Три рубля

Да в нашем же православии тяжутся нецыи же непрямо, тяжутся и поклепав крест целуют или образы святых и на поле бьются и кровь проливают, и в те поры волхвы и чародейники от бесовских научений пособие им творят: кудесы бьют и во аристотелевы врата, и в рафли смотрят и по звездам и по планитам глядают и смотрят дней и часов. И теми дьявольскими действы мир прельщают и от бога отлучают, и на те чарования надеяся поклепца и ябедник не мирится и крест целует и на поле бьются и, поклепав, убивают. И о том ответ. Благочестивому царю в царствующем граде Москве и по всем градом своя царская заповедь учинити, чтобы таковыя волхвы и чародеи, и кудесники, и смотрящий во рафли, и во аристотелевы врата, и по звездам и по планитам смотря дней и часов, и теми дьявольскими действы мир прельщают и от бога отлучают и прочая еллинская бесования творят, и таковая вся богомерзская прелесть и святыми отцы отречена бысть. И от ныне бы и впредь та ересь попрана бы была до конца в твое христолюбивое царство. Аще ли кто впредь от православных хрестьян учнет таковыми чародействы в народе или по домом или уполь прельщати, и потом обличени будут, и таковым от царя в великой опале быти, а тем православным хрестьяном, которые учнут от них то еллинское и бесовское чарование приимати, всячески от церкви отверженным быти по священным правилом.

Повесть некоего боголюбива мужа, списана при Макарье Митрополите Царю и Великому Князю Ивану Васильевичу всей Руси, да сие ведяще, не впадете во злые сети и беззакония отъялых и прелщеных человек и губительных волков, нещадяще души, ей же весь мир не достоин прочетшеже сие, человецы, убойтеся чары и волхвования, творяте скверная Богу, и грубая и мерская и проклятая дела.

