Обратная сторона луны (джен)

Поттер, впрочем, тоже пребывал не в лучшем настроении — и потому аппарировал не домой, а к Уизли. Гермионы дома не оказалось — а Рон в отсутствие жены не стал загонять детей в постели в положенное им время, и те с радостными воплями носились по дому. Ловко увернувшись от чуть было не налетевшего на него Хьюго, Гарри улыбнулся ему и в ответ на вопрос Рона о том, что стряслось, махнул рукой и сказал, что это дело неприятное, но рабочее, и он думал посоветоваться с Гермионой сегодня, а не дожидаться завтрашнего утра. Философски пожав плечами, Рон сказал, что она предупреждала, что «немного задержится», а это на её языке обычно означало, что раньше полуночи её ждать не стоит.

Нашлась Гермиона в архиве — в самых его глубинах, где сличала два каких-то столь древних свитка, что чернила на них почти выцвели, а края пергамента превратились в труху.

— Не мешай, — сказала она, когда Гарри ещё только начал к ней подходить. — Я мысль потеряю. Или срочно?

— Да нет, — сказал он, отыскивая себе стул и устраиваясь на нём. Всё равно ему нужно было подумать — почему бы не здесь и не сейчас?

Минут через двадцать Гермиона очень громко вздохнула, развернулась к нему и спросила:

— Ну? Я не могу так работать — у меня ощущение, что сквозь буквы проступает твой укоризненный взгляд. Ты по делу или просто поговорить?

— Да, в общем, по делу… и поговорить, — улыбнулся он. — Я бы хотел обсудить с тобой дело Белби.

— А что обсуждать? — пожала она плечами. — Из материалов дела, вроде бы, всё понятно: ограбление, попытка массового убийства, Империус… огромный ущерб. Тут надо банду ловить, а не обсуждать, — не удержалась она от ехидства.

— Они несовершеннолетние, — сказал Гарри серьёзно.

— Ну, так я и говорю: банду надо искать. Понятно же, что всё это детишки не могли провернуть без посторонней помощи.

— Хочешь меня поучить работать? — беззлобно попрекнул он её. — Ищем, конечно. Я думаю, что именно с ними делать. Они оборотни. Оба.

— Аконитовое им давать, — пожала она плечами. — Как раз неделя до полнолуния — пора начинать… да что? — спросила она, наконец, глядя на его расстроенное лицо.

— Они дети совсем, — сказал он. — Ты о сегодняшнем явлении тётушки слышала, разумеется? — полуутвердительно спросил он.

— Конечно, — она рассмеялась. — Все слышали — думаю, всё министерство в курсе. Что, мистер Винд подсуетился?

— Да нет, — покачал он головой. — Вряд ли. Я думаю, он там тоже… если не пешка, то уж точно не ферзь. Тут другое… ты видела, кто сопровождал эту тётушку?

— Я вообще их не видела — я работала, между прочим. Но слышала, что господа были весьма примечательны.

— Весьма, — кивнул он. — И я пытаюсь понять, какое они отношение имеют к этим «волчатам». Потому что, если они договорились и теперь работают вместе — ждут нас неприятные и непростые времена. Но у меня пока не все части головоломки складываются… и вообще, — он улыбнулся, — я к тебе пришёл не за этим. Понимаешь?.. Хорошо, если мы быстро эту банду найдём — за поставщиков пыли Долиш взялся, а он у нас не отличается щепетильностью с подозреваемыми и настырностью больше всего напоминает Хогвартс-экспресс… поздно или рано, а он что-нибудь накопает. Однако ловить мы их можем ещё долго — а в камерах аврората «волчат» оставлять до бесконечности возможности нет, и если дело затянется, придётся отправить их дожидаться суда на верхних уровнях Азкабана. И будут они там сидеть до конца следствия… а Визенгамот станет каждые двенадцать месяцев продлевать срок содержания их под стражей. Сколько мы их сможем ещё держать у себя — неделю? Ну, две. А потом Визенгамот соберётся малым составом — и здравствуй, камера с видом на море. И если они сейчас воют у нас — я представляю себе, что будет с ними в Азкабане.

— Ты жалеешь их? — улыбнулась она.

— Не знаю, — честно признался он. — Жалею отчасти… но дело не в этом. С одной стороны, они ещё дети и, конечно, заслуживают второго шанса. А с другой — кто даст гарантию, что они им воспользуются? А я не готов брать на себя ответственность за них: у меня ни сил, ни ресурса. С третьей, — он хмыкнул, смеясь сам над собой, — по совокупности обвинений их пожизненно не посадят — и лет через двадцать на свободу действительно выйдут два очень сильно озлобленных на весь мир волка. А пожизненно сажать детей я, пожалуй, тоже всё-таки не готов. Хожу вот и думаю, что с ними делать… ладно, — он встал. — Ты тоже подумай — и давай поговорим после. А то ты сегодня домой вообще не вернёшься, и Рон меня проклянёт.

— Подумаю, — пообещала она. — Гарри, извини, но это действительно важно и срочно.

