Где живёт герой... (джен)

Весна, весна на улице! Весенние деньки! Тепло, солнечно. Прыгают солнечные зайчики по новым обоям, и приходится опускать шторы, чтобы солнышко не слепило и не мешало делать уроки. Зеленеет трава на лужайках перед домом, распускаются молоденькие листочки. Они так пахнут хорошо, так сладко! Тополь особенно. А каштаны не пахнут, но зато они очень интересные! Вы видели когда-нибудь, какие большие почки у каштанов? Я раньше не видела, потому что была совсем маленькая, а каштановые ветки высоко-высоко. Разве их рассмотришь хорошенько? Сейчас я стала большая, третий класс окончила со всеми пятёрками, но, конечно, до каштанов не доросла. Зато у нас во дворе посадили новые деревья, маленькие такие каштанчики. И тогда-то я и увидела, какие большие-большие у них почки! А потом они лопаются и из них вылезают такие смешные сморщенные листочки, будто пальчики сложены щепотью. А потом они всё распрямляются, распрямляются — и получается лист, будто раскрытая ладошка. И каштан тебе будто бы машет: привет, мол, привет!

Наш дом — совсем-совсем новый, и двор поэтому новый, и деревья молоденькие, недавно посаженные. Мы их все вместе сажали, мы — это ребята с нашего двора. Нас собрал управдом, Семён Иванович.

— Вот, ребята, смотрите, — сказал он, покручивая седой ус, точно персонаж какой-нибудь книжки, — посадим мы сейчас деревья, кусты. Вы будете расти, и они будут расти, давать тень, радовать глаз...

— И кислород будут производить, — не удержалась я.

— Эх ты, — воскликнул Колька, мой старший брат, — вечно выскочишь!

Мне стало совестно, ведь нельзя перебивать взрослых людей. Это невежливо. Но я как представила себе, сколько пользы принесут наши деревья, что и не удержалась. Всегда не удержусь. Папа говорит, что я бегу впереди паровоза, а Колька — что я выскакиваю.

Но Василий Иванович очень добрый, он меня не заругал, а улыбнулся и сказал:

— Правильно, Катюша, и кислород будут производить, дышать у нас во дворе будет легко. И все будут на ваши деревья радоваться. А вы через десять лет оглянетесь и подивитесь: как у нас во дворе хорошо, как выросли ваши деревья!

— Через десять лет! — ахнул Колька. — У-у! Через десять лет меня уже тут не будет. Кто как, а я на Северном полюсе буду. Полярным лётчиком!

— Ну вот приедешь когда-нибудь с Северного полюса и ещё сильнее родному двору обрадуешься. А мы тебе торжественную встречу устроим, — снова улыбнулся Василий Иванович — только грустно, так грустно, что мне плакать захотелось. Ведь нам мама рассказывала, что у Семёна Ивановича прежде, до войны, была жена и сын. Когда началась война, его сыну было тринадцать лет, совсем как нашему Кольке, и жена Семёна Ивановича поехала вместе с ним в деревню к своей маме. Пришли немцы, деревню сожгли дотла, и никого не осталось. А Семён Иванович пошёл на фронт, и пока ту деревню не освободили, он и не знал, что осиротел уже. С тех пор он седой и грустный; а чтоб грусть его не съела совсем, он без дела не сидит, а всегда чем-нибудь занимается. Вот, например, нас организует. Нам это всё мама рассказала, и пока она рассказывала, я всё плакала. И Колька почти что плакал, только держался, потому что "мужчины не плачут". Он у нас характер закаляет, к полюсу готовится.

Мне тоже придётся закалять характер, потому что плакать мне нынче нельзя. У меня глаза больные. Недавно операцию сделали. Знаете, как я боялась? Как глупый заяц. А оказалось, что сама операция совсем не страшная — заснёшь и всё, проснулся и готово. А вот после...

