Монстр (гет)

Сириус и Джоэл уже привыкли встречаться в Больничном Крыле и сидеть по разные стороны кровати Мелс. Иногда они разговаривали, но чаще — молчали, думая каждый о своем и неизменно держа девушку за руки так, как будто хотели вывести ее из смертельного лабиринта иллюзий.

Сириус приходил сюда каждый день, Джоэл — по выходным. Он не видел смысла постоянно караулить сестру, утопая в отчаянии — не хотел расклеиваться, боялся слишком часто видеть отсутствие улучшений.

А еще у него появилась новая проблема.

Находиться всей душой здесь и сейчас у обоих не было сил, поэтому Сириус в сотый раз обдумывал, что скажет Омеле, когда она проснется, и как будет хорошо потом, боясь допустить мысль об ином исходе, а Джоэл думал о Регулусе. Уже две недели прошло с их второй встречи, и с тех пор он видел младшего Блэка только в Большом Зале и иногда — в коридорах. Каждый день Моэм приходил в свой туалет-курилку и начал проводить там неприлично много времени, однако добился только того, что там же приходилось и готовиться к занятиям, а пару раз даже писать эссе. Он не мог заставить себя уйти раньше, чем за десять минут отбоя — ровно столько времени требовалось, чтобы спокойно добраться до башни Равенкло — потому что непрерывно ждал, что дверь откроется и за ней окажется Регулус Блэк.

Ожидания были беспочвенны и бесплодны. Джоэл выучил наизусть каждую трещинку на каменной кладке, каждую надпись на дверях кабинок, каждую царапинку на металле кранов: непрерывно волнуясь, он не мог толком сосредоточиться и ежеминутно поднимал взгляд от книги. Проклятая дверь не открылась ни разу.

Чего он ждал? Слизеринец отомстил, унизив его и надавив на совесть, потом они мило побеседовали о науке, поцеловались — если это можно так назвать, потом Джоэл узнал об Оке Балора… Всем своим существом он чувствовал, что это просто обязано иметь значение, однако же факты говорили обратное.

Из последний сил рассуждая логически, Джоэл пришел к выводу, что одержим. Может быть, Блэк мажет губы Амортенцией, или сработал эффект первого поцелуя, или способ знакомства оказался слишком оригинальным — так или иначе, чувства его застряли в одной точке и покидать ее не собирались.

— Эй, Блэк, — мягко нарушил тишину равенкловец. — Расскажи о своем брате.

— Зачем? — Сириус тут же взъерошился и напрягся; взгляд его стал стальным и несчастным, а своодная рука нервно дернулась.

— По глазам вижу, что тебе надо выговориться, — строго говоря, это не было прямым ответом — ведь до того, как вопрос был задан, гриффиндорец не проявлял никаких признаков нервозности. Однако, что удивительно, Блэк проглотил этот ход и в самом деле разоткровенничался — синдром попутчика сработал, не иначе.

— Он с детства был маменькиным сынком. Во всем ее слушался, поддакивал этим бредням о чистоте крови. Был воспитанным и прилизанным до омерзения. Тихий, послушный… Ну, в детстве мы еще общались, но с тех пор, как я поступил на Гриффиндор, все покатилось нахер. Мать устроила мне скандал, а ему в очередной раз промыла мозги — тогда мы впервые подрались, когда Рег сказал, что на Гриффиндоре учатся глупые грязнокровки. Ему было десять, он ни разу не видел Хогвартс! Больше всего меня бесило то, что все эти мнения принадлежали кому угодно, кроме него. Матери, отцу, Белле, Малфою, самому Волдеморту — но не Регу. Он, кажется, вообще думать не умеет. Я старался промыть ему мозги в обратную сторону, но их было больше и они больше общались, я всегда был в стороне от этих мерзких насквозь лживых аристократов. В Хогвартсе мы уже почти не разговаривали. Но, как я вижу, он достойный потомок Блэков.

Повернувшись к равенкловцу, Сириус увидел в его глазах недоумение, граничащее с презрением.

— Не думай, что я к нему равнодушен, — выдохнул гриффиндорец. — Он мой брат и он не такой, как родители. Я просто… опустил руки, — с горечью признался он.

Джоэла так и подмывало сказать, что Регулус уже получил Черную Метку, но он сдержался, не желая расспросов об источнике информации — и пожалев Сириуса, который, задумавшись о брате, совсем раскис.

Тем же вечером он написал записку и, превратив ее в птичку, отправил в слизеринскую спальню мальчиков-шестикурсников.