Бе некто царь правоверен, боголюбив и милостив, ходяше по заповедем Божиим и упование на милость Божию полагая и любя суд и правду; царствие ж его всеми благими изобилуемо; он же по всей вселенней яко солнце преславно сияюще, и окрестным и сопротивным страшен являшеся; воини же именем его враги побеждаху, яко огнь попалящ лица противных, никому же мощи зрети против его, понеже Бог помогаше ему. Во время ж царьства его, по действу дьяволю, прилучися некто у того благочестиваго царя синклит чародей зол и губитель муж, царем же он зело любим бе, и нача в уши влагати ложная царю; последи же, увещевая, рече: вижду, царю, яко ты царьствуеши неведением елико лет будет царствия твоего; аще ли кто былием отравным и чары деюще погубит тя, ты же сего не веси,– аз убо, царю, разумею философию, и ини мужие мудри философи есть во стране твоей, могут ведати елико лет царьствия твоего, и от всех злых чародей и от былия травнаго избавят тя, и бесстрашна сотворят. Царь же слышав, лстивая его словеса, возлюби глаголы его, и повеле ему собрати философ. Он же собра четыредесят чародей, и написа книги по действу дьяволю, сказаше царю о царьствии его ложная; царь же вмъняше в правду, и виде вмале некая и сбывшаяся от них прелстеся, впаде в сети их, нача веровати, рече: вем, яко тии мужие мудрии могут ведети лета царьствия моего, и от всех злых соблюдут мя. Той же синклит со единомышленными врачеванием нача ложная царю глаголати, и оклеветовати неповинныя, и смути царя на люди, людей же на царя, и оскорби царь неповинных различными печалми, и сам от них печаль имяше и страхование, и впаде зело сам во злые прелести их, и на кийждо день не врачеваху, то страхом и боязнию одержим бяше царь той, а от врачевания полезная мняше себе быти. Приспе же время попущением Божиим, той царь за беззаконие месть прия от Бога. Восташа на него окрестни гради, и землю его поплениша, и грады разориша, и люди поразиша, и до конца погубиша, и до царьствующего града доидоша, иде же царьский престол. Царь же в недоумении быв; той же синклит и губитель муж с единомышленными прелщаше царя лестию, рече: пошли, царю, воини, и победиши. Царь же, собрав во граде ужики своя и воины, елико имяше, и дав злата много, и посла их на супротивных, надежу имуще на врачевание их. Они же исшедше из града, и ужасошася зело, и приложишася к супротивным на царя, и яко волцы нещаднии, пририщуще нагло, хотяху взяти град, и люди убивающе. Бысть же во граде том вопль и плачь неутешим. Царь же со царицею видев злую ту беду, взятие града и посечение смертное, возопи гласом велиим; люте нам грех ради наших сотворися нам сия. И остави царицу, и быстро бежа в ложницу, и заключи двери, и нача вопити и рыдати и в перси своя бити, глаголюще: о кий грех сотворих пред Тобою, Господи, не вем, яко тако граду и нам погубление и смертное горкое посечение бысть. Бысть же ему глас страшен зело: царю, воспомяни, аз избрах тя царя, и преславна тя сотворих, ты же поругася мне отступи от мене, и приложись к бесом, остави всемогущую мою помощ и силу, совокупися со враги креста моего, на нем же аз распяхся за весь мир, и умножися злоба твоя предо мною и прогнева мя; ныне же за отступление твое месть тебе воздаю – в сем веце царьствия твоего лиших тя, и смерти горцей предаю, в будущем же веце за оступление твое, и за сия моя погибшая от тебе даси ответ, и зол суд и месть восприимеши. Он же слышав глас той страшный возопи, и востенав из глубины сердца своего: Владыко Господи, согреших, аще не помилуеши мя, сия ми земля гроб бысть. И пад на землю, яко мертв, и едва ощутися, и лежа на земли моляшеся умилными глаголы, и землю моча, и не востая от земля; и той день и нощь лежа на земли, и моляшесь и слезами землю моча, елико можаше, гортани же его и устне исохшу от многаго плача и рыдания, царицу же у двери толкущуюся и рыдающе и воплощу презрении что же (Должно быть: презре и ничтоже) глагола ей, токмо слышати ей покаяние его и рыдание. Той же злый губитель царев со единомышленными искаше предати царя сопротивным, хотяше сам избыти посечения смертного от сопротивных. На утрия ж дню свитающи свет восия во храмине, и глас бысть страшен царю: прощен еси греха того, и паки покайся, и востани, и собери люди во град, и иди на супротивных. Он же от гласа того не можаше ни мало востати, но восклонив главу от земля, рече: Господи, како могу итти, понеже во граде людие сири и убози. Глас же ему вторицею: маловере, иди и победиши. Он же востав и собрав и иде из града на сопротивных; супротивнии же видяще, и явись им множество воин зело страшных, и убояшася страхом велиим и начаша бежати. Ужики ж царевы, видевше царево одоление, а супротивных побежение, от супротивных отложишася, и паки приложишася ко царю, и вкупе всех противных избиша. И злато и серебро и все елико имяху взяти повел царь той, и возвратись во град с радостию великою. Епископ же и вси люди града, видяще такая преестественная чудеса, руце на небо воздеюще, молящеся со слезами, и сретают царя со честными кресты и с Богородичными образы, и бысть радость велия во граде том. Той же синклит, паче же реку губитель, со единомышленными рече царю: мы уврачевахом яко твое одоление будет. Царь же прелщения их поведа епископу и всем людем бывшая от них, осуди их смертию и повеле их всех пожечи огнем; оттоле же царь с епископом написати книги повеле, и утверди, и проклят чародение и в весех заповеда после таких огнем пожечи. И потом царствова в тишине и в покое безмятежно.

Печаль многу имамъ въ сердци о васъ, чада. Никако же не премѣните от злобы обычая своего, вся злая творите в ненависть Богу, на погубу души своей. Правду есте оставили, любве не имате, зависть и лесть жирует въ васъ, и вознесеся умъ вашь. Обычай поганьский имате: волхвамъ вѣру имете и пожагаете огнемъ неповинныя человѣки. Гдѣ се есть въ Писаньи, еже человѣкомъ владѣти обильемъ или скудостью? подавати или дождь, или теплоту? О, неразумнии! вся Богъ творит, якоже хощет; бѣды и скудость посылаеть за грѣхи наша и наказая насъ, приводя на покаянье.

