Повернуть вспять (гет)

Блейз снова занял полюбившееся ему место на столе и начал рассказывать:

— Вы слышали когда-нибудь про Уолфорд-хаус? Это одно из моих — да, Панси, маминых, значит, моих! — поместий, не помню уж, от которого из моих папаш досталось. К нему примыкает Буролиственный лес. Он вроде как тоже наш, но его границы определить почти невозможно, потому что он плавно переходит… та-дам!.. в Запретный лес Хогвартса. И четкого разделения между ними нет. Мы в этом захолустном поместье вообще не бываем обычно, не знаю уж, почему мама его не продаст. Но эту особенность я знаю еще с третьего курса. Когда Сириус Блэк сбежал из Азкабана, а по периметру Хогвартса расставили дементоров, к нам приходил человек из Министерства. Он просил, чтобы мама подписала бумагу, разрешающую (временно, конечно) дементорам находиться на территории ее частной собственности. Им это нужно было на случай, если они пересекли бы эту призрачную границу между нашим лесом и хогвартским. Но я тогда так и не придумал, как это можно использовать, а потому очень скоро выбросил из головы. А сейчас вспомнил. Как думаете, может, можно через наш лес попасть в школу? Вдруг там защита Хогвартса послабее?

Завязалось обсуждение плана, и вскоре он был принят как единственный. Джинни, горящая жаждой действий, вскочила с кровати и призвала остальных:

— Давайте прямо сейчас трансгрессируем туда и сразу все проверим! Скорее, пойдемте наверх!

Почти сразу ее восторги оборвал Блейз:

— Не спеши, Уизли. От опушки моего леса до границы с Запретным не меньше суток пути. А переместиться мы можем только в само поместье, потому что я в этом лесу не был уже сто лет и ничего там не помню. Так что возьмем палатки, спальные мешки и пойдем в поход, — он подмигнул оторопевшей Джинни.

Слова Забини вызвали новую волну обсуждений и споров. Молчала только Панси, и по выражению ее лица было ясно, что перспектива спать в лесу ее не прельщает. Главным образом все пытались придумать, где взять все необходимое и как незаметно выбраться из Малфой-мэнора. Решено было трансгрессировать как раз из этой комнаты, потому что повторная просьба открыть проход точно вызвала бы подозрения у МакГонагалл. А вот насчет вещей, которые понадобятся в походе, заминка вышла более серьезная. Наконец, молчавшая до этого Панси вмешалась:

— Так, давайте вы просто напишете список всего, что нам понадобится, а я вызову своего домовика, и к утру он все доставит нам в лучшем виде.

Более удачных предложений ни у кого не было, так что решено было дождаться эльфа Панси и выдвигаться на рассвете. Выходя из комнаты, Рон негромко посоветовал ей:

— Когда доберемся до Гермионы, не говори ей, что к этому причастен домовик. Поверь, так будет лучше для всех.

Рон метался по спальне, хватая и запихивая в дорожную сумку то одну, то другую совершенно не нужную в походе вещь, и одновременно что-то горячо втолковывал Гарри. Тот же, словно не замечая волнений друга, оперся руками о подоконник и, положив на них голову, отсутствующим взглядом смотрел в темноту за окном.

— И поэтому я считаю, что ей не надо идти… Гарри! Ты слушаешь меня вообще?!

Гарри вздрогнул, отвлекаясь от своих размышлений. Было похоже, что он не слышал того, что последние десять минут говорил ему Рон. Смущенный этим, он спросил:

— Что ты сказал? Прости, я отвлекся.

Раскрасневшийся Рон возмущенно вздохнул и начал все сначала:

— Я говорю, что нельзя нам брать с собой Элайзу. Мы-то ко всему готовы, а она… Она же наверняка ни одного боевого заклятья не знает! Вдруг она там пострадает?

Гарри пожал плечами:

— Это дело случая. Пострадать может каждый из нас. А война должна была тебя, кажется, научить, что знания и подготовка — это далеко не все. Все зависит от удачи.

Рон помотал головой из стороны в сторону:

— Нет, ты меня не переубедишь. Мы более подготовлены, а она ведь даже не была в Отряде Дамблдора. Я уж не говорю про Забини с Паркинсон — неизвестно, какие слизеринские фокусы у них в рукаве. А она такая хрупкая, мало ли что может с ней приключиться!

— Ты забываешь, Рон, что это хрупкая и милая девочка — сестричка Малфоя. У нее, думаешь, нет фокусов? Да и как ты себе это представляешь: Малфой — ее брат, Гермиона — подруга, но ты объявишь ей, что она остается? По факультетам распределяют не просто так, и уж поверь, качества Гриффиндора просто не позволят ей стоять в стороне. И не тебе решать, идет она или нет.

