Сломанные крылья (джен)

Ему казалось, что он никогда не бросит свою семью. До сегодняшней ночи Элайджа был уверен: что бы ни натворил Никлаус, он сможет его простить. «Всегда и навеки» — такую клятву тысячу лет назад они дали друг другу. И она была нерушима. Хотя каждый из них не раз совершал нечто такое, что казалось: вот оно — всё, клятве конец. Однако проходило время, и жизнь возвращалась на круги своя. Они вместе разбирались с проблемами и уничтожали врагов. Но после этой ночи в его душе поселилась пустота… И теперь, похоже, уже ничего не исправить.

Полная луна снова возвышалась над Новым Орлеаном, городом, жители которого даже не догадывались, в чьих руках находятся их жизни. Загородный особняк был полон тишины и покоя. Яркий лунный свет освещал фасад здания, проникая в широкие окна. Элайдже как единственному, в данный момент, обитателю дома, было до невозможности скучно. Хейли ещё днём Никлаус забрал в их городской дом, и ходу туда ни ему, ни сестре сейчас не было. И всё из-за вспыльчивого нрава младшего из их тройки... Нет, он понимал, что в какой-то мере виноват сам. Но кто же знал, что в кои-то веки мысли и планы Никлауса относительно ребёнка окажутся чистыми, как слеза младенца? Попытка извиниться вышла неудачной. Брат, будучи вне себя от ярости, скрылся из леса, оставив его и Хейли на поляне, возле озера. Элайджа тогда не стал ждать, и они вернулись в особняк, возле которого спустя полчаса остановился джип. За рулём автомобиля сидел его младший брат... Хейли, чтобы не усугублять ситуацию, согласилась отправиться с ним в город.

Ребекка ненадолго осталась рядом, но вскоре заскучала. Спорить с Никлаусом она не могла, поговорить с Хейли теперь тоже было невозможно. Поэтому, как только солнце скрылось за ветвями деревьев, а небо окрасилось в чёрный цвет, она надела один из своих клубных нарядов и покинула особняк. Элайджа предполагал, что в данный момент его сестра, скорее всего, развлекается в одном из многочисленных ночных заведений города. Возможно, она даже нашла себе компанию на ночь... А вот ему, похоже, придётся коротать вечер в одиночестве. Их приезд в город изначально был ошибкой, но Никлаусу, видите ли, захотелось поиграть в короля. Младший брат решил вернуть Новый Орлеан себе, уничтожив Марселя.

Тишина в доме казалась нерушимой. Элайджа хотел поговорить с братом и извиниться, но понимал: сейчас не время, Никлаус его просто не поймет, так как закипал тот быстро, от одного неосторожного слова, а вот отходил медленно. Иногда для этого требовались дни, а то и месяцы... Если прошлые огрехи, тайны, неизвестные Никлаусу, каким-то образом выплывали на поверхность, напоминая о себе, то нужно было ждать беды.

«Так что лучше переждать в тихом и безлюдном месте. Меньше шансов оказаться в гробу с магическим клинком в груди», — Элайджа поморщился — это воспоминание было не из разряда приятных. В последний раз Никлаус решил, что Элайджа будет помехой, и, заколов брата, отдал его тело Марселю, надеясь успокоить нынешнего короля города. Выбраться, не без помощи Давины, удалось совершенно случайно.

И вот сейчас он, Элайджа, находился в особняке, который когда-то принадлежал ныне покойному мэру Нового Орлеана и по совместительству отцу нынешнего короля. Мысли о Марселе раздражали. Уж слишком приёмный сын брата стал похож на своего покровителя, впитал в себя все самые отвратительные его черты, одной из которых являлась жажда власти. Элайджу же это никогда не интересовало... Ему больше нравилось чувствовать собственную силу, знать: в мире нет никого, кто мог бы его убить, а он, в свою очередь, мог уничтожить практически любое существо. Но и из этого правила есть свое исключение — Никлаус. Из-за того, что в его крови был ген оборотня, брат значительно превосходил членов своей семьи по физической силе. И, к великому огорчению Элайджи и других родственников, магический клинок на него не действовал.