Артикул 1. Хотя всем обще и каждому христианину без изъятия надлежит христианско и честно жить, и не в лицемерном страсе божии содержать себя: однакоже сие салдаты и воинские люди с вящшею ревностию уважать и внимать имеют; понеже оных бог в такое состояние определил, в котором оныя часто бывают, что ни единаго часа обнадежены суть, чтоб они наивящшим опасностям живота в службе государя своего подвержены не были. И понеже всякое благословение, победа и благополучие от единаго бога всемогущаго, яко от истиннаго начала всего блага и праведнаго победодавца происходит. И оному токмо молитися и на него надежду полагати надлежит, и тако сие наипаче всего иметь во всех делах и предприятиях, и всегда благо содержать: того ради чрез сие все идолопоклонство, чародейство (чернокнижество) наикрепчайше запрещается, и таким образом, что никоторое из оных отнюдь ни в лагере и нигде инде не будет допущено и терпимо. И ежели кто из воинских людей найдется идолопоклонник, чернокнижец, ружья заговоритель, суеверный и богохyлительный чародей: оный по состоянию дела в жестоком заключении, в железах, гонянием шпицрутен наказан или весьма сожжен имеет быть.

Толкование. Наказание сожжения есть обыкновенная казнь чернокнижцам, ежели оный своим чародейством вред кому учинил, или действительно с диаволом обязательство имеет. А ежели ж он чародейством своим никому никакова вреду не учинил и обязательства с сатаною никакова не имеет, то надлежит, по изобретению дела, того наказать другими вышеупомянутыми наказаниями, и притом церковным публичным покаянием.

THE ATTITUDE OF THE CIVIL LAW TOWARDS PAGANISM

Mention was made above of the fact that once the Visigoths had been converted to Catholicism the principal cause of friction between them and the natives of Spain disappeared. Yet for a period of more than sixty years the Goths and the Spaniards were governed by separate laws. King Chindaswinth (642-653) realized the anomaly of this situation and began a codification of Roman and Germanic law that would satisfy the two races in the kingdom. Chindaswinth did not live to see the realization of his plan. It remained for his son, Receswinth, to promulgate in 654 the new law-code that was binding upon all in Spain, irrespective of their race. The Forum Iudicum, as the new code was called, is important in our present study, for it enables us to grasp the forms of paganism that existed in Spain in the middle of the seventh century, and the attitude towards them of the civil authorities.

Attention has already been called to the fact that in the Theodosian Code and the Lex Romana Visigothorum most of the laws on paganism were concerned with the practice of divination and magic. These two forms of paganism were also condemned by the fourth council of Toledo in 633 and the fifth council in 636. Hence it is not surprising that the legislation on paganism in the Visigothic Code was directed solely against those who practiced augury and magic and those who consulted such persons on these matters.

Two laws against augury were incorporated in the. The soothsayer and all those who consulted him, if freeborn, were flogged, their property confiscated, and they were reduced to the status of slaves. The same penalties befell their children if they participated in their parents' crime. Slaves who practiced augury were to be tortured and sold into slavery overseas. Another law against augury lectured the people on the impossibility of finding out the truth from soothsayers, for the devil "a liar from the beginning spoke through them." The law went on to state that a judge who consulted soothsayers with the intention of proving something was subject to the same penalties as those who consulted them about the life or death of an individual. It concluded by stating that since augurs were hateful in the sight of God they were to receive as punishment fifty lashes. Though the Visigothic Code was indeed very severe against those who practiced augury, it did not inflict upon them the death penalty, as did the Theodosian Code.

