Поставь я точку здесь, и получилась бы традиционная россиянская «духовная инвектива» — сколько таких написали за последние два века, не сосчитать. Пламенный, так сказать, приговор миру, погрязшему в... (нужное подчеркнуть), произносимый «задумавшейся грешной душой».

Но только я хочу сказать совсем не это. Я мог бы пошутить, конечно, что, судя по «ГОСПОДИ, ПОМИЛУИ МЯ ГРЕШНАГО» на моем пергаменте, подобное мне еще предстоит. Но я не настроен веселиться. Я серьезен на сто процентов — и задержу читателя еще на две минуты, чтобы сообщить то главное, что действительно меня мучает.

Все эти «истины», явленные мне во сне, становятся не особо важны, когда я просыпаюсь. Потому что я живу не там, где вижу Жука и его князя, а вот тут — в мире, где мы встречаемся над этой страницей. Может быть, это измерение тоже мне снится, но сон очень навязчив и многого от меня требует. И в этом главном и общем для всех сновидении я смотрю на вещи немного по-другому.

Я по-прежнему материалист — и верю, что странные приключения моего сознания имеют естественное объяснение.

Скорей всего, это были просто внутренние напряжения психики, отразившиеся в зеркалах моего ума, искривленных химией и страхом. Я принимал лопающиеся нейронные спайки за «события внутренней жизни» но это была лишь цепочка разрядов, прожигавших новые связи в моем мозгу. Подобное происходит много раз в жизни, только переживается обычно не так замысловато.

То, что Жук привлек мое внимание к Сирилу, объясняется просто — мы жили в одном доме, и мой мозг, должно быть, бессознательно сфотографировал его во дворе или у лифта, а потом так же бессознательно опознал в фейсбуке... Можно жить рядом с другим человеком годами и никогда его не замечать, это знают все. Удивительного здесь мало.

Это не Жук вдувает электричество в мои нейроны через свой длинный клюв. Он сам есть поток частиц, мозаика, случайно сложившаяся в лабиринтах неокортекса из обломков детского чтения, визуального энтертейнмента и прочей ламберсексуальности.

Князь? Уловленные им души? Ах, если бы.

По-настоящему страшно совсем не это.

Мы, кримпаи, думаем, что над нами есть добрая сила, направляющая нас к свету, — а противостоит ей сила злая, желающая нас от него отвратить. Мы верим в подобное до сих пор, верим в глубине души и часто основываем на этом свои поступки. Что, наверное, хорошо и полезно для общежития — такая матрица впечатана в наше подсознание не зря. Но это просто наш способ уверить себя, будто во Вселенной есть кто-то, кто нас любит. И кто-то, кто нас ненавидит. Что есть кто-то, занятый нами — как Жук был занят мной.

Потому что все мы — мягкие и слабые. И даже в зрелости мы маленькие плачущие дети, нуждающиеся в любви, внимании или хотя бы ненависти. Мы достаточно глупы, чтобы иногда вызывать друг у друга серьезные эмоции — и в этом помутнении ума заключено наше счастье, потому что на самом деле никто не нужен никому. Не верите — спросите у Аарона Альцгеймера (если, конечно, он прибежит к вам из сумрака в ответ на ваш исступленный ночной зов).

К счастью, мы чаще всего не успеваем дожить до этой последней ясности, как кроманьонцы не успевали дожить до седин.

Никакого Жука нет. А есть — поток частиц в моем мозгу, принимающий разные конфигурации под действием информационных полей и отражающийся сам в себе. И все эти частицы летят не ко мне и не от меня. Они вообще не летят куда-то конкретно. Просто дрожат, появляются и исчезают.

Один поток частиц — я. Другой — мой дружок Сирил. Третий — вата. Четвертый — цивилизация. Частицы приближаются друг к другу, отклоняются, отталкиваются — и возникают наши ценности и смыслы, ненависть и любовь, радость и страх, «Господи, помилуй мя грешнаго», «человек — это звучит бодро» и все такое прочее. И нет над этим никакого Князя, проявляющего к нам интерес.

Вернее, он есть, пока снится. Но мы просыпаемся, постоянно просыпаемся. А потом, когда жизнь протрет в нас достаточно дыр, мы просыплемся окончательно — и превратимся в белый ракушечник, по которому побегут загорелые юные ноги. Если приглядеться к ракушечнику, он состоит из миллиардов крохотных черепов. Мы не нужны этим черепам и еще меньше этим загорелым юным ногам.

Мы не нужны черно-зеленому трейдерскому графику, на который глядим с такой надеждой и страхом. Мы не нужны никому, даже той инстанции, которой мы теоретически принадлежим, — самим себе. Bonjour tristesse — и прости, Сирил!

Лучше всего, кстати, про это написал неравно он сам «ж он ведь у меня философ. Мне кажется, что это мои собственные мысли, просто он смог выразить их точнее, когда решил- ся-таки осознать свою ватную сторону:

Ахиллесова пята современной «философии» — это неустранимый конфликт между научным знанием и политической идеологией, нанимающей философа за еду. Наука давно пришла к выводу, что никакой «личности», способной быть субъектом «свободы», не существует — и точно так же нет никакой «свободной воли».

Мы не выбираем, как и какими нам быть. Мы лишь осознаем сделанный за пределами нашего сознания выбор как «свой». Где именно он делается и каким образом, мы не в курсе. Мало того, все эти «I, me, mine», навечно заклейменные в песне «Битлз», — вовсе не пятна грязи на незрелой душе, а ложные, но необходимые подразумевания, позволяющие мозгу кое-как подделывать и склеивать картину непрерывной внятной реальности, поддерживая «нашу» в ней заинтересованность: без них не было бы ничего связного и осмысленного вообще.

Человеческий мозг, по сути, просто робот-фальшивомонетчик, главная задача которого — непрерывно обманывать самого себя, чтобы передать гены дальше по цепи страдания. Некоторые радикальные экономисты уверяют, что фальшивомонетчики сидят в ФРС США, — но увы, самый главный жулик и вор гораздо ближе. Он и есть мы сами.

Личность — это зыбкая совокупность культурно и биологически обусловленных эффектов, программный (и постоянно перепрограммируемый) продукт, и физика здесь точно так же предшествует лирике, как при работе компьютера. В нашем мире все просто происходит— и нет никаких действующих лиц. Мы никогда не были «живы». Или, во всяком случае, никогда не были живее, чем ветер, облако, волна — или компьютерная программа. Мы всего лишь боты, строящие информационный коралловый риф. Когда мы начинаем догадываться о том, кто мы на самом деле, мы снимаем страшилки про зомби.

Сознание — это огонь Святого Эльма на мачте тела. Лампа, освещающая механический и абсолютно лишенный своей воли процесс... Свободная воля — один из множества возникающих при этом миражей. Как огонь святого Эльма может быть свободен или не свободен? От чего? Для чего? Он просто горит некоторое время на матче, освещая несущиеся сквозь него соленые брызги, а потом исчезает.