Обратная сторона луны (джен)

Вторая половина декабря в этом году была тёплой и мокрой. Дождь почти не прекращался, то поливая раскисшую землю, словно из душа, то едва морося, однако на настроение британцев это влияло мало: кому из них можно его испортить такой погодой? Да и не везде так лило — но Лондон вместе с окрестностями и ближайшие к нему графства, похоже, вознамерились превратиться в болото. Однако праздник есть праздник — и дома украшались хвоей и остролистом, а над Диагон-элле, превратившейся в одну длинную рождественскую ярмарочную аллею, наколдовали защищающий от дождя купол. Некоторые волшебники точно так же укрывали свои дома и дворы — правда, только в том случае, если они были скрыты от маггловских глаз или располагались в безлюдных местах.

Как, например, Вейси, чей дом стоял в стороне ото всех дорог, и которые укрыли подобным куполом часть сада и лужайки перед домом, чтобы книззлам было, где погулять. Впрочем, те не выказывали особенного желания выбираться наружу. Там всё равно было промозгло и холодно, и лишь пара-тройка регулярно выбирались на длительные прогулки.

Однако Мерибет это сейчас совершенно не волновало.

— Я считаю, — сказала она как-то за завтраком, — что нам нужно пригласить Лео.

— На Рождество? — уточнил её муж.

Шерил коротко переглянулась со своим мужем — они жили в этом же доме, и почти всегда завтракали вместе с родителями — и, неприязненно поморщившись, наложила на детей заглушающее заклятье, и только потом спросила:

— Когда?

— Как и сказал Колин, на Рождество, — невозмутимо ответила ей Мерибет.

— Я бы не возражала, — помолчав, всё же сказала Шерил. — Но он ведь захочет прийти не один.

— Разумеется, он придёт со своей женой, — кивнула её мать, глядя на дочь очень внимательно — и та, явно чувствуя себя очень неуютно под её взглядом, сказала с отчётливым возмущением:

— Но я не хочу видеть здесь эту… женщину! Тем более в Рождество!

— Она его жена, Шерил, — возразила ей Мерибет.

— И что теперь? — раздражённо спросила та, упрямо сжав губы. — Мама, я не хочу видеть её в такой праздник! Мерлин, здесь дети будут! И не только, между прочим, наши — ты и дяде Берти её хочешь представить? — спросила Шерил на удивление язвительно.

Как правило, Рождество они все встречали в доме Хиггсов, однако в этот раз праздновать было решено здесь: одной из книззлов предстояло рожать как раз в этот день, и, хотя сами роды ожидались, как это обычно с ней и бывало, ранним утром, наверняка знать это было нельзя, и оставлять новорождённых котят на весь вечер ни Колин, ни Мерибет не хотели.

Мерибет молчала, медленно обводя взглядом лица сидящих за столом — и ни в ком не находя ни понимания, ни поддержки.

— Я тебя понимаю, — сказала она, наконец. На лице Шерил явственно отразилось облегчение, но Мерибет продолжила: — Однако у меня тоже есть право голоса — и я, — она сделала небольшую паузу. Ей не нравилось такое решение, но сейчас ничего другого придумать она не могла, — хочу предложить компромисс. Мы пообедаем с ними пораньше — и, если тебе кажется это важным, то без детей.

— Может, он ещё сам не захочет, — с откровенной надеждой сказала Шерил в ответ.

И, как ни странно, оказалась права.

К гостевому домику Мерибет пришлось ходить трижды. Когда она пришла туда в первый раз, его обитатели ещё спали, хотя время было уже за полдень, и она, посмотрев на них через привычно сделанную прозрачной стену, не стала тревожить их сон. Во второй раз они ели — завтракали? Обедали? Она не знала — и Мерибет тоже сочла момент для визита не слишком удачным, и пришла через час — и на сей раз, увидев их разговаривающими о чём-то в постели, всё-таки постучала.

Открыл ей сам Лео — в надетом прямо на ночную рубашку халате он показался ей по-домашнему тёплым и трогательным, и ей захотелось его обнять, но он, увидев её, подался назад, и Мерибет, подавив свой порыв, просто улыбнулась ему и, поздоровавшись, попросила:

— Я бы хотела поговорить. Позволь мне войти?

Он поколебался, но потом всё же пригласил её в дом — и Мерибет, переступив порог, увидела стоящую в дверях спальни Лорелей. На ней было платье — простенькое, далеко уже не новое домашнее платье, светлое, серо-голубое — и мягкие домашние туфли, тоже не новые и кое-где основательно вытертые. Она смотрела… Мерибет понравился её взгляд — внимательный и немного обеспокоенный, но не растерянный, не испуганный и не агрессивный.

