Хроники "Альтаира" (джен)

Чьи в лесу шишки?

Рассвет выдался влажным, душным и почти скучным.

Нет, право, а как еще его было охарактеризовать? Представьте: где то далеко наверху шуршат сосны, где-то слева внизу шуршит море, над берегом между двух медных стволов чуть покачивается брезентовый гамак весьма бывалого вида. У гамака плотно сведены сверху боковины и тщательно сшиты по всей длине — отличной капроновой нитью. Мелкими стежками. Несмотря на то, что это мой гамак, и я в нем, между прочим, в данный момент нахожусь.

Будь проклята привычка дрыхнуть в гамаке по стойке смирно! Впрочем, как и еще три четверти моих неудобных привычек.

Брезент отвратительно пропускает воздух (ну, разве что — через пару прожженных еще три сезона назад небольших дыр), и запас кислорода внутри этого тоскливо-зеленого кокона медленно, но верно истощается. И к тому же на мою физиономию с унылой периодичностью клепсидры капает конденсат с зашитой полы…

Над высоким берегом, над сосновой рощей, над разбросанной на манер цветного драже в небольшой долине горстью палаток, над желтой песчаной спортплощадкой плывут волны чистого, протяжного звона. Гонг всеобщей побудки… Спортивно-оздоровительный лагерь «Альтаир» неохотно просыпается.

Через десять минут педсостав вытянет за ноги из палаток последних отпетых засонь и отведет свои отряды умываться. Мой Четвертый добросовестно поднимут волонтеры — вожатые. Гонг пробьет второй раз, начнется утренняя линейка с подъемом флагов.

Мое отсутствие, скорее всего, будет замечено именно тогда. И не факт, что не в результате обнаружения кадета Карябина, до сих пор дрыхнущего без задних ног. Или кадета Луферова, запертого в деревянном люфтклозете. Не за семью печатями, конечно, но под корявой надписью во всю дверь: «Здесь сидит Ябеда!». Или, на худой конец, кадета Саблиной, целующейся с местным старшеклассником, который как всегда вовремя пришел погостить прямо через забор…

Вся подлость ситуации состоит в том, что я отвечаю за эту всеславнейшую компанию великолепных, тщательно отобранных, и даже слегка уже спецобученных разгвоздяев и оболтусов, имя которой — Четвертый отряд. Так что искать меня, к сожалению, будут. Причем — всем педсоставом, включая директора и вожатых на первом году практики. И найдут. Точняк!

Лучше бы нашли на дне морском — в виде хладного трупа, честное слово...

Голос гонга тает где-то в недоступной мне ныне июльской синеве. И откуда-то снизу и слева, где, как помнится, должна быть изрядная куртина дикого барбариса, доносится отчетливое тоненькое «хи-хи»…

Девочка. Ну, разумеется — девочка! Гоблиновы уши, а что, мальчик способен так прочно, аккуратно и тщательно зашить эту тряпочную гробовину?!!

Так, лежать смирно, дышать ровнее. Долой эмоции, а то этот растреклятый гамак сейчас вспыхнет — от моего праведного гнева. Об меня в данный момент вполне можно петарды подпаливать. Ну, или носки сушить, если аккуратно выложить их вдоль роскошного верхнего шва моей брезентовой тюрьмы. Только успевай эти носки переворачивать и снимать вовремя… К тому же на выбросе адреналина быстрее расходуется кислород, а его тут и так не избыток. Стало быть, пора выбираться.

Но как? Рвануть шов? А если сил не достанет — капрон же все-таки… Да и брезент старый, но крепкий. Голыми руками его не возьмешь.

Строгим голосом приказать засевшей в кустах маленькой бестии немедленно подойти сюда и приступить к распарыванию шва? Но ставлю десять против одного, что вместо долгожданной свободы я получу шустрый топот убегающих в неведомую даль детских сандалет, приправленный золотыми горошинами смеха, рассыпающимися по каменистой тропе… Не для того зашивали, чтобы вот так, по первому же приказу, все и убрать.

Нет, надо или смириться с коварной судьбой, дождаться, пока найдут, и честно принять факт очередного всплеска популярности в черных анекдотах, или уж вылупиться, наконец, из гамака на свет божий. Причем, вылупляться надо мгновенно — авось, веселую милашку в кустах хотя бы обморок хватит…

Мысленно поблагодарив Всемогущее Провидение за то, что надоумило меня минувшим вечером свалиться спать, не раздеваясь, аккуратным, почти неуловимым движением залезаю рукой в брючный карман. Нащупываю перочинный ножик. Одними пальцами вытягиваю из кожаного чехла. Раскрываю. Итак, раз! Два! Три!!! Теперь, не считаясь с тем, что видимо, лишусь любимого спального места, безжалостно полоснуть по выцветшей зеленой тряпке, насколько позволит крайне стесненное пространство.

