Избыточная реакция (джен)

В самом страшном кошмаре Станислава ему приходилось убивать киборга с лицом Дэна. Вернее, Дэна с лицом киборга, стеклянными глазами и плазмометом наперевес. И снились подобная пакость капитану, как правило, перед какими-нибудь крупными неприятностями.

Нет, конечно же, ни в какие пророческие и вещие сны Станислав не верил, твердо зная, что у всех ночных кошмаров всегда можно найти логические предпосылки в дневной реальности. Ты что-то увидел, заметил, но не запомнил, не придал значения, не проанализировал, не обратил внимания. А в подсознании отложилось, и пошла работа. Даже во сне мозг не способен до конца отбросить дневные неприятности и нервотрепки, продолжая обрабатывать поступившую информацию, и выдает ее в виде тревожного сна-предупреждения о том, что человек и сам, в общем-то, знает. Только не понимает, что знает. И вовсе не случайно периодическая таблица приснилась именно Менделееву, который и наяву постоянно над ней голову ломал. Какому-нибудь Моцарту там или Штраусу наверняка приснилось бы что-нибудь другое. С нотами.

Сон про штурм Маяка повторялся не так уж часто, и, как правило, свидетельствовал о неприятностях достаточно близких и муторных. Чаще всего снилась последняя часть того боя, уже в подземельях. Когда отказала поврежденная во время падения рация и только что обнаруживший взрывчатку Станислав не мог предупредить своих ребят о том, что нижние уровни заминированы. А Ржавый Волк смеялся ему в лицо и уходил по туннелю под озером, а из клубов черного дыма наперерез Станиславу выскакивал рыжий киборг, худой и всклокоченный, с кукольным мертвым лицом и плазменной винтовкой. И открывал огонь. И Станиславу приходилось его убивать. Потому что стрелять тот рыжий киборг вопреки всем установкам на поражение наиболее важной цели начинал вовсе не в Станислава, и тут уже ничего невозможно было поделать. Только убить быстро, чтобы не мучился. Потому что дексисты врали про нечувствительность киборгов к боли. Все они чувствуют, просто программно игнорируют, это Станислав помнил даже во сне.

Неприятный сон.

Но куда неприятнее были те, где никакого Маяка не было и в помине. А Дэн был. И Станислав его все равно убивал — ну или хотел убить, один раз вроде как именно для этой цели и купил по пьяни, чтобы убить рыжего кибера и тем самым покончить с обеими своими фобиями. Хорошо, проснулся вовремя, не успел совсем опаскудиться, но ощущение все равно мерзкое. Аж закурить захотелось, хотя вроде и бросил давно. И мысль о том, что вообще-то эту рыжую заразу и наяву иногда очень хочется прибить на месте, почему-то совсем не успокаивала.

— Плохой сон, котик? — Маша на треть высунулась из монитора полупрозрачным участливым привидением, одетым лишь в клочья светящегося тумана в стратегически важных местах. Если учесть, что каюта освещалась только их голубоватым мерцанием, зрелище было эффектным.

— А откуда хорошим взяться, когда тут не одно, так другое каждый день? — Станислав решил, что мучиться угрызениями совести по поводу несовершенной во сне гадости куда приятнее за чашечкой кофе, а потому потянул на себя аккуратно сложенную на стуле у койки старую армейскую форму со споротыми знаками различия, которую он использовал вместо домашней одежды (так было удобнее и привычнее). Поинтересовался хмуро, понимая, что вряд ли узнает что-то приятное: — Что там с уровнем энергии?

— Пока справляемся, котик, — виновато колыхнулась Маша. — Но на самой нижней границе, запаса нет совсем.

Чертов альфианский конвертер оказался прожорливым, как беременная леразийская квазиутка. В общем-то, это обнаружилось еще в порту Новой Юрюзани, при первых же пробных прогонах. Уже тогда при его работе приходилось слегка пригашивать основное освещение и экраны, люди не обращают внимания на разницу в десять-пятнадцать процентов, а чуду альфианской мысли вполне хватало. Тогда выкрутились, и на всякий случай запаслись аккумуляторами, но, как оказалось, были слишком оптимистичны в расчетах. В открытом космосе секретная дрянь совсем распоясалась и аппетиты как минимум утроила, сразу же высосав оба запасных накопителя в ноль. Приходилось выкручиваться снова.

