В свете газовых фонарей (гет)

Громоздкий массив города привольно раскинулся на берегу залива. Совсем рядом с городом начинался гористый край, страна пустошей, где царила равнодушная к человеку природа, где любой людской вопрос был бы встречен презрительным молчанием, а самая большая трагедия цивилизованного существа неумолимо растворилась бы в вечности, но в самом городе биение человеческой жизни не затихало ни на минуту. И днем и ночью гигантский человеческий муравейник непрестанно ворочался, безостановочно шаркал подошвами тысяч ног, упорно вглядывался в мир миллионом глаз-окон.

Мельбурн… Главный город Австралии⁽¹⁾. Могучий анклав европейской цивилизации среди только ещё обживаемого западным человеком континента. Город, словно бросающий вызов неукрощенной австралийской природе.

Май был на исходе, и в Мельбурне уже было по-зимнему холодно. Облачные дни были коротки и навевали тоску. Тоску неявную, подспудную, когда у человека всё вроде бы хорошо, но при этом где-то глубоко внутри нечто царапает когтями и душит сердце. Ночи же казались бесконечными. Сосуды тьмы без дна, наполненные фальшивым светом уличных фонарей.

Доктор Маккензи не любил Мельбурн, хотя и жил там уже немалое время. Он переехал из маленького Вуденда спустя несколько лет после трагических событий у Висячей скалы. Знакомые помогли с практикой, и в итоге доктор смог неплохо устроиться в столице. Тем более, что и запросы у него были достаточно скромные. Район, в котором Маккензи снимал дом, считался непредставительным и был не слишком развитым. Не шумный центр, но и не бурно растущие предместья. Эдакая тихая заводь. По главным магистралям Мельбурна уже вовсю грохотали трамваи, а почти весь город тонул ночами в лучах электрического освещения, тогда как на улицах вокруг дома Маккензи ещё царил призрачный газовый свет. Эта немного старомодная атмосфера устраивала доктора.

Но хоть Маккензи и пришелся по душе его район, всё же он никак не мог привыкнуть к Мельбурну, к незатухающему биению его пульса, к холодной отстраненности его жителей. К чувству чуждости, которое не оставляло доктора со времен переезда в этот мегаполис.

"Похоже, долгое житье в Вуденде всё же сказывается, — размышлял Маккензи. — А ведь тот городок даже не был мне родным..."

Вуденд действительно не был родным для доктора, хотя тот оставил в нём многое. Слишком многое из случившегося в городке оттиснуло глубокий след в его душе. Нераскрытая тайна исчезновения девочек из колледжа Эпплъярд и их учительницы, мисс МакКроу. Загадочная гибель другой ученицы колледжа, Сары Уэйборн. Смерти, к которой, судя по всему, была причастна сама директриса колледжа, Эстер Эпплъярд. Женщина без прошлого, взявшая себе имя с коробки мыла. Женщина, которую Маккензи страстно желал и был готов защищать хоть перед всем миром. Женщина, что окончила свои дни у подножия Висячей скалы...

Маккензи до сих пор в мельчайших ярких подробностях помнил тот день, когда в Вуденд доставили тело Эстер. Помнил, как осматривал это тело, ныне холодное и бездыханное, а ещё недавно нежно-теплое и ласкающее. Тело женщины, что больше никогда не будет его. Даже во снах. Да, Эстер приходила к доктору в его снах. Даже здесь, в Мельбурне. То были поистине мучительные сны. Вновь и вновь он чувствовал в своих руках её холодное тело, вновь и вновь она поднимала окровавленную голову, раскрывала пустые глазницы и шевелила посиневшими губами, словно пытаясь ему что-то сказать. С проступившими на глазах слезами Маккензи пробуждался в ночи и после долго сидел на кровати, недвижно смотря на заполнявший его комнату призрачный свет. Свет не луны и не звезд, но мертвенное свечение уличных фонарей. Обманный свет, не разгонявший темноту, но служивший её верным сообщником.

