Хроники "Альтаира" (джен)

— Вам не кажется, коллега, что при форсировании водной преграды переносить кадетов через речку-вонючку на собственных закорках — неполиткорректно? Это все-таки для них экстрим, не для нас…

— Дно илистое. — Буркнул Серый, подбирая себе на горб Лизу Лезвицкую. — Ноги вязнут. Девочкам трудно будет.

— Конечно, ты же сам проверял… Но я никого себе на хребет вешать не собираюсь.

— Конечно. Я сам справлюсь. А то Сколопендре опять тебя шить придется.

(Вот же, всем напомнил, благодетель болотный…)

— И сколько времени ты намерен потратить на переноску всех девятнадцати девочек Четвертого отряда? Этак мы уже на первом этапе окажемся глубоко в хвосте! Слазь, Лезвицкая! Это — приказ, покатаешься на этом волчаре Сером в свободное от соревнований время. Мозговой штурм — три минуты. Далее — семь минут на реализацию лучшей из выдвинутых идей. Время пошло!

(Главное — картинно щелкнуть секундомером! Шевели мозгами, Четвертый, я точно знаю — у тебя они есть… Только так мы в график уложимся, гоблинские уши!!!)

Речка-вонючка устроена как положено: левый берег пологий, правый — обрывистый. В обход, до злосчастного моста, с которого Серый той самой ночью сигал, когда добыл второму рентгенопленку — это почти вдвое увеличить дистанцию. А быстро навести переправу — нечем. В окрестностях — ни одной сухостоины достаточной длины, чтобы перекинуть с берега на берег.

— Кадет Кривандин, это вы так робко руку тянете? Ну, что у вас там?

— Ну, это… Вы нас на пары разбили. Пусть каждый парень возьмет свою девочку, как Сергей Евгеньевич — Лезвицкую, и потопаем вброд. Тут нигде глубины нет больше, чем вот досюдова… В смысле, больше полметра.

— Тоже мерили, что ли? А мне казалось, у вас тогда на линейке штаны были мокрые от страха перед гневом Петровича, который знал, где вас, троллячья задница, ночью носило… Но, однако, верное решение. Кто ваша пара?

— Силуянова Лерка.

— Повезло вам, Кривандин!

Валерия Силуянова ростом на голову выше назначенного кавалера. И в полтора раза тяжелее. Девочки в этом возрасте вообще быстрее взрослеют. Дама в двенадцать-тринадцать лет — уже барышня, а юноша — он до самой армии, считайте, пацан… Но этот пацан придумал вариант. Вот пусть и реализует, гоблинские уши! Инициатива наказуема исполнением!

— Одобряю. Сергей Евгеньевич, разрешаю вам переправить вашим способом Саблину, она — самая большая, Грядунов ее точно не донесет. Вы — первые. Далее все встали с травы, построились в соответствии с выбранными парами. Барышни выбирают: если они жалеют или боятся своих кавалеров — значит, будут мокрые. Если хотят быть сухими — едут на кавалерах, невзирая на зрелищность этого мероприятия. За Сергеем Евгеньевичем — в цепочку, на дистанции пяти шагов между парами. Я замыкаю…

(…Потому что ни одна собака не должна слышать, что я скажу, когда окажусь в отвратительно-желтой, вонючей и холоднючей водище выше колен. Когда мои кеды будут с омерзительным сосущим звуком вычмокиваться из ила. Когда я возблагодарю Петровича за доверие, а судьбу — за то, что мне давно не тринадцать лет, и у меня на закорках нет еще и девочки… Короче, задание — врагу не пожелаешь. Интересно, шеф всем отрядам на первом этапе вымокнуть наладил? Или это спецподарок штрафникам — всю остальную дистанцию проходить в мокром камуфле? Добрый ты у нас, Петрович!)

Пора. Вода обжигающе холодна — у этой речки, оказывается, на дне холодные ключи. При всей ее мутности и вонючести...

