Если (гет)

> На их пути встречалось множество историй — трогательных, странных, удивительных и даже страшных. Но на исходе лет, оглядываясь назад, Шерлок Холмс неизменно вспоминал о «Корнуэльском ужасе» — самом необычном случае в его практике.

— Я их шипперю, — вдруг сказала Мэри, доливая в бокал Молли вина.

— Я тоже, — кивнула та, улыбнувшись.

— Что значит «шипперю»? — тихо спросил у Ватсона Грэг, наклонившись к нему, чтобы невесты их не слышали.

— Не знаю, — пожал плечами тот. — Наверное, что-то связанное с судами.

— Послушайте, серьезно, — всплеснула руками Мэри, откинувшись на спинку стула. — Шерлок и Софи дополняют друг друга.

— В каком смысле? — Джон посмотрел на нее, отложив вилку.

Они с Мэри, Грэгом и Молли собирались на ужин перед отъездом в Корнуолл, где уже через неделю должна была пройти свадьба последних.

— В прямом, — рассмеялась Мэри. — Если Вы подумаете, они действительно равны. Софи защитила докторскую диссертацию в 25 лет. Вы представляете, НАСКОЛЬКО нужно быть умной, чтобы сделать это? — она развела руками. — Единственная причина, по которой Шерлока считают более умным — это то, что его работа публична, а у Софи она более приватна. Они равны, говорю вам.

— Да, — согласно кивнула Молли. — Единственное отличие: Софи — экстраверт, а Шерлок — интроверт. Однако они оба сломлены, нуждаются в любви, экстраординальны, одиноки и практичны.

— Вы знаете, — нахмурился Джон, — я однажды видел выписку со счета Шерлока. Могу сказать с уверенность — он очень богат, — доктор рассмеялся вытянувшимся лицам собеседников. — Он мог бы купить себе маленький дворец, если бы захотел, без шуток! Однако он отчего-то снимает квартиру в доле с Софи, которая, к слову, тоже совсем не церковная мышь, как бы не пыталась показать обратное. Причина, думаю, в том, что они оба не любят быть одни, — он окинул всех глазами. — Так что вы, дамы, правы — они точно дополняют друг друга.

— Да уж… Шерлок — мозг, а Софи — сердце, — мягко улыбнулся Грэг. — Если Шерлок допустит мысль об отношениях, они будут идеальной парой.

— Если, — подняла бокал Мэри.

— Если! — воскликнули остальные трое, тоже взявшись за фужеры.

* * *

— Перестань, — покачала головой Софи, когда они отъехали от Макдональдса. — Это всего на неделю.

— Ой!.. — сморщился детектив, сворачивая машину на трассу. — Тебе не понять, это не «всего», это «целая» неделя без работы… Это смерти подобно!

— Ты сам предложил Молли свой коттедж, умник, — улыбнулась Софи, открывая пакет с купленной едой. — Тем более, у меня тоже отпуск из-за весенних каникул, не прибедняйся.

Она достала упаковку картошки-фри и, протянув руку, подсунула одну под рот Холмсу. Тот на мгновение отвел взгляд от дороги, зубами забрал ломтик и, насупившись, принялся жевать.

— Софи, эти мозги, — детектив ткнул пальцем себя в висок. — Предназначены для работы, а не для увеселительного времяпрепровождения, — поморщился он.

— Масштаб вашей личности определяется величиной проблемы, которая способна вывести вас из себя, — парировала Конан Дойл, подсовывая ему еще один ломтик картошки.

— И почему ты вечно права? — покачал головой Шерлок, взяв предложенную еду.

Софи улыбнулась. С возвращения единственного в мире консультирующего детектива прошло уже три месяца, и жизнь, кажется, окончательно вернулась в свое русло. Молли и Грэг решили устроить тихое торжество, куда было приглашено всего пару дюжин человек. Они оба уже были сиротами, и у них не было родственников — только друзья, коллеги и приятели. Хупер и Лестрейд даже просили Шерлока и Софи стать шафером и подружкой невесты, но они отказались, взяв на себя роль организаторов. Без особого восторга Холмса, конечно.

Однако теперь они ехали в Корнуолл на машине Шерлока (а она у него, как выяснилось, была, и им не нужно было все эти годы тратить на такси целое состояние), чтобы подготовить коттедж к празднованию и встретить гостей, которые должны были остановиться в отеле неподалеку от самого дома. Холмс фыркал, хмурил брови и всячески выказывал свое недовольство, однако Софи раз за разом удивлялась его осведомленности в свадебной моде. Это человек знал действительно все на свете. Ну, почти.

— По-моему, бомбезно, — улыбнулась Конан Дойл, показывая наклонившемуся к ней Шерлоку фотографии свадебного платья Молли, которое они целый день выбирали вместе с невестой и Мэри.

— Ну, не знаю… — протянул он. — Не слишком традиционно, но и не совсем в тренде…

— А ты-то, конечно, и это знаешь, — ухмыльнулась Софи, повернувшись к нему. Шерлок на мгновение отвернулся, взяв их чашки, и, поставив одну рядом с Конан Дойл, сел за кухонный стол напротив нее.

— Софи, у меня эйдетическая память, я владею практическими знаниями о Вселенной и обо всём, что она содержит, — чинно ответил он, отпивая чай.

Конан Дойл прищурилась:

— Земля вращается вокруг солнца или наоборот?

Холмс помолчал и поднял на нее убийственный взгляд:

— Я владею практическими знаниями обо всех ВАЖНЫХ вещах во Вселенной.

Теперь до коттеджа, по информации навигатора, оставалось меньше пятнадцати минут езды, а за окном едва начинало светать, но они все еще продолжали свой путь, начатый в безбожно ранний час. На улице царила ранняя весна и даже Шерлок, морщащий нос каждый раз, когда они по разного толка вызовам Лестрейда оказывались на улице, кажется, вполне наслаждался лондонской погодой.

Софи простила его за два с половиной года отсутствия еще в метро рядом с бомбой, но в Рождественскую ночь, когда они так и не легли спать, они, кажется, обсудили все, что касалось злополучного июня 2011-го.

— Не понимаю твоей обиды, — сказал Шерлок, вытянув ноги в кресле после того, как подал ей чашку. — Ты поняла, что я жив уже после моих похорон. И, к слову, у моей могилы ты просила знак, — он кивнул. — Я тебе его дал.

— О чем ты? — нахмурилась Софи.

— О подвеске, — сверкнул глазами детектив. — Не делай такое лицо, ты носила ее почти все время, что меня не было.

Конан Дойл очень хотелось запустить в него чашкой, но фарфор миссис Хадсон слишком уж грел ее сердце:

— Верно ли я понимаю, что ты проник в квартиру после своей «смерти», положил подвеску в ящик комода и поставил бутафорский кубок, чтобы я его задела и, убирая, нашла подарок и расценила его, как знак? — Холмс медленно кивнул, глядя на нее с опаской. — Знаешь, я бы охотно простила тебе твою гордость, если бы ты не задел мою, — вздохнула Софи.

Шерлок не был в Корнуолле лет пять. Коттедж вызывал у него довольно смешанные чувства, потому как в нем он проводил как хорошие, как принято говорить у людей, дни, так и весьма сумрачные. Именно в это место Майкрофт «ссылал» его всякий раз, когда детектив попадал в очередной виток зависимости. Однако теперь, когда они уже почти подъезжали к дому, у Холмса в груди появилось странное, теплое ощущение, которое он отчего-то на мгновение связал с девушкой, сидящей на пассажирском сидении.

Детектив в своей жизни придерживался двух цитат, оброненных когда-то профессорами в его университете: «работай до тех пор, пока твой кумир не станет твоим соперником» и «даже сейчас твои враги листают умные книги». Каждую секунду своего земного существования он посвящал работе: она занимала все его сознание, каждый уголок его чертогов разума и беспрестанного потока мыслей. Однако на организацию свадьбы Молли и Лестрейда он согласился, да и приглашение Мэри и Джона тоже принял. И он уже точно знал, что виной тому была все та же девушка, что сыпала на него остроумными колкостями с тех пор, как они выехали с Бейкер-стрит.

Софи окончательно простила его. Они вместе расследовали преступления, она снова заваривала ему чай, прятала пистолет и каждый день готовила завтраки, обеды и ужины, которые он теперь ел даже во время дел. В ней было то, чего он не находил ни в ком, даже в том странном круге приятелей, что теперь так часто собирался на Бейкер-стрит: молчаливая преданность.

Когда он вернулся, миссис Хадсон визжала, Джон набросился на него с кулаками, Молли расплакалась, а Лестрейд и Андерсон кинулись его обнимать. Софи же была тверда, как сталь — и это… восхищало. Это слово Шерлок не решался произнести даже в собственном сознании, но за неимением более безобидного остановился на нем. Конан Дойл была его другом и напарником, и он ценил это, хотя никогда ей в этом не признавался. Он знал, что она это чувствует, и восхищался ей еще и от того, что она никогда ничего не просила взамен.

Только честность.

В Рождественскую ночь она сказала ему фразу, которая отчего-то сильно отпечаталась в его сознании, и периодически всплывала перед глазами в самые неподходящие моменты:

— Я была тебе предана, и была предана тобой в ответ.

Теперь, оглядываясь назад, он в каком-то роде жалел, что не предупредил ее о проекте «Лазарь». Сейчас он знал, что она ни за что бы не выдала его секрет, и осознание того, что он жив, вероятно, помогло бы ей легче справиться с его отсутствием, но время уже было упущено. Кроме этих коротких фраз, брошенных ей в минуты их уединения, у него не было, по сути, ничего, чтобы судить о ее ментальном состоянии.

Да, у него — единственного в мире консультирующего детектива.

На суде над Мориарти он уже задумался над тем, что не всегда может ее «прочитать», однако теперь она, кажется, возвела эту способность в культ. Вернувшись, он не мог различить в ней ничего кроме того, что она сама позволяла ему увидеть — чего-то вроде пролитого кофе, обилия работы или головной боли. Но то, что творилось внутри нее, он больше не видел.