* * *

На листке пергамента, в который превратилась бирюзовая птичка, стоило ей опуститься на кровать, было написано: "Эй, Блэк. Приходи покурить и поболтать про магглов. Жду тебя каждый день после уроков". Регулус судорожно скомкал записку в кулаке.

Эта история с Моэмом рвала его на части, и, что самое ужасное, ею ни с кем нельзя было поделиться — по крайней мере сейчас, на стадии душевных метаний. Блэк категорически не хотел, чтобы кто-то влиял на его решения — а зная свою мягкость и внушаемость, просто-напросто старался избегать ситуаций, в которых это могло произойти.

Он обязательно расскажет Бьянке — как только определится. Две недели он благодарил всех существующих и выдуманных богов за то, что среди слизеринцев нет ни одного легилимента, потому что в голове постоянно крутились, стягиваясь в смертельно опасный водоворот, мысли о страшном маггловском оружии, великих маггловских открытиях и поцелуе с грязнокровкой. Думать об этом было непривычно и немного страшно, как будто он надел эти синие штаны из странной ткани, которые магглы называли "джинсы" и отправился гулять в обычный, неволшебный Лондон, где за каждым углом подстерегали неизвестные опасности и неловкие ситуации.

Конечно, настоящий риск заключался в Метке на его предплечье, но об этом Регулус старался пока не думать. Он все еще надеялся, что буря, поднятая тем разговором, уляжется и все станет как прежде — хотя с каждым днем вероятность такого исхода уменьшалась.

А теперь еще эта записка. Проклятый равенкловец! При виде его аккуратного мелкого почерка Блэку показалось, что душу прополоскали в ручье и теперь с силой выжимают, а сердце забилось быстро-быстро, как будто хотело вырваться из груди и тоже стать птицей. Хорошо, что комната пустовала, иначе точно начались бы проблемы. Ладно Крауч — он не слишком любопытный и вечно погружен в себя, ладно придурок Дэвис, но Амикус точно заметил бы неладное. Кэрроу, конечно, тоже не блистал интеллектом, но был ужасно въедлив и упрям — с него сталось бы вырвать пергамент у Регулуса из рук. И что тогда?

Не желая выяснять ответ на этот вопрос, парень обратил записку в пепел и вздохнул. Будь что будет. Его ждут — значит, нужно прийти, особенно если самому этого хочется.

Когда дверь открылась, Джоэл сидел на подоконнике и читал бестиарий Борхеса, стараясь полностью сосредоточиться на получаемой информации. Услышав скрип петель, он дернулся и едва не упал с подоконника, в последний момент ухватившись за каменный выступ; книга в этот момент выпала из рук и, благодаря неумолимой инерции, оказалась почти у самых ног Регулуса.

— Это маггловский писатель? — поинтересовался Блэк, наклоняясь.

— Да. Заколдуй дверь, Мерлина ради, — нервно сказал Джоэл и срочно потянулся к сигаретам.

* * *

В последнее время Северус Снейп определенно слишком часто подслушивал. Вот и теперь не смог удержаться — решил проследить за Лили, чтобы подольше иметь возможность видеть ее, и теперь под маскирующими чарами сливался с колонной, пока Эванс болтала с подружками во дворе.

Марлин Маккинон курила, поминутно оглядываясь в поисках преподавателей.

— Вы обе выглядите просто ужасно, — строго сказала она она Лили и Мэри. — Не в том смысле, а в том, что как будто не спите вовсе.

Макдональд выглядела очень усталой. У нее явно слипались глаза, черты лица слегка заострились, а на висках ярко синели вены — Северус вспомнил, как его одноклассники бурно обсуждали какую-то гадость, упоминая имена грязнокровок — и Мэри в том числе, и Розье сказал: "Нет воспоминаний — не риска".

Да, действительно. Неприятная ухмылка исказила лицо Снейпа.

— Я не могу выспаться, — вздохнула Мэри. — Ложусь как обычно, часов в одиннадцать, засыпаю, а утром разбитая, как будто пила до пяти. И сны какие-то странные снятся.

— Ты ходила к мадам Помфри? — встревожилась Лили. Северус напрягся — это была очень важная деталь разговора, которую можно будет передать друзьям.

— Да… Она взяла анализы, сказала, что это очень странно и так сразу не разобраться. Это было позавчера. Дала мне зелье Сна без сновидений, я его выпила, но на следующее утро опять чувствовала себя плохо, хотя снов действительно не было.

— Папа прислал мне кофе, — сказала Марлин. — Можем сварить его завтра утром. Это, конечно, не улучшит сон, но ты хоть будешь пободрее.

