Паутина (гет)

*ТРИКСТЕР (англ. trickster — обманщик, ловкач), архаический персонаж ранней мифологии практически всех народов земли. Трикстер (в мифах разных культур воплощенный в Кролике, Вороне, Пауке и т.д.) отличается лукавством, хитроумием, коварством, жестокостью, способностью к трансформациям или перевоплощению

Глава 1. Джеймс Поттер.

— Поттер, вставай!

Не хочу и не буду. Отстаньте от меня.

— Поттер, останешься без завтрака!

Джеймс недовольно заворочался. Ну, кому нужен завтрак утром в субботу?!

— Джим, ты все еще спишь?— мягкий голос Лили у его изголовья.— Вставай, соня, ты же собирался полетать со Скорпиусом.

Гриффиндорец сердито вздохнул и открыл глаза. Сумрак октябрьского утра навевал отнюдь не радостное настроение. Если бы еще голова не была такой… чужой. Словно там ночью кто-то закатил вечеринку и забыл убрать следы гулянки.

— Ты хорошо себя чувствуешь?— сестра сидела на краю его кровати, одетая в теплый джемпер и синие джинсы. На бледных скулах алел румянец.

— Не особо. Не знаешь, может, мы вчера с Малфоем напились, а я этого не помню?— Джеймс протянул руку к тумбочке и стал застегивать браслет часов на руке.

— Насколько я знаю, нет,— мягко улыбнулась она, помогая ему с часами.— Джим, я хотела тебя спросить…

— Спрашивай, но сначала отвернись, мне нужно одеться,— гриффиндорец выбрался из-под одеяла. Сестра села так, чтобы видеть лишь полог его кровати, и он смог спокойно разыскивать по всей комнате свои вещи.

— Скажи, а Скорпиус когда-нибудь рассказывал тебе о своей семье? Ну, о детстве, о родителях?

Джеймс натянул джинсы и застегивал ремень:

— Конечно. Он рассказывал, как пел на детских праздниках, танцевал вальс, играл на клавесине, скакал на лошади и всякой прочей ерунде. Еще говорил о том, как купался в пруде Малфой-Мэнора, где его отец выращивал пираний, рыбок таких… Ну, и по мелочам…

— Джеймс, я серьезно спрашиваю,— грустно откликнулась девушка.

— Можешь повернуться,— парень поправил ворот свитера и взял с тумбочки палочку.— Серьезно ты лучше поговори с ним, потому что я не уверен, что должен разбалтывать его маленькие семейные тайны. Уж прости.

— Значит, он тебе рассказывал?— задумчиво произнесла Лили, когда они вышли на лестницу и поспешили в Большой Зал.— Скажи только одно: родители были с ним жестоки?

— Жестоки? Нет, они его не били и физически не наказывали, по крайней мере, я об этом не знаю,— Джеймс пропустил сестру на тайную лестницу, чтобы сократить путь.

Лили промолчала, закусив губу. Джеймс не стал больше ничего говорить, да и не хотел. Зачем? Малфой сам всегда скупо говорил о своей домашней жизни. Скупо и не охотно, но и из редких его замечаний гриффиндорцу было понятно, что быть Малфоем – совсем не то, что старшим сыном Гарри Поттера.

Они с Лили вошли в уже заполненный голосами Большой Зал. Джеймс по привычке подошел к слизеринцам. Малфой и Ксения сидели молча, даже не глядя друг на друга. Поспорили, что ли?

— Привет,— Ксения ему улыбнулась. Джеймс ей подмигнул, вспоминая вечер в комнате Лили. Он надеялся, что сестра никогда не узнает о том, как Джеймс использовал ее спальню.

Скорпиус поднял к другу по всем признакам невыспавшееся лицо и махнул рукой.

— Малфой, чем это ты ночью занимался?— Джеймс прищурился.

— Так, Поттер, если ты сейчас выдашь очередную гениальную идею о том, что я мог или не мог сделать ночью, то предупреждаю сразу – я не гордый, вырублю тебя одним движением прямо на глазах всех преподов. И плевать, что я снова буду наказан – мне не привыкать,— Малфой взял яблоко и с хитрой ухмылкой надкусил его, бросив взгляд в сторону гриффиндорского стола. Джеймс тоже оглянулся – там Лили о чем-то разговаривала с расстроенной чем-то Розой Уизли.

— Я просто спросил, может, волнуюсь?— фыркнул Джеймс, взглянув на Ксению. Та тоже ему улыбалась.— Ксени, а ты вместе с Малфоем ночью бодрствовала? Ему снились кошмары, а ты держала за руку?

Она ответила холодным взглядом и вернулась к своему завтраку.

— Нет, не со мной,— как-то очень легко ответил Малфой, играя яблоком в руке.— Ты все утро будешь нас допрашивать о прошедшей ночи, или все-таки пойдешь и поешь, а то ведь и метлу поднять не сможешь…

— Малфой, это забота обо мне? Трогательно,— Джеймс усмехнулся другу и пошел к своему столу. Сел между Лили и Хьюго и с энтузиазмом принялся за яичницу, прислушиваясь к разговору сестры и кузины.

— Мне кажется, ты просто устала… Потом поговорите, и все наладится…— приглушенно утешала (видимо, утешала все-таки) Лили Розу. Та лишь пожала плечами, без особого энтузиазма.

— Рози, ты, что, бросила Уильямса?— вмешался в разговор Джеймс, заглатывая половину бутерброда сразу.

— Джеймс, какой же ты беспардонный,— укорила его Лили, но Роза лишь мило повела плечиками.

— Я просто спросил, что тут такого?

— Я не бросала его, мы поссорились,— Роза отвела глаза, щеки ее порозовели.

— И из-за чего ты бросила лучшего студента курса, капитана сборной факультета по квиддичу и вообще не мальчика, а открытку?— усмехнулся Джеймс, из-за чего сестра буквально испепелила его взглядом.— Что? Не хочет, может, не говорить.

— Просто он хотел сегодня вместе день провести, а я сказала, что не могу,— Роза взяла кубок с соком, но не пила.

— И почему не можешь?— Джеймсу стало даже интересно, хотя, наверное, на его боку уже расплывался синяк от локтя Лили.— Библиотека?

Роза покачала головой, а потом поднялась:

— Мне надо идти, до встречи.

Джеймс проследил за кузиной взглядом, а потом с подозрением взглянул на Лили:

— Ну-ка, ну-ка… И что это за тайны Астрономической башни?

— Я не знаю, она не сказала,— сестра выглядела чуть рассерженной.— Зачем ты вообще полез со своим допросом?

— И спросить уже ничего нельзя,— фыркнул Джеймс.— Надеюсь, что они с Уильямсом помирятся к матчу со Слизерином, иначе он раскиснет и будет не вратарь, а дырка.

— Ты думаешь только о своей выгоде,— покачала головой Лили.

— А о чьей же выгоде мне еще думать?— усмехнулся гриффиндорец, отодвигая тарелку и с блаженством потирая живот.— Вот теперь можно и на воздух. Пойдешь с нами?

— Ты же знаешь, я не люблю летать,— девушка обернулась. Джеймс тоже заметил, что к их столу идут Малфой и Ксения.— Ладно, уговорил…

Вчетвером они вышли на немного морозный воздух. На парнях были легкие куртки, а девушки предпочли теплые школьные мантии.

Джеймс жмурился от удовольствия. Суббота, никаких занятий. Сейчас он сядет на метлу. Он держит за руку любимую девушку. Голова перестала быть чужой. Эх…

Он оглянулся на идущих чуть позади Лили и Малфоя. Что-то между ними происходило, даже нюхлеру это было бы понятно. Странные они оба какие-то. Стран-ны-е. Просто какая-то волна шла от этой парочки, особенно когда они были близко друг от друга.

— Ксени, вы с Малфоем не поссорились, случаем?— Джеймс вернулся мыслями к своей подруге. Она выглядела тоже немного необычно, но что в ней необычного, он сказать не мог.

— Нет, просто не сошлись в одном вопросе,— беспечно ответила она.

Вчетвером они приближались к полю для квиддича. Вчетвером. Да, Джеймс именно сегодня как-то остро ощутил, что их с Малфоем компания удвоилась. Плохо это или хорошо? Черт знает, наверное, в чем-то хорошо, а в чем-то и плохо. Ну, ведь компания с девчонками разительно отличается от чисто мужской компании…

— Ты будешь летать?— спросил Джеймс, когда они вышли к краю поля.

— С ума сошел?— Ксения изумленно посмотрела на гриффиндорца.— Я же не умею…

— В смысле?— даже опешил Джеймс.— Как не умеешь?

— Да просто – не умею,— она рассмеялась, глядя на его лицо.— Однажды села на нее и чуть не убилась насмерть, хорошо, что низко над землей была. Так что я посижу и посмотрю…

— Давай, научу,— загорелся энтузиазмом Джеймс, для которого понятие «не умею летать на метле» было инопланетным.

— Нет, упаси меня Мерлин,— Ксения поцеловала его в уголок губ.— Я лучше буду тобой любоваться.

— Ладно,— но он совершенно не собирался сдаваться. Как это – не умеет летать на метле?! Он это дело так просто не оставит.— Лил, ты-то хоть будешь летать?

— Нет, не хочу,— девушка улыбнулась и тоже пошла к трибунам.— Вы только будьте осторожнее, не надо сильно выпендриваться перед нами. Думаю, мы с Ксенией и так знаем, что вы самые лучшие и самые ловкие, не обязательно нам демонстрировать мертвые петли и пикирование вертикально к земле…

Джеймс сердито оглянулся к Малфою, но тот лишь пытался не рассмеяться.

— Что тут смешного?— фыркнул Джеймс, когда они с другом отправились к раздевалкам, где хранились их метлы.

— Ну, она же для тебя все это сказала,— Скорпиус вынул свою метлу из петель и почти любовно погладил по древку.— Это же ты наверняка станешь показывать, какой ты у нас великий и могучий игрок в квиддич, лучше всех, даже лучше всяких там слизеринских дилетантов…

— Малфой, думаю, отношения с моей сестрой не идут тебе на пользу. Ты утратил былую ловкость в выражении своих пакостных мыслей,— Джеймс скинул куртку, замотал шарф поверх свитера, надел перчатки и вышел на улицу, неся метлу на плече.

Ксения и Лили сидели на самом верху одной из трибун. Они помахали парням, улыбаясь, и Джеймс взмыл в воздух.

Хорошо… Ветер трепал непослушные волосы, в голове становилось просто до безобразия пусто. Под ногами, далеко внизу – темная, уже пожухлая трава. Вверху – хмурое, но такое близкое небо. И абсолютная свобода.

— Поттер, даже если ты пришьешь себе крылья, в ангелы тебя не возьмут. Так что смени вид физиономии,— рядом притормозил Малфой, одной рукой держась за метлу.— Как насчет попугать наших персональных болельщиц?

Джеймс оглянулся на девушек и улыбнулся. Потом резко повернул метлу к земле. Он слышал, как рядом летит Малфой, пытаясь преградить путь гриффиндорцу. Но Джеймс всегда успевал сменять направление, чтобы оказаться в стороне от Скорпиуса. Они кружили отвесно вниз, резко сворачивали, летели вверх, потом опять падали вниз. Ветер свистел в ушах, а сердце бешенно билось от адреналина.

В какой-то момент Малфою удалось таки перекрыть путь отступления Джеймсу, и он наткнулся на метлу друга. Оба шатнулись в стороны, удерживаясь в воздухе. Скорпиус, видимо, не ожидавший, что все же поймает гриффиндорца, соскользнул с древка и повис на руках.

Джеймс тут же подлетел и помог слизеринцу взобраться на метлу. Оба усмехались: не впервой им было так играть с опасностью. Они повернулись к трибунам.

— Черт!— ругнулся Скорпиус и тут же рванулся вниз, потому что Лили, видимо, либо слишком переживавшая, либо разозлившаяся на парней, поспешно уходила с поля, сжав в руках палочку.

Джеймс подлетел к Ксении – та тоже была сердита, холодный взгляд был направлен прямо на гриффиндорца:

— Тебе мало оборотней, которые охотятся за вашей семьей. Ты решил, что стоит поиграть своей жизнью просто для развлечения, а заодно и растревожить только успокоившуюся сестру, да?

