Братишка Дадли (джен)

Примечания:

Внимание! Упоминание слэша! Ничего детального и серьёзного, то тем не менее намёки вполне конкретные.

Что? Где, почему, когда, как???

Народ с трибун синхронно водил головами от русалки к Дамблдору и обратно, поочередно озвучивая эти вопросы. Дамблдор квадратными глазами посмотрел на русалку в озере, нагнулся, подобрал подол…

— Ты куда это собрался, кобелина? — недобро сощурилась водяная матрона. — Ну-ка стой на месте, пока не утопила.

Дамблдор обреченно замер. Народ восторженно внимал.

— Ты думаешь, мне легко было растить сорок дочек, а? — Скалка угрожающе хлопнула по ладони. — Наобещал горы златые и в кусты? А алименты где?

— А… Э… Умх… — сказал Дамблдор.

Озеро позади водяной матроны взбурлило от множества всплывших русалочек, с любопытством уставившихся на матушку и ветреного папеньку. Их было куда больше сорока… Полная русалка переложила скалку из одной руки в другую и ласково велела:

— Иди-ка сюда, дорогой.

К своему вящему ужасу, Дамблдор ощутил, как его ноги против воли двинулись к озеру. Словно кто-то невидимой властной дланью взял за колени и, подтягивая их поочередно, потащил к воде. И ведь не попротестуешь! Русалочья волшба очень мощная, особенно по части некромантии, с этим русалкам нет равных, им любого утопить и воскресить для дальнейшего с ним проживания — обычное и милое дело…

— Думаешь, понаделал детишек и гуляй смело, так, что ли? — продолжала зверски бухтеть водяная матрона, магией подтаскивая старика к себе. — Нет уж, Альбус, на сей раз я тебя не отпущу, ты у меня останешься и будешь петь колыбельные своим правнучкам…

Вот с такими вот мотивациями и увлекла сударыня-русалушка загулявшего невесть где муженька. Дедок жалко трепыхался, пытаясь пересилить заколдованные ноги, которые, коснувшись воды, вдруг склеились воедино, став ластами. Внезапно потеряв опору, Альбус испуганно вскрикнул и широко взмахнул руками, с размаху плюхаясь в воду. Восторженно попискивая, упавшего папеньку тут же густо облепили прекрасные русалочки, смертельно соскучившиеся по отцу. И их можно понять, красивых милых девушек, сидящих порой на прибрежных валунах и печально созерцающих красно-закатные горизонты в поисках ответов: где ты, папа? Почему тебя нет рядом?..

Народ, завороженный вотэтоповоротом, даже и не думал вмешиваться, глядя, как Великого Светлого Дамблдора утаскивает в свою вотчину истосковавшаяся по мужу любящая жена. Как сияли глаза у кумушек, предвкушающих пикантную беседу за чашечкой чая! Хихикали и перемигивались молодые люди, стекаясь в закуточек за сараями, чтобы перекурить и обсудить интимную связь бойкого дедушки и мокрохвостки. И в открытую гоготали те, кто лично знал Дамблдора — ай да Альбус, какой шалунишка! Попался-таки в сети любви по молодости?! Вот теперь расхлебывай результат своей неуемной бурной юности! А то ишь, определиться не может, кто ему больше по душе: мальчики смазливые, девушки или вот такие полулюди?.. Гы-гы, а помните, как его кентавриха лягнула?! Аж зазвенело…

Над словами Дожа ржали аки кони, а оторжавшись, кинулись наперебой вспоминать — сколько, где и с кем Альбус пытал счастья и кто ему дал и не дал.

— Жаль, Гелли от него забеременеть не мог, а то б нарожал. Такая любовь у них была…

Гарри потянулся к уху — что-что, он не ослышался? Альберт спохватился, цапнул парня за рукав и отволок прочь от ристалища. За ними устремились хихикающий Бернар и сдавленно матерящийся Крам, волокущие за собой покрасневших Дракошку и Витьку. С трибун спустились и поспешили вдогонку друзья и родственники. Невилл тихо ржал, спотыкаясь рядом с бабушкой, которая плевалась и ругалась, промывая кости одного конкретного любвеобильного ловеласа.