Эх, как говорят кинематографисты, главное — красиво появиться! Утоптанная земля, густо посыпанная сухой хвоей и крепкими сосновыми шишками, встречает крайне неласково. Как минимум дюжина синяков гарантирована. Но об этом — потом! Пригнув башку, чтобы не набрать шишек еще и на ее долю, перекатом через правое плечо сокращаю дистанцию до барбарисовых зарослей и легко, с применением обычной инерции, выхожу в почти безукоризненную, насколько можно в данных условиях, стойку дзенкуцу-дачи из арсенала восточной борьбы киокусинкай. Классная стойка, которая на языке педсостава вполне может стать жестовым аналогом формулы «Нущасъятебепокажу!!!»

Правда, в моем исполнении она выполняется с одним нарушением: без агрессивно выставленных вперед рук. Гораздо больше впечатляет дзенкуцу с руками в карманах, поверьте! Результат — полное оторопение вероятного оппонента, который зависает и тупит, не представляя, что от тебя можно ждать в следующее мгновение.

— Ганьшина, выходите из кустов сию же минуту!

… А если это — не Ганьшина?..

Нет, по всем признакам должна быть именно она. Терпение, усидчивость, аккуратность, умение шить — это раз. Из соседнего отряда — это два… Мои так не рискуют — им же со мной до конца смены жить…

Что будет под цифрой три, я даже придумать не успеваю. Из кустов мне под ноги, шипя и разбрасывая искорки, прыгает десятый «корсар» — здоровенная петарда из комплекта новогодней пиротехники. А по тропе к берегу впереди собственного визга летит целая стая девчонок из Второго отряда. Вспышка. Грохот. Звон в ушах, искры в глазах. Обтекая на траву, успеваю отметить, что Ганьшина среди них все же имеется… Отлично. Прочесть ее манеру шалостей отчасти удалось.

— Экспериментируете, значит? — прямо за спиной раздается воркующий, спокойный голос замначсмены Оскара Рудольфовича, рыхлого толстячка, в котором в самую последнюю очередь заподозришь военрука и отставного офицера. — А что вы с ними сделали? Такой гром… И, как будто, это не ваши дети понеслись в лагерь по тропе?

Действительно: слава всем святым — не мои! А то недолгим был бы век автора этих слов на белом свете.

— Нам надо торопиться на линейку, коллега Скардольф.

Мой собеседник замирает, словно только что, прямо на месте, кол проглотил. Этому прозвищу, изобретенному по принципу прозвищ учителей из «Республики ШКИД», примерно столько же лет, сколько преподавательской карьере Скардольфа.

— Что вы имеете в виду? — его замечательно добрые глаза водянисто-рыбьего цвета откровенно ползут на лоб.

— Вы — по-прежнему Скардольф, а меня взорвали девочки из Второго отряда. Жизнь идет своим чередом.

— Ну да, — икает Скардольф. — Но… это же дети, чего вы хотите. Обуйтесь и пойдемте, коллега. Если жизнь идет своим чередом, то линейку пока никто не отменял.

Мы со Скардольфом являемся на залитую солнцем поляну, когда моих «Четвертых» уже почти построила в три шеренги стриженая физкультурница Ольга Юрьевна. Все идет, как ни в чем ни бывало: подъем флагов, объявление распорядка на день, поток директорских предупреждений на тему, что можно, и что нельзя. Далее Ольга Юрьевна ведет всех, кроме дежурных, на берег, на спортплощадку — зарядку делать, а дежурных вожатая Первого отряда волонтер Савинова провожает под развесистый тент полевой кухни — расставлять тарелки к завтраку. Мне бы тоже на спортплощадку двинуть, но…

В спину тыкается острый палец. А над самым ухом шелестит строгий голос:

— Задержитесь, пожалуйста. Надо серьезно поговорить.

Маргарита Георгиевна. Еще одна замначсмены. И по совместительству — куратор Второго отряда. Прическа «гулькой», как у балерины, элегантный спортивный костюмчик из коричневого велюра, парусиновые тапочки довоенного фасона. Возраст из разряда «у дам не спрашивают», вес — сорок пять кг, авторитет — пять с половиной Президентов.

Вот, не было печали!..

