Эликсир жизни (гет)

– Ничего мы так не добьемся, – Том устало откинулся на спинку стула.

Библиотека почти опустела, а они все еще корпели над таинственными символами. Уже прошел месяц с тех пор, как молодые люди начали работу. И Риддл не сказал бы, что в исследованиях произошел качественный сдвиг. Они, безусловно, расшифровали многие стадии процесса, но проблема заключалась в том, что не выстраивалась целостная картина. Чего-то не хватало.

– Мы уже сделали очень много, учитывая столь короткое время, – покачала головой Гермиона.

Том поймал ее взгляд. Девушка казалась озабоченной, но ее энтузиазм однозначно еще не подошел к концу. Как и его.

– Дело не в этом, – заметил он. – Тут не хватает ключа.

– Ты так думаешь? – вскинула брови его подруга.

Том убежденно кивнул и взял ее за руку:

– И это логично. Держать ключ отдельно от загадки.

В глазах Гермионы появились озорные искры, и она улыбнулась:

– Значит, ко всем загадкам есть ключ?[1]

Он не отвел взгляд. Это было интересно. Насколько разгадала его подруга? Думала ли она когда-нибудь, что он планировал в будущем возглавить организацию, оппозиционную магическому правительству? Что он собирался преобразовать весь волшебный мир? Стать безоговорочным руководителем магического сообщества? Кардинально повлиять на взаимоотношения магов и магглов? Он мог поклясться, что частично она догадывалась. Слишком часто они спорили об этом. Хотя после того, как они стали официальной парой, девушка старалась избегать прямого противостояния и обходить острые вопросы стороной, временами вставляя конструктивные комментарии или едкие шутки. А значит, его план по ее усмирению вполне работал. Том знал, что Гермиона во многом не соглашалась с ним. Но, по крайней мере, она была солидарна с его возмущением насчет Министерства Магии. И парень научился в какой-то степени терпеть ее строптивость, надеясь постепенно повлиять на взгляды девушки. Он чувствовал себя комфортно рядом с ней, особенно в минуты уединения и интеллектуального общения. Впервые он встретил равного себе, способного оценить глубину его мысли, понять волнующие его проблемы. Кроме Дамблдора, пожалуй. Тот мгновенно просекал, что имел в виду Риддл. И даже то, что последний в виду не имел. Но старый хрыч явно не подходил для постельных приключений и революций. И спасибо за это Мерлину! Зато идеально подходила Гермиона. Из нее бы вышла отличная союзница, помимо всех остальных ощутимых преимуществ. И парень признался себе, что не хотел бы ее потерять. По крайней мере, сейчас. Кем бы его подруга не оказалась в результате, поскольку она тоже все еще оставалась для него загадкой. Хранился ли ключ от нее в другом месте?

– Ко всем. Но не каждому по зубам его найти, – с глумливой усмешкой отозвался он.

– Фламелю оказалось по зубам, – прекрасно осознавая, что поддевает его, заметила Гермиона.

Издевается? Посмотрим, кто посмеется последним.

Раньше он точно поставил бы ее на место, быстро и сразу. Но почему-то сейчас Том ощущал, что стал останавливаться и задумываться там, где раньше бы действовал на волне эмоций или подчиняясь выработанным поведенческим штампам. Как будто перед ним открывалось несколько дорог, где до того была только одна. Хотя это и не означало, что он всегда вел себя по-другому. Чаще всего он задумывался, но выбирал старый путь. Гермиона являлась исключением. Впрочем, до нее у Тома и не было официальной подружки. И потому отсутствовала возможность сравнения.

– Он двадцать лет не мог разобраться с книгой! Пока ему не встретился тот доктор! [2] – недовольно пробурчал парень.

– Зато потом Фламель сам составил подробное описание процесса! – не унималась девушка.

– Да, подробную шифровку, – он убрал свою руку с ее ладони. – Нам это очень помогло.