Под покровом тьмы и прикрытием искусственного света фонарей в городе глухо ворочалась жизнь, неумолимо двигалась её мрачная, ночная сторона. Как городской врач, Маккензи не раз мог наблюдать её проявления. Пороки и преступления, творящиеся в её тени, исправно подбрасывали ему и коллегам новую работу. Сможет ли человечество когда-нибудь избавиться от этой ночной стороны своей жизни, сможет ли поставить её под твердый контроль? Доктор не раз раздумывал над этим, но ответа не находил. Он видел мощь современной цивилизации, видел её достижения, её ускоряющийся с каждым годом прогресс, с радостью узнавал об успехах в препарировании природы и открытии её тайн, но он также наблюдал и безуспешность попыток подавить ту тьму, что жила в этом мире. Казалось, что человек, привнося свет цивилизации на ночную сторону жизни, не развеивал мрак, но лишь позволял ему смешиваться со светом. Что в итоге давало тьме возможность проникать на дневную сторону жизни, дарило мрачным устремлениям и недобрым делам место под солнцем цивилизованного мира.

Невесёлые то были размышления — доктор старался гнать их от себя. Что толку мучить себя подобными мрачными думами? Будто ему было мало мрачного в своем прошлом! Мало того, что даже посреди огромного мегаполиса он не в силах укрыться от длинной тени Висячей скалы.

Однажды темным майским вечером в дверь дома доктора Маккензи постучали. Его горничная почему-то замешкалась, и открывать пошел сам доктор. На пороге замерла низенькая девушка в сером — не то встревоженного, не то забитого вида. Она назвалась горничной сестер Вайнсап. Доктор никогда не слышал о них, хотя, по словам служанки, их дом располагался на соседней улице.

— Да они лишь пару месяцев назад сюда переехали. Только обжились, и такое случилось! — торопливо пояснила служанка.

— Да что случилось-то?

Из ее путанных объяснений следовало, что с младшей сестрой случилось что-то вроде судорог. Возможно, нервный припадок.

— И как назло старшей барышни ещё дома нет! — убивалась горничная.

Маккензи собрал сумку и двинулся за служанкой к дому сестер Вайнсап.

Время было уже позднее. На улицах было не просто темно — их наполняла какая-то мгла. Газовые фонари неверно проглядывали сквозь неё потерянными звездами.

Маленькая горничная юркнула в незаметный проулок. По её словам, он соединял две улицы.

— Так быстрее выйдет, господин доктор.

И действительно, дом сестер Вайнсап обнаружился рядом с выходом из переулка. Маленький одноэтажный домишко с мезонином, по сторонам словно стиснутый заборами. Перед входом росла старая яблоня, надежно заслоняя своими ветвями строение со стороны улицы.

Младшая мисс Вайнсап уже пришла в себя и сидела за столиком в гостиной, чем крайне встревожила служанку.

— Мисс Маргарет, я же вас уложила! Нужно было лежать до моего прихода!

В это время Маккензи бегло разглядывал обстановку и обитательниц домика. Он понял, что здорово ошибся насчет горничной — теперь она не выглядела столь юной. Обычная женщина среднего возраста. Только очень маленькая и торопливая. Абсолютно невыразительная и вся какая-то... серенькая. Кольцо на пальце, которое успел заметить доктор, свидетельствовало о замужестве.

Сама гостиная была обставлена довольно скудно. Яркой звездочкой на фоне скромной утвари выделялся стоящий на столике букет источавших сладковатый аромат цветов. "Гелиотропы⁽²⁾", — определил Маккензи. Стены украшали букетики засохших цветов да литография, изображавшая хорошо одетую публику на отдыхе в тени деревьев у подножия неких скал. Сама младшая мисс Вайнсап была под стать окружавшей её обстановке: непримечательная внешность, простое лицо с острым носиком и грустными карими глазами.

По предложению доктора они прошли в её комнату.

Осмотр Маргарет Вайнсап не показал ничего определенного. Тело у девушки было слабое, несколько анемичное, но в остальном её можно было назвать здоровой. По её словам, она и вправду давно ничем не болела. По поводу сегодняшнего происшествия она не могла сказать ничего определенного. Была дома, занималась обычными делами, а потом...

— А потом я не помню! — грустно подытожила она.

По словам горничной, тело Маргарет словно свело судорогой, и она рухнула на пол. Спустя пару минут судорога её отпустила, горничная перетащила находящуюся без сознания девушку на постель в её комнате и побежала за доктором.

— Я про вас, доктор Маккензи, и раньше слышала. Как хорошо, что вы так близко к нам живете!

Доктор велел мисс Вайнсап оставаться весь день в постели, а сам пообещал их проведать.

— Судя по всему, пока беспокоиться не о чем. Будем соблюдать спокойный режим и избегать волнений. Посмотрим, что покажет завтрашний осмотр, но я уверен, всё обойдется.