Тишину, царившую в доме, нарушало только дыхание Элайджи. Он стоял в кабинете возле окна с бокалом виски в руке и просто любовался природой. Полумрак комнаты нравился первородному. Он успокаивал. К тому же, вампиры, к которым принадлежал и сам первородный, всё-таки были детьми ночи. Лунного света, льющегося в окно, ему вполне хватало, чтобы видеть каждую травинку, каждый листочек по отдельности и картину в целом. На минуту Элайджа прикрыл глаза. Полнолуние... В полнолуние тысячу лет назад погиб Хенрик, самый младший член их семьи. Погиб от зубов тех, кого их отец ненавидел всю оставшуюся жизнь. В полнолуние Никлаус наконец-то смог снять проклятье, наложенное на него матерью, и тогда стало ясно, что он отличался от других оборотней. Если остальные в полнолуние находились во власти своих звериных сущностей и не могли контролировать процесс обращения, то Никлаус, благодаря своей двойственной природе, больше ни разу не обращался.

От мыслей о вечном отвлёк шум из коридора. Поставив стакан на стол, Элайджа отправился взглянуть на того, кому пришло в голову навестить его. В том, что это не его сестра, Элайджа ни на секунду не усомнился. Та, если и явится, то только под утро.

Увиденное его слегка удивило. Этого посетителя он в ближайшее время точно не ждал.

— Никлаус, — Элайджа хотел подойти ближе, но брат шагнул первым, слегка пошатнувшись при этом. И тогда Элайдже всё стало ясно — Клаус снова напился. Алкоголь действовал на вампиров, но не так как на людей, и осознание этого заставило первородного отступить. Брат в паре с алкоголем — вещь опасная. — Тебе лучше уйти. — Единственная правильная вещь, которую он мог сейчас предложить. В таком состоянии младший брат был неуправляем, а завестись мог с пол-оборота. Прочувствовать же на своей шкуре последствия этого Элайдже не хотелось.

— Уйти? Ты предлагаешь мне уйти? — злая усмешка отразилась на лице Клауса.

— Ты пьян, — всего лишь констатация факта, не более, но это завело Никлауса ещё больше, ибо глаза его тотчас сменили свой привычный цвет на янтарный.

Клаус подошёл ближе. Элайджа снова отступил. Запах алкоголя разнёсся по воздуху, и первородному, несмотря на свою привычку спасать брата, сейчас захотелось быть от него подальше.

— Ты пьян и тебе действительно лучше уйти, — выставив перед собой ладонь, более настойчиво повторил Элайджа. В ответ раздался злой смех.

— Ну да, выпил немного. Так, совсем чуть-чуть, — проведя рукой по волосам, проговорил Клаус, а Элайджа заметил то, на что, похоже, не обращал внимания его младший брат — вместо ногтей пальцы Клауса заканчивались острыми волчьими когтями.

Элайджа нервно сглотнул. Происходящее не сулило ни ему, ни кому-либо еще ничего хорошего.

— Ты что-то имеешь против?

Элайджа хотел было ответить «нет», но не успел. Удар кулаком в челюсть застал первородного врасплох, и, не удержавшись на ногах, он упал. Следующий выпад ему удалось заблокировать и ударить в ответ. Извернувшись, Элайджа нанёс Клаусу удар ногой в живот, отбросив от себя нападавшего на несколько метров. Однако Клаус, несмотря на своё состояние, довольно быстро встал на ноги и атаковал снова, повалив брата обратно на пол. Вместо угроз воздух разрезало рычание, а через секунду Элайджа почувствовал, как клыки брата вонзились в его плечо.

На секунду вспышка боли ослепила его, потом на место желания избежать ссоры пришла ярость. Двинув локтём в челюсть Клауса, он снова попытался сбросить с себя обидчика, но того это только ещё больше завело. К тому же, из-за удара Клаус прикусил язык, рот заполнила кровь, и он просто сплюнул ее на пол.

Не успевшего прийти в себя Элайджу снова прижали к полу сильные руки, а секунду спустя его бок прорезала острая боль от очередного удара когтями. Элайдже не хотелось думать о том, что будет, когда эта вспышка ярости пройдёт, и Никлаус успокоится. Сейчас его больше волновало то, что ему никак не удавалось спихнуть сидевшего на нём невменяемого брата. Попытка кое-как встать привела к тому, что Элайджа чуть не потерял сознание, когда, положив ладонь ему на лоб, Клаус с силой толкнул. Боль от соприкосновения затылка с полом заставила Элайджу на секунду закрыть глаза.

Выставленную в попытке защититься от града ударов руку пронзила боль от вонзившихся в неё когтей. Запах собственной крови оглушил Элайджу. Эта вспышка ярости со стороны Клауса была далеко не первой — ему и раньше приходилось иметь дело с братом в похожем состоянии — но так далеко тот ещё не заходил. Впрочем, в прошлом он и не мог использовать силу оборотня в полной мере.