– Ты про гравюры или про то, что он написал для племянника? – не обращая внимания на его ехидство, уточнила девушка.

В первый момент Том не понял, что она имела в виду. Но потом словно луч света вспыхнул в мозгу. Будто что-то сложилось в единую картину… Знакомое чувство озарения. Как же он сразу не подумал. Глупец! Вот оно!

– Мы идиоты, – только и сумел сказать он.

Гермиона вопросительно посмотрела на него. Том встретил ее взгляд, в его глазах горел восторг победы.

– Вряд ли он племяннику оставил гравюры! Вот что нам надо было искать с самого начала, а не корпеть над этими головоломками! – возбужденно заговорил юноша, отмечая, как расширяются глаза его подруги, по мере того как она начала понимать его мысль.

– Завещание Фламеля, – пробормотала Гермиона. – Ну, конечно же!

И девушка начала судорожно пролистывать книгу.

– Скажи после этого, что я не гений, – иронично заметил Том, наблюдая за ее вдохновенным поиском.

– Гений, гений, – машинально согласилась Гермиона, ее пальцы заскользили по странице. – Только иногда злой гений… Вот!

Юноша наклонился и чуть не стукнулся лбом о голову подруги. Они склонились над книгой.

– Оригинал утрачен. Он был написан на полях карманной псалтыри и тоже зашифрован, – разочарованно протянула девушка.

– Этот Фламель – параноик, – недовольно прокомментировал Том. – Недаром он так дружен с Дамблдором.

Гермиона отстранилась от него, недовольно покачала головой.

– Том, ты же прекрасно понимаешь, почему Дамблдор окрысился на тебя, – серьезно и спокойно заявила она. – Кто третировал гриффиндорцев, кто сколотил группировку магглоненавистников, кто напустил василиска на Миртл?

Она когда-нибудь его доведет. Это точно. Что за дурная манера говорить ему правду в лицо? Причем в такой момент, когда он определенно не в настроении убивать свою девушку. На худой конец, лишь изнасиловать.

Том про себя иронично хмыкнул, но отозвался ледяным тоном:

– Однако из всех учителей подозрителен только Дамблдор. Он невыносим!

– Да, он неправильно себя ведет относительно тебя, – неожиданно легко согласилась Гермиона. – Но главное, самому оставаться безупречным. Тогда ему не за что будет зацепить тебя.

– И значит, не стоит быть привязанным. Ни к чему и ни к кому. Тогда не будет уязвимых точек, – подытожил Риддл.

– Возможно. Но это не значит, нужно быть бесчувственным, Том. Привязанность и любовь – это разные вещи. В отличие от любви, привязанность эгоистична, потому и делает уязвимым, – равнодушно пожала плечами девушка и прибавила: – Может быть, нам лучше вернуться к Фламелю? Смотри, его «Завещание» расшифровали в 1758 году и даже перевели на английский. Но перевод был неполный. А расшифровка оказалась утерянной.

– Готов поклясться, сам Фламель ее же и утерял, – саркастично заявил Том, решив оставить ее тираду без комментариев. – Но отсюда не следует, что оригинал нигде не хранится. На месте бессмертного товарища я бы его хорошо припрятал. На случай старческого склероза.

Гермиона рассмеялась:

– Хотела бы я посмотреть на тебя в его годы!

Их глаза встретились, и смех девушки замер на губах.

А ведь это было возможно. Что будет с ними, если они оба достигнут успеха? Том никогда не задумывался над этим. Он рассматривал вопрос исключительно с эгоцентрической позиции. Он один должен был стать бессмертным владыкой мира. Но вдруг… вдруг она так и останется единственным человеком, с которым он мог бы поговорить? Пусть не по душам, но просто на одном языке. Кто знает, как изменится его сознание за сотни лет. По большому счету, сейчас ему не нужен никто. Но мутация свойственна любому сознанию, пока у него нет стабильной точки опоры. Увы, неизменную точку гарантирует только смерть. Так что иметь еще один угол обзора ситуации – это выгодно. Если девчонка не пойдет против его планов, она будет жить. И почему бы не вечно? В конце концов, он всегда найдет способ отправить ее в мир иной, если вдруг придется на это пойти.