Макдональд радостно закивала.

— А ты, Лилс? — не успокаивалась Маккинон, сверля подругу большими голубыми глазами.

— Ну… — Эванс смутилась. — Так странно это говорить, но… Вы заметили, что Поттер перестал обращать на меня внимание?

— Конечно! — девочки ответили почти хором. Трудно было не заметить отсутствие всех этих "Выходи за меня, Эванс", "Всего один маленький поцелуй, Эванс", "Пойдешь со мной в Хогсмид, Эванс?" et cetera.

— Меня это так беспокоит, — продолжила Лили. — Как будто я лишилась чего-то очень важного… Меня всегда бесили его приставания, а теперь их не хватает! Я замечаю за собой всякие странные мысли… Смотрю на него и думаю, что он симпатичный, высокий, сильный, не такой уж дурак…

Северусу невыносимо захотелось покинуть свое укрытие и встряхнуть Эванс за плечи, и сказать ей "Опомнись! Это же Поттер!"

Ублюдок. Наверняка, он специально игнорирует ее, чтобы зацепить — и это работает. Его, Снейпа, Лили начала игнорировать первой, а Поттер спустя пару недель без дурацких воплей и приставаний уже завладел ее вниманием. С самого первого курса Северус видел мародеров насквозь: пустоголовые, бездушные и бессердечные, вечно несерьезные, невнимательные на уроках, больше всего на свете любящие делать гадости — как они умудрились завоевать всеобщую любовь? Наверное, кроме слизеринцев и Эванс, каждый в школе как минимум уважал их. Два моральных урода, во всем потакающий им тихоня и жалкая шестерка — прекрасные кумиры для молодежи.

— Лилс, ты же презираешь его, — удивилась Марлин. Снейп отчаянно закивал. Маккинон никогда не нравилась ему — но сейчас гриффиндорка определенно смотрела в нужную сторону.

— После ссоры с Северусом я в какой-то момент поняла, что есть разница между детскими шалостями, даже если они мерзкие, и настоящей жестокостью. Одноклассники Северуса тому пример.

Марлин звонко рассмеялась.

— Да ты просто перестала любить этого грязного слизеринца и беспокоиться за него! — воскликнула она. Снейп недовольно поджал губы: ему просто не повезло, и подростковый возраст невероятно повысил жирность волос и кожи, а эти дуры зовут его грязным так, как будто в слизеринских спальнях нет душевых. Это всегда было очень обидно — Северус мылся вечером, а к утру волосы снова превращались в унылые сосульки, но от него ведь не несло потом, как от квиддичных команд после тренировки.

— Да, — согласно кивнула Мэри, — поэтому ты больше не воспринимаешь шутки мародеров как жестокость. Потому что ни с кем, кроме всяких уродов, они не воевали, а ты беспокоилась за одного из этих уродов, вот и… Теперь перестала, и сразу посмотрела на вещи иначе.

Лили укоризненно посмотрела на подружек.

— Вы же знаете, что мне неприятно говорить об этом.

Макдональд в ответ только потрепала ее по рыжим волосам.

Уверенный, что больше ничего интересного здесь не произойдет, Северус покинул наблюдательный пост и отправился в свою гостиную, продолжая кипеть от злости. С каждым шагом он все больше уверялся в своем решении — оставалось только заглянуть в кабинет Слагхорна, а потом решить еще одну небольшую проблему — и план будет готов. С его осуществлением, возможно, придется подождать, но у него будет хотя бы последовательность действий, которые непременно приведут к окончательной и бесповоротной победе над Джеймсом Поттером.

* * *

В гостиной Слизерина никогда не было слишком многолюдно. Змеи ценили уединение, да и в болотном свете магических огней, заглушавших теплый тон камина, было не очень приятно находиться долго — даже тем, кто прожил в такой обстановке семь лет.

Сегодня там был прямо-таки аншлаг. Матиас Эйвери и Ивэн Розье лениво играли в шахматы. Руквуд расставлял в общем буфете темные бутылки — его старший брат работал в компании Огдена, и весь факультет скидывался на виски по цене производителя. Даная Гринграсс сидела рядом с Флинтом, благовоспитанно сложив руки на коленях. Их обручили еще летом, но отношения до сих пор не наладились, из-за чего счастливый жених ужасно переживал — тайно, конечно, но от соседей по комнате трудно что-то по-настоящему скрыть. Некрасивый и замкнутый, Кристофер никак не мог поверить до конца, что ему в жены достанется такая очаровательная девушка, а она своей подчеркнутой холодностью только усугубляла проблему.