Он приземлился прямо на скамью перед слизеринкой, отложил метлу и виновато улыбнулся:

— Я не думал, что она так отреагирует… Мы просто летали, мы всегда так летаем…

— Тогда удивительно, что вы оба еще целы, потому что я насчитала три раза, когда каждый из вас мог просто разлететься на кусочки, ударившись о землю…

— Ксени, но ведь ты же не умеешь летать,— примирительно начал Джеймс,— откуда ты можешь знать…

— То, что я не умею летать, еще не значит, что у меня нет глаз,— девушка была бледна, но глаза у нее сверкали, будто она сама только что сошла с метлы.— Не понимаю, зачем вы, ребята, так постоянно рискуете? Ну, чего вам не хватает?

— Ладно, все, мне стыдно,— гриффиндорец сел рядом с ней.— Прости…

— Да не стыдно тебе вовсе, потому что тебе нравится все это выделывать,— сокрушенно произнесла Ксения, повернувшись к нему.— Просто я не могу понять, почему люди так любят совершать безумные поступки, которые, в конце концов, могут привести к тому, что целителю придется собирать по кусочкам их тела…

— Господи, Ксени, это уже смахивает на паранойю…— он приобнял ее за плечи. А она только пристально смотрела в его глаза.

— Нет, это не паранойя. Просто…— она пыталась подобрать слова,— когда ты мечтаешь посвятить свою жизнь спасению людей, ты намного ярче воспринимаешь окружающее… Я вижу, как люди сами ведут себя к смерти, играючи, с улыбками, словно это лишь шутка. Понимаешь?

— Прости, я не хотел, чтобы ты так расстраивалась,— Джеймс крепко ее обнял, не понимая, что сегодня нашло на всегда спокойную и рассудительную Ксению.

— Ладно,— она коснулась губами его щеки,— прости, что накинулась на тебя…

— Ты накинулась?— усмехнулся он.— Нет, это сейчас Малфою достанется по полной программе. Вот там точно кто-то на кого-то накинется. Зная мою сестру…

— Да,— Ксения кивнула,— Лили – огонь.

— В смысле?

— Ну, согласно одной из теорий, душа каждого человека тянется к одной из основополагающих субстанций: воде, воздуху, земле или огню. Твоя сестра – типичный огонь. Непоследовательна, импульсивна, умеет глубоко переживать…

— А я?— заинтересовался Джеймс.

— Ты – вода,— она улыбнулась.— Поэтому вы с ней так близки...

— А Малфой?

— Воздух, причем в крайнем своем проявлении,— Ксения встала и потянула Джеймса за собой.— Холодно, пойдем лучше в замок.

— Понятно, я – вода, Малфой – воздух, Лили – огонь. Ты тогда просто обязана быть землей,— заключил он.

— Так и есть,— просто ответила девушка.— Природа всегда стремится к законченности и равновесию. Где есть вода – есть и суша, где есть огонь, там есть и воздух, который подпитывает пламя.

— Этому вас в Академии учат?

Ксения кивнула, беря его за руку:

— Я же тебе говорила – целители душ не обычные целители. Мы не лечим заклинаниями и зельями, мы лечим знаниями о душе…

Джеймс глубоко вздохнул:

— Знаешь, предпочитаю Историю Магии, там все проще и понятнее.

Она рассмеялась.

Глава 2. Лили Поттер.

Как страшно, как странно, как сладко...

Влекущие в сладостный сон.

— Лили, постой, пожалуйста…

Это последнее слово все-таки подействовало. Девушка остановилась почти у самого крыльца замка, но не обернулась. Идиот… Идиоты, оба! Сердце до сих пор заходилось от страха.

— Никогда не думал, что кто-то в семье Поттеров так реагирует на полеты на метле,— раздался тихий голос у самого ее уха. Она развернулась и сердито посмотрела на Малфоя.

— Ах, это, оказывается, были полеты на метле?— язвительно спросила она.— А я думала, что мы стали свидетелями представления, в котором участвовали два павлина – кто больше распушит свой хвост!

— Павлины не летают,— заметил Скорпиус, опираясь на метлу.

— Правда? Спасибо за справку,— Лили резко повернулась и взбежала на пару ступенек, но Малфой догнал ее и схватил за руку.

— Лили, ну, хватит,— попросил он, глядя в ее суженные от злости глаза.— Все вышло случайно.

— Случайно? Жаль тогда, что вы оба не сломали себе по случайности шеи, вот бы Хогвартс порадовался такой случайности!

— Мерлин, да мы просто валяли дурака!

— Вот и отправляйся дальше этим заниматься…— она хотела уйти, потому что была ужасно зла на него, но Малфой крепко держал ее за руку.— Пусти.

— Нет,— покачал он головой.— Перестань злиться.

— Пусти!

— Сначала успокойся…

— А еще что?— огрызнулась девушка, ударив его свободной рукой по груди. Казалось, их вчерашняя нежность была лишь иллюзией.— Может, ты попросишь в следующий раз, чтобы я еще и бинты с собой взяла, на всякий случай?! Вы сами-то понимаете, как это смотрится со стороны, ваши развлечения?!

Мимо проходили студенты, она с интересом вслушивались в перепалку Малфоя и Лили. Но девушке было все равно, она слишком испугалась. Слишком. И до сих пор сердце билось, как у зайчишки. Потому что ее брат и ее любимый человек из-за глупости чуть не убились.

Но Малфою, видимо, было не все равно, что на них смотрят.

— До чего вы, Поттеры, любите все драматизировать…— он вдруг притянул Лили к себе, перекинул ногу через метлу, и Лили с ужасом поняла, что ее ноги уже не на земле. Она судорожно вцепилась в шею слизеринца и пискнула, закрывая глаза.

— Ч… что ты делаешь, Малфой? Опустись на землю, немедленно!

— Тихо, я тебя держу,— он действительно одной рукой крепко обнимал ее за талию, но Лили зажмурилась, даже боясь представить, как высоко они сейчас находятся. Кровь гулко стучала по вискам, руки онемели.

— Скорпиус…— она почти не дышала.— Пожалуйста, спустись…

— Мерлин,— прошептал он ей на ухо,— Лили, ты же боишься высоты…

Девушка лишь крепче к нему прижалась. Он легким движением посадил ее на древко боком и прижал к груди. Лили обняла его за шею, до боли прикусив губу.

— Скорпиус…

Наверное, он понял, как ей страшно, потому что через миг ее ноги коснулись твердой поверхности. Она распахнула глаза и отступила прочь от метлы. Руки подрагивали.

Лили не хотела смотреть на Малфоя, поэтому озиралась. Они оказались на площадке Астрономической башни. Высоко. Девушка отошла от края, не зная, за что бы схватиться.

Скорпиус приставил метлу к парапету и тут же шагнул к дрожащей, как осиновый лист, Лили. Она вцепилась в его руку, как за спасительную соломинку, и тут же прижалась, забыв о гневе, что еще минуту назад бушевал в ней.

— Прости, я не знал,— только и смог сказать Малфой, успокоительно поглаживая ее по спине.— Просто не думал, что ты можешь бояться высоты…

— По-моему, ты сегодня вообще не думаешь,— пробормотала она, успокаиваясь в его объятиях. Если не смотреть по сторонам и не думать о том, где они, то терпеть можно. Но, когда она смогла укротить свой страх, то тут же поняла, что сердце все равно будет учащенно биться, потому что с каждым вдохом ее переполнял его запах. Зеленый джемпер, в который она уткнулась лицом, приятно холодил щеки.

— Ну, если хочешь, можешь меня поколотить,— милостиво разрешил слизеринец, стягивая с ее головы шапку и целуя в рыжую макушку. Волосы тут же подхватил ветер.

— Я хочу, чтобы мы спустились отсюда,— попросила Лили, и Малфой тут же повел ее к дверям.

— Твоя метла,— напомнила она, когда они вышли на лестницу.

— Потом заберу, на ней противоугонные чары,— отмахнулся Скорпиус, придерживая девушку за талию, пока они спускались по винтовым ступеням.— А как ты на Астрономию ходишь?

— Мне профессор Слизнорт дал специальное зелье, я его понемногу пью перед уроками Астрономии,— созналась Лили и даже с облегчением вздохнула, когда они вышли в коридор.

— Просто в голове не укладывается. Храбрая Лили Поттер боится высоты… А уроки полетов на первом курсе?

— А я не сдавала. Меня освободили. Отец сам специально приходил, чтобы договориться.

— То есть ты не умеешь летать на метле?— неверяще спросил Скорпиус.

— Умею,— даже обиделась Лили.— Меня папа научил, он считал, что на всякий случай я должна научиться…

— Но как?

— Зелье. То же самое, что я пью для Астрономии. Но тогда было много зелья, а это вредно,— они шли по седьмому этажу.— Я овладела навыками, вот и все.

— А твой братец, судя по всему, не знает?— усмехнулся Скорпиус, когда они начали спускаться по ступеням.

— Нет, потому что отец ему много раз рассказывал, как я замечательно летаю,— Лили тепло улыбнулась.— Папа знает, что Джеймс будет шутить по этому поводу или упрется, как баран, и будет пытаться меня перебороть… Ничем хорошим это не закончится.

Лили почувствовала, как Скорпиус резко остановился.

— Что?

— Слушай…— он взглянул сначала на нее, потом на коридор, что вел по шестому этажу.— Можно, я заглажу свою вину перед тобой?

— Как?— насторожилась девушка.

— Пойдем,— он потянул ее по коридору и остановился перед уже знакомым портретом с гиппогрифом. Скорпиус на минуту закрыл глаза, словно пытался что-то представить или вспомнить. Лили подумала, что, наверное, он о чем-то просит Выручай-комнату. Слизеринец поклонился гиппогрифу, Лили тоже проделала необходимый ритуал.

А потом она вошла внутрь и выдохнула:

— Ох…

Она зажмурилась и снова открыла глаза. Это было наяву.

— Скор… как…?

— Вчера, после того, как ты ушла к себе, я не мог заснуть,— Малфой стоял позади, положив руки на ее плечи,— и просто решил заглянуть. И тут было все именно так… хотя нет, снег был все-таки белым…

Лили сделала шаг и по колени утонула в снегу. В серебряном снегу. Теплом снегу. Мягком, как пух. Насколько хватало глаз – был серебряный ковер из снега. И темно-зеленые ели, покрытые шапками из такого же снега. Вместо потолка – низкое, серое небо.

Запах хвои. Мягкий – теплый!— снег под ногами. Здесь не было ни холодно, ни жарко.

— Я вчера тут походил… Лес не бесконечен, просто это такая иллюзия,— тихо рассказывал Скорпиус, идя вслед за Лили.— Стена просто кажется продолжением леса. Наверное, и с потолком так же…

— Скор…— она нашла его руку,— что же ты попросил у Выручай-комнаты, что она стала… вот такой?— девушка не могла поверить, что все это видит. Запах хвои. Ели. Серебряный снег.

Он лишь улыбнулся, но не ответил. Да она и не настаивала, потому что сейчас ее переполняли чувства, а мыслей почти не было. Лили сняла перчатки и мантию, бросила их прямо в снег. Дышалось так свежо и глубоко, сердце как-то сладко билось в груди.

— Я рад, что тебе нравится,— шепнул Малфой. Он тоже снял шапку, шарф и перчатки. Нагнулся и подхватил снег ладонями, а потом высыпал ей на голову.

Она рассмеялась, смахивая теплое серебро с лица. Тоже нагнулась, и — удивительно! – ей удалось слепить снежок из этого необычного снега. Снежок разбился о грудь слизеринца. Он рассмеялся и нагнулся к сугробу, а Лили побежала, чтобы спрятаться.

Все было каким-то нереальным. На душе – легко и свободно, так она не чувствовала себя давно.

Малфой подкрался как-то совсем бесшумно и незаметно – снежок мягко ударился о плечо Лили. Она развернулась, взметнув рыжими волосами, но слизеринец уже спрятался среди деревьев.

Она нашла его через пару минут – наступив на него. Хитрый Малфой зарылся в снег возле одной из самый высоких елей. Лили ойкнула и отскочила прежде, чем он успел ее поймать, а потом стала закидывать его снегом, пока он пытался выбраться из сугроба.