Плюхнувшись на диванчик в кафе, слегка прифигевший Гарри оглядел своих красных друзей и ощутил, что у него тоже щеки горят.

— Блин, это не шутки? — растерянно уточнил он. Но тут же поспешно отмахнулся от этой пикантности, найдя тему поинтереснее: — Драко, ты гребешком был?

— Да! — с радостью переключился тот. — Совершенно невероятные ощущения! Вроде неподвижная, оседло-застывшая жизнь, а в курсе всего-всего на свете!

— Ух ты! Это как?! — Гермиона, Невилл, Витя и Гарри с Дадли так и подались к Драко, жадно ловя каждое его слово.

— Очнулся я на дне, — начал рассказывать Драко. — Лежал на правом боку, при этом не чувствуя ни рук, ни ног. Насколько смог понять, я стал чем-то очень странным, очень плоским и твердосочлененным. Дышать стал мембранной мантией при помощи жабр… Не знаю как, но я именно это понимал: что у меня мантия, щупальца и несколько десятков крошечных глаз, которыми я отлично видел. Чем-то ещё чувствовал вкус и чуял запахи, хотя ни рта, ни носа не имел, но не это странно, а другое — потрясающее знание окружающего мира. Откуда-то я знал, что и как пахнет, как выглядит то-то и то-то. Потом, после некоторого привыкания, я осознал, что ногой держусь за скалу… Кстати, нога не в том смысле, не такая, как эта, — Драко показал на собственную конечность. — А другая, особая, моллюсковая…

— Да мы поняли, поняли. Продолжай! — нетерпеливо подстегнул Гарри.

— Вокруг меня лежало множество гребешков, которых я узнал, потому что ел их во французских ресторанах с papa… И по их дружелюбному настрою мне легко было догадаться, что я один из них. Осталось только молиться, что сейчас не сезон сбора гребешков, — пошутил Драко и продолжил: — Они очень подвижны. То и дело то один, то другой открывал створки и прыгал в разных направлениях при помощи простейшей реактивной тяги, выталкивая воду из мантиевой полости. Я тоже попробовал, но далеко старался не отходить, ведь меня же не просто так поместили в колонию гребешков, верно? Вскоре я понял, что прав — надо мной проплыл Бернар, но я тогда не догадался привлечь его внимание, и он уплыл. Потом он несколько раз проплыл над нами, и каждый раз, видя его, я начинал открывать и закрывать створки, при этом крепко держась за скалу, чтобы меня не унесло реактивной силой. Но Бернар почему-то не спешил ко мне…

— Да он не понял, что означает его фигурка из шкатулки, — пояснил Гарри. — Это Альберт ему потом подсказал.

— Ага, то-то он выглядел очень взволнованным, когда приплыл к нашей колонии и стал всматриваться в нас. Ну а мне не до гордости, хотелось уже выбраться оттуда, так что помахал ему створками, — ухмыльнулся Драко.

Гарри улыбнулся ему и перевел взгляд на другого оруженосца.

— А ты, Виктор, щукой стал, да?

— О блин, — закатил тот глаза. — Лучше бы я губкой стал или кораллом. Я же там в суперхищника превратился, только и делал, что на всех кидался. Я же анимаг, ребята, и честно предупредил медкомиссию, что умею превращаться в акулу, но им, видите ли, акула слишком крупной показалась, да и папа может знать мою анимаформу… Вот и сделали меня щукой, рыбой вполовину меньше акулы, но как же я намучился… Вижу кого и тут же в погоню кидаюсь, вот честно, на меня словно жор напал, так бы жрал, жрал и жрал. Насилу челюсти при себе удерживал, чтобы не схватить кого… К счастью, мне ловушка попалась в одном затоне, куда я и забрался от греха подальше — помнил о том, что в озере где-то ещё двое оруженосцев плавают. Но зато я теперь точно знаю, что нельзя скрещивать рыбью аниформу с рыбьей же сущностью — хрен что происходит с инстинктами и характерами соединенных воедино акулы и щуки.