На центральном диване расположилась красотка Забини, самая желанная слизеринка. Даже Северус, у которого уже была любовь всей жизни, не мог не смотреть на нее — Бьянка притягивала взгляды каждым жестом, каждой улыбкой, каждым изгибом тела. Распущенные волосы, завитые в мягкие локоны, поблескивали даже в тусклом свете гостиной, словно собирая в себе весь живой огонь помещения. Длинные ноги она закинула на колени Регулуса, своего лучшего друга, который спокойно положил поверх них книгу и читал (однажды семикурсники, обсуждая Бьянку, сошлись на том, что Блэк — гей). Школьная юбка Забини была немного укорочена и из-под нее торчала нижняя, кружевная; сейчас, когда она немного задралась, были видны очень взрослые черные чулки, кажется, даже с подвязками. Верхние пуговки белой блузки девушка застегивала только при виде МакГонагалл, и среди рюшек и, опять же, кружев, виднелась ложбинка между грудей.

Снейп окинул Бьянку взглядом, вспомнил, как Эйвери полчаса фантазировал вслух о том, какие именно узоры должны быть на ее ажурном белье, и поморщился. Он, в общем-то, уважал своих одноклассников, но Матиас был очень уж фанатичен — в любом деле, которым интересовался; в последнее время главными его страстями были служение Темному Лорду и Забини. Или наоборот — не разберешь, что на первом месте: про кружевные трусы и лифчики речь шла все чаще и чаще.

Решив, что не хочет проводить время в такой толпе, Северус отправился в спальню.

Партия в шахматы закончилась, и Эйвери летящей походкой прошел мимо дивана, где сидели Регулус и Бьянка; поймав взгляд девушки, он усмехнулся и пошло обмахнул губы блестящим языком. Она скривилась и взмахнула палочкой, рисуя в воздухе зеленоватый знак Асклепия.

— Он достает тебя? — обеспокоенно спросил Блэк, когда семикурсник скрылся за дверью своей спальни.

Забини вздохнула.

— Со вчерашнего дня он имеет на это полное моральное право. Мой отец крупно проигрался, и решил выдать меня за этого придурка, потому что его семья очень богата. Но вообще, мне кажется, Эйвери каким-то образом это подстроил — только не могу понять, как.

— Я думал, твои родители прислушиваются к твоему мнению.

— Да! Поэтому я и думаю, что это его план. Ну, хотя, Эйвери действительно богаты… А у нас действительно проблемы… Я сказала этому уроду, что будет плохо себя вести — отравлю. Но он ходит по самой грани!

Регулуса передернуло. После получения Метки он абсолютно не мог держать себя в руках, когда речь заходила об убийствах. Разумеется, свадьба с таким извращенцем — это серьезная проблема, требующая решения, но не такого. Нет-нет-нет, нельзя позволить, чтобы Бьянка, одна из двух по-настоящему дорогих ему женщин, стала убийцей.

— Дорогая, — улыбнулся он. — Блэки ведь богаче.

Бьянка подняла удивленный взгляд.

— Я буду лучшим мужем, чем Матиас?

— Регулус! Ты же гей, — последнее слово она произнесла одними губами.

— И что? Мама еще летом заговорила о том, что я должен жениться. Мой брат бросил семью, а роду нужны наследники. Она разрешила мне выбрать невесту самому, так что выйдешь за меня?

— Но я же помолвлена, — удивилась девушка. — Это, конечно, очень удобная идея, но думаешь, получится?

— У мамы есть пунктик, на который я смогу надавить, — сказал Регулус, — и она убедит твоих родителей. Им же нужны деньги, а не конкретная семья.

— Эйвери будет очень недоволен, — Забини обеспокоенно посмотрела на него. — Во-первых, он дрочит на меня с тех пор, как я впервые намазала губы помадой, во-вторых, это серьезный удар по гордости и репутации.

— Да что он сделает? Я же Блэк.

Регулус выглядел очень уверенно, и девушка задавила смутное беспокойство в зародыше. Если отбросить предполагаемую месть Эйвери, идея была замечательной: им обоим требовался фиктивный брак, такой, в котором можно будет спокойно встречаться с кем угодно, не пятная честь семьи — потому что супружеские измены в высшем обществе нормальны, а с кем — дело десятое. Это ведь не серьезные отношения.