В этом сыграло большую роль его знание о темной истории с Артуром Конан Дойлом, который встретил свою смерть отнюдь не в срок. Однажды, будучи в бегах, Шерлок подумал о том, что, если бы он узнал о убийстве первого мужа Софи еще до встречи с ней, он, вероятно, раскрыл бы дело и не пожалел бы ее, а передал бы ее в руки служителей законов вне зависимости от того, насколько большую роль она сыграла в этом преступлении. Она безусловно совершила что-то, как принято говорить, страшное, и прежний Шерлок Холмс не стал бы оглядываться на сантименты.

Однако теперь — оглядывался. Жизнь с Софи, как не ужасно это было признавать, что-то изменило в нем, а потому он не мог различить мотивации некоторых ее поступков: отказа в признании в любви к тому же Тому, практически нездоровую веру в воскрешение его самого, открытость и мудрость по отношению к Молли, Лестрейду, Мэри, Джону, миссис Хадсон и, прости господи, Майкрофту. Он смотрел на то, как она все глубже и глубже пускает корни в его жизни, и день за днем понимал, что убийство Артура — не прихоть, не алчность, не месть, а способ спасти себя. А потому теперь единственной причиной, по которой он по-прежнему искал Морана и пытался раскрыть ее дело, было желание разобраться в том, что такого сделал с ней ее первый муж, что заставило ее преступить не столько закон, сколько себя.

Шерлок свернул автомобиль к загородному дому близ бухты Полду на крайней оконечности Корнуэльского полуострова. Этот своеобразный край как нельзя лучше соответствовал его вечному несколько закрытому настроению. Из окон коттеджа, высоко стоящего на зеленом мысе, открывалось все зловещие полукружие залива Маунтс-Бей, известного с незапамятных времен как смертельная ловушка для парусников: на черных скалах, о которые далеко внизу разбивались волны, и подводных рифах тысячи и тысячи моряков встретили свою страшную смерть. При северном ветре залив выглядел безмятежным, укрытым от бурь и манил к себе гонимые штормом суда, обещая им покой и защиту, но с юго-запада могла совершенно внезапно налететь буря, и тогда для людей в море начиналась фатальная схватка со стихией. Опытные моряки с древнейших времен держались подальше от этого проклятого места.

Суша в окрестностях этого дома производила, в целом, настолько же безотрадное впечатление, как и море. Кругом расстилалась болотистая равнина, унылая, безлюдная, и лишь по одиноким колокольням можно было угадать, где находятся старинные деревушки. Всюду виднелись следы какого-то древнего племени, которое давно вымерло и напоминало о себе только причудливыми каменными памятниками, разбросанными там и сям могильными курганами и любопытными земляными укреплениями, воскрешающими в памяти доисторические битвы. Колдовские чары этого таинственного места, зловещие призраки забытых племен неизменно действовали на гостей этого странного, но интригующего воображение места.

В прошлом Холмс подолгу гулял по здешним торфяным болотам, предаваясь размышлениям. В последний свой приезд он заинтересовался также древним корнуэльским языком и предполагал, что он сродни халдейскому и в значительной мере заимствован у финикийских купцов, приезжавших сюда за оловом. Когда-то он купил с десяток книг по филологии и засел было за развитие своей теории, но дела вызвали его в Лондон, и он забросил это занятие. Однако теперь он выходил из машины с настоящим доктором филологии и был уверен, что она обязательно найдет эти книги и наверняка увлечется этой идеей не меньше, чем он.

— Красота действует даже на тех, кто ее не замечает, не так ли? — сказала Софи, глядя на освещенный первыми лучами холодного солнца залив. Шерлок улыбнулся, глуша двигатель.

— Верно, — сказал Шерлок, когда они вышли из машины и он, достав из багажника их сумки, шагал по подъездной дорожке рядом с Софи. — Сейчас шесть, священник в местной церкви встает в 7, и у нас будет время до 8-ми, когда начинается служба.

— Хорошо, — кивнула Конан Дойл, глядя, как он открывает входную дверь. — Откуда ты с ним знаком?

— Мистер Раундхэй увлекался археологией, как и я много лет назад, — тихо сказал Холмс и, бросив короткий взгляд на удивленно поднятые брови Софи, поморщился. — Не начинай, у всех нас свое прошлое, — он пустил ее в доме первой. — В общем, на этой почве я и познакомился с ним. Он неплохо знает здешние места, так что такой приятель всегда был полезен.

Софи интуитивно включила свет в прихожей, пробежавшись глазами по коридору. Уже с первого взгляда дом казался большим и светлым, и помещение, в котором они оказались, лишь подчеркивало это. Они разулись, и Шерлок провел ее в гостиную, скрывающуюся за первым дверным проемом.

Конан Дойл за свою жизнь побывала во многих домах, но увиденное ее действительно поразило. Они оказались в просторной, сумрачной из-за закрытых штор зале с роскошным паркетом, смежной большой столовой и огромным камином с парой кресел и диваном возле него. «Коттедж», как его назвал Шерлок, был куда больше похож на мини-замок, а интерьер его слишком сильно напомнил ей наполнение гостиной Гриффиндора в «Гарри Поттере». Холмс поставил сумки при входе, прошел к противоположной стене и, что-то дернув сбоку, заставил тяжелые гардины отъехать. Софи прерывисто выдохнула, когда утренний свет заполнил гостиную.

Зал напоминал прямо-таки бальный, а за огромными решетчатыми окнами во всю стену скрывался просторный каменный балкон с массивными перилами и видом на залив. Конан Дойл сделала несколько шагов к той стене и открыла рот:

— Вау! — только и смогла выдохнуть она.

— Да, — Шерлок посмотрел на нее с ухмылкой и перевел взгляд на вид за окном. — Лучше и не скажешь.

Когда с ее вздохами было окончено, они сразу же вышли на встречу со священником, хотя Шерлок так и не провел Софи экскурсию по дому. Впрочем, у них на это было еще несколько дней.

Ближайшей к ним оказалась деревушка Тридэнник-Уоллес, где домики сотни-другой жителей лепились вокруг древней замшелой церкви. Мистер Раундхэй, священник местного прихода, судя по рассказам Шерлока по пути к служителю, был радушным толстяком средних лет. Когда Конан Дойл и Холмс вошли в церковь, он безмерно обрадовался и даже обнял детектива, который от этого даже не поморщился, чем несказанно удивил Софи.

— Шерлок, — просиял священник. — Сколько лет, сколько зим! Безмерно рад видеть тебя в наших краях.

— Это взаимно, Стивен, — кивнул ему Шерлок. — Разреши представить тебе Софи, — он указал рукой на спутницу, которая тут же расплылась в самой дружелюбной улыбке, на которую была способна, пожимая руку священнослужителю. — Софи — доктор русской филологии.

— Очень приятно с Вам познакомиться, — кивнула девушка.

— Взаимно, — просиял Стивен. — Шерлок, зная тебя, полагаю, что ты не пришел бы ко мне не по велению дела. Чем могу быть полезен?

— Что же, — ухмыльнулся детектив. — Сегодня ничего криминального. В моем коттедже в следующую субботу будет выездная церемония бракосочетания, и я хотел бы попросить тебя провести обряд.

Глаза священника удивленно округлились, и он несколько раз пробежал взглядом между стоящей напротив него пары:

— Ох, — выдохнул он. — Что же ты не сказал, — он снова схватил за руку Софи и ослепительно улыбнулся ей. — Миссис Холмс, я и не думал… Примите мои поздравления! Для меня будет честью совершить обряд над такой прекрасной парой…

Конан Дойл оторопела, пораженная таким вариантом развития событий, и только открыла рот, чтобы прояснить ситуации, но Шерлок заговорил первым:

— Нет, Стивен, свадьба у наших друзей, — пояснил он без тени раздражения.

— О, в таким случае — простите, — смутился тот. — Но я, однако, все равно…

Софи еще не смогла никак отреагировать, а Шерлок не успел разобраться в том, почему комментарий Стивена не вызвал у него раздражения, как вдруг за ними хлопнули двери, и в церковь кто-то влетел. Холмс и Конан Дойл обернулись — у входа стоял неизвестный, тяжело дыша и дрожа всем телом.

— Мортимер, что случилось? — спросил священник, отпустив руку Софи и шагнув навстречу гостю. — Друзья, — он кивнул на незнакомца. — Это мистер Тридженнис. Он снимает комнаты в моем доме.

С первого взгляда было очевидно, что одинокий священник имел мало общего со своим жильцом, худощавым брюнетом в очках, до того сутулым, что с первого взгляда казался горбуном. За время их недолгого визита священник уже произвел на Софи впечатление неутомимого говоруна, зато жилец его с первого взгляда казался до странности необщительным.

— Мистер Раундхэй, я… — начал Мортимер, но вдруг его взгляд остановился на Софи, и он перевел взгляд на стоящего рядом с ней детектива, будто бы даже на мгновение оторопев. — Мистер Холмс! — задыхаясь, проговорил он, рванув к детективу. Конан Дойл непроизвольно схватила Шерлока за рукав. — Этой ночью произошла ужасная трагедия… Просто неслыханно! Наверное, само Провидение привело Вас сюда как раз вовремя, потому что если кто-нибудь в Англии и может помочь, то это Вы!