— Как же тебя папа нашел? — озадачились ребята.

— А он догадался. Он знает мою аниформу, и когда узнал, что меня-акулу превратили в щуку, чуть умом не тронулся, кинулся все затоны прочесывать. Папа меня хорошо знает и понимает, что если мне будет трудно, я спрячусь так, чтобы никому не навредить. Акула, к сожалению, тоже неадекватной делается, когда чует кровь.

— Почему никто из вас не додумался, что означают фигурки в ваших шкатулках? — с недоумением спросила Гермиона. — Если бы сразу сообразили провести аналогию с вашими напарниками и содержимым шкатулок, никаких проблем бы не возникло.

— Так нам сказали, что новое наше задание заключается в том, чтобы найти то, что представлено в подсказках, — грустно усмехнулся Альберт, незаметно подошедший к их столику. — Нам ни единым словом не обмолвились, что или кого искать, велели ориентироваться на подсказку. У меня в шкатулке была золотая рыбка, вот я и плавал там — искал золотую безделушку, пока ко мне не пристал один чокнутый пескарик, раскрывший мне глаза…

Гарри смущенно улыбнулся, совсем не обижаясь на «чокнутого пескарика», ведь Альберт сказал это беззлобно, с благодарной доброй улыбкой. Дадли, доселе молчавший, озвучил распиравшее его счастье:

— Как же это круто — быть волшебником! Ну правда! Никогда в жизни бы не услышал историю от лица безмолвного моллюска! Ребята, вам романы надо писать на эту тему — миллионы будете лопатами грести!

Друзья удивленно посмотрели на Дадли, потом меж собой переглянулись: им такое почему-то и в голову не пришло. Вот что значит быть магглом, только он способен увидеть чудо в обычном действии волшебника.

— Ну, если подумать, то люди издавна любили кропать философские романчики от лица бессловесного животного, — заговорила Гермиона. — Анна Сьюэлл постучалась в мир со своей единственной книжкой, историей о Черном Красавчике, Майкл Морпурго вот недавно, в восемьдесят втором, разродился Боевым конем… А рассказов, в которых к читателям обращаются говорящие собачки, и вовсе не счесть.

— Ты права, — согласился Гарри. — Как бы правдиво мы с Драко ни описали свои приключения от лица пескаря и гребешка, наши истории всё равно будут считаться художественным вымыслом.

— Да хоть бы и вымысел, всё равно истории будут интересными, — улыбнулась Гермиона.

Снова, как и в первый раз, Ранкорн устроил гостям экскурсию по живописному городку, название которого я вам не скажу, чтобы не выдать местоположение славной академии Шармбатон, сообщу только, что городок был смешанно-магический, в нем жили как маги, так и магики, разительно отличающиеся от населения Хогсмида, в котором проживали исключительно волшебники. А здесь, в живописном пиренейском поселении, помимо магов по улицам свободно расхаживали одноглазые великаны торто, похожие на циклопов; дефилировали с прекрасными мамзелями под ручку не менее прекрасные флерусы; то тут, то там сидели нэны, заставляя непосвященных шарахаться, ибо мало чем отличались от горгулий, разве что были живыми, а не каменными; выглядывали из окон смешные хитроватые лютены, французские аналоги домового; грелись на солнышке тараски и татцельвурмы, развалившись в самых неожиданных местах, и если через вурма можно было просто перешагнуть, то тарасконского дракона приходилось обходить по широкой дуге, уж больно сильное уважение он внушал. На адских пёсиков дипов и жеводанских волков уже и отвлекаться не хотелось, подумаешь, шастает там что-то мелкое и четвероногое…

Видя такое магическое многообразие, Гарри задался вполне закономерным вопросом.