Когда он смог подняться, сверкая глазами и хищно улыбаясь, весь покрытый серебром, Лили побежала от него, смеясь. Но он достиг ее за пару шагов, обнял и повалил в снег.

Она пыталась справиться с дыханием и улыбалась ему.

— Серебряный человечек,— прошептала она, касаясь его склоненного над ней лица.— Это лучшее, что я видела в своей жизни…

— Это всего лишь лес,— он чуть подался в сторону, чтобы не давить на девушку своим телом.

— Ты видел много лесов внутри замков, да еще с серебряным снегом?— она запустила руку в его волосы. Снег щекотал обнаженную шею.

— Я не знаю, почему он стал таким…— Скорпиус зачерпнул пригоршню снежинок, и они мягко заблестели в воздухе, оседая прямо на волосы и лицо Лили.— Наверное, из-за тебя…

Он нагнулся и поцеловал ее покрытые серебром щеки, потом скулы, спустился к подбородку, а потом Лили задохнулась, когда его язык властно проник в ее рот.

Он целовал девушку, крепко сжимая руками ее голову, а она на удивление четко поняла, что сейчас произойдет. Не потому что он так хочет, а потому что это было… правильно.

Лили протянула руки и впервые осмелилась проникнуть руками под джемпер Малфоя. Он оторвался от ее губ, тяжело дыша.

— Не надо,— он попытался отстраниться, но она не позволила.— Лил, ты не понимаешь…

— Понимаю,— шепнула она, постепенно поднимая края его свитера вверх. Он закрыл глаза, словно пытался бороться с чем-то внутри себя, но Лили не дала ему шанса, проведя руками по его спине. Скорпиус вздрогнул и посмотрел на девушку. В любимых глазах было жидкое серебро.

— Я обещал… Подождать до шестнадцати…— выдохнул он, но покорно позволил ей снять с себя свитер. Лили сглотнула, глядя на бледную кожу на фоне серебряного снега.

— Кому обещал?— она чуть подняла голову и несмело поцеловала родинку на его плече.

— Себе,— как-то покорно произнес он, и Лили поняла, что он сдался, потому что его руки стали расстегивать пуговички на вороте ее джемпера. Девушка смотрела на его бледную кожу, потом протянула руку и обвела пальцем шрам на его предплечье:

— Это от оборотня?

Он кивнул, а потом стянул с нее джемпер. Лили чувствовала, как быстро стучит его сердце, как тяжело он дышит, глядя на ее скрытое майкой и джинсами тело. Но ей не было ни страшно, ни стыдно. Она просто потянулась и поцеловала шрам на его плече.

Ей показалось, или перед глазами все потемнело. Нет, не показалось. На лес опустились сумерки, на волшебном небе зажигались звезды.

— Чего бы ты еще хотела?— прошептал он, касаясь губами ее шеи.— Пения райских птиц? Луну?

— Костер,— шепнула Лили, снова касаясь его кожи на спине. И почти сразу недалеко от них запылало, играя отсветами, пламя.— А теперь я хочу стать твоей.

— Хорошо, Огонек,— выдохнул он, чуть двинувшись к ней и снова целуя в губы.

Лили казалось, что она попала в сказку. Потому что, мечтая о подобном, никогда не верила, что все это возможно.

Были его бережные, горячие руки, медленно снявшие с нее одежду. Были губы, дарившие новые ощущения. Был его запах и его дыхание.

Блики огня, играющие на его бледной коже. Огонь и лед. Серебро на их телах. Серебро в его глазах. И снова руки. Его губы. Ее губы. Их общее на двоих дыхание.

Огонь бросал причудливые тени. Его глаза стали почти черными. Ее глаза потемнели. Мягкий снег попадал на разгоряченную кожу.

Никогда она так не чувствовала. Так остро. Так необычно. Никогда не чувствовала так.

Была боль. Сладкая боль.

— Скор…— сквозь слезы выдыхала она ему в губы.

И была любовь, от которой сердце девушки было готово разорваться.

— Я люблю тебя…— шептала она ему на ухо, крепко прижимая к себе его разгоряченное тело, покрытое бликами неугасающего пламени.

Огонь играл серебром в его волосах. Белая кожа казалась почти прозрачной. Блики завораживали и делали все еще более нереальным.

Его дыхание было ее дыханием. Его сердце вторило ее сердцу.

Театр теней от бушующего в стороне пламени исполнял свой спектакль на их телах.

А сверху, от самых звезд, на них падал серебряный снег.

НАПИСАНА САЙД-СТОРИ К ГЛАВЕ. "СЕРЕБРЯНЫЙ ОГОНЬ". РЕЙТИНГ R

Глава 3. Гарри Поттер.

Он шагнул из камина дома на площади Гриммо, когда занимался рассвет. Он был разбит, страшно хотел спать, мышцы лица свело судорогой. И он не знал, что с Роном и где он.

Гарри увидел повернутые к нему лица Тедди и Гермионы. И лишь покачал головой. Гермиона поднялась и обняла друга, уткнувшись лицом в его немного влажную от осенней сырости мантию. Он привычно прижал ее к себе, а сам смотрел на Люпина. Тот чуть кивнул, почти беззвучно поднялся и пошел к камину.

— Что узнаете – сообщите.

Гарри просто закрыл глаза в знак согласия. Говорить сил уже не было. Но он должен был как-то утешить Гермиону.

— Его никто не видел. Он нигде не появлялся. В Министерстве тоже никаких признаков. Я был везде, где только Рон мог найти приют…

— Он боится себя, он не пойдет к близким людям,— покачала головой Гермиона, отстраняясь и снова садясь на стул.— Гарри, ты голоден?

— Да, что-нибудь съел бы. Только ты не возись, достаточно будет хлеба с чем-нибудь,— он с трудом держал голову прямо. Они молчали, пока Гермиона резала хлеб и бекон, наливала в чашку с зеленой каймой горячий чай.

Гарри без всякого аппетита жевал, а Гермиона просто смотрела на огонь в камине.

— Твоя палочка,— Гермиона протянула ее через стол. Когда Гарри взял палочку, то коснулся ее холодных пальцев. Тут же поднял глаза и увидел ее тусклый, грустный взгляд.

— Гермиона, я сделаю все, чтобы с ним ничего не случилось.

— Я знаю… Но мне иногда кажется, что мы уже не властны над его судьбой. Как и он сам…

— Почему он тебя ударил?— Гарри поставил на стол чашку и взглянул прямо на нее. Гермиона отвела глаза.— Что случилось?

— Он перестал себя контролировать…

— Вы поссорились?

Женщина лишь кивнула, встала, обошла стол и налила в чашку Гарри еще кипятка. Он поймал ее за руку, заставив повернуться к нему.

— Ты скажешь?

— Он очень тоскует по Джинни…— Гермиона поставила чайник на стол и вернулась на свое место. Гарри заметил, что она не смотрит на него. Рон…

— Он винит во всем меня, да?— как-то отрешенно спросил Гарри, и Гермиона тут же посмотрела на друга.

— Нет, не…

— Ты врешь,— вдруг заметил он. Она вспыхнула. Гарри дернул уголком губ.— Ты врешь…

— С чего ты взял?

— Я двадцать семь лет знаю тебя, Гермиона. Даже до такого идиота, как я, дошло бы за столько времени…— он пристально смотрел на нее, а Гермиона дрожащими пальцами убирала непокорные волосы за уши. Она всегда так делала, и двадцать семь лет назад, и десять, и пять, и сегодня.— Значит, Рон прозорливо обвинил во всем меня. Что ж, он не так уж далек от истины…

— Гарри, нет!— она опять встала и обошла стол, взяла его за плечи. У нее были шоколадного цвета глаза, только смотрели они устало и как-то безнадежно. Ее мир тоже рушился. Из-за него.— Ты не виноват!

— Не надо, Гермиона,— он отстранил ее руки, отвернувшись.— Ты сама говорила мне, что я должен рассказать Джинни об опасности, но я не послушал. Ты правильно говорила – я вел себя, как Дамблдор. И привело это все к тому же… Рон был прав, во всем…

Она села рядом на стул, он чувствовал ее взгляд на себе.

— Я слишком мало времени был с ней… Я постоянно работал, я скрывал от нее многое… Я считал, что так и должно быть,— он не заметил, как Гермиона вздрогнула и потянулась к нему, но остановила свои руки. Гарри вертел в руках чашку. Ему нужно было с кем-то поговорить, потому что иначе он сойдет с ума от вины, которая его переполняла.— Она все время меня ждала, ждала, ждала… И никогда не упрекала, никогда не возражала… Она просто любила меня так, как я не смог ее любить…

— Гарри,— Гермиона все же взяла его руку, но больше ничего не смогла сказать. Что сказать, когда он и сам понимал, что все так и есть.

— Гарри, ты любил Джинни, и она знала об этом. Она была счастлива с тобой, поверь,— Гермиона мягко погладила его по волосам.— А Рон так говорил, потому что ему тоже больно было потерять ее. Но ведь ты знаешь Рона – он всегда старается найти объект, чтобы выместить на нем свою боль. Я не верю, что он действительно… Это была судьба…

Вдруг Гарри вскочил. Он понял, где искать Рона. Он раньше не подумал об этом, потому что сам не разрешал себе думать об этом месте. Но теперь понял, что, если Рона и можно найти, то только там.

— Гарри, ты куда?

— Я знаю, где он может быть,— он убрал палочку в карман и обернулся к ней. Гермиона была обеспокоена.— Не волнуйся. Я вернусь и надеюсь, что не один. Не ходи никуда, ладно?

Она кивнула. Гарри поспешно вышел в коридор, потом на крыльцо и прямо оттуда трансгрессировал.

Он смутно помнил это место. Могильные плиты. Чьи-то памятники. Но место, где лежала его Джинни, он нашел сразу. И Рон действительно был там. Он сидел у надгробия, закрыв лицо руками. Его рыжие волосы упали на лоб и чуть шевелились от ветра.

— Я знал, что ты придешь,— даже не поднимая головы, произнес Рон глухим голосом.— Но ты зря пришел. Я не вернусь.

Гарри подошел к могиле жены, тронул кончиками пальцев надпись «Джинни Поттер», а потом сел рядом с другом, стараясь не смотреть на надгробие. Он не думал, что снова окажется здесь так скоро, когда еще свежа была зияющая рана на сердце.

— За что ты ударил ее?

— Я ревновал,— Рон разогнулся, и Гарри ощутил на себе его тяжелый взгляд.— К тебе.

— Вспомнил юношеские годы?— горько усмехнулся Гарри.— Тень души Волан-де-Морта?

Рон вздрогнул, отчего Гарри лишь помотал головой. Столько лет прошло…

— Нет, хотя, может, и да… Тогда я не понимал вас… ее…

— А теперь понимаешь?— Гарри старался говорить ровно и мягко, чтобы не взбесить Рона.

— Кажется, да. Хотя не понимаю – чувствую. Оказывается, звери умеют тонко все ощущать: запахи, вкусы, желания… И я стал зверем. Я просто знаю, что она думает о тебе…

— Я тоже думаю о ней, как и о тебе. Рон, мы же друзья.

— Не надо разговаривать со мной, как с душевнобольным. Я говорю то, что есть… Я всегда стоял между вами…

— Рон, не говори такого. Потому что ты сейчас сидишь у могилы Джинни,— попросил Гарри, прикрывая глаза.— Я любил твою сестру и до сих пор люблю. А Гермиона любила и любит тебя.

— Я знаю. Она любит меня. Но и тебя она любит. Ты же знаешь Гермиону… Она всегда считала, что нужна мне больше, чем тебе. Поэтому она выбрала меня…

— Ты говоришь ерунду, Рон! Мы с ней всегда были только друзья! Мы уже проходили это с тобой, забыл?— Гарри не мог повысить голоса здесь, рядом со своей Джинни. Но ему очень хотелось накричать на друга, встряхнуть, дать подзатыльник.

— И это я знаю. Она всегда будет тебе другом, потому что слишком честная. Она не способна на подлость и предательство. Всегда будет, пока я стою между вами…— он говорил это так спокойно, словно все часы здесь обдумывал эту мысль. Судя по всему, все так и было.

— Рон, пойди, поговори с ней, мне кажется, что…

— Нет, я не пойду. Я не могу быть рядом с ней. Если я снова увижу Гермиону, то опять все повторится… Потому что я чувствую, понимаешь, Гарри?— Рон впервые посмотрел на друга. Жестокие, чужие глаза. Царапины на лице.— Я ощущаю ее чувства к тебе.