Том прервал неловкое молчание:

– Предлагаю отыскать расшифрованный текст на английском, будет хоть какая-то зацепка, когда найдем оригинал.

– Когда или если? Мне бы твою самоуверенность, – покачала головой Гермиона. – А перевод есть в другой книге, его и искать не надо. Правда, толку от него…

– Когда, а не если, – уверенно подтвердил юноша. Надо быть идиотом, чтобы не верить в собственные силы. Тем более, когда они стоят того, чтобы в них верили. – Возможно, все же расшифрованный текст где-то сохранился. Видимо, нам надо начать поиски с Франции.

– Самое интересное то, что даже магглы обратили внимание на Фламеля и начали поиски «Завещания», – задумчиво протянула девушка, наградив приятеля долгим взглядом.

Он так и не понял, что именно выражал этот взгляд. Опасение вновь вступить на зыбкую почву спорной темы? Расчет предстоящих действий? Красноречивый намек? Или так у Гермионы рождались гениальные мысли?

– Ты думаешь, нужно заглянуть к магглам? – наконец, скривившись, уточнил Том.

Гермиона решительно кивнула, не отводя взгляд. Риддл тоже смотрел в упор, думая, что на этот раз девчонка, к сожалению, была права. Маги уже все обыскали, везде, где только могли. Парень в этом не сомневался.

– А точнее, в коллекцию манускриптов Национальной библиотеки в Париже, – подтвердила девушка.

Она улыбнулась, видимо, обрадованная, что приятель так легко принял идею о посещении худшей части человечества.

– Придется. Можно, конечно, отловить самого Фламеля… – протянул Том, внимательно наблюдая за ее реакцией.

Ему нравилось подкалывать девушку, высказывая временами совершенно идиотские, но устрашающие идеи. Было и забавно, и необходимо изучать ее натуру, с одной стороны, а с другой, Том все пытался осознать, как в ней могло уживаться столько человеколюбия с неприкрытым цинизмом. Ему в добродушие приходилось играть. Разве что с ней он был ближе всего к этому самому «любию». Но даже с приятелями Риддл лицемерил. Не говоря уж о его безмятежной лжи Дамблдору и иже с ним. Очень часто Том ощущал себя охотником, затаившимся где-то в глубине собственного существа и наблюдающим за разворачивающимся спектаклем. Причем, спектаклем как внешним, так и внутренним. Иногда слизеринский староста чуть ли не сам верил в свою невинность и «правильность». Циником был лишь тот самый наблюдатель-охотник, его истинная сущность. Все эмоции и чувства являлись внешними по отношению к этому центру. По крайней мере, Том так считал раньше. И только во время памятного ритуала юноше неожиданно пришло понимание, что наблюдатель вовсе не был циником. Он просто был. Без ярлыков и качеств. И это острое чувство собственного бытия превосходило по силе, по насыщенности все то, что он мог наблюдать как в мире внутреннем, так и во внешнем.

– Боюсь, найти Фламеля будет еще труднее, чем оригинал «Завещания», – хмыкнула Гермиона. – И господин бессмертный абсолютно прав. За столько-то лет, явно, не захочешь встречаться с кем попало. Вот разве что считать мысли Дамблдора, где прячется его друг…

Том рассмеялся, сухо и холодно:

– Ценю твой юмор. Но раньше надо было думать, дорогая. Стоит тебе лишь сделать попытку… Для Дамблдора все, что связано со мной, автоматически причисляется ко вселенскому злу. Как будто оно и в самом деле существует.

Девушка покачала головой и поежилась:

– Да, зло бывает только конкретным. Но от этого не легче тому, кто от него страдает… От твоего смеха у меня мурашки по коже.