Элайджа не знал, сколько времени длилась их схватка, так как всё неожиданно прекратилось, и первородный уже было подумал, что может вздохнуть с облегчением, но горячее дыхание внезапно склонившегося к нему Никлауса обожгло кожу... Больше всего на свете Элайджа хотел, чтобы Никлаус ушёл.

— Урок ещё не окончен, братец, — ни тон, ни сами слова Элайдже не понравились. — Запомни: ты принадлежишь только мне. Мой дорогой брат, всегда и навсегда, ты мой... только мой.

Элайджа пропустил тот момент, когда Клаус почти отпустил его. Сейчас брат стоял на коленях, опираясь на левую руку, непослушными пальцами стараясь расстегнуть ремень на его брюках.

— Думаю, этот урок ты запомнишь навсегда...

* * *

За окном уже рассвело, когда Элайдже наконец-то удалось открыть глаза. К счастью, брата рядом не было, сестра тоже ещё не вернулась. Во всем организме чувствовалась нечеловеческая усталость. Тело, несмотря на внешнее отсутствие травм, болело. Но Элайджу волновали вовсе не они. В душе ощущалась пустота, и это было куда страшнее. Слова Клауса по-прежнему звучали в голове.

Его шатало, и до комнаты пришлось добираться, придерживаясь рукой за стену. Элайдже было необходимо смыть застывшую коркой на коже кровь и одеться, ибо из одежды на нём ничего не осталось.

«Душ просто необходим, кровь можно выпить потом», — решил Элайджа.

Элайджа не помнил, как добрался до ванны, как включил воду... Думать о том, что произошло ночью, не хотелось, но воспоминания сами собой прорывались в воспаленное сознание. «Ты мой, всегда и навеки», — от этих слов Элайджу бросило в дрожь.

Кровь давным-давно смылась с его тела, а Элайджа всё стоял под душем, не замечая слез, катившихся по его щекам, ни слыша мелодии мобильного. Ему на всё было наплевать.

Сколько прошло времени, прежде чем, выключив воду и накинув на себя халат, он вышел из ванной, Элайджа не знал. Заметив на тумбочке телефон, на дисплее которого высвечивались сообщения о пропущенных вызовах, первородный взял его в руку. Все звонки были от Никлауса...

Разговаривать с братом не было никакого желания. За прошедшее тысячелетие Элайджа многое спускал Никлаусу с рук, на многие вещи смотрел сквозь пальцы, но на сей раз чаша его терпения оказалась переполнена. Поэтому на принятие нужного решения времени ушло едва ли больше секунды. Достав из ящика стола ручку и блокнот, Элайджа быстро набросал записку Ребекке. Возможно, для сестры будет лучше уехать, но сейчас думать о ком-то, кроме себя, у Элайджи не было сил. Ребекка часто повторяла, что ему нужно заняться своей жизнью и перестать возиться с Никлаусом... Похоже, сейчас пришло время поступить именно так.

Закончив с запиской, Элайджа переоделся в костюм и достал из комода вместительную дорожную сумку.

Ребекка так и не появилась. Никто не вмешался, никто ни о чём не спросил.

Спустившись вниз по лестнице, Элайджа на минуту замер — увидел кровавое пятно на полу, и в сознании снова промелькнуло ненужное воспоминание о тяжести чужого тела, вжимавшего в пол...

Бросив блокнот на столик недалеко от входа, он покинул особняк. Оставаться в этом городе, который когда-то стал им домом, было выше его сил. Сейчас одна только мысль, что он может столкнуться с братом, заставляла Элайджу дрожать. Накатывал страх, а с ним и злость, и сказать, что больше пугало, Элайджа не мог.

Хотелось вцепиться кому-нибудь в глотку, разорвать что-нибудь живое на части.

Хотелось сделать что-то ужасное, чтобы забыть то чувство беспомощности, которое он ощутил этой ночью.

Ярость от воспоминаний о своём бессилии, невозможности противостоять брату, душила.

Дом, вещи в нём, сам город и даже Ребекка с Хейли — напоминали о том, кого он видеть не хотел.

Именно потому решение уехать казалось Элайдже правильным.

Именно потому он сейчас сидел за рулём автомобиля, который двигался в сторону выезда из Нового Орлеана. Место назначения — неизвестно. Да ему и не важно, главное, подальше от Клауса... От его вспышек ярости, его контроля. Чем дальше, тем лучше для него.