Софи бросила не слишком дружелюбный взгляд на странного мужчину, в который раз удивившись, что слава Шерлока идет впереди него, но Холмс, казалось, аж вытянулся, почуяв запах очередной загадки. Он знаком предложил им сесть, мягко похлопав девушку по руке, которая все еще сжимала его рукав, и взбудораженный посетитель уселся на скамью, рядом с ним опустился Раундхэй, а Софи и детектив разместились на лавке перед ними, не слишком учтиво повернувшись спиной к алтарю. Мортимер Тридженнис владел собой, но судорожное подергивание его худых рук и лихорадочный блеск темных глаз показывали, что он взволнован:

— Позвольте мне сказать несколько слов, — начал Мортимер, — но, как по мне, Вам лучше немедленно поспешить к месту этого загадочного происшествия. Случилось вот что: вчера вечером я был в гостях у своих братьев Оуэна, Джорджа и сестры Брэнды в их доме в Тридэнник-Уорта, что неподалеку от древнего каменного креста на торфяных болотах. Я ушел от них в начале одиннадцатого, до этого они играли в карты в столовой, все были здоровы, и прекрасном настроении, — он с трудом набрал в грудь воздух. — Сегодня утром, еще до завтрака, я… — я всегда встаю очень рано — пошел прогуляться в направлении дома родственников, и тут меня нагнал автомобиль доктора Ричардса: оказалось, что того срочно вызвали в Тридэнник-Уорта. Конечно, я поехал вместе с ним, — мужчина перевел дух. — Приехав, мы обнаружили нечто невероятное… Сестра и братья сидели вокруг стола точно в тех же позах, как я их оставил, перед ними еще лежали карты, но свечи догорели до самых розеток, — вдруг он совершенно неожиданно для всхлипнул. — Сестра лежала в кресле мертвая, а с двух сторон от нее сидели братья: они кричали, пели, хохотали… разум покинул их. У всех троих — и у мертвой женщины, и у помешавшихся мужчин — на лицах застыл невыразимый страх, гримаса ужаса, на которую жутко смотреть, — Мортимер потупил взгляд. — Нет никаких признаков, что в доме были посторонние, если не считать миссис Портер, их экономки, которая сообщила, что всю ночь крепко спала и ничего не слыхала, — Тридженнис развел руками. — Ничего не украдено, все в полном порядке, и совершенно непонятно, чего они испугались настолько, что женщина лишилась жизни, а мужчины — рассудка. Вот вкратце и все, мистер Холмс, и если Вы поможете мне разобраться во всем этом, Вы сделаете великое дело.

У Софи не было и мысли отговаривать друга от ведения этого дела, но, взглянув на его сосредоточенное лицо и нахмуренные брови, она лишь утвердилась в мысли, что нет ни единого шанса провести оставшиеся до свадьбы дни в спокойствии. Холмс молчал, поглощенный необычайной драмой, ворвавшейся в их тихую в течение последних шести часов жизнь.

— Я займусь этим делом, — сказал он наконец. — Насколько я понимаю, случай исключительный. Где находится дома?

— Около мили отсюда, — ответил клиент.

— Значит, отправимся вместе, — он кивнул. — Но сначала, мистер Тридженнис, я хочу задать Вам несколько вопросов.

Лицо Мортимера побледнело, исказилось, беспокойный взгляд не отрывался от Холмса, а худые руки сжимались и разжимались. Когда он рассказывал об этом страшном происшествии, его побелевшие губы дрожали, и казалось, что в его темных глазах отражается эта ужасная картина:

— Спрашивайте обо всем, что сочтете нужным, мистер Холмс, — с готовностью сказал он. — Тяжело говорить об этом, но я не скрою от Вас ничего.

— Кто закрыл за вами дверь, когда Вы уходили?

— Миссис Портер уже легла, и меня никто не провожал, — тихо ответил Тридженнис. — Я сам захлопнул за собой входную дверь. Окно в комнате, у которого они сидели, было закрыто, но шторы не спущены. Сегодня утром и дверь, и окно оказались в том же виде, что и вчера, и нет причины думать, что в дом забрался чужой. И все-таки страх помутил рассудок моих братьев, страх убил Брэнду… — он нервно сглотнул, и белый, как смерть, Раундхэй погладил его по спине, — если б вы видели, как она лежала, свесившись через ручку кресла… До самой смерти не забыть мне этой комнаты.

— Насколько я понимаю, у Вас нет никаких предположений о причине происшедшего? — наконец заговорила Софи и осеклась, поняв, что так и не представилась.

Однако буквально следующая фраза заставила ее усомниться в том, что она известна лишь в узких кругах своих коллег:

— Это дьявольщина, доктор Конан Дойл, дьявольщина! — воскликнул Мортимер Тридженнис. Раундхэй дернулся от такого богохульства в храме. — Это нечистая сила! В комнату проникает что-то ужасное, и люди лишаются рассудка. Разве человек способен на такое?

Софи прищурилась. Произнесение имя дьявола в церкви, кажется, покоробило лишь ее и священника, но у нее, в отличие от него, на то были особые причины. С 2010-го года ее не раз посещали странные видения, причины которым она так и не смогла найти. Однако, когда Шерлок сообщил ей три месяца назад, что у него есть лом в Корнуолле, а два с половиной месяца назад Молли и Грэг решили проводить свадьбу именно в этом графстве, Конан Дойл невольно задумалась о мистической славе этого места.

В двадцать первом столетии в Интернете можно найти все: даже, как оказалось, колдунов. Однако Софи не доверилась лишь туманным отзывам, а расспросила миссис Холмс, когда они ходили на «Отверженных», о знахарях, колдунах и прочей нечисти, которая жила в непосредственной близости от коттеджа Шерлока. К ее величайшей радости, такой человек нашелся — однако мать Холмсов была настроена к нему крайне скептично. Впрочем, Софи этого и искала.

Колдун Циниуинт [1] жил на уровне залива в паре миль от Тридэнник-Уоллес в полном уединении и принимал далеко не каждого путника, но Конан Дойл отчего-то была уверена, что ее он наверняка выслушает. Это она тоже списывала на предчувствие. Однако теперь в их жизнь ворвалось новое дело, связанное все с той же потусторонней тематикой, и поэтому Софи несколько напряглась.

— Прежде чем принять Вашу версию, мы должны испробовать все реальные причины, — парировал Шерлок. — Что касается Вас, мистер Тридженнис, то Вы, как я понял, в чем-то не ладили со своими родными, ведь Вы жили врозь, верно?

— Да, так оно и было, мистер Холмс, хотя это — дело прошлое, — кивнул тот. — Видите ли, нашей семье принадлежали оловянные рудники в Редруте, но потом мы продали их Компании и, получив возможность жить безбедно, уехали оттуда, — мужчина пожал плечами. — Не скрою, что при дележе денег мы поссорились и разошлись на некоторое время, но что было, то прошло, и мы снова стали лучшими друзьями.

— Однако вернемся к событиям вчерашнего вечера, — снова заговорила Софи, чувствуя, что Шерлок не против. — Не припомните ли Вы что-нибудь, что могло бы хоть косвенно натолкнуть нас на разгадку этой трагедии?

— Нет, мэм, ничего не могу припомнить, — ответил клиент, и обращение полоснуло по ушам Конан Дойл.

— Доктор, — внезапно исправил его Шерлок.

— Прошу прощения.

— Ваши родные были в обычном настроении? — спросила Софи, стараясь сдержать умилительную улыбку, вызванную последним замечанием Холмса.

— Да, в очень хорошем, — Тридженнис явно напряг память. — Вот что я вспомнил, — сказал он наконец. — Когда мы играли в карты, я сидел спиной к окну, а брат Джордж, мой партнер — лицом. И вдруг я заметил, что он пристально смотрит через мое плечо, и я тоже обернулся и посмотрел. Окно было закрыто, но шторы еще не спущены, и я разглядел кусты на лужайке; мне показалось, что в них что-то шевелится, — он поежился. — Я даже не понял, человек это или животное, но подумал, что там кто-то есть. Когда я спросил брата, куда он смотрит, он ответил, что ему тоже что-то показалось. Вот, собственно, и все.

— И Вы не поинтересовались, что это? — поднял бровь Шерлок.

— Нет, я тут же забыл об этом.

— Мне не совсем ясно, как Вы узнали новости в такой ранний час? — вставила Софи.

— Я обычно встаю рано и до завтрака гуляю. Только я вышел сегодня утром, как меня нагнал автомобиль доктора. Он сказал, что старая миссис Портер прислала за ним и спешно требует его туда. Я вскочил в шарабан, и мы поехали, — он глубоко вздохнул. — Там мы сразу бросились в эту жуткую комнату. Свечи и камин погасли уже давно, и они до самого рассвета были в темноте. Доктор сказал, что Брэнда умерла по крайней мере шесть часов назад. Никаких следов насилия. Она лежала в кресле, перевесившись через ручку, и на лице ее застыло это самое выражение ужаса, — он посмотрел куда-то в сторону алтаря стеклянным взглядом. — Джордж и Оуэн на разные голоса распевали песни и бормотали, как два каких-нибудь орангутанга. О, это было ужасно! Я еле выдержал, а доктор побелел как полотно. Ему стало дурно, и он упал в кресло.

— Я понял Вас, — сказал Шерлок, поднимаясь. — В путь.

В то утро розыски продвинулись мало. Зато в самом же начале произошел случай, который оказал и на Софи, и на Холмса самое гнетущее действие. Когда компания шла к месту происшествия по узкой, извилистой проселочной дороге, увидев медленно едущую навстречу машину, они сошли на обочину, чтобы пропустить ее. Когда она поравнялась с ними, за поднятым стеклом метнулось оскаленное, перекошенное лицо с вытаращенными глазами. Эти остановившиеся глаза и скрежещущие зубы промелькнули мимо них, как кошмарное видение.

— Братья! — весь побелев, воскликнул Мортимер. — Их увозят в Хелстон!

Все четверо в напряжении смотрели вслед черному автомобилю, еле ползущему по дороге, потом снова направились к дому, где семью Тридженнисов постигла такая странная судьба.

Это был просторный, светлый дом, скорее вилла, чем коттедж, с большим садом, где благодаря мягкому корнуэльскому климату уже благоухали весенние цветы. В этот сад и выходило окно гостиной, куда, по утверждению Мортимера, проник злой дух и принес столько несчастий хозяевам дома. Прежде, чем подняться на крыльцо, Шерлок медленно и задумчиво прошелся по дорожке и между клумбами. Он был так занят своими мыслями, что споткнулся о лейку, и она опрокинулась на садовую дорожку, облив им ноги.