— Добрый день, — Мерибет постаралась улыбнуться ей как можно теплее, в ответ увидела осторожную вежливую улыбку — и почувствовала, как тут же напрягся Леопольд.

— Ты хотела поговорить, — сказал он, становясь между ними. — Пойдём на кухню.

Он вновь посмотрел на жену — и, пропустив мать вперёд, подошёл к Лорелей и сжал её руку. Его ладонь была холодной и влажной, и Лорелей, чувствуя, что он нервничает, коснулась его плеча, он на мгновенье закрыл глаза и, подняв его, прижал её пальцы щекой, а потом повёл её в кухню. И, сев между обеими женщинами, продолжая держать жену за руку, сжал губы и посмотрел, наконец, на мать, такую же безупречную и совершенную, как обычно.

— Что ты хотела? — спросил Леопольд.

— До Рождества осталось всего пять дней, — ответила Мерибет. — И мы бы хотели пригласить вас обоих на обед…

— Нет, — так резко оборвал её Леопольд, что обе женщины вздрогнули. — Я не хочу портить Рождество… никому, — постарался он смягчить свою резкость. — Ни вам всем — ни нам.

Они замолчали. Он всё сильней сжимал пальцы своей жены, и она в какой-то момент успокаивающе накрыла его руку своей. Мерибет стало грустно… Не потому, что её сын ответил отказом — она, в общем-то, ожидала чего-то подобного, и всё-таки оказалась не готова к подобной резкости с его стороны.

— Тогда, — тепло улыбнувшись ему, сказала она, — может быть, вы придёте к нам до или после? В один из дней святочной недели, к примеру?

— Зачем? — нервно и недовольно нахмурился Леопольд.

— Я думаю, нам всем пора познакомиться с Лорелей, — очень мягко проговорила Мерибет и, посмотрев на неё, встретила в ответ удивительно спокойный и прямой взгляд, от которого ей самой стало на миг почти неловко.

— Зачем? — ещё напряжённее повторил Леопольд, и Мерибет, ненадолго задумавшись, вдруг рассмеялась.

— Я не знаю, что ответить тебе на этот вопрос… но могу дать ответ на другой.

— На какой? — спросил слегка сбитый с толку Леопольд, не заметив мелькнувшей в глазах Лорелей понимающей и удивлённой улыбки.

— На вопрос «почему», — ответила Мерибет.

— Ну, ответь, — его губы и пальцы слегка расслабились.

— Потому что она твоя жена, — просто сказала она. — И, значит, часть нашей семьи.

Леопольд не ответил, и в кухне повисла тишина, нарушаемая только его тяжёлым дыханием. А потом он вдруг встал и, коротко извинившись, ушёл, почти выбежал в коридор, оставив женщин одних.

Хлопнула дверь в ванную, а затем раздался звук льющейся воды — а женщины молча смотрели друг на друга, и ни одна не решалась начать разговор.

— А ведь я даже не знаю, кто вы и откуда, — сказала, наконец, Мерибет.

— Я из «Спинни серпент», — ответила Лорелей — и слегка улыбнулась.

— Вы родились там? — вполне серьёзно спросила Мерибет.

Она ничего не знала об этой женщине — но искренне хотела узнать. И, сказать по правде, её происхождение сейчас было одной из последних вещей, что действительно интересовала её — но нужно же было с чего-то начать, а этот вопрос казался Мерибет вполне приличным для нормального начала знакомства.

— Нет, — Лорелей вновь улыбнулась. — Я там просто работала.

— А родились где? — спросила с самой ей не до конца понятной настойчивостью Мерибет.

— Я Феркл, — сказала вдруг Лорелей, пристально поглядев ей в глаза. — Вы ведь это хотели узнать?

Мерибет растерялась. Новость оказалась и неприятной, и неожиданной. Она ожидала услышать какое-то незнакомое имя, почему-то предполагая, что Лорелей была магглорождённой или, может быть, полукровкой… Но Феркл? Она представила себе реакцию мужа и дочери на подобную новость и едва удержала лицо. Мерлин! В этой женщине, кажется, сошлись все кошмары её семьи… Хотя почему только её? Любой нормальной волшебной семьи! Да по сравнению с этой новостью профессия Лорелей была…

Ни додумать, ни успокоиться Мерибет не успела, когда её сын вернулся. По краям его покрасневшего лица и на обрамлявших его волосах виднелись капли воды.

— Всё хорошо? — встревоженно спросил он прямо с порога у Лорелей, и когда та кивнула, сказал матери: — Мы подумаем, и я пришлю тебе Патронуса с сообщением. И я не хочу задерживать тебя больше, — добавил он, всё так же стоя в дверях. — До Рождества несколько дней — ты вся в хлопотах, знаю.