Сказав это, доктор распрощался с обитательницами маленького домика и двинулся в обратный путь. Проходя под яблоней, он разминулся с женской фигурой. Фигура оставила за собой шлейф сладковатого аромата и скрылась в дверях домика с мезонином.

"Должно быть, сестра вернулась", — решил Маккензи и свернул в переулок. Этот путь действительно здорово сокращал дорогу от его дома до жилища сестер Вайнсап.

На следующий день доктор Маккензи смог выбраться к сестрам Вайнсап только к вечеру. Он собирался отправиться к ним с полудня, но неожиданные дела и внезапные пациенты занимали его до темноты. Фонари уже вовсю светили, когда он вышел из дому. Желая сократить путь, доктор прошел до домика сестер уже известным ему проулком.

В гостиной он застал старшую сестру. Она сидела в наименее освещенном углу и почему-то с газетой. Букетик на столике выглядел свежим и так же сладостно пах.

"Интересно, откуда взялись гелиотропы в конце осени?" — подумалось доктору.

При осмотре Маргарет выяснилось, что та весь день провела в постели, как ей и предписывалось. Новых судорог у неё не было, каких-то других проблем со здоровьем — тоже. Просто она была очень слабой, даже ещё слабее, чем накануне.

Когда Маккензи вышел из комнаты больной, её сестра всё ещё сидела в гостиной. Гордо выпрямленная спина, свободно расправленные плечи... Только лица её не было видно — раскрытая газета заслоняла его. Но хоть и не удавалось рассмотреть лицо, во всем облике старшей сестры сквозило нечто крайне знакомое доктору. Впрочем, Маккензи тут же себя одернул — рассматривать одну из хозяек у неё же в доме было бы невежливо.

Доктор коротко сообщил старшей мисс Вайнсап, что Маргарет ещё нужно побыть в постели. Ответом ему было молчание. Маккензи уже было развернулся и собрался уходить, когда из-за газеты раздался голос.

— Мэри! Принеси господину доктору чай! Он наверняка очень устал, — обратилась женщина к служанке.

Голос! Очень знакомый доктору Маккензи голос. Голос, которого он не слышал уже многие годы, ещё с Вуденда.

"Но ведь могут же разные люди иметь похожие голоса! Да и мне могло всего лишь показаться".

— Сейчас, мисс Джудит, сейчас принесу! — отозвалась меж тем служанка.

— Нет-нет, спасибо. Уже поздно — не хочу вас задерживать. Пойду я, пожалуй. Доброй ночи! — растерянно пробормотал доктор, в замешательстве рассеянно рассматривая стену. После схватил сумку и поспешил домой.

Уже идя домой по переулку, он с внезапною ясностью осознал, что было изображено на литографии в гостиной сестер Вайнсап. Литография изображала общество, собравшееся на пикнике у подножия Висячей скалы. Он вживую видел то место, которое изобразил художник, просто потом забыл. А ещё этот голос...

"Это всё какое-то глупое совпадение. Мертвецы не оживают и не тревожат покой живых цветными картинками. Наведу завтра справки об этих сестрах — и всё объяснится".

С такими мыслями доктор Маккензи вышел из переулка на свою улицу. В ночном воздухе была разлита стылая сырость. Мириады мельчайших капелек висели в воздухе, оседая глянцевою пленкой на поверхностях и вновь поднимаясь с них в воздух невесомою водяною пылью. В образовавшейся мгле вокруг фонарных огней раскрылись торжественные гало. Точно нимбы мучеников. Вереница их уходила в глубину улицы, вызывая ассоциации с рядами святых на порталах соборов. Маккензи поёжился, поднял воротник пальто и поспешил к своему дому.

На следующий день ему так и не удалось навести справки о сестрах Вайнсап. И на другой тоже. Работа и множество мелких дел навалилось на него со всех сторон и времени пойти навести справки у Маккензи совсем не было. На третий день он решил зайти к Маргарет после обеда, но тут прибежал хозяин дома напротив — его дочка поскользнулась на мокрых камнях мостовой, упала и повредила ногу. Только к вечеру доктор вернулся домой. Он пропустил стаканчик бренди для бодрости и сразу же поспешил к маленькому дому с мезонином.

Дверь открыла служанка. Она встретила доктора молчанием и сразу же провела его в комнату Маргарет.