— Я понял уже, — кивнул он. — Хорошей работы.

Возвращаясь пустыми тёмными коридорами — ибо кто бывает в министерстве в двенадцатом часу ночи? Кроме дежурных — никого, но те сидят на своих местах — Гарри прокручивал в голове все события и разговоры сегодняшнего дня. Завтра утром наверняка выйдет «Пророк» с какой-нибудь пронзительно-слащавой статьёй про несчастных сироток, схваченных авроратом, и их безутешную тётушку… и завтра же, как он надеялся, он уже будет знать биографию этой миссис Монаштейн, в дряхлость и болезненность которой он не поверил ни на секунду, и ему подберут те дела, в которых принимали участие господа Ллеувеллин-Джонс и О’Хара. Интересно, подумал он, имеет ли первый какое-нибудь отношение к Гестии, и не соврал ли второй о своём родстве со знаменитым квиддичистом?

Поднявшись на второй этаж, он прошёл по тихому сейчас аврорату, отметил, что дежурит сегодня опять Данабар, стол которой был завален какими-то архивными папками, и направился в камеры предварительного заключения. Дежурные играли в шахматы — кивнули ему и, быстро проведя положенную всем процедуру обыска, пропустили, тут же вернувшись к доске.

В камерах было тихо — да и некому было особенно тут шуметь, ибо кроме «волчат», здесь сейчас никого не было. А те спали — и Поттер издалека увидел, что даже во сне волчата крепко держали друга за друга за руки, просунув их меж решеток соседних камер. Подойдя ближе, он увидел, что спят они, прижавшись с разных сторон к разделяющей их камеры каменной стене — и сейчас, во сне, они казались куда младше, чем прежде, и действительно выглядели на свои четырнадцать и пятнадцать лет.

Совсем дети… ему было четырнадцать, когда у него на глазах погиб Седрик, а Волдеморт возродился — и он дрался с ним, и вполне готов был убить. И пятнадцать, когда он гнался за Беллатрикс и накладывал на неё своё первое в жизни Круцио. Дети… дети бывают опаснейшими противниками — и замечательными бойцами. А ещё они часто куда безжалостнее любых взрослых — это Гарри тоже очень хорошо знал. А эти дети вполне сознательно недавно едва не забрали с собой в лучший мир пару десятков взрослых.

* * *

Скабиор же (которому после беседы с Главным Аврором больше всего хотелось просто исчезнуть — как из этого дома, для которого его пребывание с каждым днём становилось всё опаснее, так и вообще из Британии) тоже отправился отнюдь не в кровать. Усевшись за письменный стол, он быстро написал и отправил коротенькое письмо МакТавишу, и сел ждать ответа, хотя и понимал, что получит его только к утру. Однако он ошибся: сова вернулась с посланием буквально после полуночи. И вот тут Скабиора ждал сюрприз: оно оказалось вовсе не от МакТавиша, а от Ллеувеллин-Джонса, который приглашал его на полуночную встречу. К письму был приложен портал — уже почти привыкший к подобному способу перемещения Скабиор сжал его в руке — и оказался в незнакомой тёмной комнате, освещённой лишь масляной лампой на старинном письменном столе. И как он ни старался разглядеть в этой темноте хоть какие-то детали, при всей своей зоркости он так ничего увидеть и не смог — лишь тёмный стол с тёмно-коричневой кожаной вставкой посередине.

Ллеувеллин-Джонс, выглядевший свежим и собранным, в одном из своих строгих костюмов, которые всегда казались только что отутюженными, кивнул своему гостю на стул и попросил как можно подробнее пересказать ему разговор с Главным Аврором. Скабиор и пересказал… почти всё, опустив несколько несущественных, на его взгляд, и слишком личных деталей.

— Вы слишком плохо о нас думаете, — скупо улыбнулся, выслушав его, Ллеувеллин-Джонс. — Я уж решил, что случилось что-то и вправду серьёзное — вроде неожиданно всплывших подлинных родственников. Вот тут да, у нас бы возникли проблемы. А это… Это же очень просто. Разумеется, подделать записи в Мунго за столько лет нереально — однако никто не обязывает оборотней в принудительном порядке не только принимать аконитовое, но и брать его именно там, — он вновь улыбнулся и сцепил свои худые длинные пальцы в замок. — Частных целителей никто, слава Мерлину, не отменял. Просто у миссис Монаштейн с племянниками имеется свой целитель, который и тётушку пользовал, и матушку деток покойную, и их самих знает буквально с рождения… и он ждёт своей очереди. Пусть авроры поищут-побегают — достовернее будет, — усмехнулся он.

— Могли бы предупредить, — буркнул Скабиор: ощущать себя то ли пешкой, то ли картой, то ли инструментом ему было крайне неприятно.

— Наша вина, — кивнул тот. — Надо было, конечно. Приношу извинения, — очень серьёзно проговорил он — и Скабиор, как ни пытался, так и не смог понять, что скрывается за этой серьёзностью. Впрочем, деваться от этих господ ему всё равно было некуда — и посему он счёл разумным и правильным извинения эти принять.