По лицу Рона Гарри понял, что тот остался при своем мнении. Но, несмотря на это, он не стал продолжать спор. Пожелав друг другу спокойной ночи, ребята погасили свет и легли спать.

В слизеринской спальне Блейз, даже не стараясь скрыть зевоту, натянул на плечи одеяло и умоляюще взглянул на Панси — и мольба в его глазах была почти непритворной. Делая вид, что этого не замечает, она устроилась на соседней кровати, пустующей из-за рождественских каникул. Поняв, что одними взглядами обойтись не удастся, Блейз простонал:

— Я хочу спать! Уходи...

В ответ Панси лишь насмешливо фыркнула. Она, конечно, не собиралась объяснять все это Забини, но сейчас она меньше всего хотела бы вернуться в общую спальню девочек, где ей пришлось бы в полном одиночестве лежать неизвестно сколько времени без сна. А заснуть у нее бы точно не вышло: события прошедшего дня слишком взвинтили нервы. Поэтому она и сидела сейчас здесь, не давая спать Блейзу, хотя и знала, что до запланированного выхода осталось часов шесть. Решив завести хоть какую-то тему для разговора, Панси обвиняющим тоном заявила:

— Мне это безразлично. А вот я по твоей милости завтра буду спать в палатке! Там даже нет нормальной кровати! И ванны нет. И вообще…

— Так не ходи! Ты говоришь так, как будто я тебя тащу. Оставайся. И уж поверь, мне тоже будет спокойнее, если ты будешь здесь или дома, — осознав, что поспать в ближайшее время не удастся, Блейз сел по-турецки на кровати и возмущенно уставился на Панси.

Конечно, она бы очень хотела остаться. Естественно, она очень боялась. Она вообще была жуткой трусихой, и этот ее недостаток учителя принимали за послушание и скромность — пожалуй, все кроме МакГонагалл. Панси всегда боялась нарушать правила, а точнее, боялась, что ее поймают, ведь избежать нарушений с такими друзьями было почти невозможно, а потому на пятом курсе она с готовностью стала старостой. Она знала, что не отличается природной красотой — рост ниже среднего, слишком вздернутый нос, невнятно-болотного цвета глаза — и из-за страха, что кто-то заметит это, доводила свою внешность до совершенства. Панси давно научилась скрывать свои страхи за острым язычком и не менее острым умом, но иногда они прорывались наружу — как тогда, перед Битвой за Хогвартс. В остальных случаях она ухитрялась вести себя, как истинная заносчивая слизеринка. Но каждый раз, когда она ввязывалась в стычку с гриффиндорцами, что-то внутри дрожало от напряжения. И как ни нелепо, но из-за одной из таких стычек она теперь является участницей самого, наверное, странного союза Гриффиндора и Слизерина, который иногда подозрительно напоминает дружбу. Даже с Поттером, рядом с которым она поначалу чувствовала себя страшно неловко все из-за того же происшествия перед Битвой, они постепенно пришли к безмолвной договоренности не вспоминать об этом. К невероятному удивлению Панси, Гарри понимал ее. Ведь для любого слизеринца в тот момент он был ключом к спасению — спасению себя, друзей, школы; только и нужно было — выдать какого-то выскочку-гриффиндорца, который подвергает всех опасности, прячась в школе. Который, к тому же, потом и сам вышел.

И вот теперь в душе Панси шла борьба страхов. С одной стороны, она боялась идти в Хогвартс — туда, где их ждет полная неизвестность, причем, полная опасностей неизвестность. Запретный лес и в лучшие свои времена был плохим местом для турпохода, а теперь жутко даже предположить, во что превратился он и его обитатели. С другой стороны, ей было страшно за Малфоя. Конечно, он может постоять за себя в случае чего. Иногда у Панси пробегали мурашки по коже от каких-нибудь его выходок. Чем старше он становился, тем больше его манеры напоминали убийственно-ледяную вежливость Малфоя-старшего. Порой Драко упоминал вскользь об элементах магии настолько темных, что вряд ли о них было известно кому-либо еще в школе, включая преподавательский состав. К тому же, с ним, видимо, Грейнджер — если они еще не убили друг друга. Она, хотя и не подарок, как любой из гриффиндорцев, но мозги у нее на месте. Но, в любом случае, в Хогвартсе сейчас могут твориться такие ужасы, что ни малфоевская беспринципность, ни грейнджерская эрудиция, ни то и другое вместе могут им не помочь… Панси поморщилась. Кроме всего этого, оставался еще вечный страх, что кто-то все про нее поймет. Потому она состроила самую возмущенную физиономию, на какую была способна, и ответила Блейзу:

— Чтобы я осталась? Да ни за что! Я пойду, и заставлю тебя пожалеть, что ты не смог придумать более комфортного плана. К тому же, я волнуюсь за Малфоя не меньше тебя! — и последнее предложение было чистой правдой.