Но что я опять с темы соскакиваю! Вот вечно так! Недаром меня учительница, Марья Кирилловна, всё время поправляет и говорит, чтоб я "не растекалась мыслию по древу..."; это такое старинное выражение, из книжки, которую я не читала, но обязательно прочту, когда подрасту. Я очень люблю читать книжки. Всякие разные: и стихи, и рассказы, и повести, а особенно, как говорит папа, "познавательное". Чтоб про животных, растения, дальние страны, и как люди жили в старые времена. Это очень интересно. Но про растения интереснее всего. Когда вырасту, я, наверное, буду заниматься ботаникой и выращивать разные растения, такие, чтобы были и красивые, и полезные одновременно, и выводить новые сорта, как Мичурин. Это ведь дело нужное и полезное, все так говорят. А человек должен непременно заниматься чем-то интересным и полезным, и, может быть, даже совершить подвиг. Трудиться-трудиться и совершить. Даже если у человека плохое зрение и не может стать полярным лётчиком.

А пока буду растить свой кактус на окне. Надеюсь, он как-нибудь зацветёт. Я видела у нас в школе кактус с таким красивым-красивым цветком, прямо как роза...

Ну вот! Опять! Всё.

Начну сначала. Я ведь уже рассказала вам про Василия Ивановича? Хорошо, полдела сделано, как говорит мама. Так вот, недавно мы слышали, как Василий Иванович сказал соседу, что в нашем доме живёт герой! Самый-самый настоящий герой! Он кого-то спас. И адрес назвал: дом восемнадцать, корпус пять, квартира семьдесят вторая. Там живёт герой!

Мы с Зойкой — а это наша соседка по площадке и моя одноклассница — как раз шли мимо за хлебом. Недавно из окна я увидела, как к магазину подъехала машина, которая развозит хлеб, вот мы с Зойкой и побежали, и услыхали, как Семён Иванович говорит с соседом и рассказывает ему историю про героя. Но не могли же мы стоять и подслушивать чужие разговоры... Вот и пришлось идти по своим делам не солоно хлебавши.

А ведь герой — это очень интересно! Вот бы на него посмотреть!

Так мы и пришли с Зойкой домой, рассуждая про героя. Сначала мы забежали к Зойке, чтоб она оставила там хлеб, и рассказали, что услыхали, Зойкиной бабушке. Бабушка старенькая, к тому же у неё ноги больные, она далеко и долго ходить не может.

— Герой! — так и всплеснула руками бабушка. — Это надо же! И что же он сделал? Верно, ему медаль дали, или орден какой?

Тут мы с Зойкой глаза опустили: не знаем ведь ни-че-го.

— Он кого-то спас, — говорю.

— Кого-то... — протянула бабушка и уселась опять за своё вязанье. — Ну ничего, может, зайдёт ко мне Наталья, расскажет.

Мы с Зойкой переглянулись. Соседка Наталья Петровна взяла отпуск и уехала к своей дочке в другой город — погостить. А бабушка-то и запамятовала, видно.

— Ладно, ладно, девочки, бегите, играйте... — отпустила нас бабушка, и мы пошли, как раньше ещё условились, к нам домой. И всё говорим про героя.

— Интересно, а кого он спас?

— И как? Когда?

А у нас уже сидят Колька и Лёнька, в шахматы играют. Лёнька наш с Зойкой одноклассник, а в шахматы не хуже Кольки играет. Он соревнования выигрывает даже и в кружок ходит при Дворце Пионеров. Он умный, этот Лёнька, хоть и рыжий. Хотя почему это — хоть? У нас его ещё в первом классе начали дразнить, мол, рыжий, конопатый. А он молчит и ухмыляется только. Потом дразниться перестали. Зачем дразниться, когда он лучше всех считает, в шахматы играет и сам не задирает никого? Мы с ним дружим и с уроками помогаем друг другу. Он мне задачки объясняет, а ему русский язык подтягиваю...