Besides condemning the practice of augury, the Forum Iudicum also contained some stern laws against magic, especially that intended to injure the person or property of another. Under this heading of "harmful" magic, poisoning was included. The idea, prevalent among the Romans and Germans, that poisoning was in some way connected with magic still persisted among the legislators of Spain in the middle of the seventh century. The same section of the code which treats of magicians also treats of poisoners. They believed, for example, that certain women who committed the crime of adultery could by some magical potion so change and derange the minds of their husbands that the latter were unable to accuse them of adultery in the public courts, or even to depart from them. In such a case the law provided that the children of the couple, if of legal age, could give testimony in court against the adulteress; if, however, they were not old enough, the relatives of the husband were to conduct the accusation. Another law stated that a person who gave a potion to a pregnant woman for the purpose of causing an abortion was to suffer the penalty of death. A slave who tried to secure this potion in order to commit an abortion was to receive two hundred lashes, while a free-born person, guilty of this same crime, was to lose the dignity of her rank, and to be sent as a slave to whosoever should be named by the king. Finally, the law stated that anyone, whether slave or free, who caused the death of another by poisoning, should himself be put to death. If, however, his attempts at poisoning proved unsuccessful, the poisoner was to become the slave of his intended victim.

Besides the civil penalties which the Forum Iudicum inflicted for these offences there doubtless were canonical prohibitions. Thus in the council of Lerida (524) it was decreed that a person who gave poison to another for the sake of committing an abortion was to be excluded from Communion for life. Perhaps the same ecclesiastical penalty was attached to this crime in the Catholic period of Visigothic Spain.

The Forum Iudicum sternly punished the use of magic to injure the person or property of another. One of these laws was directed against enchanters and invokers of tempests, who by incantations were said to bring down storms upon the vineyards and crops of others, and who invoked the devil and thereby disturbed men's minds. These words were taken almost verbatim from an interpretation of a law in the Lex Romana Visigothorum, issued by the emperor Constantine in 318. While Roman law left the penalty indeterminate, the Visigothic Code ordered that these magicians should receive two hundred lashes and the punishment of decalvatio. The guilty one was to be led about the ten neighboring estates in order that the sight of this punishment might deter others from committing this crime. This regulation was similar to, but not as harsh as a law found in the Capitulary of Chur (800/820). This same Visigothic law ordered that a person found guilty of magic was either to be cast into prison or brought before the king, who could do with him as he pleased. Those who consulted a magician were to receive as punishment two hundred lashes.

Another law of this code stated that a magician who placed ligatures or other charms upon persons or upon their beasts with the intention of killing or harming them, or who sought by magical charms to injure the property of another, was to be punished in the same way as he had intended to injure the person or property of his victim.

An interesting law on magic was concerned with robbing a coffin for some magical purpose. This is the only mention of such magic among the Visigoths; the only other law concerned with robbing a grave was directed against those who committed this crime for the sake of enriching themselves. Those who robbed a coffin for a magical purpose were fined twelve solidi, which were to be given to the heirs of the deceased. There is here very probably a reference to necromancy, which Isidore defines as uttering incantations over a corpse in the belief that the dead person would arise, and utter words of prophecy or give answer to questions put to it. Isidore goes on to add that since the demons [always associated with idolatry and magic] love blood, the necromancer in performing his magical rites always used blood mixed with water. Among the Greeks and Romans the evocation of the dead took place in caverns and near rivers and lakes where communication with the abodes of the dead was thought to be easier.

The strict punishment meted out to those guilty of magic shows quite clearly the horror that the law-makers of Spain felt towards this crime. Still they did not wish to see injustice done. This is evident from a decision of the council of Merida (666) which was held shortly after the promulgation of the Forum Iudicum. The complaint was made to the bishops at this council that certain priests in time of sickness believed that their illness had been caused by some magical rites which the members of their household had practiced, and ordered the suspected persons to be tortured. The council in answer to this complaint declared that in future a priest who should suspect anyone of doing injury to him by the practice of magic was to bring the matter before the bishop of the diocese. The latter was to delegate certain worthy laymen as judges. If the accused person was found guilty of the charge of magic the judges were to inform the bishop, who was to inflict a penalty upon the criminal severe enough to deter others from committing this crime. A priest who did not follow this procedure when he suspected some one of magic was threatened with the penalty of deposition and excommunication.

http://alkman1.blogspot.com/2007/08/pagan-survivals-in-visigothic-spain.html

Бывши бо единою скудости в Ростовьстеи области, встаста два волъхва от Ярославля, глаголюще, яко "Ве свеве, кто обилье держить". И поидоста по Волзе, кде приидуча в погост, туже нарекаста лучьшие жены, глаголюща, яко си жито держить, а си мед, а си рыбы, а си скору. И привожаху к нима сестры своя, матери и жены своя. Она же в мечте прорезавша за плечемь, вынимаста любо жито, любо рыбу, и убивашета многы жены, и именье их отъимашета собе.