— Могу я хотя бы теперь узнать, кто он? — не слишком приветливо спросил Скабиор. — Мне не понравилось выглядеть идиотом перед Главным Аврором.

— Вы снова правы — и вполне справедливо обижены и возмущены, — кивнул Ллеувеллин-Джонс. — Я вам, пожалуй, расскажу одну историю… много-много лет тому назад, — заговорил он так, как обычно рассказывают волшебные истории детям, — жил-был в приморском городке один добрый доктор, у которого злобные бюрократы отобрали в какой-то момент лицензию. Однако наш доктор оказался не промах и открыл в одном маггловском ангаре маленький частный филиал Мунго. Очень хороший филиал, должен заметить… некоторым нашим знакомым довелось оценить. Но вот незадача: накрыл аврорат больничку и отправил доктора отдыхать на, так сказать, морской северный наш курорт — и когда старина О'Флаерти вышел оттуда, то махнул на всё рукой и подался за океан в поисках лучшей жизни. Однако, — поднял вверх указательный палец Ллеувеллин-Джонс, — хотя в тюрьме оказался лишь Патрик, парочка медиковедьм и некоторые из его пациентов (но уже по своим делам), он ведь в этом госпитале не один работал. И вообще, человеком он был хорошим, и немало людей у него стажировалось, да и просто дополнительно подрабатывало. А после многие из коллег и стажёров ушли, так сказать, в свободное плавание и со временем стали весьма уважаемыми людьми и довольно известными в определенных кругах целителями — вот, например, старушек лечат и деток малых. Вытаскивать его из рукава раньше времени мы не будем — но если что, непременно аврорату поможем. Дети же были так травмированы своим обращением, вы только представьте! — он покачал головой. — Они вообще замкнуты и боятся людей — а теперь так и вовсе… и совсем не готовы появляться в Мунго каждый месяц, согласно лунному календарю, и чувствовать на себе все эти взгляды. Такая беда! — покачал он головой и позволил себе слегка улыбнуться.

— Хорошая сказочка, — кивнул Скабиор, которого этот полушутливый тон, по идее, должен был расположить к собеседнику, расслабить и успокоить, а на деле вызвал лишь чувство глухого раздражения — однако демонстрировать это сейчас было бы смешно и глупо, и он, заставив себя изобразить вежливую улыбку, лишь уточнил: — А ещё есть что-нибудь, что я должен знать?

— Вроде бы нет… Могу обещать, что мы обсудим всё ещё раз и непременно введём вас в курс дела. Я смог вас успокоить? — вежливо спросил он.

— Вполне, — Скабиор поднялся.

— Ещё пару слов, с вашего позволения, — попросил Ллеувеллин-Джонс. — В пятницу выйдет статья в «Пророке» и дело получит широкий общественный резонанс. В воскресном «Пророке» будет ещё одна статья, полагаю — и за уик-энд степень накала страстей будет уже достаточной для того, чтобы в понедельник… самое позднее, во вторник министерству пришлось принимать какое-то промежуточное решение. Мы надеемся на то, что «волчат» переведут под домашний арест — пусть даже и очень строгий. А там, — он слегка улыбнулся, — следствие ведь может очень долго тянуться. Аврорат может так никогда никого и не поймать. Тем временем страсти улягутся — и суд, в конце концов, пройдёт в более спокойной и дружелюбной атмосфере. Ну и миссис Монаштейн успеет ребятишек к нему как следует подготовить.

— Надеюсь, что так и будет, — кивнул Скабиор и, кратко простившись, аппарировал.

Что же тут было не понять? Всё было отлично, всё предусмотрено, и оставалось просто ждать пятницы. Так что теперь Скабиор не нервничал — он просто злился. Настолько, что в дом не пошёл, а отправился побродить вокруг. Дошёл до озера, постоял, подумал… Ёжась, разделся — и, разбежавшись, прыгнул в воду с мостков. Ледяная вода помогла — он вынырнул, отфыркиваясь, и поплыл быстрыми, сильными гребками, согреваясь и вкладывая в движение всю свою ярость на тех, от кого ему некуда было деваться. Почему-то именно сейчас он себя ощутил пойманным в капкан волком — или, скорее, взятым на поводок. В жёстком ошейнике. Вроде и не мешает особенно — а не рыпнешься…

И никакого выхода он не видел. Потому что, даже если… ну хорошо — когда МакТавиш получит ящик, неужели он так просто отпустит его? Скабиор понимал, что вляпался со всей этой историей по самую, как говорится, макушку — потому что аврорат не прощает подобных игр. Особенно, если он в них проигрывает…

Выбравшись, наконец, на берег, Скабиор высушил себя, но согревать не стал — и, одевшись и стуча зубами от холода, пошёл в дом, где с порога отправился в душ — и вот там уже отогрелся.

Однако настроения это ему, вопреки обыкновению, ничуть не исправило.