Вот заходим мы с Зойкой к нам в комнату, а нам с порога Лёнькино спокойное: "шах и мат". Обыграл, значит, Кольку. Колька сердится, а обиды старается не выдавать: папа ему тут недавно здоровенную беседу устроил, что, мол, проигрывать тоже надо уметь с достоинством. Даже меня приводил в пример, как образец терпения. Я даже немножко нос задрала: знаете, как охота книжки до ночи читать и в библиотеке часами просиживать? А нельзя теперь. Спасибо Зойке, она мне вслух читает, да ещё говорит, что ей это разминка. Но Зойка "познавательное" не очень любит, она больше любит про школу, про приключения или даже сказки, чтоб про принцев и принцесс... Или ещё про героев!

— А у нас в доме живёт герой! — затараторила Зойка, увидев Кольку с расстроенной миной.

— Какой герой?

— Где?

— В какой квартире?

— А что он сделал?

— А орден ему дали?

Так и засыпали нас мальчишки вопросами. Особенно Колька. Известно, сам хочет героем стать. А мы только адрес и знаем.

— Ну, так неинтересно! Как сороки, принесли на хвосте новость, а что за новость... неизвестно! Придумали всё.

— А мы пойдём по этому адресу и узнаем! — вдруг услышала я свой собственный голос.

— Ба! — отмахнулся Колька. — С чего это вы пойдёте? С какой такой стати?

— А мы скажем... — протянула я, сама не зная толком, что дальше.

— ...а мы скажем, что мы — делегация! — просияла Зойка.

— От кого делегация? — удивился Лёнька.

— От нас! — ответили мы с Зойкой в один голос.

Колька только отмахнулся и фыркнул.

Записали мы адрес на бумажке и пошли вместе с Лёнькой.

Во дворе нас встретил Зойкин старший брат Мишка. Он всего на год старше и совсем не зазнаётся, водится с нами. Они с Зойкой очень похожи, у них и глаза тёмные, и волосы чёрные — одинаковые. Только у Мишки немного лохматятся, а у Зойки гладенько так лежат. Особенно теперь, когда ей стрижку сделали. А мне мои косички жалко резать...

Ух, слышал бы Колька! Косички жалко! Люди жизни не жалеют, подвиги совершают, а мне косички... впрочем, зачем же их резать просто так? Вот, например, когда в войну уходили на фронт, волосы стригли, там уж не до кос. Или, например, читала я в библиотеке одну книжку, где девочка обрезала косы, чтобы продать их и на эти деньги купить лекарство больной маме... Книжка была старая-старая, без обложки и без имени автора, очень увлекательная, только так там всех жалко, так жалко! Нельзя вспоминать, а то разревусь.

И вообще, я опять отвлеклась.

Прошли мы через двор мимо наших каштанчиков, мимо старой яблони, которая тут осталась с тех пор, как на месте наших многоэтажек были частные домишки, вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице.

Мне вдруг немного страшно сделалось: ну как герой откроет дверь, что мы ему скажем?

Я как представила, что нам откроет дверь настоящий герой: высокий, со строгим лицом и весь в орденах! Конечно, конечно, герои дома ордена не носят. У нашего папы медали все в коробочке лежат, на верхней полке шкафа. Наш папа — тоже герой. Только рассказывать про войну не любит... а если рассказывает, то что-нибудь смешное.

И вот дверь открылась — а на пороге стоит мальчишка лет восьми, в жёлтой рубашке и шортиках.

— Здрасьте! — говорит. — Вам кого?

Тут Зойка выступила вперёд, руки за спину заложила и давай рассказывать: так мол и так, сам управдом нам рассказал, что в вашей квартире герой живёт.

— Ой! У нас? В нашей квартире? — обрадовался мальчишка. — Кто же это? Может быть, старший брат? Скоро будет мастером, седьмой разряд получил... А может быть, сестра... Таня? Она обходчица в метро⁽¹⁾...