На самом деле, это не было из ряда вон выходящим случаем: когда Холмс уходил в чертоги разума или дедуктировал, мир вокруг переставал для него существовать. Софи сбилась со счета, сколько раз он, погруженный в свои мысли, впечатывался лицом в столбы, и сколько раз Джон (когда она не видела, конечно) связывал шнурки сидящему в кресле Холмсу, который затем неизменно падал, как только вскакивал с места с каким-то выводом.

В доме нас встретила пожилая экономка, миссис Портер, которая вела здесь хозяйство с помощью молоденькой служанки. Она с готовностью отвечала на все вопросы Холмса. Из всего разговора стало понятно, что она ничего не слышала ночью, хозяева дома в последнее время были в прекрасном настроении: никогда она не видела, чтоб они были такие веселые и довольные, и что она упала в обморок от ужаса, когда зашла утром в комнату и увидела их за столом. Опомнившись, она распахнула окно, чтобы впустить утренний воздух, бросилась к телефону и вызвала доктора. Кроме того, экономка отметила, что, если «детективам» нужно посмотреть, то хозяйка лежит в своей спальне, и со слезами поведала, что четверо здоровенных санитаров еле справились с братьями, усаживая их в карету. Закончила дама свой почти беспрерывный монолог тем, что она сама и до завтра не останется в этом «проклятом» доме, а немедленно уедет в Сент-Айвс к своим родным.

Софи с Шерлоком поднялись наверх и осмотрели тело Брэнды Тридженнис, пока священник успокаивал трясущегося клиента. Глядя на тело еще вчера живой и здравствующей дамы, даже сейчас всякий сказал бы, что в молодости она была красавицей. И после смерти она была прекрасна, хотя тонкие черты ее смуглого лица хранили печать ужаса — последнего ее ощущения при жизни. Пока Шерлок осматривал ее, Конан Дойл не сдвинулась с места — у нее не было страха, однако приближаться к безвременно ушедшей отчего-то не хотелось.

Из спальни они спустились через минут пять и в полной тишине прошли в гостиную, где произошла сама трагедия. В камине еще лежала зола, на столе стояли четыре оплывшие, догоревшие свечи и валялись карты, стулья были отодвинуты к стенам, к остальным предметам никто не прикасался. Холмс легкими, быстрыми шагами обошел комнату: он садился на стулья, двигал их и расставлял так, как они стояли накануне. Он, очевидно, прикидывал, насколько виден сад с разных мест, а затем осмотрел пол, потолок, камин. Софи с удивлением поняла, что ни разу не заметила ни внезапного блеска в его глазах, ни сжатых губ, которые подсказали бы, что в мозгу его мелькнула догадка.

— Зачем топили камин? — спросил вдруг детектив. — Даже весной топят в такой небольшой комнате?

Мортимер Тридженнис пояснил, что вечером было холодно и сыро, поэтому, когда он пришел, затопили камин.

— Что вы собираетесь делать дальше, мистер Холмс? — спросил он.

Улыбнувшись, Шерлок вдруг положил руку Конан Дойл на плечо.

— Знаешь, Софи, пожалуй, мне снова придется взяться за сигареты и вызвать твои упреки, — сказал он. — С вашего разрешения, господа, мы вернемся домой, ибо я не рассчитываю найти здесь что-то новое. Я проанализирую все известные факты, мистер Тридженнис, и если мне что-нибудь придет в голову, немедленно извещу Вас.

Они молча покинули место трагедии, и лишь на улице Софи прервала молчание:

— При чем здесь сигареты?

— Очевидно, что дело в дыме, — пожал плечами детектив. — Вероятно, они угорели, и у меня есть основания подозревать Мортимера, — пояснил он.

— Поэтому ты его проверял? — уточнила Конан Дойл.

— Разумеется.

Холмс на пару минут погрузился в сосредоточенное молчание, его черные брови сошлись к переносице, лоб перерезала морщина, а глаза на изможденном лице аскета смотрели прямо перед собой, пока они пешком шли в сторону своего коттеджа. После долгих раздумий он наконец заговорил:

— Странная история, Софи! — сказал он. — Нам проще побродить и поискать здесь кремневые стрелы, ибо скорее мы найдем их, чем ключ к этой загадке. Заставлять мозг работать, когда для этой работы нет достаточного материала — все равно, что перегревать мотор, — он покосился на спутницу и подал ей руку, когда на их пути оказалась широкая лужа. — Он разлетится вдребезги.

— Морской воздух, солнце и терпение помогают в мыслительных трудах, — улыбнулась доктор, оперевшись на его локоть. Они переступили преграду, но Холмс не попытался высвободить свой локоть, и они так и продолжили идти под руку. — Теперь давай спокойно обсудим это положение, — продолжила она, когда они прошли по тропинке над обрывом, срезая путь к видневшемуся на холме дому. — Уговоримся, во-первых, что дьявольские козни тут ни при чем, зато перед нами три несчастные жертвы некоего намеренного или невольного преступления, совершенного человеком, — она дождалась кивка Холмса, сосредоточенно глядящего им под ноги. — Будем исходить из этого. Идем дальше: когда это случилось?

— Если верить Мортимеру Тридженнису, то, очевидно, сразу же после его ухода, — ответил Шерлок. — Это очень важно. Вероятно, все произошло в следующие несколько минут: их карты еще на столе, хозяева в это время обычно ложатся спать, но они продолжили сидеть, даже не отодвинув стулья. Более того, это произошло никак не позже одиннадцати часов вечера. Что же делал Мортимер Тридженнис, выйдя из комнаты?

— Я слишком хорошо знакома с твоими методами, — улыбнулась Софи, засмотревшись на море. — Уловка с лейкой понадобилась тебе для того, чтобы получить ясный отпечаток его ноги, ведь на сыром песке она отпечаталась прекрасно, — она посмотрела на Холмса, и тот просиял, кивнул.

— Вчера вечером, как ты понимаешь, тоже было сыро, — добавил мужчина, указав рукой на влажную землю вокруг. — Я легко проследил его путь: судя по всему, он быстро пошел к дому священника.

— Раз Мортимер Тридженнис исчезает со сцены, значит, перед игроками в карты появляется кто-то другой, — нахмурилась Софи. — Кто же это, и как ему удалось вызвать такой ужас?

— Миссис Портер отпадает, — поморщился Шерлок. — Она явно ни при чем. Можно ли доказать, что некто прокрался из сада к окну и своим появлением добился такого фатального исхода? Единственное указание на это исходит опять-таки от Мортимера Тридженниса, который говорил, что его брат заметил какое-то движение в саду.

— Это странно, потому что вечер был темный, шел дождь, и если тот, кто собирался напугать этих людей, хотел, чтобы его заметили, он должен был прижаться лицом к оконному стеклу, — покачала головой Софи.

— А под окном широкая цветочная грядка — и ни одного отпечатка ног, — добавил Холмс. — Трудно вообразить, как мог незнакомец при этих обстоятельствах произвести столь жуткое впечатление. К тому же мы не находим подходящего мотива для такого необъяснимого поступка. Ты улавливаешь наши трудности, Софи?

— Еще бы! — убежденно ответила та. До дома осталось метров пятьсот.

— И все-таки, если у нас появятся новые данные, мы преодолеем эти трудности, — вздохнул Шерлок. — Тем не менее, нам придется отложить это дело, пока не получим более точных сведений, — он помолчал. — Закончим утро вызовом клининга для дома.

Софи пару раз замечала, что детектив обладал исключительной способностью совершенно отключаться от какого-либо дела, когда оно переставало его интриговать, но никогда она не поражалась этим больше, чем в то весеннее утро в Корнуолле, когда они вернулись в коттедж, он провел ей короткую экскурсию и, когда прибыл клининг, и Холмс ходил к машине, она зашла в помещение, напоминающее библиотеку, и нашла там его книги по археологии и древним языкам. Вернувшись, Шерлок, к ее удивлению, часа два кряду толковал о кельтах, кремневых наконечниках и черепках так беззаботно, будто зловещей тайны не было и в помине. Возможно, так было бы и дальше, если бы в какой-то момент в парадную дверь не позвонили.

Когда они вместе спустились вниз, у входа их ждал посетитель, и эта встреча сразу же вернула их к действительности. У мужчины, стоявшего на пороге, не было нужды представляться.

Гигантская фигура, огрубевшее, иссеченное морщинами лицо, горящие глаза, орлиный нос, седеющая голова, почти доставшая до потолка прихожей, золотистая борода с проседью, пожелтевшая у губ от неизменной сигары, — эти приметы были отлично известны в Лондоне и могли принадлежать лишь одному человеку — доктору Леону Стерндейлу, прославленному исследователю и охотнику на львов. По странному стечению обстоятельств, именно с ним в Африке на протяжении двух лет работал Том.

Софи слышала о нем именно от Хидстоуна и даже однажды пересеклась с ним на конференции в столице. Конан Дойл знала, что они живет в какой-то глуши, но и не подозревала, что он обитает где-то поблизости от коттеджа Шерлока. В их единственную встречу он не стремился к знакомству, да и ей это не приходило в голову, потому что она знала из рассказов Тома, что именно любовь к уединению побуждает Стерндейла проводить большую часть времени между путешествиями в маленьком домике у черта на куличиках. Ходили слухи, что он жил там в полном одиночестве, окруженный книгами и картами, сам занимался своим несложным хозяйством и совершенно не интересовался делами соседей.

И именно из-за этого всего ее удивила горячность, с которой он расспрашивал Холмса, удалось ли ему разгадать хоть что-нибудь в этой непостижимой тайне.

