Проект «Манхэттен» (гет)

— Натали, скорее спускайся к столу, — нетерпеливый голос матери из кухни.

Целых полгода назад родители перевели меня на домашнее обучение.

Целых полгода они проводят со мной после приёма пищи, как минимум, четыре часа.

Целых полгода я пью великое разнообразие таблеток, преимущественно антидепрессантов и нейролептиков, по убеждениям врача, восстанавливающих поврежденные нервные клетки и заглушающие «базальный уровень тревоги».

Они разбавлены другими, разноцветными витаминами, способствующими восстановлению травмированного организма.

Только врачи забыли упомянуть о бессилии капель и микстур перед трепыхающейся душой, ослабленной болезнью. Только мои сила воли и желание способны оборвать последние нити. Антидепрессанты не возвращают любовь к себе на постоянной основе.

Во мне она медленно и постепенно пробуждалась благодаря частным посещениям Сьюзен и более редким Эдит. Из временами подбирающегося безразличия вытаскивала родительская забота. И Мартин.

Вспоминая о них, беспокоящихся обо мне людях, я спокойнее отходила от заставленного едой стола, не набрасываясь с остервенением на притягательный ужин. Придерживалась предписанной диеты и выписанных лекарств. Мысли перед сном всё чаще и чаще стали занимать именно родители, Мартин, подруги.

В самом начале восстановления было чертовски сложно. Препараты подействовали не сразу, и ещё около трёх недель я металась между двух-трёхдневным голодом и неумеренным обжорством. Всё ухудшали споры с родителями — я упорно продолжала цепляться за старое, знакомое и проверенное. Не верила и боялась, что новое питание поможет и испортит меня.

Если бы Мартин позвонил чуть позже, я бы не ограничилась домашним лечением — бомба бы взорвалась.

Всё было бы хуже.

Одним весенним вечером, сидя на мягком бежевом диване, я смотрела глупое телешоу (совершенно пустая трата эфирного времени), ожидая возвращения родителей с работы.

Раздался ожидаемый звонок в дверь. Только гость на пороге был совсем не обычный — Мартин Макалистер. Просьба войти прозвучала нерешительно. Макалистер был немного неуверенным: движение резкие, порой даже дёрганые, улыбка натянутая — казалось, того и гляди, треснет.

Он был смущён своим последним письмом. Я — моими последними грубыми словами.

После неловкого утвердительного ответа Мартин прошёл в дом.

Около двух часов мы просидели совсем близко на льняном диване, досматривая бессмысленную передачу. Мартин не пытался расспрашивать меня о питании, помня последний неудачный разговор. Я не заговаривала о разводе его родителей.

Мы обменивались последними безобидными новостями, ничего не значащими, но от этого только более приятными. Как обычная пара, убивающая свободное время спокойным вечером.

Я никогда не скажу об этом Макалистеру, но именно его письмо повлияло на моё стремление вернуться к нормальной жизни сильнее всего.

Он стал приходить каждую пятницу. Мартин Макалистер был положительным стимулом моей трудной недели выживания, принося с собой уличную пыль и силы двигаться дальше.

Я ещё не совсем здорова. Наверное, полное выздоровление даже не призрак ближайшего будущего. Таблетки ещё долгое время будут составлять восемьдесят процентов моего рациона. Но теперь я нашла новую — правильную — цель. Нет желания излучать проблемы, доставляя родным неудобства, заставлять их страдать и душевно истощаться вместе со мной. Есть целая жизнь и множество доступных, приносящих пользу возможностей.

Остаётся только вступить на новый — верный — путь.