— Паршиво. Вторая гасилка, а приличных аккумуляторов нет, как сговорились.

— С Лямбды отписались, котик, у них точно есть.

— До Лямбды еще неделя. А у нас резерв уже по нулям.

— Может, сделаем режим экономии еще более ... э... экономным? Минимизируем, так сказать? — Маша игриво качнула грудью, и затягивавший ее топик для более наглядной демонстрации превратился в мини-лифчик из тонких веревочек.

— Да куда уж больше, — на традиционные Машины заигрывания Станислав обратил внимания не больше, чем на привычные домашние тапки, разношенные и удобные. — Освещение и экраны и так на минимуме, если снизить еще хотя бы на гран, там и вообще ни черта не разобрать будет. У нас, знаешь ли, пока еще не все члены экипажа киборги, которым все равно. Сейчас она хоть и экономная, но оптимальная, из еще не заметных, да и то Тед уже морщится и глаза постоянно трет. А если еще снизить, наверняка и другие заметят. И начнут задавать вопросы. Нет уж, если Михалыч так ничего и не придумает, я лучше на эту неделю вообще откажусь от кофе. И от чая! Буду пить холодную воду, она полезнее.

— И мыться под холодным душем, котик? Как б-р-романтично!

— Машка! Брысь.

* * *

Забавно, но чем дальше, тем больше Элли нравилась эта глушь. Дикий космос? Ха! Еще какой дикий! Но с чего это Питеру взбрела на ум блажь назвать его сонным? И с чего, интересно, подобная же глупость взбрела на ум самой Элли? Не иначе как переобщалась с ними с обоими, с самим Питером и с афонским послом, а идиотизм заразен, что бы там ни утверждали на этот счет светила от медицины. Элли много раз наблюдала: стоит только появиться во вполне себе приличном отряде одному новобранцу-придурку — и все, пиши пропало. Если сержант ему сразу мозги не вправит — в очень скором времени придурков будет целый отряд.

Вовсе он не сонный, этот ну очень дикий космос. А местами так даже и интересный. Жаль, что капитан не захотел задержаться на станции, Элли была почти уверена, что пары суток ей бы хватило, чтобы найти среди местного сброда незадачливых похитителей и вытрясти из них имена заказчиков — ясно же, что не на себя эти ребятишки работали. Вот и интересно было бы уточнить: на кого? Просто так уточнить, ради спортивного интереса. Ну, если капитан, конечно, не прикажет иначе, и Элли очень надеялась если не на его любопытство, то хотя бы на осторожность.

Ведь и слепому же ясно, что капитан вляпался в какие-то крупные неприятности, о которых так старательно молчит. Потому-то и не хотел ее брать, потому-то и поглядывает хмуро и подозрительно. Но. Как и любой сильный мужчина, не хочет принимать посторонней помощи: когда Элли словно бы мимоходом упомянула о своем опыте работы контрразведчиком и детективом-аналитиком, окатил ее таким взглядом, что будь на месте Элли молоко, оно бы непременно створожилось. А она-то ведь всего-то искренне хотела помочь!

Но не сложилось.

Капитан на судне первый после бога, его слово — закон, и если он сказал «нет», значит нет, тут не поспоришь. А какое у него было лицо при этом, твердое, закаменевшее, словно из гранита высеченное — Элли отлично знает, когда и у каких капитанов бывают такие лица. Ох, и не прост же он, этот вроде бы совершенно гражданский капитан с типично военной выправкой и подтянутой фигурой матерого хищника. И знает намного больше, чем говорит, потому и не проявил любопытства — незачем ему. Простенький мирный грузовичок, ага-ага, так мы и поверили! С таким-то капитаном, на котором даже пижама сидит словно военная форма.

Да и вся команда не сказать чтобы очень простая. Доктор, конечно, миляга, мирный такой и весь из себя подчеркнуто добродушный, словно плюшевый медвежонок, — но при этом миляга с навыками работы в боевых условиях. Его помощница (она же по совместительству зоолог) с ее абсолютно невоенной внешностью и таким же характером, скорее всего служит исключительно для прикрытия. Хотя, если подумать... Зачем вообще на мирном крохотном транспортнике, не собирающемся вступать ни с кем в боевые взаимодействия, нужна медсестра? Что, одного медика никак не хватит на простуды и мелкие бытовые травмы?