Лед и огонь неразличимы при мгновенном касании. Ничего, жара, не обсопливятся как-нибудь! Главное — потом задать хороший темп, чтобы сохли на бегу…

Впереди меня тяжко качается широченная спина Комоедова. На плечах у него всадницей с картин Роксборо гордо восседает Бескудникова. И почему сразу вспоминается Булгаков с его путешествием юной ведьмы Наташи на борове?..

( Ладно, молчу, молчу).

— Четвертый! Мокрым — отойти за кусты и выжать брюки! Через две минуты — старт марш-броска на второе препятствие. Там будем косогор штурмовать… Луферов, чего вам?

— А я в шортах, мне в кусты не надо.

— А я вижу. Зато мне — надо. Изыдите, а? Потом поговорим!

— Не -а, мне сейчас надо!

— Ну?..

— На взятии косогора нас подляна ждет. Техи вечером постарались.

— Вы и за техами шпионите?

— Не-а! Они сами. Я только видел, как они понесли на склон три листа авиационной фанеры и бухту «основнухи».

— И что?

— А вот то, что фанера будет на склон присобачена, намочена и намазана жидкой глиной. А посередине будет один трос висеть, чтоб наверх лезть. По этой фиговине… Представляете, какого мы все после этого цвета будем?

— Вполне…

(Да, Луферов, мне бы твои проблемы! Твое зеленое, с иголочки, многопиксельное камуфло тут, конечно, в большом выигрыше перед моим бывалым стандартным форменным бадлоном!)…

— Благодарю за информацию! Добрый вы, Ябеда, и ласковый. Умеете поднять настроение перед новым этапом! Четвертый, слушай мою команду! Подъём, привал окончен. Аккуратно выдерните у Серого папиросу изо рта, разбудите его и — стартуем.

Я не буду в подробностях описывать, в каком виде мы все оказались к концу первого этапа. Прав Ябеда Луферов — подляна, особенно с учетом того, что из смены в смену именно Четвертый законно брал свою кучу плюсов на линейках на аккуратном, и прямо скажем, щеголеватом внешнем виде.

(В Четвертом все претензии по этому поводу могут быть только лично ко мне! И только лично от Мургариты).

— Серый, сколько у нас времени?

— С опережением идем. Причем, минут на двадцать…

— Десять убиваем на приведение себя в порядок. Вот здесь, — тыкаю в абрис, — ручей делает петлю. Форсировать его вторично не обязательно, но… Нам предстоит еще одно купание, Четвертый. Причем — поголовное и прямо в шмотках. Но лучше быть мокрыми на тридцатиградусной жаре, чем похожими… э-э-э… на ходячую детскую неожиданность.

— Уй-ё! — восклицает Гольянов, — и стоило после этого девок на горбу тащить?! Они же теперь все равно мокрые будут!

И вот тут мы с Серым включаемся одновременно:

— Сами вы, Гольянов, девка после этих слов! Минус пять дисциплинарных!

— Не девок, а девочек, если ты хоть на волос — джентльмен, дружище! Минус пять дисциплинарных!

— Ага. Есть. Пишу себе десять, значит… С кухней? — упавшим голосом вопрошает Гольянов.

— Без кухни.

(Толку от тебя там… Больше хлеба сожрешь, чем нарежешь!)

— Свободен, Гольянов. Слушайте, коллега Серый, а вы борзеете — в моем отряде минусы развешивать! Отмените, а? Многовато — десять за одно слово.

— Не-а! Долг платежом красен! В конце концов, у моих половина всей дисциплинарки — твоя! А я тут — пятая колонна из Второго отряда, как вы изволите выражаться. Значит, хотя бы один раз за весь поход вместо пользы обязан принести немного вреда…

(…Надеюсь, вы положили рацию и спички в гермопакет, коллега?..)

Если он рассчитывал, что я это просто так оставлю — жестоко ошибался. Пришлось в процессе отстирки шмоток в речке весьма некорректно поскользнуться на камушке. И аккуратно уронить Серого в мутную холодную воду с головою. Четыре раза подряд.