— Чего тогда ты добиваешься? Идти не хочешь, оставаться — тоже… Честное слово, Панс, ты своими капризами однажды меня достанешь! — чем сильнее Блейз хотел спать, тем более резким становился его тон.

— Успокойся уже, я пойду точно. Я уже и вещи собрала. Вот решила перед сном обсудить с тобой парочку моментов. Например, тот факт, что с нами пойдет эта…

Блейз с мученическим выражением на лице закатил глаза и простонал:

— Я больше не могу этого выносить. Изыйди отсюда! Я не хочу ничего слышать! — внезапно ему в голову пришла занятная мысль, и гораздо более спокойным голосом он продолжил: — А вообще, шла бы ты спать, Панси. Ведь скоро уже вставать, а ты не выспишься. Представляешь, как ты будешь выглядеть? Мешки и темные круги под глазами, землистый цвет лица. Проспишь и не успеешь все это исправить… Разве не ужас?

Он не смог сдержать улыбку, глядя, как меняется выражение лица Панси. Но ее любопытство все равно не давало ей сдаться так быстро.

— Ладно, последний вопрос, и я ухожу к себе. Как ты думаешь, как получилось, что Драко в Хогвартсе с Грейнджер? Он в последнее время вел себя очень странно, конечно, но это уже за пределом. При чем здесь Грейнджер? — нахмурившись, Панси вопросительно посмотрела на друга.

Блейз ответил не сразу. Через несколько секунд он откинулся на подушку и, глядя в потолок, произнес своим самым насмешливым тоном:

— А с чего это тебя интересует? Неужели вернулась твоя былая любовь к Малфою, и ты потому так рвешься его спасать?

Поднявшись с кровати, Панси расправила образовавшиеся на мантии складки и сухо ответила:

— Если ты не понимаешь, какую глупость сейчас сказал, то ты полный придурок. Спокойной ночи.

Звонкий хлопок двери дал понять, что ее тон был гораздо спокойнее, чем она сама.

В гриффиндорской спальне для девочек уже давно был погашен свет, но обе девушки пока не спали. Пытаясь уснуть, Элайза накрылась одеялом почти с головой. Вот уже несколько раз она принималась считать, но всякий раз сбивалась на воспоминания о событиях прошедшего дня. Как много раз уже она хотела рассказать Джинни о своей семье, но все не предоставлялось случая. Ведь такое не вывалишь с бухты-барахты!.. А Джинни и не спрашивала. Лишь однажды она поинтересовалась, почему Элайза живет с бабушкой и дедушкой. Услышав в ответ, что родители умерли, лишь спросила, хочет ли она поговорить об этом. Элайза не хотела, и больше эта тема не поднималась. После войны Джинни очень изменилась — в ней появилась какая-то глубокая мудрость, терпимость. Хотя внешне она по-прежнему казалась огненно-рыжим ураганом, но теперь этот ураган не приносил никаких разрушений, только свежий ветер. И зная, какую боль причиняет потеря близких, она, как могла, ограждала от этого окружающих.

И сейчас Джинни тоже не могла уснуть. Тихо-тихо, чтобы подруга могла услышать, только если еще не спит, она позвала:

— Эй, Элайза, спишь?

— Нет.

Джинни наконец задала мучивший ее вопрос:

— Расскажи мне, почему Панси так к тебе относится?

Элайза чуть слышно вздохнула. Джинни поймет, точно поймет.

— Когда в детстве я ездила в гости к Драко, я подружилась и с его друзьями, особенно с Панси. Мы с ней были самыми близкими подругами, почти как сестры. Когда же всем им запретили со мной дружить, я поняла, что их это не остановит, — Элайза тихонько рассмеялась. — Знаешь, все считают, что это гриффиндорцам плевать на правила. Но у слизеринцев все еще хуже. Если им не нравится какое-то правило, то сначала они попробуют найти в нем лазейку. Если не выйдет, то они все равно его соблюдать не будут, но так хитро все провернут, что никто и не догадается. Я это знала, но понимала, что однажды обман раскроется, и их очень накажут. И тогда я сама перестала с ними общаться. После моего поступления на Гриффиндор это было не очень сложно. Но Панси тогда так и не поняла моего поступка. Она считает, что я предала ее и что я не имела права решать и за нее тоже. Может, она и права…

Джинни помолчала. Она тоже не знала, правильно ли поступила Элайза, но точно знала, что прекрасно понимает Панси. Наконец, она решилась дать совет:

— Знаешь, я думаю, вам нужно поговорить. Если ты расскажешь ей все и объяснишь, она наверняка все поймет, ведь ты хотела как лучше. Этот наш поход — прекрасная возможность, просто знак судьбы. Не может же быть случайно такое стечение обстоятельств! — Джинни рассмеялась.