— Полиция в тупике, — сказал Стерндейл, когда опустился на диван в их гостиной, — но, может быть, ваш богатый опыт подскажет какое-нибудь приемлемое объяснение? Я прошу вас довериться мне потому, что за время моих частых наездов сюда я близко познакомился с семьей Тридженнисов, они даже приходятся мне родственниками со стороны матери, здешней уроженки. Вы сами понимаете, что их ужасная судьба потрясла меня, — он кивнул, когда Софи подала ему чашку чаю. — Должен сказать вам, что я направлялся в Африку и уже был в Плимуте, когда сегодня утром узнал об этом событии, и тут же вернулся, чтобы помочь расследованию.

Холмс, сидящий в кресле напротив гостя, поднял брови:

— Из-за этого вы пропустили пароход?

— Поеду следующим? — пожал плечами клиент.

— Бог мой, вот это дружба! — критично заметила Софи, садясь в соседнее с Холмсом кресло.

— Я же сказал, что мы родственники, — прищурился Стерндейл, неодобрительно глянув на нее.

— Да, помню… по материнской линии, — кивнул Шерлок. — Багаж уже был на борту?

— Не весь, большая часть еще оставалась в гостинице.

— Понимаю, — Холмс сложил пальца шпилем. — Но не могла ведь эта новость попасть в плимутские газеты сегодня утром?

— Нет, сэр, — покачал головой гость. — Я получил телеграмму.

— Позвольте узнать, от кого? — ухмыльнулся Шерлок.

Исхудалое лицо исследователя потемнело, и Софи невольно сжала ручку своего кресла, опасаясь его гнева:

— Вы слишком любознательны, мистер Холмс, — практически выплюнул он.

— Такова моя профессия, — развел руками детектив.

Доктор Стерндейл с трудом обрел прежнее спокойствие:

— Не вижу основания скрывать это от вас, — сказал он. — Телеграмму прислал мистер Раундхэй, священник.

— Благодарю, — отозвался Холмс. — Что касается вашего вопроса, то я могу ответить, что я твердо рассчитываю добиться истины. Вот пока и все.

— Не могли бы Вы сказать, подозреваете ли вы кого-нибудь? — вдруг спросил Стернейдл.

— На это я вам не могу ответить, — покачал головой детектив.

— В таком случае, я пришел напрасно, — мужчина резко поднялся с места, оставив на столик нетронутый чай. — Не стану задерживать вас более. Доктор Конан Дойл, мистер Холмс, хорошего дня, — кивнул он поочередно обоим собеседникам.

Знаменитый путешественник большими шагами вышел из комнаты, изрядно раздосадованный. Вслед за ним, бросив Софи какую-то размытую фразу про прогулку, ушел и Холмс, оставив Конан Дойл разбираться с клинингом и заниматься подготовкой к свадьбе в одиночку. Отпустив всех нанятых людей через пару часов, Конан Дойл верно рассудила, что другой такой возможности может и не представиться, закрыла коттедж благосклонно оставленным Шерлоком ключом, и отправилась на самую странную встречу за последние несколько лет.

Было еще только часов одиннадцать утра, когда она, переодевшаяся из своего пальто и неизменных ботинок на каблуке в более «загородный» вариант из куртки, джинсов, и резиновых сапог, спускалась к заливу, стараясь не упасть на особенно скользких местах. Тропинка, по которой она шла, была шириной примерно в фут и пролегала вплотную к крутому каменистому обрыву, за чертой которого далеко внизу были острые скалы и вечно кипящее в ледяных брызгах море. Софи читала, что местные называют это «дьяволовой ногой» из-за размера — каждое неверное движение на этой тропе могло обернуться безвременно встречей с Королем Ада. Для Конан Дойл — так точно.

Пока Шерлок поднимался наверх в доме Тридженнисов, Софи успела перекинуться с их экономкой парой фраз, выяснив доподлинно, где живет Циниуинт, а потому сейчас держала почти наверняка верный курс к его дому. В подтверждение ее мыслей метров через двадцать она увидела поднимающийся откуда-то с уровня воды дым.

Через десять минут она обогнула залив по тропе и ступила на мокрый песок в нескольких десятков метров от небольшого дома из беленого камня. В окнах, несмотря на день, горел свет, а из трубы поднимались клубы темного дыма. Хозяин определенного был у себя.

С содроганием сердца Конан Дойл подошла к двери и только занесла руку, чтобы постучать, как изнутри раздался мужской голос:

— Войдите.

Удивившись, но решив, что ее увидели, когда она шла к дому по пляжу, Софи открыла дверь, входя в дом.

Внутри все было ровно так же, как и в любом другом среднестатистическом доме. Пройдя через светлую прихожую, девушка свернула в арке в конце коридора, оказавшись в небольшой, но уютной гостиной с большим решетчатым окном, выходящим на залив. Здесь тоже ничего не выдавало рода деятельности хозяина, разве что особенно крупный камин из блоков, да развешенные у очага травы могли натолкнуть на какие-то странные мысли. Из угла помещения на гостю взглянул человек с мягкой улыбкой, сидящий за пустым столом спиной к окну.

— Добро пожаловать, дорогая, — проговорил он. — Рад приветствовать тебя.

Софи нахмурилась, будто бы уцепившись за какое-то воспоминание, но тут же потрясла головой и шагнула к мужчине.

— Вы — Циниуинт? — спросила она.

— Верно, — кивнул тот, указав ей на место напротив себя и поднявшись со стула. — Присаживайся, я налью тебе чаю.

Софи опустилась в предложенное кресло, глядя, как колдун подошел к кухоньке в углу помещения и взял только что вскипевший чайник, готовя ей напиток.

— Мистер Циниуинт, я…

— Просто Циниуинт, дорогая, — поправил ее хозяин дома.

— Хорошо, — Конан Дойл кивнула. — Мне говорили, что Вы принимаете далекого не каждого. Я не оторвала Вас от важных дел, явившись без предупреждения?

— Нисколько, — вновь улыбнулся мужчина, вернувшись к ней и подавая ей чай. Он сел напротив и сложил руки перед собой. Что-то в этом жесте показалось Софи знакомым. — Я давно ждал тебя.

— Простите? — спросила она, отпив чай.

— У всех свои секреты, — развел руками колдун. — Что ты хотела у меня узнать?

— Эм… — Конан Дойл отставила чашку на стол, посмотрев на собеседника. — Меня зовут…

— Это неважно, — резко перебил ее Циниуинт.

Софи удивленно моргнула, но решила ему не перечить.

— В общем… — она потупила взгляд. — На протяжении последних двух-трех лет у меня периодически бывают… Я бы сказала «видения», — девушка посмотрела на колдуна. — Это происходит непроизвольно.

— Когда дотрагиваешься до чего-то или слышишь какую-то фразу? — со знанием дела спросил Циниуинт.

— Верно, — кивнула доктор. — В общем, у меня никогда такого не было, но все, что я видела, неизменно сбывается или хотя бы косвенно является правдой.

— И зачем ты пришла ко мне? — уточнил мужчина.

— То, что говорят о Вас, дает мне основание полагать, что Вам близка мистика, — она помолчала. — Потому как ничем другим я это объяснить не могу.

Колдун вздохнул:

— Что ж, у всего есть своя цена, — проговорил он.

— Разумеется, — кивнула Софи. — Сколько Вы хотите?

— Сколько? — мужчина рассмеялся. — Нет, мне не нужны деньги, — он пристально посмотрел на девушку. — Мне нужна твоя клятва.

— Клятва? — смущенно повторила Конан Дойл, вспоминая, к чему привело ее последнее обещание едва знакомому мужчине.

— Клятва, — снова сказал Циниуинт. — Обещание, что ты всегда будешь прислушиваться к этим видениям.

Софи не выдержала и рассмеялась:

— Весьма странный выбор, Циниуинт, но дело Ваше, — она кивнула. — Обещаю.

— Хорошо, — колдун указал на чашку. — Допей, — девушка послушно потянулась к кружке. — Что же, — сказал мужчина, когда она сделала несколько глотков. — Фатализм, полагаю, знакомое тебе понятие. Не бывало ли у тебя чувства, что события, свидетелем которого ты становишься, люди, которых ты видишь впервые, места, в которых ты бываешь, кажутся тебе подозрительно знакомыми?

— Да, бывало, — ответила Софи, почти допив чай.

— Отлично, — мужчина поднялся с места и обошел стол, встав рядом с гостьей. Та не боялась его, и лишь подняла голову, чтобы смотреть ему в лицо, когда он говорил. — Думаешь, все случайные встречи — случайны? Нет, — он улыбнулся. — Людям предназначено встречать друг друга.

— Вы считаете, что я знаю свою судьбу? — спросила Конан Дойл, отставив пустую чашку.

Прежде, чем она успела что-то понять, колдун протянул руку и положил палец ей не лоб.

Из-за яркой вспышки в течение пары мгновений было трудно что-либо различить. В ушах немного звенело, а в голове будто бы не осталось не единой мысли — бег времени замедлился, и трудно было определить, сколько минут прошло, прежде чем зрение начало возвращаться. Когда пелена наконец рассосалась, из пустоты возникла ослепительно белая комната и человек с мягкой улыбкой, сидящий за пустым столом.

— Что за?.. — выдохнула Софи, отпрянув. — Что было в чае? — с ужасом спросила она.

— Ответ на твой вопрос, — пожал плечами Циниуинт, возвращаясь на свое место.

— О чем Вы? — непонимающе нахмурилась Конан Дойл.

— О том, что ты знала о том, что твои видения правдивы, еще до того, как пришла сюда, — пояснил мужчина. — Вернее, ты шла ко мне, чтобы я сказал тебе, что они правдивы.

— То есть, я… — Софи сглотнула. — Вижу будущее?

— А на этот вопрос я ответить не могу, — развел руками колдун. — Тебе решать, что ты видишь, — он вдруг замолчал, а потом заговорил каким-то странным, почти потусторонним голосом, от которого по спине побежали мурашки. — В жизни всё возвращается на круги своя: одним возвращается та боль, которую они когда-то причинили другим; другим, наоборот, жизнь возвращает уверенность в близком человеке, уверенность в себе. Жизнь влечет нас по кругу, чтобы дать нам шанс измениться, сделать выводы, — он посмотрел прямо на Софи. — Главное, чтобы мы сами были готовы к переменам.

