Грязнокровки (джен)

Вряд ли Том Реддл сейчас находился в том месте, где его ожидали увидеть однокурсники, друзья и преподаватели. Он ходил по Лютному переулку, часто оглядываясь по сторонам и впитывая все, что видел и слышал.

Постоял напротив ведьмы, что торговала ногтями для оборотки — лучшего способа спрятаться от преследования, юный сэр. Зашел в «Белую виверну», занюхнул зеленый рыбный эль от Пауло Пабиты, прокашлялся — ведь пахло чистейшей камбалой, глотнул жукоядный виски, несмотря на протестующее шипение Нагайны.

Посмотрел на вывеску букмекерской конторы, спросил, не нужны ли им работники. Когда его спросили о вышедших в финал чемпионата мира — ответить не смог. Не взяли на работу.

Чуть не разбил стекла «Эльфу-Трубочисту», порываясь ввалиться и заавадить за содействие рабовладению владельца агентства. Мать цапнула за рукав и утащила Тома трезветь обратно в «Виверну». Ох, зря она это сделала. Это был, пожалуй, первый и единственный раз, когда Том Реддл надрался до лиловых сов, что летали весь вечер перед глазами. Все-таки пробовать волшебный алкоголь — пусть и по глотку — было плохой идеей.

Утро встретило Тома все теми же совушками-мушками, летавшими перед глазами, укоризненным выражением на плоской морде кобры-матери и кувшином с водой, потому что на алкоголь просто не осталось свободных сиклей.

— Доброе утро, — сочувственно заметил бармен «Виверны», когда Том выполз в зал.

— Сомнительно, — наверное, ситуация была весьма типичной — школьник, попробовавший алкоголь. Бывший школьник. Вчера ж был выпускной.

И он наконец, давясь горечью, покинул стены Хогвартса — первого места, где ощущал себя как дома, — и с чистой совестью вступил на территорию Лютного переулка. Школьников-то за это из школы просили к выходу.

А мать утверждала, что именно сюда отнесла медальон Слизерина — первую химеру из эльфийских реликвий, которая хотя бы показала хвост. Том не знал, что делать дальше. Он не знал даже, зачем делает это. Почему ему так небезразличны маленькие ушастые создания? Жалко? Но ведома ли ему жалость после того, как он убил отца и стал причиной смерти Элизабет? Да, ему было жаль эльфов, и он всей душой хотел помочь маленькому волшебному народцу.

И часть сознания твердо убеждала — отец и Миртл заслуживали умереть.

Он — презирал мать Тома, несмотря на отданную ему молодость и жизнь.

Она — была жестокой и поощряла рабство.

Голова гудела, и Том прижался щекой к стеклянной кружке, несшей прохладу. Он мог бы объяснить Элизабет, что так нельзя. Мог бы — она бы послушала. Уж в силе своего убеждение Том сомневался редко. Хотя эффект наверняка был бы кратковременным.

Старик Бэрк долго и внимательно смотрел на Тома. Косился в аттестат.

— Парень, ты же отличник, тебе бы в Министерство работать... — заметил он, аккуратно складывая лист бумаги.

— Не хочу просиживать штаны в канцелярии. Я люблю древние вещи, — сказав это, Том не солгал ни словом.

На работу его приняли. Еще один шаг не пойми куда был сделан.