Недавно нам в школе рассказывали про метро, про то, как его строили и кто там работает. Обходчик — это очень сложно. Меня уже в обходчицы не возьмут, потому что зрение плохое, а там надо и зрение, и слух хороший, и никак иначе: от внимания обходчика зависят жизни всех, кто в метро ездит. Получается, эта неизвестная Таня каждую ночь кого-то спасает: увидит поломку, укажет, чтоб её устранили, и аварии не случится. Выходит, она тоже герой! Героиня.

— А ещё у неё жених есть! — хитро улыбнулся мальчишка. — Он в своём гараже лучший слесарь. Их даже по телевизору показывали!

Ну, наверно, лучший слесарь — тоже вроде обходчика. Починит машину, и аварии не произойдёт. Тоже, выходит, спасает...

— Ой, что же это я, забыл! — продолжил болтать парнишка. — Соседкин муж! Он хотел стать героем... но он на Урале, уехал... у них свекровь больна. Он очень хотел поехать в экспедицию, но она так разболелась, и бабушка сказала, что он ге-ро-ич-чески отказался...

Я испугалась, что мальчишка вроде меня, как заболтается, так и уедет в далёкие края, так и угостит нас историей про Урал!

Но тут Мишка говорит так строго:

— Ты что это тут чушь городишь какую-то? Пусти-ка нас лучше в коридор!

А мальчишка опять за своё:

— А может, Никита? Он вставал чуть свет целых пять дней, бегал в рощу, деревья от вредителей обрабатывать...

Наша берёзовая роща! Мы её очень любим. Там летом гулять хорошо, а зимой — ходить на лыжах. Я вспомнила, что Василий Иванович рассказывал про какого-то мальчика, с которым спасал рощу от вредных жуков.

— А может, бабушка герой? Она медсестрой работала, её все пациенты очень любили. Она добрая!

— Постой, постой, — сказал Лёнька. — У вас ведь кто-то кого-то спас?

Мальчишка удивился. Тонкие брови у него так и полезли на лоб. А потом он наконец вспомнил, просиял и улыбнулся смущённо:

— Спа-ас? Ой, так это я... Зимой мы катались с горки в овраге, у речки, и Маринка, это сестра моя, которая младшая, чуть не попала в полынью. "Караул!" кричала уже, а я ей только руку протянул — и вытащил.

Мы поглядели на мальчишку. Вот тебе и герой в орденах! А "герой" подпирает щёку кулаком и думает.

— А мо-ожет... — начал он, но тут Зойка заговорила одновременно с ним.

— У вас в квартире все жильцы, конечно, очень... молодцы, но всё таки непонятно: кто же из вас герой?

— Может, ошибся управдом? — предположил Мишка.

— Это Семён Иванович!? — говорю сердито.

— Давай адрес посмотрим!

Зойка развернула бумажку.

— Вот, — говорит, — дом восемнадцать, корпус пять, квартира семьдесят два...

— Дело в том, — воскликнул мальчишка, — что это корпус шесть.

— Значит, мы не туда пришли!

— Не туда!

— Вот оно что...

— Оплошали!

Мы попрощались с мальчишкой и стали спускаться по лестнице.

А он перегнулся через перила и кричит нам вслед:

— Привет! У нас пока героев нет, но вы приходите в следующем году! Появится!

1) В издании 1959 года значится "проходчица", но автора не оставляет ощущение, что где-то был вариант с "обходчицей", что гораздо логичнее. Дело в том, что проходчики — это рабочие, которые при строительстве метро трудятся над прокладкой туннелей, подготавливают работу для взрывников и т.д.; это работа для самых сильных и выносливых мужчин. А вот обходчики — это люди, которые следят за состоянием путей в метро, каждую ночь их обходят и внимательно осматривают, проверяют (отсюда и "обходчик"). Профессия очень ответственная, и как раз-таки обходчиками работают, как правило, женщины. Считается, что именно женщинам удаётся лучше всего удерживать внимание и дотошно проверять все мелкие детали.