— Это ведь из какого-то сериала? — подняла бровь та.

— Верно, — согласился Циниуинт. — Но от того ценнее, что это правда.

Конан Дойл помолчала. Несмотря на то, что она была в этом доме от силы пять минут, ей казалось, что прошла целая вечность, хотя беспокойства не было, а ответов в голове, кажется, впервые за долгие годы стало больше, чем вопросов.

— Что же, Циниуинт, — она поднялась с места. — Думаю, Вы мне помогли.

— Ты сама себе помогла, — исправил ее мужчина.

— Хорошо, я Вам верю, — она сделала шаг назад. — Спасибо, Циниуинт. Не смею Вас больше задерживать. Всего доброго, — Софи улыбнулась и отвернулась, но вдруг снова услышала из-за спины голос колдуна:

— Тогда — в добрый путь, Софи Конан Дойл.

— Уже? — удивленно спросила она. — И даже не нужно ждать пару веков?

— Вовсе нет, — коротко посмеялся мужчина — Так что, готова?

— Да, — кивнула ее собеседница.

— Тогда — в добрый путь, Софи Конан Дойл, — улыбнулся незнакомец, похожий на Циниуинта, и весь его облик подернулся рябью, а комнату начал быстро заполнять ослепительно яркий свет. — И до новых встреч.

Софи обернулась:

— Что Вы сказали?

— Я сказал " и до новых встреч», — загадочно улыбнулся ей мужчина.

Софи нервно кивнула и, больше не оборачиваясь, вышла из дома. Она прошла несколько десятков метров по пляжу и вдруг резко остановилась, оглянувшись на дом, в котором на ее глазах погас свет, осознав нечто странное.

Циниуинт говорил с ней на русском.

* * *

Шерлок пропадал до самого вечера, а когда вернулся, вид у него был усталый и недовольный, и Софи поняла, что розыски не увенчались успехом. Он с порога всунул ей руки телефон, чтобы она прочитала сообщение:

— Это из Плимута, Уотсон, из гостиницы, — пояснил он. — Я узнал у священника, как она называется, и позвонил туда, чтобы проверить слова доктора Стерндейла. Он действительно ночевал там сегодня, и часть его багажа действительно ушла в Африку, — Шерлок опустился в кресло у камина напротив девушки, схватив со столки приготовленное ей печенье. — Сам же он вернулся, чтобы присутствовать при расследовании. Что скажешь, Софи?

— Видимо, его очень интересует это дело, — ответила она, возвращая другу телефон.

— Да, очень. Вот нить, которую мы еще не схватили, а ведь она может вывести нас из лабиринта, — он убрал телефон и вздохнул, посмотрев на огонь. — Я уверен, что мы знаем далеко не все.

Остаток вечера прошел почти в полной тишине: Шерлок ушел в свои чертоги, а Софи переговорила по телефону с людьми, занимающимися украшениями и кейтерингом, позвонила Молли, Мэри и миссис Хадсон, уточняя детали приезда женщин и их спутников. Спать она пошла около полуночи, за весь вечер так ни разу и не вернувшись в мыслях к посещению колдуна, и предварительно растормошив детектива, который, однако, так и остался на месте, буркнув ей что-то про работу мозга и бесполезность сна. Когда Конан Дойл утром спустилась в гостиную, он так и сидел в том же самом кресле, где она его и покинула. Очевидно, что в эту ночь он так и не лег.

Софи никак не предполагала ни того, что слова Холмса о новых данных сбудутся так скоро, ни того, каким странным и жутким окажется их новое открытие, повернувшее розыски в совершенно ином направлении. Около семи утра, когда Конан Дойл возилась на кухне, а Шерлок продолжал молча размышлять в кресле, она услышала звук подъезжающей к дому машины и, выглянув из окна, увидел мистера Раундхэя, вылетающего из автомобиля с перекошенным паникой лицом. Софи поспешила открыть ему дверь, и он, бормоча что-то невнятное, попросил провести его к Шерлоку.

От волнения гость не мог говорить, но в конце концов, тяжело дыша и захлебываясь, он с трудом опустился на диван и выкрикнул:

— Мы под властью дьявола, Шерлок! Мой несчастный приход под властью дьявола! — задыхался он. — Там поселился сам Сатана! Мы в его руках! — он будто приплясывал на месте от возбуждения, и это было бы смешно, если бы не его посеревшее лицо и безумные глаза. И тут он выпалил свои ужасные новости:

— Мистер Мортимер Тридженнис умер сегодня ночью точно так же, как его сестра!

Холмс мгновенно вскочил, полный энергии, будто и не просидел на месте последние двенадцать часов.

— Софи, завтрак позже! — сказал он Конан Дойл. — Мистер Раундхэй, мы готовы! Скорей, скорей, пока там ничего не тронуто!

Тридженнис занимал в доме священника две угловые комнаты, расположенные обособленно, одна над другой. Внизу была просторная гостиная, наверху — спальня, а под самыми окнами — небольшой сад. Шерлок, Софи и священник в это утро опередили и доктора, и полицию, так что никто еще не входил в комнаты Мортимера. Войдя в помещение, Конан Дойл на мгновение замерла в ужасе, тут же поняв, что увиденное ей в это туманное мартовское утро зрелище уже никогда не покинет ее память.

В комнате был невероятно удушливый, спертый воздух. Если бы, по словам Раундхэя, служанка не распахнула окно рано утром, дышать было бы и вовсе невозможно. Это отчасти объяснялось тем, что на столе еще чадила лампа.

У стола же, откинувшись на спинку кресла, сидел мертвец: его жидкая бородка стояла торчком, очки были сдвинуты на лоб, а на смуглом, худом лице, обращенном к окну, застыло выражение того же ужаса, которое они еще вчера видели на лице его покойной сестры. Судя по сведенным судорогой рукам, ногам и по переплетенным пальцам, он умер в пароксизме страха. Он был одет, хотя было заметно, что одевался он второпях, а, так как они уже знали, что с вечера он лег в постель, надо было думать, что трагический конец настиг его рано утром.

Как только троица вошла в роковую комнату, Холмс преобразился: его внешнее бесстрастие мгновенно сменилось бешеной энергией, он подобрался, насторожился, глаза его засверкали, лицо застыло, и он задвигался с лихорадочной быстротой. Он, под удивленным взглядом священника, выскочил на лужайку, влез обратно через окно, обежал комнату, промчался наверх — точь-в-точь гончая, почуявшая дичь, потом быстро оглядел спальню и распахнул окно.

Тут, как видно, у детектива появилась новая причина для возбуждения, потому что он высунулся наружу с громкими восклицаниями интереса и радости. Потом Шерлок промчался вниз, выбежал в сад, внезапно растянулся на траве, вскочил и снова кинулся в комнату — все это с пылом охотника, идущего по следу. Особенно Холмс заинтересовался лампой, которая с виду была самой обычной, и измерил ее резервуар, с помощью лупы тщательно осмотрел абажур, закрывавший верх лампового стекла, и, соскоблив немного копоти с его наружной поверхности, ссыпал ее в конверт, а сам конверт спрятал в бумажник. Наконец, после появления полиции и доктора, он сделал знак священнику, и они втроем с Софи вышли на лужайку.

— Рад сообщить вам, что мои розыски не остались бесплодными, — объявил Холмс. — Я не намерен обсуждать это дело с полицией, однако тебя, Стивен, я попрошу обратить внимание инспектора на окно в спальне и лампу в гостиной, — быстро проговорил он. — И то, и другое в отдельности наводит на размышления, а вместе приводит к определенным выводам. Если инспектору понадобятся дальнейшие сведения — а они ему понадобятся — я буду у нас, — он посмотрел на Конан Дойл. — А теперь, Софи, я думаю, нам лучше уйти.

Возможно, инспектора уязвило вмешательство частного сыщика, а может быть, он вообразил, что находится на верном пути, во всяком случае, в течение двух следующих дней они ничего о нем не слышали. Холмс в это время мало бывал дома, а если и бывал, то молча сидел в кресле или пытался палить в стену, свои продолжительные прогулки он совершал в одиночестве, ни словом не упоминая о том, где ходит. Однако один его опыт помог Софи, вовсю занимающейся приготовлением к свадьбе, понять направление его поисков. Он купил лампу — такую же, как та, что горела в комнате Мортимера Тридженниса в утро трагедии. Заправив ее керосином, каким пользовались и в доме священника, он тщательно высчитывал, за какое время он выгорает, а потому Софи была спокойна. Как выяснилось, зря. Другой его опыт оказался гораздо менее безобидным, и Конан Дойл была уверена, что не забудет о нем до самой смерти.

Она вернулась с прогулки в среду около шести вечера, мысленно просчитывая, что уже послезавтра гости начнут собираться в доме и соседней с ним гостиницей, и сколько дел ей осталось до самой церемонии. Шерлок принимал в подготовке примерно… никакое участие, но ее это не злило: она прекрасно знала, как важна для него работа, да и ей самой было приятно чем-то помочь молодоженам.

Она повернула ключ в замочной скважине и толкнула дверь в прихожую:

— Шерлок, я дома! — привычно крикнула она в глубины дома.

В ответ ей была тишина. Софи тут же почувствовала неладное: Холмс всегда отвечал ей, даже находясь в чертогах разума, выныривая лишь на секунду, чтобы кинуть что-то вроде «ладно». Он точно был дома, но что указывало и его пальто, и куртка, в которой он выходил на прогулки. Конан Дойл осторожно прошла по коридору, заглянув в комнаты на первом этаже, постепенно ускоряя шаг.