– Скажи спасибо старому маразматику.

– Что, и в смехе тоже Дамблдор виноват?

– И не только в нем.

Гермиона посмотрела на парня, долго, пронзительно:

– И не только Дамблдор, ты, наверное, хотел сказать.

Том быстро отвел взгляд. Вот только этого не надо, копания в прошлом, которое он так хотел забыть. Вернее, не столько забыть, сколько компенсировать. Он ненавидел, когда к нему лезли в душу. Хотя, по большому счету, вот в душу-то ему никто никогда и не лез. Все лишь хотели управлять им, выискивая слабости.

Юноша отрешенно пожал плечами и будничным тоном перевел тему:

– Так что, когда отправляемся в Париж?

Молодые люди уже два раза пробирались в Хогсмид, и их приключения остались незамеченными. Гермиона, как показалось Тому, сочувственно улыбнулась и приняла его нежелание говорить о прошлом:

– После Хэллуина, наверное. Только надо быть осторожными. Все-таки война.

– Зато вряд ли Министерство Франции будет обращать особое внимание на неправомерное использование магии несовершеннолетними, – рационально заключил Том. – Во всем есть свои плюсы. И в войне.

– Уж лучше бы их не было, – вздохнула Гермиона и дотронулась до его руки. – Осторожность еще никому не повредила.

Том пожал ладонь девушки, как бы ободряюще и успокаивающе. Все же он уважал девчонку за смелость. Недаром именно она оказалась его подругой. Она была исключительной. Как и он сам.

* * *

Гермиона не знала планов Риддла относительно ее самой, но она была убеждена, что ее действия не прошли впустую. Иногда девушка высказывала провокационные идеи и специально отмечала реакцию Тома. Она изменилась. Раньше юный Темный Лорд пришел бы в ярость от некоторых ее слов, она была в этом уверена на сто процентов. Разумеется, Гермиона выбирала спокойные моменты для своих тестов, ей совсем не хотелось быть прижатой к заграждению Астрономической башни еще раз. А тем более отправиться полетать с нее.

Нет, парень не отказался от своих расистских планов и даже от второго этапа операции против магглорожденных. Но он перестал неизбежно приближаться к психическому отклонению. В этом девушка не сомневалась, потому что Тома больше не терзали многие моменты из его прошлого, и парень стал способен управлять своими эмоциями, а не просто зажимать их в яростный комок и прятать ото всего мира. У него появилась свобода выбора в реагировании на ситуацию, свобода, которая и характеризовала человека как человека, а не как закомплексованную машину, управляемую исключительно темными уголками собственного подсознания. Пока это проявлялось неявно и находилось в зачаточном состоянии, но все же девушка могла хоть с чем-то поздравить себя. Куда лучше было иметь просто Темного Лорда, чем Темного Лорда-психа. Теперь с Томом представлялось возможным хотя бы поговорить, апеллируя к разуму. Конечно, следовало еще решить вопрос его взаимоотношений с отцом – но на этот счет Гермиона имела отдельные планы.

И она надеялась, что никогда не пожалеет о своем решении об отказе от Авада Кедавры для Тома Марволо Риддла. Хотя была готова – только на уровне ума, разумеется, – и к предательству с его стороны, и к резким изменениям их отношений. Не стоило ожидать слишком много хорошего и привыкать к абсолютной защите со стороны самого популярного парня Хогвартса, по совместительству Темного Лорда, опасного эгоиста и безжалостного циника. Но Гермиона чувствовала, чем дольше они общались, тем сложнее становилось порвать странную связь между ними, двумя такими похожими людьми с полярными мировоззрениями.

После плодотворного совместного времяпрепровождения в библиотеке Том отправился на встречу с приятелями, а Гермиона задержалась за изучением перевода «Завещания» на английский. Текст был отрывочный, очевидно, составленный на основе цитат изначальной расшифровки и, как ей показалось, неточный. Девушка не представляла, как по этим крохам можно было восстановить процесс Великого Деланья. Смогут ли они состыковать интерпретации гравюр со столь скудной информацией? Получится ли у них найти оригинал «склеротички» Фламеля?