Комната была ярко освещена. В лучах светильников лежащая в кровати без движения девушка казалась скульптурой, скульптурой, заботливо уложенной в постель и укрытой одеялом. Девушка не дышала. Мертва?

— Что случилось? Когда?! — обернулся Маккензи к горничной.

— Да с час назад, господин доктор. Затихла... — ответила та глухим голосом.

— Почему за мной не послали?

— А мы знали, что вы сегодня и так придете.

Доктор подошел к постели и начал осмотр. Да, Маргарет Вайнсап действительно была мертва. Причем определить, из-за чего она скончалась, было трудно. Всё выглядело так, что у неё просто остановилось сердце. Маккензи начал было расспрашивать служанку, но та только кивала с убитым видом.

— Всё хорошо с ней было, доктор, всё хорошо. Только сегодня вечером вдруг глаза закрыла и... и всё.

Определенно, следовало делать вскрытие.

— Нужно везти тело в морг. И полицию хорошо бы позвать.

— Не волнуйтесь, доктор, я сейчас сбегаю, — отвечала служанка. — Вы бы лучше к ее сестре сходили. Бедная Джудит всё сидит в гостиной и молчит. Ей очень плохо!

Маккензи набросал коротенькую записку для полиции, отпустил с ней служанку, а сам вышел в гостиную.

В гостиной не было света и чувствовался отчетливый сладковатый запах, вероятно, от гелиотропов, букетик которых стоял, как и ранее, на столике. Через окна с распахнутыми занавесями лился с улицы свет газовых фонарей. Свет неверный, призрачный... Вошедшему в гостиную доктору стало не по себе — он чувствовал, будто здесь происходит нечто нереальное. Царила мертвая тишина, и даже паркет под его ногами не скрипел.

Темная фигура, сидевшая без движения в кресле у окна, шевельнулась и поднялась на ноги.

— Мисс Джудит, я очень сожалею... — начал было Маккензи.

В этот момент фигура сделала шаг навстречу ему, и свет уличного фонаря озарил её лицо. Не может быть!..

— Эстер? Что за наваждение! — вскричал доктор.

Перед ним стояла миссис Эпплъярд. Именно она, ошибки быть не могло. Живая!

— Эстер, ты же умерла! Я вскрывал твоё тело, я видел, как тебя в гроб укладывали, я...

— Молчи! — молвила подступившая к доктору женщина и приложила палец к его губам. — Эстер, Джудит... Ты узнал меня. Я рада!

— Но что случилось? Как это возможно? Быть может, мы оба умерли?

— Мы оба живы. И мы оба здесь. Наконец... Обними меня! — попросила женщина и взяла его руки в свои.

Маккензи почувствовал тепло её рук. Нежных, живых... Таких знакомых рук, чьё пожатие он не смог бы спутать ни с чьим другим. Он не сдержался. Схватил Эстер в объятия, жадно приникая к её телу ладонями и всем своим существом. Словно стремясь впитать её в себя, поглотить без остатка. А после медленно опустился к ногам Эстер и крепко охватил руками её бедра.

— Господи, Эстер! Ты вернулась, ты моя! — шептал он.

— Да, вернулась. Не нужно слов. Я — твоя! — женщина опустилась на колени рядом с ним, её руки сплелись с его.

Маккензи казалось, что он готов задохнуться. Он целовал её губы, шею, груди. Он захлебывался ею. А после вошел в неё...

Пришел в себя Маккензи уже на своей улице. Предрассветная тишь. Мглу вокруг освещали своим слабым светом фонари. Что за наваждение с ним приключилось? Этот дом, мертвая девушка, Эстер... Живая Эстер! Да не всё ли равно, что там было? Это с ним было — и точка. А во всём прочем он обязательно разберется. С такими мыслями доктор Маккензи побрел к своему дому дорогой потухающих звезд.

Проснулся Маккензи поздно утром и сразу принялся разбираться в случившемся. Первым делом он спросил горничную, часто ли о нем осведомлялись из полиции. С удивлением доктор узнал, что из полиции за ним ещё вообще не приходили. Это показалось странным. Он ведь вчера сам отправил Мэри с собственноручно написанной запиской в полицию! Возможно, что-то случилось и записка не дошла?