— А к себе?

— И к себе…

— И что же? Она меньше тебя любит?

— Нет, не меньше. По-другому.

— В смысле?

— Я не знаю. Просто – по-другому. Я не могу к ней подойти, потому что во мне сразу поднимается волна гнева. Я причиняю ей боль. И что самое ужасное, Гарри, мне нравится причинять ей боль…

Гарри не верил своим ушам. Во что превратили эти существа Рона? Доброго, слегка трусливого Рональда Уизли? Ему нравилось причинять боль…

— Вернись домой. Гермиона не будет к тебе подходить. Мы найдем какой-нибудь выход…

— Какой? Я теперь зверь, Гарри! Это не простуда, которую можно вылечить… Это всегда будет со мной!— Рон вскочил на ноги, начиная возбуждаться. Гарри сжал в руке палочку.— И я не смогу жить рядом с ней, но без нее. Понимаешь, когда я думаю о ней, мне хочется причинить ей боль, а потом овладеть ею. Как зверь, доказывающий свое право на самку…

Гарри не верил, что слышит такие слова, да еще от Рона. Мир стал просто лишенным смысла. Лишенным любви. Лишенным света.

— Должен быть какой-то выход, Рон…— уговаривал друга Гарри.

— Он есть. Я должен уйти. Навсегда.

Гарри вскочил:

— Ты с ума сошел? Джинни погибла, а теперь еще ты уйдешь?! Да ты представляешь, что ты с нами всеми сделаешь?! Ты подумал о твоих детях?! Об отце? О братьях?!

— Они поймут. Детям я напишу письмо. Им будет безопаснее вдали от меня. Братья поймут…

— Ты должен поговорить с ними,— пытался достучаться до уже принявшего сумасшедшее решение Рона.— Ты не можешь…

— Я должен, Гарри. Я впервые в жизни четко представляю, как должен поступить! Неужели ты не понимаешь, что мне тоже тяжело?! Мне тяжело быть без нее! Без детей! Но я должен, потому что я стал чудовищем!— Рон уже кричал, отчего Гарри буквально физически корчился. Здесь нельзя кричать. Потому что здесь лежит его Джинни.

— Рон, мы найдем выход. Только не уходи…

— Я решил. Ты слышишь? Я никогда не принимал решений сам… Шляпа отправила меня в Гриффиндор, ты вел меня все годы сквозь приключения и подвиги, Гермиона помогала сдавать экзамены. Джинни подтолкнула меня к Лаванде Браун. Гермиона меня поцеловала первой. Она решила, что мы должны пожениться. Она назначила день свадьбы. Она давала имена нашим детям. Джордж решил, что я должен работать в магазине. Мама с Биллом выбрали дом для моей семьи. Я никогда ничего не решал сам… Я всегда шел у всех на поводу, я был тенью.. Братьев, тебя, Гермионы… Теперь я не тень, я зверь… И я ухожу.

— Куда ты пойдешь?

— Я не знаю,— он в упор смотрел на друга.— Но как можно дальше от нее. И от тебя, потому что для тебя я тоже опасен.

— Рон, ты хоть понимаешь, что ты делаешь с нами?— Гарри шагнул к другу, который собирался навсегда уйти из их жизни, а Гарри не представлял себе жизнь без Рона. Без Рона, с которым столько было пройдено и пережито.

— Да,— жестко ответил он, отступая.— Я даю вам шанс выжить. И стать счастливыми. Я уже давно перестал быть вам нужным. Теперь я буду искать свою жизнь…

— Стой, Рон!— Гарри направил на друга палочку, намереваясь хоть силой, но остановить его, но Рон с громким хлопком трансгрессировал. Лишь его тихое «прощай» еще растворялось в воздухе.

Гарри опустился на землю, не веря, что все это происходит наяву. Рухнул не просто мир. Рухнула вся прошлая жизнь. Вообще вся. Потому что Рон был частью самого Гарри Поттера. Он был частью истории Мальчика, Который Выжил.

Гарри открыл глаза и посмотрел на надгробие.

— Джинни,— он снова плакал у ее могилы, впиваясь руками в замерзшую землю.— Господи, Джинни, почему я не погиб вместо тебя?! Почему я не погиб вместе с тобой?! Почему все это происходит? Так мы платим за годы счастья? Да? Расплачиваемся за то, что не ценили то, что у нас было? Скажи же, почему?

Он беззвучно рыдал, слушая пустоту внутри. Ему нужна была сейчас Джинни, которая всегда могла найти слова, успокоить, ответить на все его вопросы.

Но она молчала.

Потому что теперь он действительно остался один. И ему еще предстояло идти в дом на площади Гриммо и что-то говорить Гермионе. Но как?!

Он вернется, повторял Гарри себе. Но сердце подсказывало, что Рон ушел. Навсегда.

Глава 4. Теодик.

Мрачный кабинет на первом этаже. Подходящее место. Тихое. Пустое. Если не считать пары стульев и кушетки.

Тео стоял у стены. Он ждал. Скоро они придут.

Очередная гениальная идея Дамблдора. Хотя тот отказывался от нее. Говорил, что идея какого-то Фаджа и Гарри Поттера. Армия. Создание армии прямо в школе.

Поиск. Тео действительно вел поиск. Три дня. Легкое касание сознаний сотен студентов. Никаких понятных образов. Просто касание.

Кто-то не замечал вовсе. Кто-то хмурился. Кто-то ощущал чужое в себе. Кто-то сопротивлялся. Таких было мало. Всего шестеро. Зато они уже были почти готовы.

Времени для полной подготовки нет. В этом Директор был прав. Нужно было действовать быстро.

Шестеро. Потом их осталось трое. Трое студентов. Им точно можно было доверять. И их блокировка уже была на уровне. Некогда учиться окклюменции. Трое «избранных» уже умели. Сами. Это талант. Природный.

Их будет уже пятеро. Тео. Ксения. И трое студентов. Не считая маленького Поттера. Его Дамблдор держит как джокер. Что ж, полководец. Он может не раскрывать все свои карты.

Ксения. Как легко было с ней. Минимум вопросов. Быстрое согласие.

Она готова помогать людям. Тем более – Поттерам. Личный интерес. Он сыграл свою роль.

Тео усмехнулся. По стене полз паук. Странное создание. Плетет свои сети. Ловит жертву в паутину. Дамблдор похож на паука. В самом переносном смысле.

Беспокойный портрет. Тео теперь часто бывал у директора. Разговаривал с Дамблдором. С отцом.

Один заботился о Поттерах. Второй говорил об армии. У обоих был Тео. И он исполнял оба плана. Спокойно. Методично. Точно.

Поттеры. Их защита. Что ж, история исправляет свои ошибки. Но повторяет верные ходы.

Ксения была согласна. Против. Но согласна. Она говорила с Дамблдором. Они поняли друг друга. Тео не смог бы так. Как Дамблдор. Он заставил Ксению переступить через свою клятву. Заставил играючи. Легко. Мягко.

И они сделали это. План предложил отец. Северус Снейп знал много. Сложная магия. Требовавшая сильных легилиментов. И желание свершить заклинание. И они это сделали. Ночью. Когда сознания наиболее беззащитны.

Джеймс Поттер сопротивлялся. Даже во сне. Сильный мальчик. Если подучить. Но его нельзя трогать. Он всего лишь объект игры. Не участник.

Как Ксения была осторожна. Нежна. Заботлива. С Тео никогда никто так не обращался. Но он был Снейп. Не Джеймс Поттер. И Ксения любила Поттера. Как никогда никто не любил Тео.

Ксения не подпустила Тео к Поттеру. Понятно. Он уже посмел однажды. Она защищала Джеймса Поттера. Тео ее понимал.

Лили Поттер. Никакой защиты. С ней все прошло легче. Никаких соседей по комнате. Никакого сопротивления сознания. Открытая книга. Беззащитная. Юная. Счастливая.

Тео нахмурился. Ощущение чужих эмоций. Редко они прорывались в его сознание. Даже сквозь блок.

Ее эмоций. Отголосок чего-то сильного. Внезапного. Отголосок ее испуга. Такого сильного… Даже Тео почувствовал его. Испуг девочки с зелеными глазами. Что его вызвало? Тео не пытался узнать. У него не было любопытства. Просто научный интерес. Что могло проникнуть под его мощный блок. Просто испуг. Мимолетный. Это его не волновало.

Дверь открылась. Вошли трое.

Дэн Боунс. Шестой курс. Рейвенкло.

Стивен Корнер. Седьмой курс. Рейвенкло.

И ОНА.

Тео коротко им кивнул. Он смотрел на НЕЕ. Любовался. Изумительное сочетание. Очарование. И сила.

Он ощутил ЕЕ силу. Едва коснувшись сознания. И получив резкий отпор. Естественный блок. ОНА была сильна. Почти как Ксения. Тео в этом понимал.

Дамблдор. Он знал и об этом. Знал о НЕЙ. Земля, а не огонь. Дамблдор знал о ЕЕ силе. Или догадывался?

Поиск. Ошибки истории. Земля. Не огонь.

Огонь сжигает. Он не оставит в Тео ничего. Как в отце.

Но Тео не поддался огню. Не поддался прошлому. Он не отец. Он не жаждет огня.

— Здравствуйте,— все трое растеряны. Оглядываются.

Он не сказал им всего. И МакГонагалл темнила. Просто дополнительный курс. Просто тренировки по сложной магии. Пока лишь так. Дальше будет видно. Нужно точно знать. Точно быть уверенными. Точно доверять.

Тео встретился с НЕЙ взглядом. Нет неуверенности. Любопытство. Интерес. К чему? Прямой и смелый взгляд. Глаза цвета земли. Имя от земли. Спокойная сила. Уверенные знания.

Расстроена. Заинтригована. Взволнована.

Тео кратко рассказал о занятиях. Практика ментальных приемов. Создание образов. Управление. Подчинение. Все так. Только другими словами. Мягче.

Школьный курс.

Он научит их управлять. Но научит тайно. Они и не заметят. А потом он отведет их к Дамблдору.

— Целитель Манчилли, а почему именно мы?— ЕЕ живые глаза. Интерес. Настороженность. ОНА похожа на мать.— Я имею в виду, почему именно нас профессор МакГонагалл определила на ваш курс?

— Ваши способности. Вы трое умеете блокировать свое сознание. От вторжений,— Тео смотрел на НЕЕ. Сколько вопросов.— Приступим.

Все было просто. Он уже учил детей. Причем менее талантливых. Трое – это не десять.

Одного погрузить в сон. Другой тренируется. Тео контролирует. Мягко. Ненавязчиво. Легко.

Сначала все, как обычно. Смущаются. Чужое сознание. Чужие мысли. Чужие воспоминания.

Но так даже лучше. Привыкнут. Станут ближе. Станут командой. Зная почти все о другом. Тактика сплочения. И это Дамблдор продумал. Ничто их так не сдружит. Только общие на всех воспоминания.

Сначала Дэн. Чуть боится. Всегда страшно в первый раз. В первый раз идти сознательно. Сознательно впустить в свои воспоминания другого человека. Тео учит их. Учит топить воспоминания. Показывать только неважное. У них пока не получится. Но и с этим они справятся.

Он чувствует Дэна. Знает: не подведет. Острый ум. Честь. Преданность.

Двое других нервничают. По очереди проникают в спящее сознание. Ненадолго. ОНА краснеет. Отворачивается.

Следующим ложится Стивен. Неохотно. Он уже понял. Знает, что будет. Есть, что скрывать. Каждому есть, что скрывать. Но пока им придется терпеть. Позже можно будет подключить Ксению. Тренироваться на ней. Или на самом Тео. Под контролем Ксении. Пока пусть переживут.

Он чувствует Стивена. Слабое звено в тройке. Чуть неуверенный. Нерешительный. Но есть понимание долга. И преданность. Это хорошо.

Дэн неохотно пробует. Боится? ОНА же делает все уже смелее. Учится быстро. Уже без смущения.

Ложится ОНА. Покорно дает погрузить ЕЕ в сон. Понимает, что так нужно.

Тео любуется ЕЮ. Руками вдоль тела. Волосами. Шеей. Спокойным лицом.

