Я — твой враг. Ты — мой враг? (гет)

В первые двое суток у Шерлока даже не возникало соблазна не исполнить обещания, данного Лиз, и рассказать обо всём Джону. Просто потому, что тот не желал его видеть. А искать новой встречи детектив не собирался, во всяком случае без плана дальнейших действий.

Лиз, или Мэри, — он не знал, как называть её в своих мыслях, и порой надолго замирал, обдумывая ситуацию, в которой они оказались, — обещала как-то наладить их отношения с Джоном. Она очень хотела, чтобы у Шерлока всё было хорошо. Становиться препятствием их дружбе она не желала. И он был ей за это благодарен.

Анализировать то, что произошло между ними, Холмс не собирался, а уж жалеть об этом или рефлексировать — тем более. Ни он, ни она не питали иллюзий относительно друг друга. Ни сожалений, ни извинений — что было, то было. Повторять это вновь они не планировали.

Вечером на третий день возвращения Холмс услышал стук в дверь и крики Мэри. Миссис Хадсон впустила её, и она взбежала ему навстречу, протягивая телефон с шифрованной инструкцией: как нужно действовать, чтобы спасти Джона Ватсона. Они оба знали этот код — такой использовал Марлоу в своих указаниях к операциям, хотя, конечно, это не было его изобретением. Мэри выглядела испуганной и нервно прикусывала нижнюю губу, пока Шерлок обдумывал, что они могли сделать.

Вылетев на улицу, он остановил проезжавший мимо мотоцикл. Попросил на время транспорт у хозяина (карточка Лестрейда выручила, как всегда) и протянул Мэри руку, чтобы помочь сесть позади. В те минуты для них обоих время превратилось в густую патоку, на которой оставались частицы упущенных возможностей. Они легко могли представить множество вариантов смертей: в жизни у обоих их было предостаточно. С каждой минутой страхов становилось всё больше, а Мэри крупно дрожала, прижимаясь к его спине изо всех сил.

Улицы, подземка, яркие огни вывесок-реклам, народ, шедший на площадь к месту публичного «сожжения» Гая. Они, не сговариваясь, поняли, где нужно искать, даже раньше, чем пришло последнее издевательское сообщение.

Успели. Джон оказался вытащен из-под горящего постамента как раз вовремя — ничего непоправимого с ним не произошло. А мелкий вред — небольшое отравление газом и парами, удары, что он получил при падении и пока Шерлок тянул его меж досок, — не в счёт. У него была общая слабость, которую достаточно оперативно сняли парамедики, вызванные сердобольными зрителями.

Пока другу вкалывали лекарства и осматривали его на предмет скрытых травм, а Лестрейд со своей командой суетился вокруг постамента, Шерлок стоял рядом с Мэри, сидевшей на угнанном ими мотоцикле, и внимательно наблюдал за эмоциями, кочевавшими по её лицу. Страх за состояние Джона, смятение, усталость, злость, смущение из-за слабости. Но она не плакала, только побелевшими пальцами сжимала шлем, что лежал у неё на коленях.

Шерлок понимал, что она грызла себя, чувствуя вину за то, что могла подставить своего мужчину под удар. Но у него были все основания предполагать иное: таким образом легко надавить и на него. Пока он не знал, с какого края можно было подступить к этому делу — Джон еще не мог дать нормальные показания. Холмс, заранее начав корить себя за неуместное поведение, положил ладонь Мэри на плечо, а затем погладил её по спине и вернул руку обратно, остановившись на напряжённой шее. Ничего не говоря, она позволила себе расслабиться под его прикосновениями.

Иногда оба бросали пытливые, обеспокоенные взгляды в сторону машины парамедиков, но там всё еще продолжала копошиться женщина-фельдшер, а уже почти пришедший в себя Джон всеми силами старался избежать выставления его в неприглядном виде перед друзьями и любимой (?) женщиной. Шерлоку был интересен этот вопрос. За годы их соседства он не видел ни одной девушки, что хотя бы на треть была так же дорога Ватсону, как был дорог сам Шерлок. Наверное, Мэри (Лиз? как же её называть?) была права, действительно права относительно чувств Джона. Только это еще больше усложняло его положение.

Шерлок не был прощён за то, что спасал жизнь друга своим «трусливым бегством», как прошептал ему Джон в том кафе на ухо, чтобы не слышала Мэри. Почему? Холмс затруднялся найти ответ. Ватсон часто совершал поступки, которые были совершенно не ясны ему. Детектив вообще не понимал, в какую сторону двигаться теперь, когда он оказался не у дел и выстроенная годами жизнь рушилась, а рядом не было верного плеча Джона, на которое он уже почти привык опираться, чтобы выстоять.

Кроме того, Шерлок очевидно имел некоторую привязанность к его невесте — он всё же решил называть её так; будущий статус Мэри Морстен был известен им обоим. Эта симпатия запутывала его, превращая и без того непростые отношения в хаотичный клубок чувств, эмоций и сожалений. Но если со своими ощущениями он мог совладать с определённой долей вероятности и с условием усиленного самоконтроля, то с её ответными чувствами разобраться пока не было возможности. Да он и не желал. Ему хватало мрачного молчания Джона и немого укора Майкрофта из-за его несобранности и «глупейшей рефлексии» по поводу поведения Ватсона.