Вернуться к тексту

Мы вышли из подъезда. Солнышко пригревает, светит, и молоденькие листочки на деревьях и кустах так блестят! На асфальтовой дорожке прыгают девочки — кто в "классики", кто через верёвочку. Я тоже умею прыгать теперь! Раньше не умела, но когда доктор после операции разрешил мне небольшие физические нагрузки, научилась. Сколько всего нельзя делать с больными глазами...

За оврагом зеленеет роща, уже яркая. Хорошо!

Но мы не просто на прогулку идём. Мы — делегация к герою! Мишка с Зойкой прямо маршируют впереди нас с Лёней. И мы торопимся.

На скамейке под яблоней, оставшейся от старых времён, сидит какая-то бабушка и качает колясочку, а в колясочке сидит малышка в чепчике и хнычет.

— Ну-ну, Ирочка, сейчас мама придёт, в магазин пошла! — уговаривает бабушка.

А Ирочка ни в какую. Мы с Зойкой оглянулись было, но мальчишки нас одёрнули, мол, не зевайте, по делу идём! А тут выбегает из-за угла паренёк, такой, как мы — только совсем-совсем белобрысый, даже брови какие-то белые.

— Ай-ай, что ж ты плачешь, Ирочка? — говорит паренёк. И — ну плясать! Уж какие он уморительные коленца выделывал — тут и Ирочка, и бабушка, и мы заулыбались. И остановились все.

— Ох, спасибо, Володенька, — улыбнулась бабушка, утирая глаза, — уж мне бы так не сплясать!

"Володенька" сунул руки в карманы и пожал плечами. По-моему, он был очень славный.

— Бабушка! — вдруг воскликнул кто-то у нас за спиной. — Бабушка, а можно я с ребятами...

Мы оглянулись и увидели того самого паренька из квартиры семьдесят второй, где вроде бы героя нет — а вроде бы и все герои. Он увидел нас и выпалил так смешно:

— Ребята, можно и мне с вами?

— А меня возьмёте? — спросил Володя.

— Куда это вы собрались такой делегацией? — улыбнулась бабушка, покачивая коляску с Ирочкой, которая вдруг ужасно заинтересовалась завязками на своих ботинках.

— А мы и есть делегация! — заявили мы хором. И давай рассказывать наперебой; а Ирочка оставила ботинки, смотрит серьёзно, будто понимает, про что мы тут говорим, слушает внимательно и даже губами шевелит. Не успели разъяснить и половины, как заулыбалась Ирочка, засмеялась — и ручки тянет к кому-то. Глядь — стоит тётенька с большой авоськой.

— Ой, Валентина Ивановна! — воскликнула она, обращаясь, видно, к бабушке. — К вам ребятишки так и слетаются!

— Это они не знают, что я уколы могу ставить! Да, Витенька? — сказала бабушка, глянув на своего внука; но вид у неё был такой добрый, что я уколов не испугалась бы. Точно, ведь Витя говорил, что его бабушка работала медсестрой...

— Ты иди, Клавдия, сумки-то поставь. А мы с Ирочкой ещё погуляем.

— Вы — просто наш ангел-хранитель, Валентина Ивановна! — воскликнула Клавдия и ушла.

— Это её муж хотел героем стать, — важно заявил Витя.

— Что значит — хотел? — покачала головой бабушка. — У него профессия геройская, опасная, он и сейчас герой, да только... думаю, не поедет он на этот свой Крайний Север. Тут Клавдия, Ирочка — да, Ирочка? — и мать вон больная совсем... последнее здоровье в войну истратила, сына подняла, другого похоронила, — вздохнула бабушка. — Ну ничего, может, он её сюда привезёт, вылечит... пыль-то заводская как в лёгкие забьётся... — она махнула рукой, — ну бегите-бегите, ваше дело молодое.

И вот мы уже вшестером поднимаемся по лестнице, тянемся к звонку...