Пилот, опять же, очень такой показательный пилот. Не только все свободное время освежает профессиональные навыки на местном аналоге симулятора космобоя, но и в рукопашке не промах. Вчера, например, как здорово крутил тяжеленную штангу, словно тростиночку, Элли аж залюбовалась. Напоказ работал, наверняка восстанавливал самоуважение, потерянное вместе с сознанием на той станции. И Элли не стала ему мешать, поохала восхищенно, и даже попросила разрешения пощупать бицепс — которым, в свою очередь, тоже повосхищалась. Пилот, поначалу слегка настороженный и мрачный, в итоге разулыбался, расправил плечи и покинул тренажерку широким уверенным шагом, успокоенный и удовлетворенный.

И только тогда Элли обнаружила, что осталась в переоборудованной под спортивный зальчик каюте одна: Дэн ушел еще раньше, а она даже не заметила. А она ведь и в тренажерку-то зашла тогда только потому, что засекла, как туда юркнул навигатор, это потом уже увидела Теда со штангой и не смогла не восхититься его мастерством и силой.

После той неудачной попытки похищения навигатор перестал таскаться за ней рыжей насмешливой тенью. Маячить за плечом, ехидно заламывать левую бровь и время от времени вклиниваться в совершенно не касающиеся его разговоры. Более того, Элли никак не могла отделаться от стойкого ощущения, что Дэн ее избегает — ну насколько это вообще возможно в ограниченном пространстве крохотного грузовичка. Вот как сейчас, например. И это было, пожалуй, даже неприятно.

...Элли стояла у входа в темную по ночному времени пультогостиную и рассматривала торчащую над навигаторским креслом рыжую макушку. Она была уверена, что Дэн давно засек ее присутствие, — и точно так же твердо знала, что он не обернется. Именно потому, что засек. Так и будет сидеть, пялясь в развернутую корабельным искином звездную панораму, пока Элли не уйдет. Или не сделает что-нибудь неожиданное.

Хороший парень, правильный, интересный. Но до чего же зашоренный! Вот и сейчас наверняка переживает, что не смог всех спасти, и это была вынуждена сделать слабая женщина. Конечно, хорошо бы когда-нибудь избавить его от подобных глупостей по отношению к противоположному полу, но сейчас лучше не затрагивать эту тему вообще: сильные мужчины не любят, когда им напоминают о проявленной ими слабости. И еще больше не любят они тех, кто напоминает. А надо ли Элли такое? Нет, Элли такое совсем не надо.

Элли пошевелилась, специально стараясь делать это не бесшумно. Подошла к навигаторскому креслу, оперлась о его спинку. Теперь Дэн уже не мог притворяться, что совсем-совсем ее не замечает. Но смотрел по-прежнему на звезды и молчал. Элли тоже смотрела на них, но молчать не собиралась, не для того подошла.

— А знаешь, я ведь родилась в космосе. На станции, — сказала она задумчиво. Что ж, не самое неудачное начало разговора, раз ничего другого так и не придумалось.

Дэн шевельнулся в кресле, чуть разворачиваясь, чтобы не загораживать ей обзор. Ответил после небольшой паузы:

— Я тоже.

Отлично! Вот мы уже и разговариваем о чем-то другом, кроме «доброе утро, спасибо, передайте мне масло, пожалуйста». Главное теперь — не спугнуть, а остальное сделает время. Время — деньги, сказал древний мудрец, и сам не знал, насколько же он был прав. Теперь, когда у Элли появилось второе, с первым тоже не будет проблем: достаточно легализоваться на борту в качестве платежеспособного пассажира — и в ее распоряжении окажется вполне достаточно времени не только на приятное общение с рыжим навигатором (а уж Элли постарается, чтобы общение оказалось именно что приятным, причем для обеих сторон!), но и, возможно, на раскапывание капитанских секретиков.

Кто бы мог подумать, что в диком космосе игорные дома не только честные, но еще и педантичные!

* * *