ОНА станет сердцем этой тройки. Самая сильная. Самая смелая. Самая способная.

Умная. Решительная. Ответственная. Не импульсивная.

Все. На одно занятие достаточно. Все трое смущенно улыбаются. Прячут глаза. Общие секреты. Ничто не сближает лучше.

— Неплохо. Следующее занятие в среду, после ужина,— Тео смотрит на них. Парни тут же уходят.

ОНА осталась. Смотрит на Тео. Он отвечает на ЕЕ взгляд.

— Целитель Манчилли, как вы узнали, что именно мы трое способны к легилименции?— подходит ближе. Чуть улыбается.

— Разве вам нужен ответ?— Тео уверен – нет. ОНА и так все знает.

— А я думала, что мне показалось. И вы ко всем ученикам влезли в голову?— ОНА усмехается. Без осуждения. Без злости.

— Опять же вопрос риторический,— Тео просто смотрит. Внезапно вспышка счастья. Чужого счастья. Просто запредельного. Огромной силы эмоции. Чужие эмоции. Счастье рыжей девочки с зелеными глазами. Тео с усилием отодвигает отголосок чужого счастья.

ОНА внимательно смотрит. Что-то заметила. Почувствовала?

— Зачем все это? Директор, мне кажется, что-то утаила,— ОНА смущается. Доверие к профессорам. Абсолютное доверие МакГонагалл. Но чутье не обманешь.

— Это просто занятия. Пока – просто занятия,— Тео позволил себе добавить это слово. Чтобы уцепилась. Чтобы осталась. И он будет любоваться. Еще несколько минут. Мгновений. Словно свет в его душе. Словно надежда.

— Значит, пока… А когда вы раскроете это «пока»?— улыбается. Смотрит прямо на его лицо. Открытый, умный взгляд.

Тео просто промолчал. Просто смотрел на НЕЕ.

— Ладно,— отступила.— До среды тогда, целитель Манчилли.

Он смотрел, как ОНА уходит. Пламя свечей на ЕЕ волосах. Волосах цвета земли.

— До свидания, мисс Уизли.

Он не хотел огня. Потому что огонь уничтожит его. Земля. Как надежда. Как свет против его тьмы. Тьмы одиночества.

Глава 5. Скорпиус Малфой.

Мог ли он скрыть все, что произошло в Выручай-комнате, от окружающего мира?

Мог ли он скрыть то, что произошло в его душе?

Мог. На кой ему весь окружающий мир? Да хоть вся вселенная пусть лопнет от желания хоть что-то узнать. Он будет молчать. И скрывать.

И скрывал, глубоко внутри сохраняя жар и пламя тех мгновений. И ему казалось, что на его сердце появилась татуировка: «моя Лили». Именно эти два слова выражали все, что он мог сказать о произошедшем между ними. Остальное словами было выразить невозможно.

Как выразить словами чувство, будто на несколько минут ты потерялся в самом себе?! Словно стая фениксов пела вокруг и внутри. Словно он смог увидеть собственную душу, улыбающуюся вселенной. Невыразимо.

На обед они пришли вместе с Лили, причем перед этим старательно приводили друг друга в порядок. Искали одежду, разбросанную по снегу. Распутывали ее волосы. Вытряхивали серебристый снег из обуви. Смеялись. Никакого смущения. Только счастье. Ее сияющие глаза и пылающие щеки. Руки, неловко застегивавшие пуговки. И она все время улыбалась. Мягко и как-то по-особому. Улыбалась только для него.

Скорпиус сидел за столом и с аппетитом уплетал картофель, чувствуя приятную расслабленность во всем теле. Даже если бы десяток вейл сделали ему эротический массаж, то не достигли бы такого эффекта даже за день.

— А Джеймс думал, что Лили тебя убьет,— Ксения села рядом со слизеринцем и подняла светлые брови.— Мерлин, Скорпиус, ты откуда явился такой голодный?

Малфой пожал плечами и усмехнулся, протягивая руку за добавкой. Ксения следила за ним. Чертова целительница, она же все знает.

— А ты, Ксения, где была, что совсем не голодна? Или Манчилли тебя еще и подкармливает?— Скорпиус совершенно не собирался прощать ей ночные прогулки с этим гоблином только потому, что сегодня сам побывал в раю. Собственно, он и сейчас был в раю, просто оказал честь этому местечку, высунув свой аристократичный профиль из своего внутреннего рая, где пели птицы и плескалось горячее, жидкое серебро.— Или ты заплетала ему косички? Пыталась исправить насмешку природы и уменьшить его клюв?

Она одарила его убийственно холодным взглядом. Скорпиус лишь хмыкнул.

Он ей еще с утра высказал все, что думает. А она сказала лишь одну фразу: «Не говори Джеймсу». Он не скажет, но не из-за нее! Просто… он не мог сейчас вновь спустить друга с небес на землю. Пока не мог.

Понаблюдает, потом решит, что там у Ксении с этим длинноволосым страшилищем. Что-то ему подсказывало, что не все так просто. Пусть его хоть гиппогриф заплюет, что-то тут мутят целители. Вокруг Поттеров.

Он тут же взглянул в сторону стола Гриффиндора. Чтоб тебя нюхлер покусал! У Джеймса Поттера совсем не было аппетита. На лице – одно желание. И Малфой даже знал, какое и на кого направленное. Упрямый гриффиндорец испепелял взглядом Лили. Та сидела спиной к Скорпиусу, но слизеринец понял, что она-то навряд ли смогла стереть со своего лица выражение познанного рая. А еще в ее волосах все-таки остались серебряные снежинки, словно часть самого Скорпиуса. Словно его метка на ее теле.

Поттер сейчас захлебнется собственными слюнями, Скорпиусу это было очевидно. Или словами, которые, наверное, толклись сейчас в его лохматой головушке, споря за право быть первыми в том крике, который все-таки прорвет Поттера. Не сейчас, то парой минут позже.

— Как ты думаешь, кто надул Поттера?— Скорпиус с довольной ухмылкой оглянулся на Ксению. Та тоже смотрела на Джеймса. Тому было явно не хорошо. Но что особо радовало Малфоя – Лили совершенно невозмутимо ела, изредка наклоняясь к Уизли и что-то ей говоря. Ох, Поттер, так тебя просто разорвет изнутри…

Порыв помочь другу был тут же задавлен малфоевской частью его души, уже давно валявшейся в закромах без востребования. Сегодня как раз тот случай. Пусть беснуется, потому что Поттер сам вечно создает драмы из ничего. Хотя, конечно, сегодня у него была причина бесноваться. Даже хорошо, что Лили не может скрыть свои эмоции… Пусть Поттер помучается, это хотя бы отвлечет гриффиндорца от странностей в поведении Ксении. Не нужно Джеймсу сейчас никаких других забот. Пусть лучше думает о Лили и ее личной жизни. С этим, по крайней мере, Скорпиус знал, как сладить.

— Ты ничего не хочешь мне сказать, Малфой?— Ксения повернулась к парню, заговорщицки улыбаясь.— Есть что-то, из-за чего мне стоит изолировать вас с Джеймсом друг от друга?

— Нет, зачем же?— Скорпиус дернул уголком губ, играя вилкой в руках.— Я просто мечтаю получить еще две недели наказаний. Думаю, и Поттеру без адреналина жизнь кажется скучной. Тем более, ему стоит попрактиковать некоторые боевые заклинания…

— Не неси чушь, Скорпиус,— Ксения покачала головой.— Фауст уже предупредил вас, что исключит, если вы снова подеретесь…

— Да не собираюсь я драться с этим лохматым олухом!— фыркнул слизеринец, беря салфетку.— Я лучше вырезал бы ему воображение, которое снова нарисовало в его воспаленном мозгу сцену оргии с участием его сестры…

— Скорпиус, я тебя прошу – не доводи ты Джеймса,— Ксения, казалось, сама сердита из-за чего-то.— Он же сейчас уже на пределе…

— Да я вижу… С него можно писать портрет Принца Гамлета перед убийством…

— Кого?

— Да ладно, проехали,— Скорпиус поднялся со своего места. Почему никто не читал Шекспира? Ладно, Ксения, ей положено там всяких Гомеров глотать и Эсхилами закусывать, но ведь даже англичане не знают, кто такой Гамлет. Великая фигура, как считал Малфой. Даже Лили не знает Гамлета… Надо будет этот пробел восполнить.

Скорпиус медленно приближался к своему вероятному убийце, а сам вспоминал, как отец глотал воздух с судорожными всхлипами, когда нашел у сына маггловую книгу. Шекспира. Одна эта сцена стоила того, чтобы принести книгу в Малфой-Мэнор.

Слизеринец сел рядом с Лили, тут же окутанный уже родным теплом ее тела. Она повернулась к нему, закусив губу, чтобы сдержать счастливую улыбку. Только силой воли он заставил свои руки остаться лежать на коленях.

— Поттер, у тебя в горле застряла картофелина? Причем размером с яйцо хвостороги?— Малфой гадко ухмыльнулся другу. Ох, как же гриффиндорца пожирает желание убить… И он еще считал Поттеров милыми и добрыми? Да это же хуже, чем пьяный Хагрид, у которого стянули последнего детеныша дракона…— Поттер, тебе за арбалетом сбегать?

— Скорпиус,— Лили положила руку на его плечо. Она тревожно смотрела на брата. Судя по всему, она только заметила, как что-то большое буквально вырывается из Джеймса. Через горло. Такой приятный, вскормленный годами подозрений и воспаленных фантазий, миленький монстрик братской опеки и ревности.

— Я тут вообще ни при чем,— усмехнулся Малфой, поражаясь, что Поттер так долго способен сдерживаться, просто испепеляя взглядом их с Лили.— Мимо проходил, смотрю – человеку плохо, нужно помочь…

И тут Джеймс Поттер совершил совершенно непрогнозируемый Скорпиусом поступок. Он мог бы встать и заорать, проклиная всех подряд. Он мог бы кинуть ножом в слизеринца, раз уж на то пошло. Мог бы размахивать палочкой, как бабуин перед оркестром. Но гриффиндорец просто вскочил и стрелой помчался прочь из Зала, чуть не впечатав в стену какую-то рейвенкловку.

— Лил, только не надо сразу паниковать, ладно?— Скорпиус тут же повернулся к девушке.— Я сейчас его догоню и позволю себя убить…

— Скор…

— Все в порядке, приятного аппетита,— он быстро поцеловал кончик ее носа и поспешил вслед за Поттером, который показывал завидную скорость. Посостязался бы даже с бешеными гиппогрифами, если бы нашел их.

Джеймса же Скорпиус нашел на улице. Тот сидел на скамейке у входа в парк.

— Ну, и что это за очередная сцена из трагедии?— Малфой встал у дерева и засунул руки в карманы. Было холодно, и Скорпиус мысленно подсчитал, куда ему нужно зайти за вещами: в раздевалку за курткой, на Астрономическую башню за метлой.

В Выручай-комнате он, вроде бы, ничего не забыл. Кроме себя самого. Прежнего. Он как-то отстраненно понял, что сегодня утром завершился его долгий путь: от презренного слизеринца со второго курса в гриффиндорца с кое-какими изъянами в малфоевской душе. Что-то ведь не меняется никогда. Или кто-то.

Например, Джеймс Поттер. Злится из-за того, чему не мог помешать и что не мог предотвратить. Просто вообще из-за того, что его и не касалось. Но Малфой начал его даже уважать: столько времени продержаться и еще никого не убить.

Скорпиус ждал вопроса, но и этого Джеймс не сделал. Просто молчал, борясь сам с собой. Очевидный успех. Малфой сел рядом с другом.

— Поттер, я знаю, чего тебе стоит сейчас молчать, и я признателен тебе за это,— Скорпиус решил помочь гриффиндорцу пережить душевную борьбу.— Но посмотри с другой стороны на все это: теперь тебе не придется постоянно беспокоиться. Все уже произошло…

— Значит, это не бред моего воспаленного мозга…— как-то уж очень спокойно откликнулся Джеймс.— Малфой…

— Только не надо угроз,— попросил Скорпиус.— И не лезь в мою личную жизнь, она, вообще-то, тебя не касается… Но раз уж ты мой друг, а она твоя сестра, то я прощаю тебе эту слабость. И если ты жаждешь подробностей,— Поттер фыркнул от отвращения,— то ты их не получишь. Ты все должен был понять по лицу твоей сестры.