Такой позитивный настрой вызвал улыбку и у Элайзы. Она зевнула и ответила:

— Пожалуй, ты права. Я попробую. А теперь давай поспим, завтра будет трудный день.

Уже через десять минут обе девушки крепко спали.

* * *

Бросив флоббер-червя в проем, Драко настороженно проследил за его траекторией — в полете его сильно снесло порывом ветра. Привстав на носочки, Гермиона безуспешно попыталась разглядеть хоть что-то из-за плеча Малфоя. Наконец, ее терпение лопнуло, и она спросила:

— Ну? Что там такое?

— Вроде все спокойно. Заходим.

Гермиона изо всех сил сжала в руке палочку. На этот раз она будет идеально собранной и внимательной, и все будет в порядке.

Медленно преодолев порог двери, они вошли в следующее помещение, если можно было так сказать. Миссис Норрис лишь выглянула, встопорщила усы и, хрипловато мяукнув на прощание, отправилась куда-то по своим кошачьим делам.

На этот раз они попали не в комнату, а на балкон. По всей видимости, он находился на уровне пятого-шестого этажа — за местами обрушившимися каменными перилами открывался прекрасный обзор территории Хогвартса. А туманная граница с круговоротом неясных образов вновь напомнила о том, что выбраться будет очень и очень сложно. Флоббер-червь уже дополз до неровного края плиты, который указывал, что прежде балкон был значительно больше. Сосредоточенно осматриваясь, Гермиона отметила отсутствие выходящих сюда окон: в глухой каменной стене была только та дверь, через которую они вошли. Только та самая дверь. Только…

— Малфой…

— Грейнджер…

Одновременно заметившие отклонение, Гермиона и Драко в изумлении смотрели друг на друга, опустив палочки.

— И что теперь делать? Здесь нет второй двери! Куда нам идти дальше? — Гермиона не скрывала растерянности.

На лице Малфоя появилось отсутствующее выражение. Он словно был сейчас где-то далеко, прокручивая варианты дальнейших действий, и никак не отреагировал на вопросы. Осознав, что он не собирается ей отвечать, Гермиона еще раз нетерпеливо его позвала. Он досадливо поморщился и перевел взгляд на нее. Явно недовольный тем, что она отвлекла его от размышлений, Драко произнес несколько громче, чем следовало:

— Да, Грейнджер, я вижу, что здесь одна дверь. Представь, ты здесь не одна настолько умна, чтобы это заметить! Вместо того, что бы говорить и так очевидные вещи, лучше бы включила свои хваленые мозги и подумала, что делать дальше. Заметь, молча подумала! — под конец его голос прозвучал почти угрожающе.

Гермиона ошарашенно выслушала эту тираду и уже собралась ответить тем же, но что-то подсказало ей промолчать. Закусив губу и глубоко дыша, она постаралась взять себя в руки. Еще несколько дней назад она бы постаралась прибить его за такой тон, но сейчас она даже как-то привыкла к этим идиотским перепадам настроения. Оказалось, что с ними вполне можно примириться, как, например, с приступами вспыльчивости у Рона. «Вот только этого не хватало, — мысленно одернула себя Гермиона. — Ставить в один ряд Малфоя и Рона. Какая чушь!» Тем не менее, почти спокойным голосом она ответила:

— Между прочим, я уже подумала. Мы знаем, что комнаты в замке перемещаются, или вроде того. То есть за одной и той же дверью могут быть разные комнаты. Предлагаю проверить это — закрыть ту дверь, через которую мы вошли, потом открыть ее и посмотреть, что будет за ней. Если нам повезет, то нас будет ждать новая смертельно опасная комната, — в последнее предложение Гермиона все-таки добавила немного сарказма.

Не ответив ей, Малфой подошел к двери и с силой захлопнул ее, после чего бросил на Гермиону недовольный взгляд. Подождав немного, он вновь распахнул дверь. За ней по-прежнему находился тот же зал.

— Довольна? Не сработало!

Гермиона начала терять терпение:

— И что, по-твоему, это моя вина? Мы вообще находимся здесь только из-за тебя! Если комната не сменилась, значит, нужно подождать. В Выручай-комнате мы переночевали, когда это произошло; может, и здесь придется.