Он поспешил к домику сестер Вайнсап. Пройти к нему через знакомый проулок было нельзя — дорога перед ним была раскопана, а в глубине виднелись какие-то нагроможденные доски, мусор... Тогда Маккензи двинулся в обход. Добравшись до той улицы, он с трудом, но всё же отыскал нужный домик. Но он ли это был? Сквозь окна проглядывала пустота, а дверь была и вовсе заколочена. По всему выходило, что это именно тот дом. Даже яблоня у крыльца стояла, правда, уже засохшая. Но куда делись обитательницы дома? Заметив выглянувшего соседа, доктор обратился к нему с расспросами.

Сосед уверял, что в этом домике уже несколько лет никто не живет. Тогда доктор постучался в другой дом, после в третий... Все говорили одно и то же: дом пустой, туда давно никто не ходит, даже желающие купить не обращаются.

— Да я же сам входил в этот дом только вчера! И свет там горел. И за три дня до этого я там тоже был! — в сердцах выдохнул доктор, обращаясь к мистеру Джейкобсону из дома напротив.

— А я каждый вечер тут сижу и на улицу смотрю. И могу поклясться на Библии, что давненько вы, господин доктор, на нашу улицу не заглядывали. Считай, в этом месяце ни разу не были, — уверял мистер Джейкобсон.

Доктор решил, что перепутал дома. Он обошел всю улицу, но другого такого дома не нашел.

Тогда Маккензи пошел наводить справки о сестрах Вайнсап. Но оказалось, что городским чиновникам сестры Вайнсап неизвестны. После долгих поисков удалось найти только Марту Вайнсап, но эта кругленькая старушка, жившая на другом конце города, слыхом не слыхивала ни о Джудит, ни о Маргарет. В полиции о них тоже никто ничего не знал. Зато полицейские подтвердили, что дом был оставлен его владельцем ещё семь лет назад и с тех пор им никто не интересовался.

Уставший Маккензи лишь под вечер вернулся домой. Уж не повредился ли он рассудком, уж не пригрезились ли ему обитательницы этого дома? Он начал расспрашивать горничную, но добрая Энн тут ничем не могла ему помочь. Да, она подтвердила, что вчера он выходил вечером из дому. И за три дня до этого. И ещё раньше. Куда-то выходил со своей сумкой. Возвращения его она не видела, ведь к этому времени уже покидала его дом и уходила к себе. И нет, она совсем не помнила, чтобы кто-то пять дней назад стучался к ним вечером.

— Нет, мистер Маккензи, ничего такого я точно не слышала. Слышала, как вы открывали и закрывали дверь, а потом совсем ушли, но и всё. А что, что-то случилось?

Доктор заверил её, что всё в порядке, и с тяжелым сердцем отправился спать. Сон его был тревожен, он всю ночь просыпался, но снов не видел. А наутро Маккензи вновь отправился к домику с мезонином.

Оставленный домишко встретил его грустным взглядом пыльных окон. Маккензи прошел вдоль его стены. Что же с ним здесь случилось? Был ли он вообще в том доме или темными майскими вечерами плутал где-то в неведомом краю? В краю, где живы мертвые, где даже по осени цветут гелиотропы, а в свете газовых фонарей можно обрести то, чего жаждешь больше жизни. Странный край, что лежал где-то на изнанке нашего мира... Как попасть туда? Может ли быть, что дорога туда уже навеки закрыта для него? Хоть бы какую весточку оттуда получить, чтобы стала напоминанием о мгновениях, проведенных в том краю...

Прогуливаясь вдоль фасада, Маккензи заметил под окном гостиной маленькую потертую временем коробочку. Он наклонился. Старая коробочка из-под мыла. С надписью "Эпплъярд". На обратной стороне крышки была нацарапана звездочка.

Спустя пару недель в Мельбурне разнесся слух, что доктор Маккензи передает практику, продает часть вещей и готовится к переезду. Слухи были правдивы — он действительно уезжал. Маккензи возвращался в Вуденд.

1) Мельбурн в 1901-1927 годах считался временной столицей Австралии.

Вернуться к тексту

2) Гелиотроп (Heliotropium) — растение семейства Бурачниковые (Boraginaceae). Название "гелиотроп" можно перевести с греческого как "вращаться за солнцем". Растение содержит ядовитые алкалоиды циноглоссин, гелиотропин и лазиокарпин, которые при попадании в организм человека способны вызвать поражения центральной нервной системы и печени (гелиотропный гепатит).

Вернуться к тексту