Джеймс кивнул, просто глядя прямо перед собой.

— Ты ее любишь?

Скорпиус вздрогнул от этого вопроса. Такого прямого и поставленного так жестко.

Любил ли он кого-нибудь в этом мире? А его кто-нибудь любил? Мама любила, по-своему, по-малфоевски, без всяких нежностей и поцелуев на ночь. Она радовалась его успехам и огорчалась промахам. Но она никогда просто так не обнимала его, не читала книжку на ночь, тем более не целовала перед сном. Разве так должно быть? Нет, потому что у других это было. У Поттеров это было.

Отец любил Скорпиуса. Но тоже по своему. Его успехи он принимал, как должное. Но последнее время сын не очень-то радовал отца. Потому что взгляд Драко Малфоя на поступки Скорпиуса остался тем же, а сам парень изменился. И успехи он стал делать совсем другие, совсем по-другому…

Что значит – любить? Малфой вообще не знал. Нуждаться в ком-то. Быть привязанным к кому-то. Тянуться. Использовать. Отвергать. Презирать. Игнорировать. А любить? Как это – любить? Любовь – это слабость, а Малфои не могут быть слабыми… Но как же тогда быть с тем часом, что он провел в серебряном лесу? С тем раем, что он познал в объятиях Лили Поттер?

Малфой не знал, как ответить. Он смотрел перед собой: то на дальнее поле, то на камень у дороги, то на башни замка. С крыльца спускалась слизеринка. Присцилла Забини. Она шла к воротам Хогвартса. Странно, что она там забыла?

Скорпиус уже внимательно следил за девушкой. Вот она идет, вот подняла руку и заправила локон черных волос за ухо. Странно, Присцилла никогда так не делала. Она считала этот жест простолюдинским. Слизеринец поднялся, ощутив вдруг острое беспокойство. Он смотрел на уже почти достигшую ворот Забини. Что в ней не так? Волосы. Рука. Убранная за ухо прядь. Ухо. Серьга.

Он буквально сорвался с места, совершенно четко понимая, что это не Забини. Потому что в ушах девушки были серьги Лили. Те самые капельки золота, что он всего несколько часов назад видел на гриффиндорке. А с чего бы это Лили отдавать серьги Забини? Тем более что у Присциллы уши вообще не проколоты!

— Лили!— заорал Скорпиус, видя, как девушка уже тянется рукой к створке. Они должны быть закрыты! Они должны быть закрыты! Но, к ужасу Малфоя, девушка легко толкнула ворота и прошла в них.

— Стой!— он почти достиг распахнутых ворот, когда увидел, как она подняла руку с каким-то куском пергамента, пробежала глазами — и трансгрессировала. Мгновенно. Но Скорпиус успел поймать затравленный, испуганный, но подчиненный кем-то взгляд Лили Поттер.

Подбежал Джеймс, с недоумением смотрящий на белого, как мел, Малфоя. И тут же из замка показалась фигура Теодика Манчилли. Он тоже был бледен. Он бежал прямо к студентам.

— Где она?— тут же спросил целитель, держа в руке палочку.

— Кто?— не понял Джеймс. Он вообще ничего не мог понять.

Зато Скорпиус многое понимал. Он почти не мог дышать, он почти не мог говорить. Внутри был лед, сковавший все. Весь его мир, еще мгновения назад залитый теплом и музыкой. Не было серебряного леса с теплым снегом.

Он с ужасом смотрел на то место, где пропала Лили Поттер. Он еще не думал о том, как это произошло и почему, но знал точно – по гулкому стуку сердца, по какому-то шестому чувству. Это была его Лили.

Глава 6. Гермиона Уизли.

Рон. Где ты? Рон. Что с тобой? Рон. Рон. Рон…

Словно часы тикали в ее голове. И только имя мужа, который был один, был напуган, был несчастен. В опасности.

Рон. Рон. Рон…

Гарри. Найди его, пожалуйста. Гарри, я знаю, ты сможешь. Ты все всегда можешь. Гарри, я тебя умоляю, найди его. Пусть он будет жив, не в лапах таких же оборотней, не под прицелом палочек мракоборцев.

Рон. Рон. Рон…

Ты вернешься. Ты всегда возвращался. Ты злился, но возвращался. Ты чувствовал свою вину, но все равно возвращался.

Ты не сможешь уйти через столько лет. Слишком многое нас связывает. Слишком близки мы. Рон. Ты вернешься, слышишь? Ты должен вернуться!

Ты не сможешь один. Ты такой слабый, такой ранимый. Ты такой вспыльчивый. И зависимый. Зависимый от окружающий. От их внимания к тебе. Со школы ты такой. Ты можешь быть в тени, но тебе это не нравится.

Ты не можешь быть один. Потому что не привык. Потому что ты не любишь одиночество. Ты любишь, когда о тебе заботятся. Когда тебя любят. Ты куксишься и делаешь вид, что тебе не нравится излишняя забота.

Но это лишь вид. Потому что ты любишь быть в центре внимания. Хоть одного человека. Но в центре.

Рон. Рон. Рон…

Гарри, ведь он вернется? Я знаю, что ты сможешь его вернуть, Гарри. Ведь сможешь? Ты всегда делал самое невероятное, совершал немыслимые подвиги. Ты просто обязан его вернуть!

Рон, ну, как же ты мог? Ты же Рон, самый родной и любимый. Всегда ты, а не Гарри. Всегда ты, а не кто-то другой. Не Гарри, хотя все эти годы он нуждался в нас сильнее, чем мы в нем. Неужели ты этого так и не понял? Мы были его опорой, мы помогали ему жить и радоваться жизни.

Почему мы, ты и я? Но это же просто! Мы были с ним. Всегда были с ним. Мы знали его боль. Знали его слабые стороны. Мы видели его горе. Его счастье. Его разочарования. Его гнев. Мы видели его таким, какой он есть. Без ореола героя, без приставки «Мальчик, Который Выжил». Он выживал и выжил у нас на глазах. Ты же понимаешь?

Мы были нужны ему, всегда. Чтобы он помнил. Чтобы не потерялся в воспоминаниях один. В его прошлом всегда были мы. И он был не один в настоящем.

Неужели ты так и не понял, Рон?

Когда ты вернешься, я все это тебе объясню. Я заставлю тебя понять.

Нет, не ради Гарри я жила все эти годы. Я жила ради тебя и нашего трио. Нашей дружбы. Ради любви.

Почему ты так против моих чувств к Гарри? Да, я люблю его. Но ведь так и должно быть. Это же Гарри! Наш с тобой Гарри… Он часть меня. И часть тебя. Так же, как ты сам – часть меня и часть Гарри.

А ты ушел. Неужели ты не понимаешь, что ты с нами делаешь?! Ты словно разрываешь нас на части. Меня. Себя. Гарри.

Ты уничтожаешь нас. Наше общее прошлое. Наше общее будущее. Кто мы без тебя? Лишь Гермиона и Гарри. Без тебя мы уже не трио, понимаешь?

Рон. Рон, ты же вернешься, ты всегда возвращаешься. Ты чувствуешь себя лишним? Прости, я не знала. Ты должен был давно мне сказать. Наверное, ты в чем-то прав.

Но ты же должен понять! Гарри один, совсем один. Ему нельзя быть одному, потому что он и так почти всегда был в одиночестве.

Ты скажешь, у него была Джинни. Да, у него была Джинни. Но он все равно одинок. Потому что она «была». Теперь ее нет. Но мы быть должны. Я должна быть с ним, иначе мы потеряем Гарри. Мы не можем этого допустить. Именно мы с тобой!

Рон, без тебя все будет иначе. Ты должен вернуться, Рон Уизли!

Ты думаешь, что стоишь между нами с Гарри? Да, ты там стоишь, потому что это правильно. Потому что ты связал нас крепче любых отношений. Рон, ну, ты же понимаешь, правда? Без тебя это уже не будет дружбой. Не будет дружбы между мной и Гарри.

Когда вы ссорились, я была с ним. Из-за тебя. Мы не говорили о тебе, но молчали именно о тебе. Всегда так было. Почему с ним, а не с тобой? Потому что Гарри всегда был одинок. В нем всегда кричала от одиночества душа. Кричала, потому что не было его родителей. Не было Сириуса. Не было Дамблдора. Не было Ремуса. Я не могла выносить этот крик, которым заходились его зеленые глаза. Без тебя он всегда просто терялся в огромном мире.

Рон, вернись. Ты нужен мне. Ты нужен Гарри. Тебе нужны мы.

Я знаю, что тебе плохо. Что ты напуган. Что ты ненавидишь сам себя. Но ведь мы справимся с этим… Ты ведь это ты, правда? Ты не мог так измениться, что мы стали тебе не нужны. Не мог ведь? Скажи, что ты не стал настолько другим, что легко уйдешь…

Рон. Рон. Рон…

Ты вернешься, ты всегда возвращался.

Мокрый, входил в дом. С твоих волос стекал осенний дождь. Или ты смахивал снежинки в мантии. Или приходил без мантии, которую успел где-то потерять. Ты соглашался с моими упреками, хотя, наверное, ждал, что я накинусь на тебя от счастья, что ты вернулся. Я хотела, но всегда сдерживалась. Потому что верила, что ты больше никогда так не поступишь, узнав, как я на тебя сержусь…

Рон, ты же не можешь так поступить. С нами. Со мной. С детьми.

Я знаю, ты измучен борьбой с самим собой. Ты боишься, но ведь мы справимся. Нам и раньше было страшно, казалось, что выхода нет, но мы его находили.

Гарри всегда находил выход. И на этот раз он сможет. Он просто не может не вернуть тебя. Он может все.

Я верю, что ты вернешься. Потому что мир без тебя – это совсем другой мир. Там будет все иначе.

Гарри… вернулся? Что с тобой, Гарри?! Нет…

— Что с тобой, Гарри?— она медленно приближалась к нему.— Ты не нашел его?— с глупой, постыдной надеждой. Уж лучше так…

Она смотрела на лицо Гарри Поттера. Лицо из другого мира. Мира, где нет Рона Уизли.

— Что он сказал?— выдохнула она, с трудом устояв, опершись о стол. Гарри молчал, просто безнадежно глядя мимо нее. Он не мог смотреть на нее так же, как она еще недавно избегала его взгляда.— Что он сказал?!

Гарри молчал. Почему он молчит?! Почему так равнодушен, когда у нее внутри все рушилось, все билось, все стенало и корчилось?! Почему он просто молчит?!

— Прости,— чужим голосом произнес мужчина, все также не глядя на нее.— Он не вернется. Я во всем виноват…

Гермиона упрямо мотала головой, держась за край стола. Какая разница, кто виноват?! Ну, какая теперь разница? Кому нужна чья-то вина?!

Гарри развернулся и ступил в камин. Гермиона видела, как он исчез в языках пламени.

Рон. Рон. Что же ты делаешь?! Рон!

Если бы ты видел, что ты сделал!

Гарри ушел. Она знала, что он уйдет. Потому что между ними больше не было Рона. Потому что все стало другим. Мир стал другим.

Прошлого не стало.

Рон, ты же вернешься? Ты просто от злости так сказал… ты не можешь не вернуться…

Рон, ты не можешь так с нами поступить!!!

Гермиона села за стол и долго так сидела, глядя на чашку с зеленой каймой. Из нее совсем недавно пил чай ее друг. Но друг ушел. Вместе с Роном. Ее другом, мужем, любимым.

Вместе с солнцем, вставшим над новым миром, в дом вошел Тедди Люпин. Гермиона подняла на него глаза.

— Тебе письмо, Гермиона,— немного растерянно произнес Тедди, подходя и протягивая конверт.— Наверное, сова не могла найти этот дом…

— Да,— выдавила она, беря из рук Люпина желтый конверт. В нем было что-то тяжелое. Она вскрыла письмо, и ей на ладонь упало кольцо.

Его обручальное кольцо. Он никогда его не снимал. Никогда прежде.

Записка дрожала в руках. Или это ее руки так тряслись, когда она разворачивала пергамент?

«Я отпускаю тебя. Теперь ты свободна. Переживи это. И помоги пережить Гарри. Теперь у меня своя судьба. У вас же общая. Спасибо тебе за все годы любви. И прости за все. За годы и за дни».