А вдруг да? Как говорится, за что боролись… Гермиона никогда не смотрела на проблему с этой точки зрения. Она ввязалась в исследование лишь для того, чтобы переключить интерес Риддла с чудовищной идеи создать хоркруксы на нечто более безобидное. А вот стать бессмертной нежданно-негаданно… И что делать с вечностью? Для человека всегда было ценно то, что конечно, что можно потерять. Для смертного сознания проблематика существа вечного, с другими ценностями и приоритетами представлялась чем-то гипотетическим. А вдруг их с Томом постигла бы участь проклятого Агасфера, для которого вечность стала мучением? Что если они перестали бы оставаться людьми, превратившись в безэмоциональных монстров? Человек был жив только потому, что обладал полюсами «приятно» и «неприятно», движение от последнего к первому кодировалось в психике на уровне инстинктов. А вдруг уже ничто в мире не смогло бы соответствовать оценке «приятно»? Как выжил бы мозг? Куда они с Томом должны были бы двигаться, развиваться, достигнув границ того, что предоставляла Земля?

Девушке невольно стало не по себе. Не утешала даже мысль о суициде. Хотя, если Риддл покончил бы с собой, утомившись вечной жизнью, – это однозначно можно было бы назвать успехом ее миссии. Жаль, Гарри этого никогда б не увидел. Мерлин, воистину, а какое было бы шоу!

Гермиона покинула библиотеку перед самым закрытием и, погрузившись в мысли, побрела по направлению к гостиной Слизерина. Где-то в этих хмурых подземельях Том тренировал свою банду расистов. Вот уж кого она не могла понять, так этих странных обожателей юного Темного Лорда. Ладно, сам Риддл. Он был практически вынужден стать таким. К тому же, данная идея являлась для него необходимым знаменем, лозунгом, под которым он мог сплотить таких вот чистокровных идиотов. А им-то, что, трудно было пошуршать мозгами? Стоило уничтожить магглорожденных – и постепенно магическое сообщество вымерло бы или выродилось окончательно. Ничего удивительного, что Альфард не захотел примкнуть к патетичной шайке нелюбителей здравого смысла.

В этот момент коридор преградила чья-то фигура, и перед девушкой возник никто иной, как помянутый представитель древнейшего и благороднейшего семейства Блэков. Долго жить будет… Неужели?

Не сказав ни слова, Альфард неожиданно схватил Гермиону в охапку. Девушка хотела закричать, но в тот же миг почувствовала, как его губы впились в ее рот, подавив крик протеста. И они не показались ей ни сладкими, ни желанными… Или она просто не позволила себе этого… Том! Где же ты, когда ты нужен?!

Альфард быстро донес брыкающуюся девушку до какого-то заброшенного ответвления коридора и, наконец, поставил на ноги. Разгневанная Гермиона выхватила палочку, но наткнулась на ответную готовность парня, чья палочка уже была направлена на экс-гриффиндорку. – Что это значит, Блэк? – угрожающе выдавила Гермиона. – Я встречаюсь с Томом.

Он засмеялся, сухо, безрадостно:

– Пардон, это был единственный способ заткнуть тебе рот.

Почувствовав смущение, но и неожиданное облегчение от этого признания, девушка уже спокойно, по-деловому осведомилась:

– И что же ты хочешь, Альфард? К чему весь этот спектакль?

– Чтобы поговорить без свидетелей, – усмехнулся он, внимательно рассматривая одноклассницу, как будто видел ее в первый раз.

– А более цивилизованный способ разговора уже не в моде? – ядовито поинтересовалась Гермиона.

Она опустила палочку, но не убрала ее совсем. Прислонившись к стене и скрестив на груди руки, девушка выжидательно смотрела на объект своего невольного восхищения и последующего разочарования.

