно узнал, что на самом деле «Вонгола» оплатила его зачатие, подобрав вполне определенную генетическую линию.

— Может, и маму все это время держали на каких-нибудь спецпрепаратах, — говорил Цуна. — Она такая всегда спокойная была, веселая, и как будто все равно, что дома происходит. Никогда с отцом не спорила, всегда его ублажала, а он дома появлялся раз в несколько лет. На меня посмотрит, напьется и спать завалится. Я его стыдился. А потом пришел Реборн и увел меня. В общем, я даже обрадовался, что неперспективный, — голос Цуны оставался ровным, но Хибари видел ненависть в его глазах. — Пусть обломятся.

Сидевший здесь же Кусакабе покачал головой, и Хибари понял, что тот хотел сказать: от таких вот долгосрочных вложений не отказываются настолько легко. Выбросить на помойку не случайно подобранного пацана, а созданную с дальним прицелом генетическую линию? Бред. Что-то из парня лепили, что-то такое, ради чего можно рискнуть образцом, без всяких гарантий отдав его в руки хозяина Намимори вместе с полусотней специальных пуль.

О пулях, кстати, Кусакабе не нарыл ничего, а вот Цуна рассказал многое. Пули были разные, хотя работали, похоже, по одному принципу. Быстрый и максимально шоковый ввод в организм каких-то веществ и какой-то информации запускал ту самую цепную реакцию, результат которой Хибари наблюдал воочию: невероятная скорость, агрессивность, нечувствительность к боли, абсолютное подчинение единственной значимой цели. Правда, значимой не для хозяина, а для самого подопытного, ну так для выбора нужной цели существует масса психологических штучек. Часть из них, кстати, вкладывалась в сами пули, подопытные так их и называли: пуля упрека, пуля отчаяния, пуля сожаления. Были и другие: прыгучести, болтливости, могучего кулака и хрен знает чего еще.

— Ебливости, — хмыкнул на это Кусакабе. Цуна зыркнул мрачно, ответил:

— И такие. Знаешь, как хреново, когда в тебя такой стреляют и запирают в карцере? Хотя лучше так, чем по заказу на ночь.

Кусакабе выругался и заткнулся.

А Хибари оценил степень откровенности. Замкнутый, вечно настороженный и напряженный зверек начал ему доверять.

Плохо, что вскрыть или еще как-то исследовать образцы не получалось — пули, отданные для анализа, взрывались при любых попытках добраться до начинки. Хибари вдвоем с Кусакабе досконально расспросили Цуну, что он ощущает при выстреле и после, но делу это не помогло, только подкинуло непонятностей. По всему выходило, что от первого выстрела подопытный действительно умирал, но если у него находился достаточный повод для острого желания что-то в жизни доделать, поднимался вполне живым. А потом что-то в нем перестраивалось. Долго, мучительно, через жестокие тренировки и адский психологический прессинг.

Тех, кто от первого выстрела умирал сразу и насовсем, Реборн и другие тренеры называли слабаками, но Цуна иногда им завидовал, да и другие ребята тоже. Для тех, кто вставал, критичным был рубеж в десять пуль — после него наступал кризис. Болезнь протекала всего час, и вероятность смертельного исхода считалась почти стопроцентной.

— Считалась? — переспросил Хибари. Он уже заметил, что Цуна крайне внимателен к деталям, иногда почти на бессознательном уровне. Полезное свойство для выживания.

— При мне никто не умер, — пожал тот плечами. — Сначала Реборн тебя пугает, потом оказывается, что случайно где-то поблизости видели одного доктора, который может вылечить почти все, ты бегаешь, как ошпаренный, ищешь этого доктора, находишь, но он говорит, что не лечит глупых мальчишек или маленьких девочек. Ты плачешь и упрашиваешь его и в последнюю минуту получаешь укол, от которого все проходит. А потом тебе объясняют, что теперь ты заражен другой болезнью, которая нейтрализует ту, первую, но две смертельных болезни твое тело выдержит только в том случае, если ты научишься вызывать свое пламя, потому что только чистое пламя выжжет все лишнее из твоей крови.

— Дичь, — не выдержал Хибари.

— Ага, звучит полным бредом, — кивнул Цуна, — но проверить на себе желающих не нашлось.

— Но в тебя все равно нужно стрелять? И ты до сих пор жив?

— Пламя во мне, — глаза Цуны полыхнули золотом. — У меня отобрали кольцо и перчатки, поэтому снова пули.

— О кольцах ты не рассказывал.

— Не дошел еще. Кольца — это следующий этап тренировок.

Информация росла и копилась, как ком железного хлама вокруг магнита, одно тянуло за собой другое, третье, десятое… Кольца, виды пламени, точка нуля, боевые техники, оружие, зачастую совсем не похожее на оружие, вроде варежек-перчаток у Цуны. Сочетание оружия с пламенем и оружие из чистого пламени, которое можно носить с собой в коробочках, похожих на детские кубики.

День за днем, вечер за вечером. Хибари оставил в своем ежедневном расписании лишь самое необходимое: отправить Цуну на тренировку, а самому пошляться по территории, показаться на глаза всем, кому следует помнить о твердой руке над Намимори, узнать новости и слухи. А после — подхватить измотанного Цуну и домой, слушать вместе с Кусакабе его рассказы, анализировать, задавать вопросы и понимать в очередной раз, что любой ответ порождает лишь новые вопросы. Он теперь одного не понимал: как «Вонгола» не побоялась выпустить из рук парня, настолько много знающего и при этом враждебно настроенного? Или все его знания были ничего не значащей верхушкой айсберга? Или вовсе обманкой, «дезой»? А может, Реборн сделал ставку на страсть Хибари к интересным противникам и не рассчитывал, что тот станет расспрашивать Цуну, а не драться с ним? О крайнем любопытстве Хибари Кёи не знал, пожалуй, никто, разве что Кусакабе. О нелюбви к мафии — тоже. Да что там, даже о любви к котам мало кто догадывался: Хибари всегда считал, что чем меньше о нем знают, тем лучше. Информация — это сила. Собирай чужую и не выпускай из рук свою, и будешь победителем.

Цуна это понимал и желал Хибари победы. Это читалось по его лицу, по напряжению плеч и складке на лбу, когда он в мельчайших деталях вспоминал тренировки Реборна с ним и другими пацанами, по бесстрастному голосу и заливающей глаза ненависти, когда рассказывал что-нибудь особенно унизительное — а такого хватало. Он только раз спросил:

— Зачем тебе?

Хибари ответил тогда:

— Хочу.

Понял ли Цуна, что Хибари Кёя просто не говорит вслух о причинах своих желаний, или решил, что это вежливое «не твое дело», Хибари не интересовало. Его зверек принял ответ, этого было достаточно.