Потому возможные чувства Джона не помогали, а только портили всю картину, что Шерлок рисовал в своих Чертогах, желая вернуться домой. Он никогда не планировал переводить их отношения в иную плоскость — не видел в этом необходимости. Его вполне устраивало то, что было: их соседство и дружба.

Холмс отлично знал, что когда-нибудь Ватсон всё-таки решит остепениться и женится. И даже был к этому готов. Но женитьба на его Лиз… Шерлок не понимал, стоит ли реагировать на это.

Он видел, как она отзывалась на его прикосновения, отражала его жесты, понимала его с полуслова — точно так же, как и годы назад. От этого было сложно отвлечься, заставить себя не думать о тёплой коже под пальцами, о прерывистом дыхании и мягких губах, о грустной улыбке и понимающем взгляде, направленном на него. Холмс предполагал, что давно разучился замечать подобные вещи, перестал быть зависимым от них. Но оказалось, что всё, что было нужно, чтобы эти досадные чувства вернулись, — всего лишь вновь повстречать их источник.

Долгий разговор о его миссии в итоге вылился в дискуссию о методах внедрения, возможных рисках и об адекватной плате за потерянные два года жизни.

Мэри не жалела его и не восторгалась, как это делала Молли, когда он кратко обрисовывал той положение вещей; не корила его за расточительность ресурсов и лишний риск собственным здоровьем и даже жизнью, как это день за днём популяризировал Майкрофт.

Мэри внимательно слушала, высказывала своё мнение по каждой из проведённых им операций и сочувствовала только в одном: отсутствии у него партнёра, который мог бы в разы упростить и ускорить большую часть действий, что ему приходилось совершать в одиночку.

И Шерлок легко мог представить Мэри рядом с собой там, в каждом из двадцати пяти объектов его миссии. Он знал, что они могли прекрасно действовать сообща, а это было самым важным в его скитаниях по всему миру.

Было странно признаваться самому себе, что он действительно мог бы рассматривать её предполагаемым партнёром в миссии. В отличие от Джона.

Конечно, Ватсон был отличным солдатом, отважным, благородным. Но Шерлок понимал, что немного безбашенная Лиз подошла бы ему гораздо больше. Ей никогда не нужно было объяснять несколько раз, заставлять сосредотачиваться и думать: она легко решала загадки, которые от скуки загадывал ей Холмс. И он был уверен, что за эти годы она точно не изменилась.

Очнувшись от своих размышлений, Шерлок почувствовал, что Лиз смотрит на него. Он кивнул, позволяя ей заговорить: прошло столько лет, а она всё еще помнила, как именно он работает со своими Чертогами. Это странно льстило ему.

— Как думаешь, кто виноват в этом? — она кивнула в сторону Джона, рядом с которым уже стоял Лестрейд и что-то быстро чиркал в своём блокноте. Шерлок пожал плечами и убрал руку с её шеи.

— Либо ты, либо я. Сомневаюсь, что он мог нажить себе смертельных врагов за эти два года. Думаю, скорее я.

Она внимательно посмотрела на него и коснулась, на миг сильно сжимая ладонь своими пальцами. Шерлок покачал головой и выдернул руку.

— Не стоит. Я справлюсь один.

— Нам стоит действовать сообща, ты же понимаешь.

— Да, но без этого. — Смысл слов был ясен им обоим без дополнительных объяснений.

— Прости. — Мэри отвернулась, сжавшись и сосредоточившись на созерцании разговаривающих Джона и Грегори. — Я сожалею о том, что произошло у тебя дома. С самого знакомства я была слишком очарована тобой, чтобы думать о последствиях. Больше подобного не повторится.

Шерлок кивнул, чувствуя странное разочарование от её слов. Он хотел именно этого, чтобы она сама расставила все приоритеты. Но её мгновенная холодность дала совершенно противоположный эффект.

— Думаю, тебе стоит пойти к Джону, — наконец сказал он, видя, как друг оглядывается в поисках кого-то. «Точно не меня», — подумал он.

— А ты?

— Мне нужно вернуть мотоцикл владельцу. Инспектор может снова сорваться, а мне не нужна очередная ссора с Майкрофтом. В крайних случаях Лестрейд сдаёт меня брату, — пояснил он, видя непонимание на её лице. Мэри кивнула и встала с мотоцикла, закрепив шлем сзади.

— Спасибо за помощь, — тихо сказала она, глядя, как он садился и заводил мотор. Затем шагнула к нему и поцеловала в щёку, еле коснувшись губами кожи. Шерлок сделал вид, что ничего не произошло: так было проще. — Обращайся, если я смогу помочь, в любом деле. Мой телефон у тебя есть. Обещаешь?

Он ничего не ответил: надел шлем и сорвался в темноту улицы. Мэри тяжело вздохнула и повернулась к Джону и Лестрейду, которые напряжённо смотрели в её сторону. Помахав им рукой и притворившись всё еще шокированной происходящим, она зашагала к ним, на ходу проводя рукой по губам, которые до сих пор кололо от щетины на щеке Шерлока. У неё не было выхода — правила игры мог устанавливать только он, и она должна была подчиниться. Во всяком случае — пока.