Цена свободы (гет)

На Олухе с самого утра царило небывалое оживление, вызванное сразу двумя знаменательными событиями — драконьими боями и прибытием иноплеменной принцессы.

Сами по себе бои уже способны были вызвать немалый ажиотаж, поскольку являлись любимым всенародным развлечением жителей Олуха. На главной площади возводилась укрепленная арена с прочным слоем огнеупорной защиты, чтобы пришедшие смотреть на бои не пострадали. Выходом на арену служили специальные тоннели, через которые выгоняли выпущенных из клеток драконов, обреченных драться друг с другом насмерть на потеху толпы.

Если же несчастные рептилии отказывались драться, специально оснащенные викинги кололи их заостренными палками и копьями, стреляли в них из луков с целью разъярить и заставить биться. Судьбу же побежденных драконов решали общим голосованием зрителей и чаще всего убивали, поскольку ценилась каждая конкретная особь не высоко — драконов в здешних краях было много, ловцы доставляли их на Олух целыми партиями, следовательно, дефицита в них не было.

Однако сегодняшние бои обещали быть особенными, и не только из-за приезда иноплеменников: недавно ловцам драконов несказанно повезло захватить представителя самого свирепого и почти легендарного вида — ночную фурию. Это известие вызвало одновременно волну страха и восторга среди местных жителей: кто-то считал, что столь опасного зверя не следует выпускать на арену, поскольку защитный барьер может не выдержать его удара, и тогда смертей не избежать; другие же, напротив, ждали боя фурии с нетерпением, готовые отдать последнюю рубашку, лишь бы только взглянуть на мощь легендарного дракона своими глазами.

В том, что ночную фурию выпустят на арену, сомнений не было, ведь Стоик Обширный, вождь их племени, хотел во что бы то ни стало произвести впечатление на гостей из клана Хофферсонов, а в частности на Астрид, принцессу-воительницу, которая прибыла на Олух с одной-единственной целью — обручиться с сыном Стоика Иккингом. В древне уже неделю только и разговоров было как о фурии и Астрид.

— Говорят, она красавица с длинными белыми косами, — пересказывал Сморкала последние слухи своим товарищам по оружию.

— Плевать, — грубо отозвалась Забияка. Она была одной из немногих равнодушно настроенных жителей Олуха, кого даже ночная фурия по непонятным причинам не интересовала, а уж от разговоров об Астрид ее и вовсе тошнило.

— Тоже мне новость, — в кои-то веки Задирака не возражал сестре. — Вот ночная фурия — это тема. Я поставил на него все свои сбережения.

— Я бы не был так уверен, — подал голос Рыбьеног. — Фурию выставят сразу против троих драконов — престиголова, змеевика и ужасного чудовища. Сколь легендарными ни были бы фурии, одному против троих ему будет сложновато…

— Минуточку, — до Забияки, кажется, только что начали доходить слова Задираки. — Хочешь сказать, что поставил на чертова дракона наши общие сбережения?!

Когда между близнецами затевалась драка (а сейчас она, безусловно, затевалась), Сморкала, Рыбьеног и все, кому не повезло находиться поблизости, спешили ретироваться.

— И все же не завидую я этой Астрид, — хмыкнул Сморкала. — Выйти замуж за Иккинга — упаси могучий Тор! По мне так лучше быть съеденным драконом заживо, чем это.

* * *

Астрид Хофферсон следовала за Стоиком, которому нетерпелось показать ей драконов, усиленно стараясь изображать заинтересованность. К слову, Стоик был отличным рассказчиком, да и глянуть на драконов вблизи было интересно — Астрид видела их раньше, но лишь в бою, поскольку с детства обучалась мастерству убийц драконов и уже участвовала, несмотря на юный возраст, в десятке сражений, но тщательно рассмотреть дракона в пылу битвы не представлялось возможным. Причина же ее глубокого разочарования крылась совершенно не в них, а в Иккинге.