Отходим в сторонку, пропуская вперед с гомоном катящийся на спортплощадку Второй отряд. Ганьшина из колонны демонстрирует мне розовый, как у котенка, язычок. Именно мне — Маргарита Георгиевна в это время, как нарочно, опустив глаза, разглядывает пробившуюся у самой тропы цепочку кислотно-желтых пятилепестковых цветочков. Было бы на что смотреть — лютик едкий, он же Ranúnculus acris, практического применения не имеет, дрянь болотная…

— Коллега, что привело вас на общее построение в таком виде? — Тонкие пальцы Маргариты Георгиевны ловко извлекают из моей шевелюры целый пучок сухой хвои.

— А собственно, в каком? Мне казалось, со вчерашнего вечера в моем внешнем виде практически ничего не изменилось.

— Опоздали, пришли в мятой одежде, утыканной сосновыми иглами. Штаны снизу прожжены… Вы что — полночи на земле у костра валялись? Тут же ученики!.. И чем это, простите, от вас несет? Гмм… Порохом?

Она привстала на цыпочки и повела острым носиком в трех сантиметрах от моего лица.

— Да, порохом. И ничем, кроме пороха. Если вас гложут смутные сомнения относительно вчерашних посиделок у костра с волонтерами и гитарой, то там ничего крепче чая с земляничным листом не было. Не верите? Отправляйте в медпункт, пусть фельдшерица вам скажет.

— Ох, право, у меня и в мыслях не было… Просто вы должны и меня понять. Мы требуем аккуратности от учеников, а сами… Прошла всего неделя с начала смены, а уже похожи на леших. У Оскара Рудольфовича под ногтями грязь. Ольга Юрьевна забывает причесываться…

(Гоблиновы уши, что на ней причесывать-то, на этом «солдате Джейн»?!!)

… — А Сергей Евгеньевич вообще сегодня вышел на линейку в хлюпающих мокрых кедах на босу ногу, в рокерской маечке с какой-то небритой личностью на груди, и к тому же — в футбольных трусах! А дежурные видели у него за палаткой мокрые рюкзак, бадлон и джинсы, которые сушились на рогатинах.

— Подумаешь — в трусах! Лето ведь…

— Даже летом в кедах у педагога не должно хлюпать болото!

Она многозначительно воззрилась на меня.

— И что далее, Маргарита Георгиевна?

— Я хочу понять, что между вами произошло.

— Со Скардольфом — мелкая ссора. Он вчера у костра просил у меня гитару на одну песню и не получил ровно потому, что у него были грязные руки. Мы уже все уладили. Ольгу еженощно взлохмачиваю не я — у нее, вообще-то, для этого муж есть, и он тоже сотрудник нашего лагеря. А с Серым все просто, пожалуй… Вполне допустимо, что могло сработать буквально чье-либо искреннее пожелание: «Чтоб ты провалился, проклятый!». А провалиться в нашей местности проще всего на гнилом мосту через ту речку-вонючку… Извиняюсь, название вылетело.

Она смерила меня взглядом с головы до ног.

— Надеюсь, это шутка, коллега?

— Я тоже надеюсь… Допустим, это пожелание вполне может быть и моим. Каюсь. Если угодно — принесу Серому извинения. Вы удовлетворены?

(Если вы шутите с Маргаритой Георгиевной, главное, сохранять скучающее выражение на лице и стеклянный взгляд).

Она икнула, и как-то очень задорно подмигнула:

— Вот что, приведите себя в порядок и присоединяйтесь к отряду. Если встретите по дороге Серого… Сергея Евгеньевича, передайте ему, что запасной спортивный костюм есть в бытовке — когда выдавали форму волонтерам, штуки три еще оставалось. Если будет не по размеру — пусть обратится ко мне, подгоню, подошью.

— Придется встретить и передать. И приложить некоторые усилия, чтобы передать без какого-нибудь «довеска», вроде оплеухи…

(Конечно! Мокрыми видели не только шмотки, но и рюкзак этого раздолбая! А заезд был неделю назад! Стало быть, раздолбай ночью ходил в ближайший поселок. И не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы сделать вывод, зачем ходил. За выпивкой, ясен день! Вот так: пиво на территорию лагеря таскают всякие Серые, а замначсмены обнюхивает меня! Нет и не будет справедливости в мире, устроенном по этим законам!).

— Когда вы, наконец, повзрослеете? — мечтательно улыбнулась Маргарита Георгиевна.

— Не раньше, чем Серый. Мы — ровесники. И вы видели наши паспорта, когда они были еще свидетельствами о рождении. Тут уж ничего не изменить. Ладно, пойду хвою из шмоток подергаю, а то зарядка закончится.