Кто, ослеплённый диаволом, подобно язычнику, будет верить, что кто-либо может быть ведьмой и на основании этого сожжёт её, тот подлежит смертной казни.

О волшбах и о обавницех 6-го собора правило 61.

Вдавшимся волшбам или глаголющем мудрецем и сотником или ким таковым: аки от тех навыкиути хотяще, аще открыти хотят: по первому от святых отец от них же заповеданию да повинуются правила канону 6 лет. Тацем же запрещением покорити подобает и влачащая медведи или какова животная; некако наругание простеяшим людем, и получение, рожество и родословие по звездословию и таковых неких глаголы народопрелестное бл*дство приглашающая. Глаголемые же облакопрогонники, и чаровники, и хранительники, и волшебники; пребывающая же в тех, и неотбегающая пагубных тех еллинских начинаний вся везде от церкви отметати заповедаем яко же священницы ныне повелевають. Кое общение свету со тмою — яко же рече апостол, — или кое сложение церкви Божии со идолы или какая часть верному с неверньм и кое совещание Христова со дияволом.

Иже последуют пагубным обоянием и к волхвом или ко обавником ходят, или в дом свой тех призывают, хотяще уведети неизреченная; такоже и кормяще, и храняще медведи, или иная некая псы и птицы ловчии на ловление и на глумление и на прельщение простейших человек или в получаи веруют и в родословие: рекше в роженицы, и во обояние, по звездословии иже глаголет облаки гонящеи: таковая творящим повеле собор 6 лет запрещение даяти; яко же за 4 лета да стоят с верными и тако сподобятся божественных даров; аще неисправни будут и по запрещении, еленских сих хитростей неостанутся от церкви везде всячески да отженутся. О волхвех же и обавницех рекоша Богоноснии отцы церковнии учителие; паче же инех Иоанн Златоуст, яко волшествующе и обавление творяще, аще и святая Троица имя нарицающе, аще и знамение честнаго креста Христова творя, бегати оть них подобает и отвращатися. Иже во Акире и правило 24: волшествующе и обычаю язычных последьствующе вводяще в домы своя на испытания, потвор или на требление, законом запрещение примут 6 лет по заповеданным степенем; рядом 3 лета внутрь, пребывание вне церкви 2 лета; молитвы без просфиры и комкания. Аще кто к волхвом или обавником, или зелейником, или другим таковым себе вдаст, и сия призывает в дом свой; да открыют и поведят ему о них же желание имать; или очаровану ему бывшу, обрести: хотя таковое смыти яко злом злее исцеляя, — 3 лета да припадает и за 2 лета да стоит с верными токмо молитва с ними приобщая; и тако по сконьчании пяти лет причастится святых тайн.

Правило 61-е 6 собора иже в Турле полатнем: 6 лет таковым не повелевает отпущения приимати; рекше, — не причащатися 6-го собора в Константине граде в Турле Полатнем правила II. Ни едино есть приобщение христианом к жидом, сего ради, аще обращется тех опресноки ядя, или врача их призывая на целбу себе, или мыяся с ними в бане, или инако како присвояся, аще есть причетник, да извержется или мирянин да отлучится. 19 Василия Великаго правило 72-е. Волшебником себя вдаст или ким таковым детоубийцы и то запретится. Вдавый себе волхвом или обавником или чародеем на учение злохитрства их, яко волею убивый запрещение да приимет; веруя же в волхвы, или вводяи их в дом свой обретения ради некоего очищения, отправления, или откровении ради неких, неизреченных, — 6 лет запрещение да приимут, яко же 61 правило повелевает 6-го вселенскаго собора, иже в Константине граде в Турле Полатнем и 73-е правило в сем послании Великаго Василия.

Кто, ослеплённый диаволом, подобно язычнику, будет верить, что кто-либо может быть ведьмой и на основании этого сожжёт её, тот подлежит смертной казни.