Младший Блэк никогда не интересовался девушками, а Бьянка никогда не хотела ограничивать себя чистокровным браком по расчету. Она давно решила, что от мужей придется избавляться, но не слишком хотела этого; одно дело — убить врага, это ее мораль допускала с легкостью, а вот потенциальные мужья, которые могли оказаться не такими уж плохими, но при этом мешать жить, были совсем другим делом. Это было бы действительно трудно. А с Регулусом все сложится наилучшим образом: они оба будут водить домой парней и говорить детям, что это друзья семьи.

Разошлись они только перед самым отбоем. Забини следовало дописать сочинение о свойствах горькой полыни, а Блэк отправился составлять письмо матери. Мадам Вальбурга была крайне озабочена тем, чтобы ее любимый младший сын женился по взаимной симпатии, избежав судьбы родителей, недовольных друг другом со дня помолвки, но так и не посмевших перечить интересам рода. Только поэтому мать, консервативная во всем прочем, относилась к выбору супруги для Регулуса так либерально, как только могла: разумеется, девушка должна была быть чистокровной! Но любой из них, что уже выходило за рамки обычного.

Именно на этом он собирался сыграть.

"Дорогая мама!"

Он относился к матери равнодушно, но ценил то, что она любит его.

Проблемой в их отношениях был, как ни странно, Сириус. Регулусу ужасно не нравилось то, насколько по-разному Вальбурга относится к своим сыновьям — он был уверен, что, будь она помягче, отношение брата улучшилось бы пропорционально.

Она и в самом деле первая начала.

"В своем недавнем письме ты снова напомнила о необходимости заключить помолвку. Я обещал обдумать и сделать выбор в ближайшее время — и сделал его. Я понял, что единственная девушка, которая достойна того, чтобы стать моей женой и продолжательницей рода Блэков — Бьянка Забини, моя одноклассница и самый близкий человек, который есть у меня вне семьи. Я взвесил свои чувства и осознал, что ни к кому испытывал и не испытываю ничего подобного.

Но есть проблема. Я понял это слишком поздно — родители Бьянки заключили помолвку с Эйвери. Но сделано это было исключительно из-за их шаткого материального положения, а ни в коем случае не из-за взаимной симпатии между ними. Мы можем решить эту проблему?

С уважением и надеждой на положительный исход, твой сын."

* * *

И взор мой весел, и стопы мои легки

Но сердце ноет, ноет…

(М. Щербаков)

В тот же вечер, так и не заметив слежки, гриффиндорские девушки погуляли еще немного и уже к самому отбою поднялись в родную башню.

Едва переступив порог, Лили увидела Поттера. Парень развалился на своем любимом диване в центре гостиной, нежно обнимая гитару, рядом сидел Блэк, а вокруг девушки от третьего курса и старше.

В груди как будто вода вскипела. Эванс вонзила в Джеймса негодующий взгляд: он был абсолютно, безнадежно ужасен! Уже поздно, а этот олень устроил вечеринку с собою в центре — теперь половина факультета не уснет до утра, а завтра еще далеко не выходные. Он сидел в окружении девушек, среди которых большинство было очень даже хорошенькими (сейчас Лили не отдавала себе отчет, что половина ее воображаемых соперниц охотится за Блэком; впрочем, и остальных хватало за глаза и за уши). Он играл какую-то ерунду. Он не поднял на нее взгляд. Не закричал: "Эта песня для тебя, Эванс!"

Вопиющая наглость.

Мэри дернула ее за руку, одновременно удерживая Марлин, захотевшую было присоединиться к вечеринке. Макдональд была более склонна к эмпатии, и сразу поняла, что желание послушать гитару Поттера сейчас будет равняться предательству в глазах взвинченной донельзя Лили.

— Идемте спать, — прошипела она. Эванс сперва попыталась упереться и устроить скандал по поводу неприличного времени и возмутительного шума, но потом ей в голову пришла идея получше.

Когда девушки все-таки поднялись в спальню, она быстро сполоснулась в душе, аккуратно смыла тушь с ресниц, вместо макияжа быстрыми движением потерев щеки и несколько раз прикусив сперва верхнюю, а потом и нижнюю губу. Улыбнувшись своему отражению, Лили достала из комода нежно-зеленую шелковую ночнушку на бретельках, сверху и снизу отороченную кружевами.

— Ты же не любишь спать в ней, — ехидно сказала Марлин. И в самом деле, Эванс, показывая подругам этот чудесный предмет одежды, жаловалась, что ночью она задирается чуть ли не до груди, и проще спать в одних трусах, чем так.

— Я не планирую в ней спать, — улыбнулась Лили. Сняв лифчик и надев ночнушку, девушка подошла к зеркалу, расплела две толстые рыжие косички и тщательно расчесала волосы, а потом крутанулась вокруг себя так, что они разметались по плечам и спине.