— Гермиона?— Тедди с испугом смотрел на нее. Наверное, все написанное в письме отразилось на ее лице.

Молодой человек обнял Гермиону, позволяя ей разрыдаться на его плече.

— Он не вернется. Он ушел.

Рон... Рон. Рон! Что же ты с нами сделал?!

Глава 7. Тедди Ремус Люпин.

Тедди в нерешительности стоял посреди гостиной дома Гермионы.

Сама Гермиона сидела на диване, поджав под себя ноги и кусая губы. Она уже не плакала, казалась более спокойной, но вовсе не пережившей уход Рона.

Люпин же думал о том, где искать крестного. Не жизнь, а сплошные поиски кого-то. Рона. Гарри… Утешения. Покоя.

— Ему надо побыть одному,— сказала Гермиона, натянув плед почти до плеч.

— Не верю, что это говоришь ты,— Тедди сложил на груди руки.— Ты прекрасно знаешь, что ему одному быть никак нельзя. Тем более, сейчас.

— Сейчас – нужно,— настаивала она на своем, глядя, по привычке, на огонь в камине, слабо освещавший гостиную.

— Сейчас?— Люпин неверяще смотрел на женщину.— Сейчас еще хуже, что он один!

Гермиона промолчала, упрямо настаивая на своем. Люпин сомневался. Кто из них прав?

Она, столько лет знавшая не просто Гарри Поттера, а Гарри?

Или он, чувствующий, что Гарри нужна помощь, но не знающий его так досконально, как Гермиона?

Рон ушел. Люпин был удивлен и даже расстроен. Потому что Гарри будет тяжело без Рона. Но зато Гермионе станет легче. Почему он так решил? Просто чувствовал. Станет легче, потом. Потому что она перестанет разрываться, как в последний месяц. И, в конце концов, это будет на пользу крестному.

Тедди усмехнулся своим мыслям. Он был в какой-то мере отчужденным эгоистом. Он многое в этом мире мерил благом крестного. Гарри был самым дорогим и близким ему человеком. Почти отцом. Другом. Братом. Тем более что Люпин всегда понимал всю тяжесть его жизни, его переживаний.

Никто так не страдал, как крестный. Никто так не заслуживал внимания и счастья, как Гарри. Поэтому Люпин был эгоистичен в этом вопросе. Рон ушел, и Гермионе станет легче. Возможно, больнее, но все-таки легче.

— Я пойду его искать.

— Он, наверное, с Альбусом,— Гермиона остановила Тедди взглядом. Знала, что говорит ерунду, почему-то упрямилась.

— Ты же сама знаешь, что он не пошел бы к сыну с этим,— Люпин сел рядом с Гермионой на диван.— Что с тобой творится, Гермиона? Ты не хочешь видеть Гарри?

— А зачем?— равнодушно спросила она.— О чем нам говорить с Гарри? Об оборотнях? О магии имен? О чем?

— Разве вам больше не о чем поговорить?— Люпин изумленно смотрел на Гермиону. Казалось, что это невероятно, но, похоже, что именно Рон был центром их дружбы. Рон ушел, и Гарри с Гермионой словно оттолкнулись в разные стороны. Как от магнита.

— Знаешь, Тедди, однажды, много лет назад, Рон тоже ушел. Он бросил нас с Гарри в трудный момент,— она горько усмехнулась.— Я не разговаривала с Гарри очень долго, потому что думала о Роне и его позорном бегстве. Потом мы говорили: о планах Гарри, о крестражах, о Волан-де-Морте, о визите в Годрикову Лощину… О чем угодно, только ни о том, что Рон ушел… Ничего не изменилось с тех пор. Нам не о чем говорить с Гарри. Тем более теперь…

Люпин взял ее за плечи и посмотрел прямо в усталые глаза Гермионы:

— Вам есть о чем говорить. О Роне. О Джинни. О вас самих.

— Нет нас самих, Тед. Много лет был Гарри и двое его друзей. Или Золотое трио, как нас прозвали. Были Гарри и Рон. Меня и Гарри не было никогда.

— Но почему сейчас так не может стать? Разве Рон – это единственное, что вас связывает? Рон и воспоминания? Я не верю…

Гермиона промолчала, видимо, погрузившись в свои нелегкие мысли.

— Ты всегда веришь в лучшее, Тедди. Как и твой отец.

— Я не просто верю, я чувствую…— Люпин мягко улыбнулся.— И ты нужна крестному, больше всех остальных… Сейчас, наверное, даже больше, чем его дети…

Гермиона лишь покачала головой. Тедди погладил ее по плечу, а потом поднялся.

— Что бы ты не говорила, а я должен его найти,— Люпин остановился возле камина. Гермиона успокоилась, даже чуть привалилась к подушкам дивана. Возможно, поспит…

Тедди отправился сразу же в дом Гарри. Потому что где еще мог уединиться крестный? Где еще он мог переживать свое горе и полное одиночество?

Гарри действительно был там. Причем сидел прямо в каминном холле, очевидно, не найдя в себе силы пройти дальше. Люпин сел рядом с крестным на пол. Тот даже не двинулся, положив голову на руки и глядя в пол между коленями.

— Я был у Гермионы…

— Хорошо,— проговорил Гарри как-то безжизненно. Не спросил, как она. Что ж, судя по всему, здесь Тедди увидит схожую картину. Дружба рухнула, покинула их вместе с Роном Уизли, а к чему-то другому они были просто не готовы. Словно Рон снял пелену с их глаз. Теперь это друг мужа и жена друга. Видимо, так?

Люпину было трудно разобраться во всем. Да и не хотелось особо. В его жизни все было просто. Бабушка, любящая поворочать, но всегда понятная и любящая. Мари-Виктуар, требующая максимум заботы и внимания, но всегда принимающая его постоянную заботу о других и любящая его именно за это. И крестный, который любил его и всегда был рядом, словно отец. Были товарищи по школе, по работе, были Уизли, с которыми он дружил. Но тех запутанных и бездумно близких отношений, как в Золотом Трио, в жизни Люпина не было и быть не могло.

Хотя вот у отца были Мародеры. Но там не было девушки. Зато был предатель. Тоже непростая ситуация, разбившая дружбу. Один предал. Один убит. Один в тюрьме. И одинокий отец, не знавший, что делать с разбитой вдребезги дружбой.

Вот к чему приводят такие близкие отношения с другими людьми. Люпин даже иногда был рад, что в его жизни шанс на подобное развитие событий очень мал. Конечно, есть близкие люди, но никто из них не предаст. Тедди был в этом уверен.

— Гарри, ты ей нужен сейчас…

— Нет. Ей нужно побыть одной.

— Услышали бы вы друг друга,— усмехнулся Люпин.— Вам нужно поговорить, вы оба так любите Рона…

— Нам не о чем говорить. Рон ушел, он сам так решил.

— Как он мотивировал свой поступок? Не мог же он просто так сказать – все, я ухожу…

— Сказал. Много чего сказал. Оказывается, я совсем не знал его. И ее. Я был эгоистом все эти годы, я считал, что у них все прекрасно, я не пробовал узнать, так ли это на самом деле…

— Опять ты начинаешь винить во всем себя, Гарри,— Люпин чуть толкнул боком крестного.— Как это на тебя похоже. Ты действительно эгоист. С чего ты взял, что ты всегда в центре событий и во всем виноват?

— Рон сам сказал. Они поссорились из-за меня. Рон ревновал ее ко мне… Думал, что между нами что-то есть, что Гермиона любит меня…

— Она любит тебя,— согласился Тедди с легкой улыбкой.— И между вами действительно что-то есть. Привязанность, забота, нежность… Да я никогда в жизни не видел таких теплых отношений между друзьями, Гарри! И вы не можете это все порвать сейчас, когда вы так нужны друг другу.

— Рон считал, что стоял между нами,— Гарри поднял голову и посмотрел прямо перед собой на белую стену.— Он сказал, что чувствует ее любовь ко мне… И из-за этого не может быть рядом с ней…

— Гарри, разве должны вы расплачиваться за чужие ошибки?— Люпин упрямо не сдавался.— Кому ты пытаешься что доказать? Рону – что вы с Гермионой вообще чужие люди? Да-к ведь Рону уже ничего не докажешь, он ушел. Окружающим? Они вот точно не поймут, почему вы с ней просто начнете избегать друг друга… Ей самой? Да она прекрасно все знает, ей ничего не надо доказывать. Зачем мучаться, если это никому не нужно?

— Это нужно мне. И ей.

— Ей нужен ты,— Тедди поднялся.— Вас бросил близкий вам обоим человек. Глупо делать вид, что этого не произошло и это не имеет значения. Но вы не должны бросать друг друга… Потому что сила в единстве…

— Слушай, Тед, а к тебе во сне не приходит Дамблдор случайно?— горько усмехнулся Гарри, тоже поднимаясь. Люпин улыбнулся.

— Нет, в моих снах обычно только стаи волков или Мари.

— Да, Мари… Из-за моих проблем она, наверное, почти тебя не видит…

— Опять ты винишь себя в том, в чем не виноват… Твои проблемы – и мои проблемы,— серьезно ответил Тедди и протянул крестному баночку с порохом.— Идем?

Тедди вышел из камина в доме Гермионы и сразу увидел ее. Она спала на диване, крепко прижав к себе плед.

Гарри почти тут же оказался рядом. Просто смотрел на Гермиону и молчал.

Тедди вздрогнул, когда в хмурую комнату, почти ничем не освещенную, кроме осеннего дня за окном, ворвался уже знакомый Патронус. И голос Минервы МакГонагалл, разбудивший Гермиону, произнес: «Гарри, ваша дочь пропала. Срочно приезжайте в Хогвартс. Пароль – Брайан».

Мертвая тишина была разорвана стоном, который шел из глубины ада, в котором жил Гарри Поттер.

Глава 8. Поттеры.

Джеймс ничего не понимал. Он переводил взгляд с Манчилли на Малфоя, а потом на то место, где исчезла Присцилла Забини. Что происходит? Странно, но эти двое, кажется, были на общей волне.

— Забини,— процедил сквозь зубы слизеринец и побежал к замку, доставая палочку. Джеймс кинулся следом.

— Малфой! Что происходит?— почти задыхаясь, крикнул гриффиндорец, когда они вбежали в холл и повернули к подземельям.— Я ничего не понимаю…

Зато Скорпиус точно понимал, кто стоит за исчезновением Лили. Его Лили.

Присцилла Забини. Без нее не обошлось. И, скорее всего, она сейчас в гостиной Слизерина, в гуще общения, чтобы заработать себе алиби. На всякий случай. Ведь если бы не Малфой, все и всегда замечавший, тем более то, что было связано с друзьями и врагами, то исчезновение Лили никогда бы не связали с мисс Забини.

У Скорпиуса оставалась слабая – почти никакая – надежда, что на этот раз он ошибся. Но почему-то он совсем не изумился, – что нельзя было сказать о Джеймсе – когда, назвав пароль («Полукровкам вход воспрещен»), он поспешно вошел в гостиную Слизерина и увидел Присциллу Забини в кругу подружек, весело смеющуюся над очередной глупостью.

Джеймс хватал ртом воздух, глядя на Забини. Раз она тут, то кто же… Лили? Гриффиндорец почувствовал, как подкашиваются ноги. Конечно, иначе с чего бы Малфою так себя вести…

— Присцилла, на минутку,— скучающим тоном позвал девушку Скорпиус. Слизеринец лишь надеялся, что Джеймс, до которого, кажется, стало доходить, сможет не вмешиваться. Потому что затевать сцену в гостиной, полной слизеринцев, было бы просто глупо.

Скорпиус успел поймать мгновенную вспышку растерянности на лице «невесты». Действительно вспышку, едва уловимую, но Малфой ее заметил – и теперь знал точно. Рука почти дотянулась до палочки, но он смог себя остановить.

— Прости, Скорпиус, но мне сейчас некогда,— брюнетка демонстративно отвернулась, но от Малфоя так просто отделаться она не сможет.

— Главное – мне есть когда, моя дорогая,— слизеринец сделал шаг к дивану и резко поднял на ноги Забини, схватив за руку.

— Эй, Малфой!— из угла вышел Фриц, угрожающе глядя на Скорпиуса.