На этот раз дверь открыл нам дяденька, не очень высокий, но весь такой крепкий и плечистый — сразу видно, физкультурник. У ног его тёрся толстый рыжий кот, косил хитрыми жёлтыми глазами.

— Здрасьте, ребята! Вы к Мите? Заходите, — и посторонился. — Он сейчас придёт. О, это ты, Вовка! Как дела, добрая душа?

— Хорошо! — отрапортовал белоголовый Вовка. — А вообще мы не к Мите... — начал он, — то есть, может, и к Мите... только...

— Только мы героя ищем, — выступила вперёд Зойка и уже в третий раз рассказала, что в их квартире кто-то кого-то спас.

— А! — кивнул дяденька. — Ясно! Это вы почти к Мите, то есть к Митиному старшему брату, к Ивану, — сказал он серьёзно, а потом улыбнулся: — и к Дозору.

— А где же они?

— Вот придёт Митя...

— Вася, — послышался чей-то голос с кухни, — это кто там пришёл?

— Это к Архиповым, тёть Вера! — отозвался Вася.

Забавно, что кто-то называл такого большого дяденьку просто Васей. Но, наверно, он и впрямь был не такой уж старый.

Дверь за нашей спиной открылась, пропуская худенького вихрастого мальчишку.

— Ну, Митька, принимай делегацию! — поприветствовал его Вася. — Рассказывай про своих, — и скрылся за ближайшей дверью, захлопнув её перед самым носом у кота. Кот медленно отвернулся, будто вовсе и не думал пробраться к соседу, а так, мимо проходил.

— Вот и остался мне только кот, — вздохнул Митя, с пыхтением поднимая толстого котяру, — я вам сейчас расскажу! Пойдёмте к нам!

Он открыл нам дверь светлой и чистой комнаты. Мебели было немного; я сразу заприметила на подоконнике кактус и голубую фиалку с бархатными лепестками.

— Вот, смотрите, — мальчишка подставил к шкафу табурет и снял с полки фотографию в рамочке. На фотографии был снят очень похожий на него худенький паренёк в военной форме. Он серьёзно смотрел в камеру, будто ждал, что оттуда сейчас вылетит птичка. Рядом с ним сидела большая овчарка и смотрела тоже очень серьёзно.

— Это мой брат Ва... Иван. И мой пёс — Дозор! — гордо заявил Митя.

Мы смотрели на фотографию, теснясь и сталкиваясь лбами.

— И кого же он спас?

— Всех, — отвечал Митя. — Мой брат служит на границе, на Дальнем Востоке. Он был ранен, его восемь докторов лечили, вот! Брат с Дозором задержали шпиона. Дозор тоже был ранен, и он с перебитой лапой к нашим добежал, чтоб они за братом моим пришли, вот! И письмо его тут... — чуть тише произнёс Митя. — Только мама не велела всем показывать. А вы откуда? Из какого кружка? Из какой школы?

Тут-то и выяснилось, что мы из одной школы, а весь кружок, в каком мы состоим, — кружок соседский.

А Митя стал рассказывать про своего Дозора. Видно, очень он его любит. Нам всем тоже собаку завести захотелось.

Хотя кот тоже ничего. Он нас обнюхал, обошёл всех и в конце концов стал тереться о вовкины ноги и мурчать, как заводной. Вовка его погладил, и кот сузил глазищи от удовольствия.

— Да ну! Кот лентяй, даже мышей не ловит! — махнул рукой Митя. — А вот Дозор... знаете, я его нашёл совсем-совсем маленьким щенком, и непонятно было, какой он породы. В канаве лежал, весь мокрый и замёрзший.

— Это ж какой гад его выкинул? — возмутился Вовка.

— Вот не знаю. Папа давал объявление в газету, мол, найден щенок по такому-то адресу, да никто не откликнулся. Папа сердился поначалу, не хотел щенка. Да и мама... Зато теперь так рады! Наш Дозор Ваню спас!