И, в качестве вишенки на торте, влезла в пушистые тапочки.

Провожаемая озадаченными взглядами подруг, она вышла из спальни.

Когда Лили Эванс спустилась в гостиную в коротенькой штуке, смеси коктейльного платья с нижним бельем, Джеймс не смог сдержать себя. Он уставился на нее во все глаза, скользя взглядом по румяным щекам, обнаженным плечам, по которым текли длинные оглушительно-рыжие волосы, тонким ножкам, изгибам тела, которые вовсе не скрывал салатового цвета шелк.

От позорного разоблачения его спасло то, что большая часть гриффиндорцев сейчас пораженно смотрела на Лили — и некоторые делали это так, что хотелось наслать на них заклятие Куриной Слепоты.

— Ничего себе примерная староста, а, — Сириус ткнул друга в бок, отвлекая от созерцания. Джеймс только вздохнул. Ему мучительно хотелось взлететь по лестнице и прямо сейчас прижать ее к себе, поцеловать, зарыться руками в мягкие волосы, а потом затащить в пустующую спальню, задрать проклятую рубашку…

— Джей! — Блэк потряс его за плечо. — У тебя сейчас встанет и будет неловко. Срочно подумай о МакГонагалл. И Филче! О них вместе!

Поттер послушно подумал, и на миг ему полегчало. А потом Эванс открыла рот.

— Отбой был уже полчаса назад! — очень громко и четко произнесла она. — Завтра среда! У нас, например, трансфигурация первым уроком! Почему вы считаете возможным дебоширить ночью?

— Поставь заглушающие чары, детка! — крикнул Джеймс. Лили сверкнула глазами.

— Я староста и должна пресекать подобное! Мой собственный сон тут вовсе не причем. Неужели ты думаешь, что я не способна додуматься до этого?

— Эванс, — прошипел Поттер, медленно откладывая в сторону гитару и поднимаясь. — Все остальные старосты почему-то не загоняются, а отдыхают с нами, а ты… — он сделал несколько шагов к лестнице, на которой стояла девушка. — Может быть, тебе ревность не дает покоя? Увидела меня в окружении прекрасных дам, и…

Вкрадчивый голос гипнотизировал так, что до Лили даже не сразу дошло, что именно он сказал.

— Еще чего! — взвизгнула она. — Нужен ты мне, мерзкий безответственный тип! Как ты вообще мог такое подумать?! Расходитесь, иначе я позову МакГонагалл!

Чувствуя, что еще немного и она просто взорвется, Эванс взбежала по лестнице и хлопнула дверью спальни. Как только плотный слой дерева и железа отрезал ее от шумной толпы и проклятого Поттера, силы кончились, будто из девушки вытащили стержень или задули огонь.

Лили встала посреди спальни, опустошенная, не помнящая, как сделать шаг до кровати и провалилась в отчаяние.

Он опять победил.

Джеймс задумчиво смотрел девушке вслед таким взглядом, каким примеряются выбивать двери с ноги.

Она опять победила.

* * *

Вальбурга организовала все мгновенно: письмо было написано во вторник, а уже в пятницу Регулус и Бьянка получили приглашения на собственную помолвку в загородную резиденцию Блэков. Родители должны были забрать их из Хогсмида в субботу днем и вечером воскресенья вернуть обратно, проводив до школы.

Встали они раньше обычного, собираясь перед трансгрессией выпить по кружечке сливочного пива. Утром в Трех Метлах было непривычно тихо: школьники, составляющие основную массу дневных посетителей, в большинстве своем мирно спали, поэтому единственными посетителями были два местных алкоголика, пришедших опохмелиться.

— Эйвери не сказал мне ни слова, — задумчиво протянул Блэк, когда они получили заказ и Розмерта, хорошенькая дочка трактирщика, выпустившаяся в позапрошлом году, отошла обратно за стойку.

— А мне выдал целую речь, о том как много я теряю в лице его распрекрасного члена, — Бьянка подцепила ложечкой марципановую розу на торте и положила ее в рот. — Я сказала, что люблю тебя. А он сказал, что у тебя не стоит.

— Вообще? — уточнил Регулус с живым интересом.

— Ну да.

— Что же ты ответила на это?

— Ну, я сказала, что, выбирая из двух импотентов, предпочла тебя.

Они чокнулись кружками и рассмеялись.

Орион Блэк и Франциско Забини забрали их через час.