Они с Шерлоком никогда не закрывали двери: что на Бейкер-стрит, что здесь, все всегда было нараспашку, позволяя гулять ветрам и любопытным взглядам. Именно поэтому, столкнувшись взглядом с закрытой дверью в комнате с черным ходом в конце коридора, Софи напряглась и, постучав и не получив ответа, уже с настоящим ужасом дернула дверь.

Едва Конан Дойл оказалась внутри, она почувствовал тяжелый, приторный, тошнотворный запах. После первого же вдоха ее разум помутился, и она бы потеряла власть над собой, если бы не мелькнувшая в углу фигура. Софи вынырнула в коридор, набрала в грудь воздуха и, прикрыв нос рукой, снова влетела к комнату.

Эти манипуляции не особо помогли: перед ее глазами заклубилось густое черное облако, и Софи внезапно почувствовала, что в нем таится все самое ужасное, чудовищное, злое, что только есть на свете, и эта незримая сила готова поразить меня насмерть, но она твердо продолжала идти в сторону стола в углу комнаты. Кружась и колыхаясь в этом черном тумане, смутные призраки грозно возвещали неизбежное появление какого-то страшного существа, и от одной мысли о нем у нее что-то разрывалось в груди. В голове же так шумело, что казалось, ее мозг не выдержит и разлетится вдребезги. Вдруг отчаянным усилием она прорвала начавшую смыкаться над ней зловещую пелену и увидела перед собой белую маску, искривленную гримасой ужаса…

Это выражение Софи видела так недавно на лицах умерших… Теперь она видела его на лице Шерлока Холмса.

По всей видимости, адреналин выбросился в кровь, и тут же наступило минутное просветление. Софи схватила Холмса за шкирку и, шатаясь, потащила его к черному выходу, который, благо, оказался не закрыт, с трудом бросила его вперед себя на траву и с облегчением рухнула рядом.

Детектив и Конан Дойл лежали на траве лицами вверх, чувствуя, как яркие солнечные лучи рассеивают ужас, сковавший их. Он медленно исчезал из их душ, подобно утреннему туману, пока к ним окончательно не вернулся рассудок, а с ним и душевный покой.

— Ты, вероятно, помнишь, Софи, — начал вдруг Шерлок, сев и отирая холодный пот, — что во всех показаниях, которые мы слышали, есть нечто общее, — Конан Дойл с трудом поднялась на ноги, и Холмс тоже встал. — Я имею в виду то, как действовала атмосфера комнаты на тех, кто входил туда первым. Помнишь, Мортимер Тридженнис, описывая свой последний визит в дом братьев, упомянул, что доктор, войдя в комнату, чуть не лишился чувств?..

Софи огляделась, и взгляд ее упал на лейку и садовые инструменты, оставленные ею утром у крыльца. Схватив первый предмет, она развернулась и со всей дури кинула его в Холмса.

— Придурок! — воскликнула она, хватаясь за тяпку.

— Софи, что ты… — начал Шерлок, чудом увернувшись от лейки. Заметив в ее руках прямо-таки холодное оружие, напрягся.

— Ты совсем с ума сошел?! — Конан Дойл кинула в него следующий предмет, намеренно не целясь. — Что за эксперименты, твою ж дедукцию?!

Детектив сделал шаг назад, поднимая руки в капитуляции. Еще ни разу за время их знакомства он не видел эту девушку в таком гневе и теперь, черт возьми, был почти в ужасе:

— Софи, я…

— Заткнись! — рявкнула она, бросив в мужчину еще чем-то и наступая на него. — А если бы я не пришла?! Если бы я опоздала на гребаных две минуты?! — Конан Дойл потянулась к сумке, в которой уже теперь всегда носила с собой пистолет.

— Софи, не делай глупостей! — крикнул Шерлок, почти решив спасаться бегством.

Девушка подняла оружие и дважды выстрелила в воздух, заставив его остановиться:

— Клянусь, я убью тебя прямо здесь и сейчас, Шерлок Холмс! — воскликнула она, направляя пистолет на него.

Детектив смотрел на нее ровно секунду, а затем резко развернулся и, петляя, бросился наутек вниз по холму, петляя и пригибаясь, когда она кинулась за ним.

— Честное слово, Софи, я в неоплатном долгу перед тобой, — сказал наконец Холмс нетвердым голосом, после того, как она все же настигла его и повалила, а он с трудом смог оказаться сверху и прижать ее руки к земле. — Извини меня, — Конан Дойл удивленно моргнула, и детектив отпустил ее, сев рядом. — Непростительно было затевать такой опыт, и вдвойне непростительно делать это без твоего ведома. Поверь, я искренне жалею об этом.

— Ну ты же знаешь, — ответила она с сарказмом, — помогать тебе — величайшая радость и честь для меня.

Шерлок рассмеялся, а Софи почувствовала, как ее гнев растворяется в весеннем воздухе и, не сдержавшись, тоже расхохоталась.

— Так вот, — Холмс поднялся на ноги и подал ей руку, помогая встать. — Доктору, вошедшему к Тридженнисам, стало плохо, экономка, миссис Портер, говорила нам, что ей сделалось дурно, когда она вошла, и она открыла окно, — продолжил он, пока они поднимались к дому по холму. — А в комнате смерти Мортимера Тридженниса ты и сама отметила ужасную духоту, хотя служанка уже распахнула окно? Как я узнал потом, ей стало до того плохо, что она слегла.

— В обоих случаях одно и то же явление — отравленная атмосфера, — кивнула Софи. — В обоих случаях и комнатах что-то горело. В первом случае — камин, во втором — лампа.

— Да, — кивнул Шерлок. — Огонь в камине был еще нужен, но лампу зажгли после того, как рассвело, — это видно по уровню керосина. Почему?

— Потому, что есть какая-то связь между тремя факторами: горением, удушливой атмосферой и, наконец, сумасшествием или смертью этих несчастных, — догадалась Софи.

— Во всяком случае, мы можем принять это за рабочую гипотезу, — добавил Холмс, подняв попавшуюся на их пути тяпку, чтобы отнести ее на место. — Предположим затем, что в обоих случаях там горело некое вещество, отравившее атмосферу.

— В первом случае с семьей Тридженнисов это вещество было брошено в камин. Окно было закрыто, но ядовитые пары, естественно, уходили в дымоход, поэтому действие оказалось слабее, чем во втором случае, когда у них не было выхода, — проговорила Конан Дойл. — Это видно по результатам: в первом случае умерла только женщина, а у мужчин временно или безнадежно помрачился рассудок, что, очевидно, является первой стадией отравления.

— Во втором случае результат достигнут полностью, -кивнул Шерлок. — Таким образом, факты подтверждают теорию об отравлении при сгорании некоего вещества, — он остановился и посмотрел на Софи. — Исходя из этого, я, разумеется, рассчитывал найти в комнате Мортимера Тридженниса остатки этого вещества. По всей видимости, их надо было искать на ламповом абажуре. Как я и предполагал, там оказались хлопья сажи, а по краям — кайма коричневого порошка, который не успел сгореть. Если ты помнишь, половину этого порошка я соскоблил и положил в конверт.

— Потому что становиться на пути полиции не в твоих правилах, — закончила за него девушка. — Ты оставил им все улики. Найдут они что-нибудь на абажуре или нет — это уже вопрос их сообразительности.

— Верно, — Шерлок посмотрел на открытую дверь черного хода, — поэтому я купил такой же абажур, как у покойника, открыл окно и насыпал порошок на лампу. Я наблюдал за своей реакцией и, если симптомы показались бы угрожающими, эксперимент нужно немедленно прекратить.

— Эксперимент?! — снова вскипела Софи.

— Я извинился, Соня! — воскликнул Шерлок, на всякий случай отскочив он нее, а потом заговорил своим привычным спокойным тоном. — Но все-таки, ты права, излишне было подвергать себя такой опасности. Конечно, сторонний наблюдатель решил бы, что я свихнулся еще до проведения этого опыта. Признаться, я никак не ожидал, что действие окажется таким внезапным и сильным, — он помолчал, а потом, прежде, чем Софи успел что-то сказать, бросился в дом, вынес в вытянутой руке все еще горящую лампу и зашвырнул ее в заросли ежевики. — Пусть комната немного проветрится, — резюмировал он, потянув девушку за локоть к главному входу. — Ну, доктор Конан Дойл, теперь, надеюсь, у Вас нет никаких сомнений в том, как произошли обе эти трагедии?

— Ни малейших, — покачала головой Софи.

— Однако причина так же непонятна, как и раньше. Нам нужно проверить этот пепел: помнится, у меня наверху был микроскоп, — проговорил Холмс, когда они уже подошли к парадному крыльцу. — Ты как? У меня до сих пор в горле першит от этой гадости.

Спустя минут пять они уже были в импровизированной лаборатории на втором этаже.

— Скажи мне, почему ты не рассмотрел пепел до того, как заниматься опытами? — спросила Софи, сев напротив Шерлока.

Холмс поднял на нее глаза, в которых читался не меньший вопрос, чем в ее собственных, и Конан Дойл рассмеялась.

— В любом случае, — сказал несколько пристыженный детектив, — все факты указывают на то, что преступником в первом случае был Мортимер Тридженнис, хотя во втором он же оказался жертвой. Прежде всего нельзя забывать, что в семье произошла ссора, а потом — неизвестно насколько искренне примирение.

— И все-таки этот Мортимер Тридженнис, с его лисьей мордочкой и хитрыми глазками, поблескивающими из-под очков, кажется мне человеком довольно-таки злопамятным,

— заметила Софи. — Впрочем, о мертвых или хорошо, или никак.

— Помнишь ли ты, — продолжил Шерлок, насыпая порошок на предметное стекло, — что именно он сообщил нам о чьем-то присутствии в саду — сведение, которое временно отвлекло наше внимание от истинной причины трагедии? Ему зачем-то нужно было навести нас на ложный след. И если не он бросил порошок в камин, выходя из комнаты, то кто же еще? — детектив поставил стекло в микроскоп и наклонился к нему. — Ведь все произошло сразу после его ухода. Если бы появился новый гость, семья, конечно, поднялась бы ему навстречу. Но разве в мирном Корнуолле гости приходят после десяти часов вечера?