– Я думал, ты уже привыкла, целый месяц пообщавшись со своим ухажером, – цинично заметил парень.

– Альфард, пощади последние крохи моего уважения к тебе, – устало проговорила она. – Что ты хочешь?

Его красивые глаза вспыхнули, и он чуть было не подался к девушке в эмоциональном порыве. Но вовремя остановившись, с наигранной легкостью заявил:

– Чтобы ты заставила Риддла прекратить его деятельность по дискредитации Слизерина и чистокровных семейств, естественно! Пусть распустит свою Мерлином проклятую шайку и оставит в покое грязнокровок. Пусть закроет Тайную комнату. Продолжать?

Сказать, что слова Блэка оказались для Гермионы полной неожиданностью, было нельзя, но все же она слегка удивилась. Значит, парень все-таки уже сейчас относился к правильной стороне. Если, конечно, это не являлось проявлением мести или зависти к Риддлу.

– Зачем тебе это, Альфард? Завидуешь популярности конкурента?

– Вот только не прикидывайся идиоткой, Гермиона, – фыркнул Блэк, подходя к ней ближе. – Неужели ты не видишь, куда гнет Риддл? Он добивается войны, не сейчас, конечно, но в обозримом будущем. Повлиять на неокрепшие мозги детей всех чистокровных семейств – идеальный вариант сплотить вокруг себя сильных союзников. Как Гринделвальд, он жаждет власти.

Чувствуя, как пронзительный холод окутывает ее сердце, девушка высокомерно остановила поток его излияний:

– А я тут причем?

Она заставила себя расслабиться, хотя слова парня задели ее за живое, и сделать подстройку к Блэку, что с Томом происходило уже автоматически.

– Притом, что ты единственная, способная повлиять на него, – отозвался парень, буравя ее взглядом, опасно сверкающим отблесками факелов.

– С чего ты взял, что я это могу? – девушка не отвела глаз, открыто встретив его прожигающий взгляд.

– Тебе придется, – на лице Блэка неожиданно появилась широкая улыбка.

– Что? – шокировано переспросила Гермиона.

Это было немыслимо. Он, что, являлся таким же психом, как его сестренка, только успешно маскировался? Мерлин, что за бредовая ситуация?

– Если ты, конечно, не хочешь, чтобы весь Хогвартс узнал твой маленький секрет, – с холодно-угрожающей иронией пояснил парень.

– Какой секрет? – опешила Гермиона.

Не мог же он, в самом деле, узнать про путешествия во времени?

– Что ты не Гаррисвилль, естественно, – невинным тоном ответил Блэк. – Ты самозванка.

Почувствовав, как земля уходит из-под ног, девушка до боли сжала кулаки, чтобы привести себя в чувство.

– Что? – как можно более ошарашенно переспросила она. Играть так играть. Возможно, он поведется. – Что за бред? Наша семья настолько большая, что мы сами уже не помним все ее ветки. Я отношусь к одной из наименее известных.

– Может, стоит принять веритасерум? – глаза Блэка сузились. – Не ври мне, Гермиона. Я пока не знаю, зачем тебе понадобился весь этот маскарад, но моя информация получена из самых надежных источников. Семейные связи, знаешь ли. Так что думай, хочешь ли ты, чтобы твой дружок узнал об этом.

– Узнал о чем? – раздался неподалеку знакомый холодный голос.

В ужасе Гермиона повернула голову. В проходе стоял Том.

* * *

[1] Фамилия Тома, Риддл, с английского переводится как загадка, головоломка.

[2] Согласно биографии Фламеля, он достиг желаемого результата с Философским камнем через три года после встречи с еврейским врачом Санчесом, знатоком иудейской Каббалы. Тот умер, не успев передать Фламелю главный секрет для расшифровки книги-источника. Но, тем не менее, алхимик достиг успеха.