Трансгрессировав в Блэк-холл, Регулус и Бьянка сразу разошлись в разные стороны: его увел переодеваться отец, распространяясь по дороге о том, как он рад такому прекрасному выбору невесты, ее подхватила восторженно щебечущая мать. Она была очень рада замене жениха: мирная семья Забини не очень-то хотела связываться с Эйвери, известными своими радикальными взглядами, и сейчас Роза сама удивлялась, как ей не пришла в голову мысль о Блэках — знала ведь, что дочь дружит с их наследником с первого курса. То есть, они, конечно, тоже поддерживали Волдеморта, но Регулус по крайней мере не был чужим человеком для Бьянки.

В честь помолвки был организован большой прием, на котором присутствовали все семьи, представляющие чистокровную знать, кроме оскорбленных внезапным отказом Эйвери. При этом причина вечеринки была быстро забыта и гости рассортировались по небольшим группам.

* * *

Седьмой курс Равенкло и Хаффлпафа высыпался из кабинета МакГонагалл в полной, глубочайшей прострации. Кратко повторив материал предыдущий шести лет, они приступили к изучению трансфигурации человека и профессор намекнула, что эта тема обязательно будет на ЖАБА; однако же, только двум студентам удалось выполнить сегодняшнее задание — превратить руку или ногу в лапу животного. Эммелина Вэнс, напарница Джоэла, спустя пять минут продемонстрировала когтистую птичью лапу, а сам он смог только пару когтей сделать кошачьими. Или собачьими, или птичьими — когда дело ограничивается когтями, сложно разобрать. Вторым гением трансфигурации оказался другой равенкловец, Фрэнсис.

МакГонагалл искренне постаралась успокоить расстроенный класс, тем, что частичное высвобождение анимаформы — действительно сложная тема, но равенкловцы все равно загрустили: они ведь привыкли быть экспертами в вопросах самых сложных вещей.

По дороге на зельеварение Джоэл так глубоко погрузился в размышления об этом, что врезался в Сириуса Блэка.

— Привет, — гриффиндорец, похоже, тоже был чем-то озабочен. От него пахло хвоей, волосы были непривычно встрепаны, а рубашка казалась слегка пожеванной.

Моэм рассеянно кивнул.

— Слушай… — задумчиво протянул Блэк. — Мне тут Флитвик дополнительное эссе дал, по приворотным чарам. Потому что я прогулял половину темы заклинаний, воздействующих на разум. Не мог бы ты рассказать побольше о своих родителях?

У него не было повода откровенничать с Блэком — но и не было повода этого не делать.

— Ну, мама приворожила отца и не скрывала этого ни от него, ни от нас. Ну, то есть, когда мне было пять, она собрала типа семейный совет, и рассказала все. Она использовала другой кусок Ока Балора — теперь я точно вспомнил, который ей достался от матери, ну и вообще передается как наследство по женской линии. Эффект у него необычный: люди могут ненавидеть друг друга и все время ссориться, но не могут расстаться. Это действует в обе стороны — и я бы не назвал это любовью. Скорее, зависимость, как у вампира от крови, только у человека от человека. И обратного пути нет. Я никогда не исследовал этот артефакт, поэтому не знаю, как именно он работает, но это единственный экземпляр в мире.

— Ваша мать уже передала его Мелс?

Джоэл качнул головой.

— Мелс не хочет его забирать. Она не осуждает маму, но для себя никогда не хотела использовать такие методы. Мама хранит камень в своей спальне, даже заказала специальную шкатулку.

— А пользоваться им могут только женщины вашей семьи? — голос Блэка как-то подозрительно дрогнул, но обостряющийся запах хвои здорово затормаживал мыслительный процесс.

— Нет, кто угодно… А тебе…

— Назови ваш домашний адрес, Моэм.

— Глазго, Крейгпарк-драйв, 14, — заторможенно произнес Джоэл.

— Спасибо, — они завернули в небольшой тупик близ класса зельеварения — всего лишь одно из ответвлений бесконечного лабиринта подземелий Хогвартса, но что-то очень неуютное было в происходящем. Запах сбивал с толку, вокруг как будто стало темнее, потом внезапно отключилось периферийное зрение.

— Какого хрена, Блэк??

— Обливиэйт, — ответил Сириус и чужая, неестественная улыбка проступила на его лице.

Джоэл стоял в пустом коридоре и не мог вспомнить, как он сюда попал. Чертова трансфигурация, Мордред мать ее за ногу — умеет же МакГонагалл загрузить так, что голову в спальне забудешь, не то что собственный путь почти до самого слагхорновского кабинета.