Сказав это, Гермиона вдруг осознала, как холодно и неуютно было бы провести зимнюю ночь на открытом всем ветрам балконе. Но вернуться внутрь и оказаться снова рядом с тем невидимым веществом показалось ей еще худшим злом, чем стужа. Словно в подтверждение мыслей ледяной порыв заставил ее снова вспомнить выброшенную мантию. Решив не продолжать этот нелепый спор, вызванный исключительно ужасным характером Малфоя, она спросила:

— Может быть, в твоей сумке есть что-нибудь теплое? Я не смогу пробыть здесь долго в таком виде, — она взглядом указала на свой джемпер.

— Я вообще не знаю, как ты в таком виде столько лет прожила, — хмыкнул Малфой, но все же полез в сумку.

Через несколько минут он передал Гермионе темно-зеленый свитер. На ощупь он был мягкий и приятный, но отчего-то улыбка Малфоя внушала ей опасения. Натянув свитер, Гермиона обнаружила причину его веселья — на груди справа был вышит герб. Если бы это была эмблема Слизерина, было бы еще не так страшно, но это был герб дома Малфоев. Гермиона вздохнула. Наверняка в сумке есть и нормальные, нейтральные вещи, но ей достался именно этот свитер. Не стоит доставлять Малфою удовольствие и затевать новый спор, ведь он явно добивался именно этого. Подвернув рукава (размер был ей прилично велик), она мило улыбнулась и сказала:

— Спасибо, очень красивый цвет. И теперь мне совсем не холодно.

Разочарованный излишне спокойной реакцией Гермионы, Малфой ответил:

— Конечно, на нем же чары. Чтобы в нем замерзнуть, нужно оказаться на крайнем севере.

— Это хорошая новость. Ведь нам, возможно, торчать здесь до завтрашнего утра.

Малфой посмотрел на нее, как на ненормальную. Пытаясь сообразить, что она на этот раз упустила из виду, Гермиона прокрутила свою фразу в голове несколько раз. Драко прервал ее раздумья:

— Ты думаешь, я стал бы сидеть и мерзнуть на этом балконе всю ночь? В сумке есть палатка, и если ты перестанешь стоять и хлопать глазами, мы быстро ее установим.

Пожелав себе терпения, Гермиона подумала, что с момента, как они преодолели Зал Трансфигурации, Малфой стал совершенно невыносим. И что его переклинило? Ведь она только начала думать, что он может вести себя, как нормальный человек… Доставая палочку из кармана, Гермиона едва сдержалась, чтобы не наградить его каким-нибудь заклятьем.

Вытащив из сумки палатку, Малфой расстелил ее на полу, и вскоре они вдвоем установили ее. Гермиона ожидала увидеть что-то пафосное и огромное, но палатка оказалась на удивление небольшой. Внутри была лишь одна комната, да и она не отличалась богатым интерьером. У одной стены стояла кровать, немного в стороне от нее — стол с двумя стульями и шкаф. Сбоку от шкафа была небольшая дверца, которая вела, по всей видимости, в ванную комнату.

— Скоро палатка прогреется и станет теплее. Предлагаю пообедать…

Драко бросил сумку на кровать и начал искать в ней еду, но Гермиона прервала его:

— А я предлагаю осмотреть твою руку, раз у нас наконец нашлось время. Что с ней?

Малфой натянул рукав свитера до самых кончиков пальцев и для большей убедительности спрятал руку за спину. Опустив глаза, он ответил:

— Все нормально… Правда, все в порядке, я уже сам посмотрел.

Гермиона недоверчиво прищурилась и потребовала более строгим голосом:

— Малфой, это не шутки. То вещество было там не просто так. Немедленно покажи мне руку! — видя, что это не действует, она продолжила: — Тем более, если с ней все в порядке. Просто покажи мне ее. Или ты не хочешь из-за Черной Метки?

От упоминания о метке Драко вспыхнул. Гермиона сказала о ней случайно, но это подействовало. Подняв рукав свитера до локтя, Малфой вытянул руку вперед так, чтобы выцветшая татуировка была видна, и с вызовом произнес:

— При чем здесь Черная Метка? Смотри, если тебе так интересно.

Гермиона подошла ближе и коснулась его руки. То что она увидела было очень странно: длинные и прежде пальцы стали тоньше, а суставы на них выделялись сильнее; на тыльной стороне кисти более явно проступили вены; кожа выглядела странно. Не веря в свою догадку, Гермиона взяла правую руку Малфоя и так же подняла рукав. Сведя его руки вместе, она удивленно ахнула: левая рука выглядела так, словно принадлежит человеку гораздо старше. Постепенно ближе к локтю этот странный эффект сходил на нет.

— Все, налюбовалась? — недовольно спросил Малфой и резко отдернул руку.