Мы снова посмотрели на фотографию, а Митя погладил изображение собаки и сказал, прямо как родители говорят про своих взрослых детей:

— А был такой маленький, такой слабенький... всего боялся, скулил, прятался в галоши... а потом в кровать ко мне лез, щекотался... — Митя ласково так усмехнулся, — а потом вырос. Мы его водили на выучку, в кинологический кружок. Такой умный пёс! Газеты папе из киоска приносил!

— Прямо из киоска? — заинтересовался Лёнька.

— Да! Всё-всё понимал, как человек! Даже лучше.

— Геройский пёс, — сказал Вовка.

— А то ж!

— Как же он на границу попал, Дозор твой? — спросил Мишка.

— Брат в отпуск приехал. Просил: подари Дозора... вместе будем границу охранять.

И тут я подумала, что Мите, наверно, очень жалко было расставаться с Дозором. Я бы, наверно, не смогла! Но ведь пёс его брата спас! Вот если бы Колька на своём Севере...

...Мы вдоволь нарассматривались фотографию героя-пограничника и его храброго пса, и сговорились с Митькой непременно прийти к ним, когда Иван снова приедет домой в отпуск. Его должны были отпустить для поправки здоровья. Шутка ли — восемь докторов человека лечили!

Мы высыпали все вместе — Митя тоже увязался за нами, — из квартиры семьдесят второй и снова вышли на наш двор. И тёплый день показался каким-то особенно радостным, весна — особенно красивой и хорошей. У нас всех было такое хорошее-хорошее настроение, светлое, бодрое, и хотелось непременно сделать что-то такое доброе и славное.

— Такое настроение... — сказала я Вовке потихоньку, — вот взяла бы и весь свет обняла! У тебя такое бывает? — спросила я, отчего-то зная, что он поймёт.

— Ещё как бывает! — весело кивнул он.

Удивительный человек Вовка. Добрая душа! Мы потом с ним лучше познакомились. Ему ничего не стоит подойти к плачущему малышу и сплясать для его развлечения, и никто дразнить за это Вовку не посмеет. Хотя он никогда не грубит и не дерётся. Или нет, говорят, один раз подрался. С каким-то Андрюшей, который кошек пинал. Ну уж тут как не подерёшься!

— А ты кем будешь? — говорю Вовке. — Я вот хочу биологом стать, как Мичурин. Зойка учительницей собирается быть, Лёнька — шахматистом, а Мишка — водителем.

— А я... мне наша Елена Васильевна говорит — надо в театральное, я так изображаю хорошо! А что, в спектакле в школе играть здорово. Но я думаю... буду доктором, как папа. Буду детей лечить и веселить. Это я умею! Веселить, в смысле. Ну, а лечить научусь.

— Здорово! Как моя бабушка, — вставил Витя. — Только она медсестра была. Когда была война, бабушка работала в больнице, в эвакуации тогда все жили, далеко. И вот как-то привезли им детей из Ленинграда. Бабушка им капельницы ставила, уколы всякие... и сказки рассказывала. Трудно, говорит, их подбодрить было...

Тут мы притихли. Нам с Колькой мама нередко напоминает про Ленинград, особенно когда мы от каши носы воротим. Овсяная каша, да и манная — ужасно невкусные! Но как почитаешь книжку про Ленинград...

— Эй, делегация, чего носы повесили? — а это идёт Вася, сосед Мити.

— Мы не повесили!

— Мы так!

— Мы думаем!

— Это дело хорошее, — улыбнулся Вася.

— Вася, Вася, а ты на стадион? Можно с тобой? — спросил Митя.

Ответить Вася не успел, поскольку стоило ему открыть рот — как по двору разнёсся звонкий девчоночий голосок:

— Ой, мама! Тётя Тома! Это наш герой!

Вася огляделся, будто собирался дать дёру, но мы обступили его плотной толпой, деваться было некуда.