— А чего у нас не так? Одни волшебники в Косом переулке и больше никого…

— Менталитет у нас другой, — нехотя пояснила Гермиона, сама пребывая не в восторге от сложившейся картины. — Мы, англичане, те ещё ксенофобы. Русалки у нас тоже водятся в Черном озере, но совсем иные, дикие и страшные. С кентаврами мы тоже не сумели договориться — загнали их в резерваты, — добавила она, глядя на цокающего в отдалении кентавра в роскошной попоне, в пиджаке и при дипломате. Поглазев на белокурого красавца с короткой стрижкой и тщательно причесанным конским хвостом сзади, Гарри вынужденно согласился с вердиктом Гермионы. Знакомые кентавры из Запретного леса теперь казались кургузыми ломачами…

В Хогвартс Гарри, Драко, Невилл и Гермиона вернулись крепкими друзьями на зависть всем. Всё-таки совместно пережитые приключения и последующий их пересказ прочно сплачивает любых самых непримиримых врагов, а уж если ребята при этом и врагами-то были лишь условно, то и говорить нечего.

Что весьма расстроило Рона, не ожидавшего, что их дружба внезапно оборвется, причем вот так, бескровно и без скандалов. Но вмешаться он не рискнул, сообразил, что нельзя, это не та ситуация, когда можно ворваться в личное пространство и потребовать к себе внимания. Всё же четырнадцать лет — это достаточно приличный возраст, в котором человек познает прелести пубертата, начинает думать и анализировать и порой меняет свои взгляды в пользу того или иного события.

Вскоре в Хогвартс пришла новость о смещении Дамблдора с поста директора. Конечно, официально объявлено было, что он-де по семейным обстоятельствам ушел на пенсию, но настоящие слухи всё же просочились. Да и попробуйте их скрыть, если почти весь состав Хогвартса присутствовал на турнире. Так что о любовных похождениях Альбуса Дамблдора знали все, кому было интересно.

Вот те раз… Но министерские напрасно волновались по поводу опустевшего директорского кресла — студентам было наплевать, есть у них директор или нет. Большинство из них видели Дамблдора только в Большом зале во время пирушек, а в кабинет к нему ни разу не заходили. Нужды не возникало, или директору, что вернее, до учеников дела не было.

Впрочем, министр всерьез побеспокоиться не успел — пришла заявка. Вполз к нему в кабинет пернатый змей, вежливо поздоровался кивком и конверт запечатанный положил на стол. Мирное поведение необычного почтальона заставило Фаджа вернуть глаза в орбиты, и он, после недолгого колебания, протянул руку и взял письмо. Марки не было, а на печати красовался оттиск родового герба одного весьма известного клана.

М-минуточку… а разве в роду кто-то остался в живых? Трясущимися руками министр сломал печать, вынул и развернул пергамент. Прочитал, икнул и грохнулся в обморок. Отис Брайд, изображенный на портрете, недоверчиво оглядел Фаджа, попытался рассмотреть содержимое письма, но не преуспел и вынужденно направился в другой свой портрет, висящий в коридоре, караулить мимохожих. А в коридоре паника: все к стенам жмутся, на дверь министрова кабинета смотрят, за которой змей пернатый скрылся. Вздохнул нарисованный Отис Брайд и пошел сам искать Альберта Ранкорна. Перебираясь с картины на картину, он добрался до Отдела тайн и попросил позвать кого-нибудь, кто не побоится пообщаться с кукульканом.

Ну, вести о проникшем к министру кетцалькоатле уже просочились во все щели и отделы, так что Альберт спешил как мог. Примчался, осмотрел министра и не понял. А тут и Отис со стены пояснил:

— А он не от змея в обморок грохнулся, а от письма.