— Это... Это очень странно, — Гермиона почувствовала себя страшно неловко. — Прости меня.

— Ладно тебе. Ты не виновата, это все чертов замок. Я даже не представляю, сочетание каких заклинаний могло дать такой эффект. Давай лучше поедим, — с этими словами Малфой повернулся к ней спиной, собираясь продолжить поиски.

Не ожидавшая таких слов Гермиона тихо подошла к нему и дотронулась до его левой руки. Почти шепотом сказала:

— Знаешь, это совсем даже не заметно.

Стало гораздо теплее — наверное, палатка уже прогрелась.

Приближался вечер, а вместе с ним и проблемы. Гермиона вспоминала ситуацию со спальными местами в Выручай-комнате, косилась на единственную кровать и боялась начать разговор. К счастью, первым заговорил на эту тему Малфой:

— Знаешь, что странно? Что на этом балконе с нами до сих пор ничего не случилось. Никаких заклятий, иллюзий или еще чего-нибудь в этом духе. Поэтому ночью предлагаю дежурить по очереди — по два часа, начиная с одиннадцати.

Гермиона поспешно согласилась, радуясь про себя, что это избавляет от неловкого разговора о том, кто где спит. Но Малфой продолжил:

— К тому же, это позволит не заниматься дележкой кровати, — и усмехнулся, заметив, что Гермиона покраснела. — Ладно, Грейнджер, первым подежурю я — ты наверняка привыкла рано ложиться. У тебя есть время поспать до часу, потом твоя очередь.

Не дожидаясь, пока она ответит что-нибудь, Драко вышел из палатки.

Открыв глаза, Гермиона попыталась понять, сколько времени она уже проспала. Состояние подсказывало, что довольно долго — гораздо дольше, чем они договорились с Малфоем. Нашарив в темноте палочку, Гермиона с трудом разглядела положение стрелок на часах: половина четвертого. Сердце на секунду сжалось. Отчего Малфой не разбудил ее? Неужели что-то случилось? Натянув свитер и ступая мягко, почти бесшумно, Гермиона с палочкой наготове прокралась к пологу палатки и выглянула наружу.

На улице было гораздо светлее, чем она думала. Темнота рассеивалась голубоватыми бликами, беспорядочно скачущими по стенам. Малфоя она увидела сидящим на самом краю балкона. Завернувшись в одеяло и свесив ноги, он внимательно следил за чем-то внизу, у стен Хогвартса. Не было похоже, что ему грозит какая-то опасность. Засунув палочку в карман, Гермиона осторожно подошла к нему и нерешительно спросила:

— Эй, все в порядке?

Как будто очнувшись от наваждения, Малфой тряхнул головой и взглянул на нее снизу вверх.

— Да, нормально. Смотри, — он вытянул вниз руку.

Гермиона бросила взгляд туда, куда он указал, и почувствовала легкое головокружение — боязнь высоты не была ее фобией, но так спокойно находиться на самом краю балкона, как это делал Малфой, она не могла. Вздохнув и усмирив свое волнение, она присела рядом с ним и принялась смотреть вниз. А посмотреть было на что.

Неяркие голубые отсветы, метавшиеся по стенам, были отраженным сиянием сотен призраков. У стен замка бесшумно разыгрывалась Битва за Ховартс. Не находя слов от удивления, Гермиона следила, как мелькают вспышки заклятий, как падают люди, как рушатся стены и жизни. И все это без единого звука. Отвечая на незаданный ею вопрос, Малфой тихо сказал:

— Их не много, это всего один призрак — призрак Битвы за Хогвартс. Так бывает, что какое-то событие, изменившее жизни многих людей, не может закончиться. И оно появляется снова и снова. Если подумать, эта битва до сих пор в разгаре…

Его слова прозвучали, пожалуй, слишком печально и пафосно. Драко и сам заметил это, а потому слегка усмехнулся и кивнул вниз:

— Если постараешься, наверняка сможешь разглядеть себя, Поттера или Уизли. Или еще кого-то. Отсюда, конечно, не все видно, но шанс есть.

У Гермионы не было ни малейшего желания увидеть там себя, Гарри или Рона, а еще меньше она хотела бы увидеть призрачное воплощение кого-то из погибших друзей. Малфой же, наоборот, как загипнотизированный, не отводил взгляда от битвы. Голубые сполохи отражались в его глазах, делая его профиль каким-то жутким. Гермиона поежилась. Свитер хотя и был теплым, но не мог противостоять холодному зимнему ветру. Собираясь пойти в палатку и взять что-то потеплее, она вновь взглянула на битву внизу и сказала:

— Холодно. Я в палатку — накину что-нибудь.