От одной мысли, что этот убогий и худосочный слабак станет ее супругом, Астрид хотелось выть волком на луну. Будь ее воля, она бы выбирала себе супруга по старинному обычаю викингов — смертельным боем между претендентами, а руку и сердце отдала бы победителю. Но, увы, ее племени понадобилось заключить союз с племенем Иккинга, и старейшины решили сделать это посредством брака между детьми вождей. О боги, почему у Стоика нет другого сына?!

Тем временем они подошли к заветной клетке с ночной фурией… Взглянув на нее, Астрид не смогла скрыть разочарования: она ожидала увидеть устрашающего вида гиганта, а не нечто черное и мелкое, свернувшееся в дальнем углу клетки. Стоик заметил ее реакцию и поспешил объяснить:

— Не стоит недооценивать ночных фурий, принцесса. Да, это далеко не самый крупный вид драконов, но, безусловно, самый опасный и свирепый. Одним ударом фурия способна обратить в пепел с десяток домов, к тому же эти драконы никогда не промахиваются, всегда попадая точно в цель.

— Что ж, увидим на арене, — хмыкнула Астрид.

— Безусловно, — согласился Стоик Обширный.

— Но отец, — вдруг подал голос молчавший ранее Иккинг, тенью следовавший за отцом и Астрид, — этот дракон еще не готов для арены. Он явно еще слишком молод и неопытен, к тому же недавно был ранен.

— Иккинг, что за вздор! Астрид хочет посмотреть на бой ночной фурии, я хочу, вся деревня, черт возьми, жаждет увидеть его на арене. Так что же, прикажешь мне разочаровать всех жителей Олуха из-за какой-то там глупости?

Спорить с отцом было бессмысленно, но все же он попытался. Астрид одарила его недобрым взглядом. Иккинг опустил глаза.

* * *

Он понимал человеческую речь пусть и не идеально, но достаточно для того, чтобы уловить смысл. То, что какой-то мальчик попытался вступиться за него, было странным, поскольку каждый дракон знал, что люди — кровожадные и безжалостные существа, которые упиваются страданиями драконов. Так говорили другие, в этом он и сам убедился.

— Тебе придется сражаться, как и нам. Здесь либо убивают, либо умирают, — прорычала самка змеевика из-за стенки. — Я хорошо отношусь к ночным фуриям, но если меня выставят на бой с тобой, я буду биться насмерть.

Она права. Ему тоже придется, хотя убивать он никогда не любил. Предвкушение боя было хуже самого боя, к тому же покалеченный хвост отзывался болью при каждом движении — его покалечили намеренно, лишив способности летать. И не только его — так поступали со всеми драконами, предназначенными для боев.

— Им нужно, чтобы мы сражались на земле, а не поднимались в воздух, — прокомментировала все та же самка змеевика.

А еще его мучил страх — не за себя, а за нее. Сумела ли его возлюбленная скрыться? Не попадет ли рано или поздно на арену?

Только-только они отстроили уютное логово, где должно было появиться на свет их потомство, как в их края нагрянули ловцы драконов. Он дал ей возможность спастись, вызвав огонь на себя; был уверен, что отобьется, но люди использовали дротики, пропитанные неизвестным ядом, которые парализовали его, лишив подвижности, а затем усыпили. Очнулся он уже в клетке, с поврежденным хвостовым плавником и совершенно ничего не зная о судьбе возлюбленной. Перекрикиваясь с другими драконами сквозь стены, он выяснил, что белую фурию никто не видел, что внушало пусть слабую, но надежду на то, что она в безопасности.

Он уже не выйдет отсюда. Неизвестно почему, но люди питали особую страсть по отношению к драконам его вида, следовательно, и смерти его будут рады вдвойне, он это понимает. Остается только надеяться, что его любимая сможет выжить, а он сам умрет быстро. Он не смотрит на людей, с достойным спокойствием ожидая своего последнего часа. И все же тот, кто высказался, пусть и безуспешно, в его защиту, вызвал его интерес.

Дракон поднял голову, чтобы увидеть непохожего на других человека.

— Посмотрите, какие глазищи! — закричал кто-то. — Да это же просто машина для убийств!

Он смотрел на тощего парня с большими полными тоски глазами. «Мы с ним похожи», — вдруг подумал дракон.

И не знал, что Иккинг подумал о том же самом.