— Иди отсюда, Забини, мне с твоей сестрой нужно обсудить некоторые тонкости нашей будущей помолвки,— Малфой бесцеремонно потащил за собой Присциллу. Та не стала упираться – поправила волосы и одарила Джеймса надменно-победным взглядом. Гриффиндорец поспешно покинул гостиную Слизерина, где чувствовал себя просто отвратительно. В голове билась одна мысль: «Лили, не может быть… Лили…».

Скорпиус толкнул едва заметную низкую дверь в глубине коридора. Джеймс зашел за другом, который мертвой хваткой держал за руку Забини, и закрыл дверь, привалившись к ней спиной.

— Что, Скорпиус, теперь для разговора с девушкой тебе нужна помощь гриффиндорцев?— ядовито спросила Присцилла, сложив на груди руки.— И зачем мы уединились в этом подвальчике? Гриффиндорка перестала тебя удовлетворять?

Джеймс понял, что Скорпиус готов забыть о своем главном правиле и ударить Забини. Слизеринец схватил ее за волосы, заставив вскрикнуть. Потом толкнул к стене, покрытой влагой и мхом, взмахнул палочкой, и тело девушки буквально приклеилось к камням.

— Малфой, ты, что, взбесился?— процедила она сквозь зубы.— Отпусти сейчас же!

— Не раньше, чем ты скажешь, что ты сделала с Лили Поттер и где она сейчас,— твердо заявил Скорпиус, поигрывая палочкой между пальцами. Он знал, что его гнев внешне никак не выражается, он умел справляться с эмоциями, но Малфой был на пределе. Он был готов убить, да, именно убить, если Забини не сознается, не скажет, если он не получит шанса спасти Лили. Внутри слизеринца поднималась не паника, не боль, не растерянность – ненависть и жажда мести. И если он не сможет сейчас же броситься на поиски Лили, то ненависть поглотит его.— И лучше говори сразу, потому что я не намерен долго тебя уговаривать…

— Да пошел ты,— Присцилла дернулась в своих невидимых путах, но безрезультатно. На ее лице было такое же холодное призрение, что и на лице Малфоя.— Если от тебя сбежала любовница, я тут ни при чем!

— Хорошо, будем считать, что это был твой отрицательный ответ,— спокойно произнес Малфой и крепко взялся за палочку.— Не знаю, испытывала ли ты когда-нибудь на себе Круциатус, но теперь у тебя появился неплохой шанс…

— Ты не посмеешь, моя семья тебя уничтожит…— Забини сузила глаза. Джеймс, глядя на девушку, понимал, что Присцилла вполне допускает мысль, что Скорпиус применит к ней пыточной заклятие. И гриффиндорец ничего не сделает, чтобы остановить друга. Потому что речь шла о Лили… Джеймс верил Малфою, во всем: если тот решил пытать Забини, значит, он уверен в том, что Присцилла виновна.

— Мне наплевать на твою семью,— фыркнул Скорпиус и направил палочку на девушку. Глаза той расширились от страха.— Где Лили?

Забини молчала, с холодным презрением глядя на слизеринца. Джеймс сделал шаг вперед, чтобы в случае чего помочь Скорпиусу.

— Стойте, не надо!— раздалось за их спинами в тот момент, когда Малфой уже был готов выполнить заклинание. Они обернулись – в дверях стояла Ксения, за ее спиной профессор Фауст.— Скорпиус, отпусти Присциллу.

— И не подумаю, она…

— Есть другие способы, чтобы добиться правды от мисс Забини,— заметил профессор Фауст, снимая с Присциллы путы.— Пройдемте все в кабинет директора.

Фауст шел впереди вместе с Присциллой Забини. Джеймс сжимал руку Ксении, но постоянно смотрел на Малфоя. Гриффиндорцу казалось, что они идут слишком медленно, что нужно спешить, иначе… Иначе…

В кабинете МакГонагалл уже собрались взрослые. Сама директриса сидела за столом, рядом – Теодик Манчилли с бледным лицом. У камина стоял отец – на нем не было лица, Джеймс подумал, что если бы не Гермиона, держащая отца за руку, то он бы упал, придавленный горем. У окна сопел немного испуганный Слизнорт, теребя пальцами седые усы.

— Садитесь,— коротко кинула вошедшим студентам МакГонагалл, поднимаясь. Ксения заставила Джеймса опуститься в кресло, а сама встала позади и положила руки ему на плечи. Наверное, поэтому стало не так сдавливать горло и щемить в груди. Малфой не сел – встал у стены, скрестив на груди руки и не отрывая взгляда от Забини. Слизеринку усадили прямо посреди комнаты. Все смотрели на нее. Очевидно, Присцилле стало неуютно, особенно когда на ней остановился тяжелый взгляд Гарри Поттера.

— Мисс Забини, вы сами нам расскажете, что случилось с Лили Поттер?— спросила МакГонагалл. Все в комнате молчали, глядя на девушку.

— Я не понимаю, о чем вы,— презрительно ответила Забини, но Джеймс видел, как она избегает взгляда отца. Совесть? Есть ли у этой… совесть?

Директриса обреченно вздохнула:

— Хорошо. Профессор Слизнорт, сыворотку,— попросила МакГонагалл, беря с полки кубок и наливая в него воду. Профессор Зельеварения протянул директору маленькую бутылочку, МакГонагалл в полной тишине накапала зелья в кубок и протянула Присцилле.— Вам ведь нечего от нас скрывать, пейте. Вы же понимаете, что мы в любом случае заставим вас выпить…

— Вы не имеете права…

— Мисс Забини, не тяните время, его у нас и так мало,— попросила МакГонагалл. Джеймс смотрел на отца. Гарри судорожно сжимал в руке палочку. Бедный отец…

Видимо, слизеринка поняла всю безвыходность ее ситуации и залпом опорожнила кубок, чуть сморщившись. Джеймс перевел на нее взгляд, когда отец заговорил:

— Мисс Забини, вы знаете, где моя дочь, где Лили Поттер?

— Нет,— тут же ответила слизеринка, и взрослые переглянулись. Джеймс поймал неверящий взгляд Скорпиуса.

Один Гарри Поттер смотрел на Присциллу и продолжал допрос:

— Вы причастны к ее исчезновению?

— Да.

Джеймс дернулся, но нежные руки Ксении удержали его на месте.

— Расскажите, что вы с ней сделали.

— Я поймала ее после обеда и затащила в комнату за гобеленом в холле. Мы заставили ее выпить зелье, потом переодели.

— Кто вам помогал?— голос отца был глухим и даже бесстрастным, но Джеймс видел, как Гермиона медленно гладит отца по плечу, словно придавая сил.

— Мой брат, Фриц,— голос слизеринки был спокойным и размеренным, глаза прикрыты. Джеймс повернул голову к Фаусту, который после слов Присциллы двинулся к выходу и вскоре покинул кабинет.

— Что за зелье вы дали Лили?— продолжал Гарри.

— Оборотное, но не просто оборотное. Я не знаю, что там еще было. Но она стала подчиняться мне. Мы надели на нее мою форму, я отдала ей пергамент и приказала идти к воротам. Ни с кем не разговаривать и не останавливаться. Выйти за ворота, развернуть пергамент и выполнять все, что там написано.

— Что было написано в пергаменте? Вы прочли?

— Да, там было написано, чтобы она трансгрессировала к барьеру платформы девять и три четверти на вокзале «Кингс-Кросс». Там она должна была ждать, когда ее заберут, ни с кем не разговаривать и не двигаться.

— Кто просил вас все это сделать с Лили?— голос отца все-таки дрогнул, он тяжело дышал, лицо оставалось совершенно бескровным.

— Том.

— Кто такой Том?

— Он главный у оборотней.

Все-таки Джеймс застонал, закрывая глаза. Мерлин, его сестра у оборотней! Эта… отдала беззащитную девушку в лапы оборотней!

— Тихо, милый, тихо,— Ксения обняла его за шею, прижавшись губами к его затылку.— Все будет хорошо, доверься нам.

— Как вы с ними связались?— послышался голос Гермионы, потому что отец просто не мог уже говорить.

— Мой старший брат Дрейк сказал, как их найти.

— Почему он вам это сказал?— Гермиона лишь на миг подняла голову, когда вошел Фауст, а с ним испуганный Фриц Забини.

— Я написала ему, что Скорпиус Малфой гуляет с Лили Поттер, что он опозорил меня на всю школу. Я написала, что мне плохо и что я ненавижу Лили Поттер. Дрейк ответил, что, если я хочу отомстить, то должна встретиться с ним в Хогсмиде. Мы встретились и трансгрессировали в какой-то маггловый район. Дрейк сказал мне, куда идти. Я пришла в квартиру, где были оборотни. Том рассказал мне о том, что я должна буду сделать.

— Он дал вам зелье и пергамент?

— Нет. Их дал мне утром мракоборец.

— Какой мракоборец?— Джеймс видел, как дернулся отец.

— Из охраны Хогвартса. Он должен был открыть ворота, когда Поттер примет зелье.

— Гарри, нужно идти к Кингсли…— Гермиона с испугом смотрела на друга.

— Подожди,— сказал отец, глядя на Фрица Забини.— Ты знаешь, что это было за зелье?

Тот помотал понурой головой. Видимо, в этом мальчишке не было столько храбрости, сколько в его сестре.

— Я думаю, это было зелье Арахны…— Гермиона смотрела на портрет Дамблдора. Тот, видимо, внимательно слушал беседу и кивнул в ответ на взгляд Гермионы.

— Что это за зелье?— МакГонагалл подняла глаза на Слизнорта, который зажал рот рукой от ужаса.

— Было открыто в Древнем Египте, сильнейший яд,— произнесла Гермиона, переводя взгляд на Присциллу Забини, которая расслабленно сидела на стуле.— В средние века было открыто еще одно свойство этого зелья. Если в него добавить немного крови эльфа-домовика и смешать его с Оборотным зельем, то получается опасный эффект. Человек, выпивший эту смесь, не сможет ослушаться прямого приказа того, в кого выпивший зелье превратился. То есть того, частичка которого была добавлена в Оборотное зелье. Побороть действие Арахны невозможно, это сильнее даже Империуса. Действует в течение двух-трех часов…

— Откуда вы знаете об этом страшном зелье, миссис Уизли?— профессор Слизнорт тяжело дышал.

Гермиона снова бросила взгляд на Дамблдора:

— Это было в книге, которую я призвала к себе в конце шестого курса из кабинета профессора Дамблдора. Книга по темной магии, где говорилось о…— она взглянула на Джеймса, потом на Скорпиуса, но продолжила, — о крестражах.

Дамблдор на портрете кивнул, Слизнорт вздохнул.

— Думаю, все-таки нужно пойти к Кингсли,— Гермиона смотрела на Гарри, тот коротко кивнул.

— Я тоже пойду, потому что мы должны найти Лили…

— Останьтесь, мистер Поттер,— впервые подал голос Манчилли, сидящий у стола МакГонагалл. Джеймс заметил, что лоб целителя покрыт капельками пота, он глубоко и медленно дышит.

Гарри вопросительно взглянул на МакГонагалл, и та кивнула, словно попросив Гарри остаться. Гермиона пожала плечами и пошла к камину.

— Если что-нибудь узнаю, сообщу,— она бросила порох в камин и исчезла в зеленом пламени.

— Что ж…— МакГонагалл повернулась к Слизнорту,— Гораций отведите мистера и мисс Забини в комнату на четвертом этаже. Пусть они пока побудут отдельно от остальных студентов.

Декан Слизерина кивнул и вскоре вышел вместе с Забини. Фауст, видимо, не доверяя коллеге, отправился с ними.

— Мистер Малфой…— начала МакГонагалл, но тут Джеймс заговорил:

— Пусть он останется, он тоже имеет право.

Гарри согласно кивнул, а потом повернулся к Манчилли:

— Вы знаете что-то, чего еще не знаем мы?

Целитель перевел взгляд на портрет Дамблдора. Седой волшебник на портрете кивнул:

— Думаю, теперь можно открыть им правду, Тео.

Руки Ксении крепче сжались вокруг шеи Джеймса, и тот понял, что сейчас узнает что-то, что ему может не понравиться. Но ему было все равно – лишь бы это помогло спасти Лили. Лишь бы с ней ничего не случилось…