— Дай нам поговорить, — попросила Мерибет сына. Любая бы на её месте решила, что он возмутительно груб, фактически выпроваживая её из дома, однако она достаточно хорошо и знала, и чувствовала своего сына, чтобы понимать, что всё прямо наоборот: постепенно приходя, наконец, в себя, он как раз пытался быть вежливым. Не слишком удачно — но это было уже куда лучше, чем в прошлый раз, когда он, не сдержавшись, попросту выставил её за дверь напрямую. — Ты же не даёшь мне ни единого шанса узнать женщину, которую выбрал себе в супруги, — сказала она с лёгким упрёком. — Почему так?

— Потому что я знаю тебя, — сказал Леопольд, садясь за стол между ними. — Я отлично тебя знаю, мама — и знаю, как ты умеешь вызывать в людях нужные тебе чувства. Это мы с сестрой научились от этого защищаться — да и то, я подозреваю, не до конца. А Лорелей этого не умеет — и ты поймаешь её в три секунды. Ты не знаешь её, — сказал он жене, накрывая её руки своею. — Она милая — о, моя мама всегда очень милая! — заметил он саркастически. — Изумительно тактичная и деликатная… и через четверть часа ты уже совершенно уверен, что ты хочешь того же, чего и она. Я всё детство так прожил — потом в Хогвартс уехал и там только понял, как она это делает. Но с ней я тебе этого сделать не дам, — жёстко сказал он матери. — Ты за час убедишь её, что для меня будет лучше, если она оставит меня — и для меня, и для неё самой, и для вас… ещё и денег, пожалуй, предложишь, и переезд организуешь… да, мама?

— Ты совсем не знаешь меня, — помолчав, сказала Мерибет грустно. — Хотя кое в чём ты прав, полагаю… Но ты и переоценил — и недооценил меня, Лео. Если бы ты был прав, — она негромко вздохнула.

— Я прав, — сухо ответил он. — И я не хочу никакого общения между вами.

Лорелей сделала было движение, чтобы встать и уйти, но он стиснул её руки, и она осталась, чувствуя себя невероятно неловко. Но если так хотел её муж — она готова была потерпеть. Раз она ему нужна здесь и сейчас — она останется. Он слишком много для неё сделал, чтобы отказывать ему в такой мелочи.

— Мы можем побеседовать наедине? — попросила Мерибет сына.

— Нет, — вновь отказал он. — Я не хочу… Не в силах пока с тобой говорить. Я знаю, что разочаровал тебя, и знаю, что ты наверняка уже придумала какую-нибудь историю, в которой я — невинная жертва, и это кто-то другой меня коварно подсадил на наркотики, а Лорелей, вероятно, женила меня на себе силой…

— Вовсе нет, — не сдержала улыбки Мерибет. Чем больше он злился и грубил ей — тем больше она узнавала его, такого, каким он был в ранней юности или в позднем детстве, когда начал отстаивать свою независимость и пытался казаться сильнее и старше, чем был — и когда научился нападать превентивно, порой без малейших признаков агрессии с другой стороны. Поступив учиться на аврора, он, как ни удивительно, помягчел, а начав работать, совсем успокоился — и Мерибет думала, что эта юношеская резкость уже никогда к нему не вернётся. Но сейчас, видимо, он себя вновь ощущал слишком слабым и неуверенным — и нападал, чтобы не пришлось защищаться. Почти теми же самыми словами и выражениями, что и тогда. — Я рассказала бы тебе, что я думаю, если бы ты дал мне шанс.

— Уходи, — упрямо проговорил он, ещё сильнее стискивая руки своей жены. — С тобой бессмысленно разговаривать.

— Хорошо, — покладисто сказала она. — Я надеюсь, ты со временем передумаешь. Рада была…

Она хотела сказать «…познакомиться, Лорелей», но Леопольд не дал ей такого шанса: вскочил и гаркнул:

— Я сказал, уходи! Я тебе напишу, — добавил он уже тише.

— Доброго дня, — кивнула Мерибет, после чего встала и вправду ушла.

— Что она сказала тебе? — спросил он у Лорелей, как только они услышали стук закрывшейся двери.

— Она больше спрашивала, чем говорила, — ответила та. — Мне так странно… Меня никто никогда не защищал раньше, — она улыбнулась — а он смутился от её искренности. — Хотя на меня и не нападали, — добавила она мягко.

— Она не нападает в привычном смысле этого слова, — возразил он и попросил: — Не разговаривай с ней без меня. Не надо. Ты не заметишь, как она это сделает — даже я не замечаю.

— Я не маленькая девочка, Лео, — не сдержалась она — и тут же смягчила: — Но я не стану. Я никогда не стану делать ничего у тебя за спиной.