Альберт подобрал пергамент, вчитался… и с отвращением уставился на одутловатое потное лицо Фаджа.

— Ой, какие мы нежные. Да из-за таких, как вы, и цветет в Англии расовая дискриминация. Подумаешь, дракон пожелал стать директором Хогвартса…

— Кто? — икнул с портрета Отис.

— Граф Аврелиан Маргулис, из рода Драконошпоров. Его предки эмигрировали в Южную Америку, когда начались гонения на магиков.

Теперь и Отис презрительно посмотрел на распростертого Фаджа и фыркнул.

— Вот идиот. Неужели не понимает, что Хогвартс под защитой дракона — это… это… — забухтел он, а потом, когда до него дошло, заверещал во всю глотку: — Это фантастика-а-а!!!

Альберт засмеялся и принялся приводить министра в чувство, чтобы заставить его ответить на письмо положительно. Маги, умеющие превращаться в дракона, сейчас такая дикая редкость, будет обидно, если славный граф Драконошпор не получит ответа на свою заявку. Очнувшийся Фадж, однако, вместо согласия запросился на пенсию, мол, не выдержит он такого руководства, нельзя ли кого покруче посадить на его место? Альберт покорно выслушал заикание труса и кротко спросил:

— Амбридж или я?

— Вы, Альберт, вы! Альберт, дорогой, родненький, займите мое место, прошу, я сам за вас все голоса отдам, только станьте министром!..

Альберт вздохнул и кивнул на пергамент:

— Пока что действующий министр вы, ответьте, пожалуйста, на письмо.

В понедельник, первый после второго тура, в школе появился новый директор. Он сидел на месте прежнего, и тем его статус был сразу обозначен, а внешностью он привлек внимание всего зала: сухощавый мужчина с длинным тонким лицом, не то бритую, не то лысую его голову прикрывал черный платок-бандана. Ниже на нём была, очевидно, рокерская куртка с бляшками и цепками. Глаза даже издали поражали яркостью драгоценных изумрудов, но те, кто сидел ближе, захотели оказаться подальше, ибо от парня исходила такая мощь, что воздух вокруг него искрил и потрескивал.

Когда он встал, то оказался свыше семи футов ростом, а голос был под стать — сильный и раскатистый.

— Дорогие ученики, меня зовут Рэли Драконошпор, я новый директор Хогвартса и ваш покровитель. Также я беру на себя обязанность судьи до конца Турнира.

Ну, деткам куда деваться? Похлопали вежливо и забыли, переключившись на более важное, насущное дело — завтрак. Понимающе ухмыльнувшись, неизвестный пока директор уселся на место и тоже взялся за приборы, ловя на себе любопытные взгляды коллег. Тихо хмыкнув про себя, Рэли наколол на вилку кусок полупрожаренного бифштекса с кровью, отправил в рот и принялся вдумчиво пережевывать. Давно он не ел английской говядины, уже и забыл её вкус… И должен признаться, она намного вкуснее мяса пекари и тапира. Ел забытую пищу новый директор, ностальгировал и прислушивался, как к нему адаптируется старый Хогвартс, готовясь к грядущим переменам.

* * *

Тосковал в альпийском ледниковом озере Альбус Дамблдор, навеки превращенный в тритона, ненавидел свой длинный дельфиний хвост, боялся свою толстую жену и… обожал крох правнучек, оккупировавших его волосы и бороду, заплетая их в сотни тоненьких косичек. Потому что как ненавидеть их, маленьких любящих малышек, всем скопом льнувших к тебе и нежно картавящих?

— Деда, ты холосый, ласскази сказку!

Голубые глаза Дамблдора обращались к небу, навечно ставшему зелено-желтым, вздыхал, вспоминая читанные когда-то сказки барда Биддля, и начинал рассказывать то, что помнил, своим маленьким русалочкам.