* * *

Сегодня Регулус пришел первым и позволил себе задуматься. Пожалуй, сейчас, по прошествии месяца, он мог откровенно сказать — по крайней мере, себе — что испытывает некие чувства по отношению к человеку, с которым тайно встречается почти каждый день.

Влюбленность.

Его первой любовью была девушка из школьного альбома матери — одна из ее одноклассниц, которая после окончания школы исчезла, порвав все контакты. По словам Вальбурги, ушла в маггловский мир. Маленький Регулус мог едва ли не часами разглядывать ее колдографию, а сейчас уже не помнил лица — только светлые, слегка вьющиеся волосы.

Больше ни одна девушка его не заинтересовала. Вместе с половым созреванием пришло осознание, что что-то идет не так — он не задерживал взгляда на округлившихся в нужных местах одноклассницах, не дергал никого за косички, не сосредотачивался на лицах, не читал журналов с обнаженными моделями и не представлял женщин, снимая сексуальное напряжение за тяжелым пологом кровати.

По началу он вообще никого не представлял, а потом фантазия внезапно пробудилась и тут же подкинула сюрприз. В тот день Амикус показал ему колдографию, где мужчина и женщина — обычные, невыразительно отглаженные, как всегда на подобных изображениях, занимались… любовью. То есть, естественно, это делалось напоказ, за неплохие деньги, и называлось "сексом", но юному Блэку было неприятно это слово. Он фыркнул тогда скептически, а среди ночи проснулся от возбуждения и, упираясь взглядом в складки зеленого бархата, осознал, что видел во сне этого мужчину.

Абстрактного и невыразительного. Просто крепкие руки, поросшие волосками, более заметными, чем у женщин, плоскую грудь, фигуру треугольником, а не песочными часами. Дальше думать было невыносимо стыдно — и он отложил эту мысль на потом.

Это "потом" наступило, когда Блэк начал задерживать взгляд на одноклассниках, которые смотрели на одноклассниц. Он уже не был таким уж ребенком и знал, что так бывает, и что в чистокровном обществе никто не считает это чем-то сверхъестественным. Не важно, чем ты занимаешься в свободное от производства наследников время — и с кем ты этим занимаешься. Несмотря на это, Регулус все равно чувствовал свою инакость — просто потому, что не видел среди сверстников никого такого же.

Так может быть, нынешние чувства были обусловлены только тем, что ему в принципе сложно найти партнера — а значит, подойдет любой?

Пожалуй, нет.

Слишком уж Джоэл перевернул его мир. Своими странными способностями, о которых рассказывал мрачновато и не очень охотно, своими знаниями о магглах и их науке — о которых мог болтать, не умолкая. Блэк сам не заметил, как эти разговоры превратили Метку на его руке из почетного знака отличия в клеймо.

Ведь главное — это та точка, с которой ты смотришь. Точка зрения.

Джоэл зашел незаметно и выдернул Регулуса из раздумий только прикосновением к щеке. Два пальца медленно прошлись по коже, очерчивая овал лица, взгляды встретились: две пары серых глаз.

Блэк не помнил, когда они поцеловались во второй раз, уже по-настоящему, но с тех пор это вошло в привычку. Равенкловец наклонился к нему и визуальный контакт прервался опущенными веками, переходя в весьма тактильный.

Дальше поцелуев, легких касаний и разговоров дело не шло — и оба были этому в какой-то степени рады. Наверное, будь один из них девушкой, углубление отношений не казалось бы таким серьезным шагом, но для них это стало бы окончательным подтверждением происходящего, пропечатыванием в реальности огромными буквами своих предпочтений. Рано или поздно это должно было случиться, но пока что было страшновато, как и любая перемена, любой шаг туда, где уже не будет пути назад. Даже если одному из них, или даже обоим, наскучат парни, столь крепкая связь навсегда останется в памяти — поэтому дело требовало серьезного размышления и проверки временем. Да, сейчас они влюблены и им нравится происходящее — но что будет завтра, месяц, год спустя?

Мордред его знает, в самом деле.

Минуту спустя, устроившись с сигаретой на подоконнике, Джоэл как будто бы решил нарушить табу.

— Я слишком много думаю о тебе, — серьезно сказал он. — Так много, что это почти мешает мне учиться — а для Равенкло такое, знаешь ли, многое означает.

— Что же это означает? — натянуто-небрежным тоном полюбопытствовал Регулус, ожидая слова.

Однако же, его не прозвучало. Вместо этого Моэм усмехнулся:

— Я заинтересован в твоей судьбе. Я хочу быть ее частью.

Может быть, это было куда большим признанием, чем клишерованные фразы о любви?