— У меня одеяло.

Она замерла. Голос Малфоя прозвучал совершенно бесстрастно, в нем не было никакого выражения — сухая констатация факта. Что он хотел этим сказать? Мысли Гермионы заметались. Что в палатке нет одеяла? Да нет, там есть еще как минимум одно. Глядя прямо перед собой, Гермиона пыталась боковым зрением разглядеть, что делает Малфой. Все так же смотрит вниз, ничего не изменилось. Так что же он имел в виду? Оставался только один вариант…

— Давай.

Она постаралась сократить свой ответ, насколько это возможно, но даже в этом одном слове — как ей показалось — она не смогла сохранить спокойствие. Упершись руками по бокам от себя в холодный камень, Гермиона напряженно отметила, что, по крайней мере, она правильно поняла, что имел в виду Малфой. Он накинул половину одеяла ей на плечи. От нагретой ткани сразу стало теплее. Гермиона подумала, что хорошо было бы сейчас выпить чего-то горячего, и спросила:

— Малфой, ты не брал с собой чай или кофе? Что-нибудь согревающее?

— У меня есть кое-что получше, — с этими словами он взмахнул палочкой.

Из палатки вылетела бутылка и, звякнув о камень, приземлилась рядом с ним. Гермиона удивленно уточнила:

— Огневиски? Ты шутишь? Мне хватило Выручай-комнаты.

Малфой пожал плечами, отчего его край одеяла чуть не сполз:

— Как хочешь. По-моему, это как раз очень согревающий напиток.

Открыв бутылку, он сделал глоток, поморщился и глотнул еще раз. Его взгляд снова вернулся к происходящему внизу.

Гермиону пронзило внезапное осознание того, насколько все это странно: внизу идет сражение, в котором они, возможно, убили бы друг друга, если бы пришлось. А они сидят рядом и смотрят на это. И разве сейчас они враги? Конечно, не друзья, но точно уже не враги… Словно прочитав ее мысли, Малфой сказал:

— Странно это, тебе не кажется?

Гермиона вздрогнула. Конечно, именно так ей и казалось, но неизвестно еще, что под этим подразумевает Малфой. Поэтому она ответила вопросом на вопрос:

— Что именно странно?

— Битва. И вообще вся война. Ты же героиня этой войны с такими, как я, а сидишь сейчас здесь, как будто ничего не было. Ты говорила в Выручай-комнате, что я ненавижу тебя из-за твоего происхождения. Но ведь и ты должна ненавидеть меня.

Гермиона задумалась. Странно? Да даже в этом разговоре нет ничего нормального. Еще неделю назад она и представить себе не могла что-то подобное, а теперь ей нужно объяснить Малфою, почему она не ненавидит его. Еще не до конца решив, что будет говорить, она ответила:

— Иногда люди меняются. И я не знаю, но мне кажется, что то, за что я тебя ненавидела раньше, этого сейчас нет. После того, что ты сказал на Рождество, я даже не уверена, что это было. Возможно, так мне казалось, и не только мне, и, наверное, ты хотел, чтобы так и было.

Каждое слово давалось с трудом. Стараясь не говорить прямо, Гермиона даже не была уверена, что он понял, что она имела в виду, и понял правильно. Да, этот разговор не из легких, и, судя по настроению Малфоя, проще он не станет. Она протянула руку и взяла у него бутылку. Сделав глоток, она, как и в прошлый раз, ощутила, как обожгло горло. На секунду в голове стало горячо, но почти сразу все прошло, и она продолжила:

— Любой человек может, если захочет, измениться к лучшему. Это выбор, который каждый сам делает.

— О, легко говорить про выбор, когда он правильный! Что ты можешь сказать об этом, если ты никогда не делала неправильный выбор?

Это прозвучало резко. Малфой и сам это понял, отчего еще сильнее разозлился. Гермиона заметила это, но промолчать уже не могла:

— А кто мешал тебе поступить так же? Почему ты не выбрал правильно?

Малфой выхватил у нее огневиски и сделал несколько глотков, прежде чем ответить.

— Потому что у меня не было правильного выбора! Выбирать было не из чего! Ты думаешь, ты самая умная? Что бы ты выбрала на моем месте?

Ему не нужно было говорить, из чего он выбирал — Гермиона знала это, но не знала, что ответить. Всегда ей казалось, что она нашла бы выход из любой ситуации, но почему-то теперь эта уверенность ускользала. Ей стало страшно — сейчас она стояла на той зыбкой границе понимания, перейдя которую, она не сможет отличать черное от белого — все станет одинаково серым. Пытаясь отогнать этот страх, теперь уже она схватила бутылку и сделала несколько глотков. Горячая волна ударила в голову и заставила ее почти крикнуть:

— И что ты хочешь, чтобы я ответила?! Что ты поступил правильно? Я не скажу так. И я не знаю, как бы сделала я. Зачем ты сейчас спрашиваешь об этом? Сейчас все уже закончилось. Даже для тебя все кончилось сравнительно хорошо, все могло быть гораздо хуже!