Вася покраснел, как варёный рак, оглядывая наши любопытные физиономии.

А к нам прямиком по асфальтовой дорожке бежала девочка лет пяти. На ней было белое платье, а на голове смешно прыгали праздничные бантики. Следом бежали две тётеньки, одна в красном платье, другая в голубом. Тётенька в красном неосторожно размахивала пакетом с тортиком.

— Это вы! — воскликнула тётенька в красном. — Это вы тогда спасли мою Асю! И убежали! Зачем вы убежали?

— Да! — кивнула тётенька в голубом. — Мне рассказывали. Прыгнул на подножку трамвая и был таков! А мы и не знаем, кого благодарить за спасение этой вот девицы, — и поправила бантик на голове Аси. И тётеньки затараторили, окружили Васю, и он волей-неволей принялся отвечать на их вопросы.

Ася подошла к Вовке и улыбнулась, склоняя голову на плечо.

— Привет! — сказала она. — А вот этот дядя меня спас. У нас был пожар, он влез в окно и меня вытащил. Приехали пожарные — а меня уже и нету! — и вздёрнула нос, точно это она сама себя и всех вокруг спасла.

Мы так и ахнули с Зойкой.

— Ты, наверно, страшно испугалась? — говорим.

— Ещё бы! — гордо и важно заявила Ася. — Но вот он меня спас. И мы его та-ак долго искали! Папа в газету написал! Пожарные искали! И даже через милицию!

— А ведь и мы его искали, — догадался Лёнька, и мы все так и прыснули со смеху.

— А ловко-то он нас провёл, — сказал Витя, — вы пришли, так я всё выложил, как ну духу! А он молчал.

— И ничего не провёл, — нахмурился Вася, которого, оказывается, звали Василием Михайловичем Ивановым, — я и не подумал даже! Да ваш управдом наверняка про Ивана Архипова рассказывал. Вот уж кто герой — на границе! А я... как все, готов к труду и обороне.

— Ну-ну, — покачала головой тётенька в голубом платье, — скромность украшает героев. Но вы спасли мою любимую племянницу, вот эту непоседу, так что нынче приглашены на мой день рождения, по совместительству новоселье.

— Что вы... неудобно...

— И не спорьте! Именинницам нельзя отказывать, — и с улыбкой протянула Васе руку.

И они ушли по направлению к нашему подъезду, где на третьем этаже жила тётя Тома. Перед ними на солнышке распускалась на глазах наша белая сирень.

— Же-них! — с видом знатока произнёс Витька. — Плакал теперь, Митя, твой стадион!

* * *

В одном Витя ошибся, а в другом — оказался прав. Он верно угадал, что Вася и тётя Тома — хотя мы её зовём просто Тамарой, — стали женихом и невестой. А стадион, стараниями Семёна Ивановича, у нас построили неподалёку, новенький. Зимой там заливали каток, а Тамара, которая оказалась тренером по фигурному катанию и занималась в детской спортивной школе, учила нас кататься на коньках. Мы веселились, а вот маленькая Ирочка, когда подросла, стала настоящей спортсменкой. К ней приехала вторая бабушка, тоже Валентина Ивановна, совсем как Витькина, и их обеих частенько можно было увидеть на лавочке под яблоней. Не зимой, конечно, зимой они не мерзли, а приходили и забирали нас с катка, покуда мы носы не отморозили.

А ещё на катке мальчишки играли, конечно, в хоккей. И знаете, кто с ними играл? Дозор! Вылечить его вылечили, но на границе он уже служить не мог, в отличие от Ивана Архипова, и вернулся к своему Митьке. То-то радости было!

Хорошее такое настроение бывает... весь мир обняла бы!

* * *

Наверняка все читатели уже угадали оставшиеся два стихотворения про героев — "Рассказ о неизвестном герое" Самуила Маршака и "Дозор" Зинаиды Александровой. И ещё случайно забежавшего в текст Вовку из стихотворений Агнии Барто.