Сидя рядом с Малфоем, она чувствовала напряжение, которое от него исходит. Гермиона вдруг подумала, что ведь она, возможно первая, с кем он вообще говорит на эту тему, и от этого все показалось еще более нереальным. В том же тоне, что и она, он ответил:

— Ах, значит, хорошо закончилось? Ты что, забыла, что это я впустил в школу Пожирателей? Что это я убил Дамблодора?

— Не ты! Это не ты! Его убил Снейп, и даже до этого он уже был обречен! Ты знаешь это и сам!

— Если бы не я, Снейпу не пришлось бы делать этого!

Вдруг оба поняли, что их спор уже перешел на крик. Стараясь говорить спокойнее, Малфой продолжил:

— Это произошло по моей вине, — он указал на призрачную битву, — но я думал, что спасаю мою семью. А теперь их жизнь все равно разрушена, и все было зря. Но я знаю, как исправить это…

Гермиона напряглась. Эти его слова натолкнули ее на мысль. Осторожно, боясь упустить этот крошечный шанс, она спросила:

— Как ты хочешь это исправить?

Драко не ответил, тогда она задала еще один вопрос:

— Малфой, что в Тайной Комнате, и зачем мы идем туда?

Он рассмеялся. К ее удивлению, это был вполне искренний смех — она действительно чем-то его позабавила. Отсмеявшись, он ответил:

— Знаешь, Грейнджер, в учебе ты, может, и самая умная, но в жизни ты такая наивная! Неужели ты думала, что немного огневиски развяжет мне язык? Я не сказал тебе сразу, не скажу и сейчас. Или ты решила, что раз мы тут сидим, под одним одеялом, с одной бутылкой огневиски на двоих, то это что-то значит? — его слова вызвали у Гермионы замешательство, и он удивленно спросил: — Или это что-то значит для тебя?

Не в силах терпеть и дальше эту ерунду, которую он нес, Гермиона вскочила с места и возмущенно произнесла:

— Что за бред? Это ты предложил одеяло, и ты же достал огневиски. Так что если для кого-то это что-то и значит, то для тебя, а не для меня!

Теперь и Малфой поднялся со своего места. Слова Гермионы разозлили его, и он сквозь зубы ответил:

— Не обольщайся, Грейнджер. Мне было бы приятнее сидеть здесь с домовым эльфом, чем с тобой.

— Ах вот как! Да и для меня дементор — более приятная компания, чем ты! И вообще, оставь меня в покое, ты давно должен спать — сейчас моя очередь дежурить. Так что убирайся в палатку!

От злости Гермиона готова была отдежурить одна хоть всю ночь, лишь бы не видеть наглую малфоевскую физиономию. Но он поспешил ее расстроить:

— А вот не надо больше никому дежурить! Пока ты спала, я установил защитные заклинания, так что до нашей палатки никому теперь не добраться. Я тут старался, чтобы ты могла спать до утра, а вместо благодарности слушаю твои крики.

Гнев Гермионы рассеялся, уступив место ее прежним опасениям. Она нерешительно начала:

— Но… Там же одна кровать. И как же мы будем спать?..

Малфой закатил глаза:

— Черт, Грейнджер, брось! Мы все равно спим в одежде под разными одеялами. И я надеюсь, ты уже поняла, что ты последняя девушка, к которой я стал бы приставать.

Неизвестно, что убедило ее — огневиски или аргументы Малфоя, но Гермиона сделала вывод, что он прав. Вздернув подбородок, она прошла мимо него в палатку со словами:

— Чур я сплю у стенки.

Гермиона лежала, отвернувшись к стене. Хотя алкоголь должен был подействовать на ее организм, как снотворное, но ссора с Малфоем взбудоражила ее, и теперь она не могла уснуть. А тот факт, что он лежит рядом, тоже не действовал успокаивающе. Пытаясь устроиться поудобнее, Гермиона повернулась на другой бок и вновь начала прокручивать в мыслях все заново. Она раздраженно подумала, что сам-то Малфой, наверное, уже давно спит. В этот момент он пошевелился и повернулся лицом к ней. Ворочаясь, он положил свою руку на ее. Гермиона замерла. Не зная, спит он или нет, она решила оставить все как есть и сделать вид, что сама спит. Какая разница, это же просто случайность. Ведь случайность же?..