— Итак, все факты свидетельствуют, что преступником был Мортимер Тридженнис, — заключила Конан Дойл. — Можно было бы подумать, что он покончил с собой. Человека с виной на душе, погубившего собственную семью, раскаяние могло бы привести к самоубийству.

— Однако имеются веские доказательства противного, — заметил Шерлок, сверкнув на нее глазами, а потом перевел взгляд в микроскоп. — Черт, — он радостно хлопнул в ладоши, отстранившись. — Джон не верил, но этот день настал. Можешь принести мою флешку с видами табачного пепла? — обратился он девушке. — Она внизу, в моем бумажнике. Пожалуйста, — добавил он.

Софи кивнула и спустилась вниз. Без труда найдя флеш-карту, она уже собралась вернуться к Холмсу, но вдруг поняла, что не видела в комнате ноутбука, и пошла в гостиную за своим.

Шерлок не понимал, что с ним творится. В глазах стояло ни лицо главного подозреваемого, которому он уже отправил сообщение, и не видения, показавшиеся в его затуманенном наркотиком мозгу, а взгляд Софи в момент, когда она повалила его на землю. Он сосредоточенно пытался разглядеть в микроскопе признаки знакомого яда, но видел только ее глаза.

Они были настолько близко, что казалось, будто в карих радужках он видит собственный серый взгляд. И тогда он поймал себя на мысли, что ее глаза — полная противоположность его, как земля и небо, огонь и лед, песок и вода, шоколад и платина.

На один короткий, странный миг в его отравленном мозгу пронеслась мысль, что он сейчас заледенеет перед этими глазами, настолько живыми, что на мгновение ему показалось, что у него самого в груди бьется и пульсирует сердце. И в эту же секунду Шерлок Холмс поклялся сам себе, что больше никогда не сделает ничего, чтобы этот взгляд излучал такой холод.

Потому что другие могли смотреть с осуждением, насмешкой, страхом или иронией, но в ее глазах — с самой встречи в Бартсе, с того самого взгляда, брошенного через полицейскую ленту на месте убийства таксиста в их первом деле — всегда было то, что — он никогда бы никому, даже себе, в этом не признался — придавало ему уверенности.

Надежда.

Софи села в кресло, открыв ноутбук и вводя пароль. Мысли были непростительно далеко от кончиков ее пальцев, бегающих по клавиатуре.

Когда Шерлок навис над ней на траве, и их глаза встретились, она на мгновение, на крошечный миг подумала, что сейчас он всей поймет: почему она за четыре года ни разу не была в отношениях, почему она не съезжает с Бейкер-стрит, хотя зарабатывает уже более, чем прилично, почему вечно готовит ему печенье и почему обняла его в эту треклятую Рождественскую ночь. Но он не понял, а его взгляд там, на лужайке, она, наверное, не забудет никогда.

Она никогда не видела в его взгляде льда, на который жаловались все вокруг. Однако в этот момент в примеси серебра она все же увидела отголоски этого вечного айсберга, который был направлен на весь человеческий род, кроме нее. Увидела и лишь на один сумасшедший миг она вдруг подумала, что эта ледяная глыба тает на ее глазах. Окончательно. Бесповоротно. Навсегда.

Из-за того адского пламени, что столько лет горел внутри нее.

Хотя Конан Дойл показалось, что прошла целая вечность, ноутбук загрузился спустя несколько секунд, и Софи, отгоняя от себя бестолковые мысли, вставила в него флешку «Виды пепла. Часть 2. Сигары». Шерлок ведь просил флешку с «видами табачного пепла»

Детектив вдруг прищурился, уцепившись за фразы, прозвучавшие в этой комнате в последние минуты.

Шерлок скользнул глазами по ее фотографиям, а потом зачем-то взял со стола флеш карту с надписью «Виды пепла. Часть 2. Сигары», и перекинул на нее все изображения. После этого детектив зло захлопнул ноутбук, отбросив флешку подальше.

Флешка отобразилась на экране, и Софи дважды нажала на нее, открывая ее содержимое.

Шерлок услышал слабый нервный и немного смущенный смешок с первого этажа и в ужасе медленно поднял глаза от микроскопа.

Твою мать.

В следующий миг он обнаружил себя, стремительно бегущим вниз по лестнице, не касаясь перил и перескакивая через три ступеньки.

Софи, услышав, как наверху отъехал стул Шерлока, аккуратно убавила звук на ноутбуке, вытащила флешку и, включив звук на максимум, вставила устройство обратно, чтобы бегущий по лестнице мужчина услышал рингтон подключенного носителя. После этого шаги чуть-чуть замедлились.

Через минуту в гостиной показался Холмс, постаравшийся придать внешнего виду максимальную невозмутимость. Софи старалась не смотреть на него, чтобы не рассмеяться. Он медленно подошел к ней, и доктор передала ему ноутбук:

— Есть догадки? — спросила Конан Дойл.

— Несколько, — ответил Шерлока, мысленно поблагодарив бога, в которого не верил, что она не успела открыть флешку. По крайней мере, в анализ он пускаться не стал, а остановился на этой мысли.

Софи взяла со столика какую-то оставленную ей самой книгу и бездумно начала ее листать, когда Шерлок прошел к дивану и лег на него. Конан Дойл моментально поняла, что именно эту флешку она не могла найти в квартире после его «смерти».

И на ней были ее фотографии.

Шерлок что-то искал в ноутбуке, и они в течение следующих минут двадцати молчали, каждый погруженный в свои мысли. Софи не могла знать, зачем ему потребовались ее фотографии, но мысль о том, что он хранил их даже тогда, когда его жизнь висела на волоске, приятно грела душу.

Однако она верила, что Шерлок Холмс — не холодный разум, каким его считали остальные, а живой человек с кучей ментальных проблем. Точнее, она знала. И принимала его игру в имитацию.

Софи через какое-то время подняла глаза от книги и посмотрела на детектива, притихшего на диване над каким-то фолиантом. Внезапно ее губы тронула легкая улыбка — Шерлок спал, вытянув ноги и закинув руку за голову. Они были знакомы уже четыре года, но в таком положении она не видела его еще ни разу. Конан Дойл тихо закрыла книгу, не отрывая от Холмса взгляда. Три дня без сна, очевидно, дали о себе знать после такого потрясения нервной системы.

Она знала, что после «падения» у него начались хронические боли в груди и психо-соматические дрожи в руках, которые он старался скрыть. За три месяца после его возвращения она не раз просыпалась ночью, чувствуя неладное, и, спускаясь вниз, неизменно находила его в гостиной. Ему снились кошмары. Как и ей.

Конечно, она никогда не показывала, что знает: просто наливала ему чай и садилась в кресло, слушая его рассказы о делах, свидетелем которых она не была, или его музыку. Вытянув ноги к очагу, она порой была в гостиной до рассвета, не в силах уйти, находясь в вечном плену его скрипки.

Внешне он не изменился, хотя Софи и понимала, что в изгнании ему пришлось нелегко. Однако с самой первой их встречи после двух с половиной лет разлуки она видела единственную перемену, которую можно было различить. По всей видимости, замечала ее только она, и, вероятно, лишь потому, что он сам позволял ей ее увидеть.

Его глаза стали старше.

Она знала, что ему 37 лет, но он всегда был чем-то вроде ребенка-переростка в теле взрослого. Теперь же в его ледяном взгляде, направленном на весь окружающий мир, сквозило куда больше боли, чем мог вынести один человек.

Они не отмечали дни рождения: ни его, ни ее, не упоминали годовщину знакомства, не обменивались любезностями на день филолога и химика, не ждали 00:00 в Новый Год и Рождество, но в каждый праздник в раковине неизменно исчезала грязная посуда, в холодильнике появлялась закуска, а на подушке друг друга — маленький презент. На последний день рождения Софи подарила Шерлоку перчатки и новый шарф все того же синего цвета. Она знала, что этот человек, не брезгающий препарировать человеческие органы на их кухне и хладнокровно глядящий на пыль, любил уют и комфорт больше всех на свете. Он не сказал ей «спасибо», но с самого 6-го января надевал исключительно эти перчатки и шарф. И, видит бог, это была вся благодарность, которая ей была нужна.

Софи не претендовала на звание психолога века, но каждый раз, встречаясь с этим холодным сканером оттенка причудливой смеси серебра и золота, она будто бы физически чувствовала его боль. Шерлок Холмс мог храбриться сколько угодно, но она видела, что его образ жизни дается ему не так просто, как он хотел бы показать всему миру. Но мир верил, а Конан Дойл не показывала виду, что догадывается об обратном.

Вот и сейчас она сидела в кресле у камина, глядя на дремлющего друга, и испытывала чувство давно позабытого где-то на берегах Нового Света покоя. Огонь мягко играл в сумраке гостиной, не тревожа чуткий сон единственного в мире консультирующего детектива.

Она любила его.

Да. Не была влюблена, привязана или одурманена — такое с женщинами в его присутствии случалось нередко, она и сама знала несколько примеров. Нет — она поймала себя на этой мысли в ночь Рождества, и с тех пор не боролась с ней. Чувство, которое она испытывала к Шерлоку Холмсу, было любовью. Не тютчевской борьбой двух людей, не несчастьем Лермонтова, не самопожертвованием Толстого — ее любовь была… Тем, что это понятие вмещает в себя в сказках, которые нам всем рассказывали перед сном.

Ей не нужен был памятник или ответное чувство, она не просила восхищения или милости — напротив, меньше всего на свете она стремилась к тому, чтобы он узнал. Она готова была прожить всю свою оставшуюся жизнь рядом с ним, неся вечный ярлык лучшего друга и преданного компаньона — и это не было жертвой, нет. Она сама этого хотела.

Софи знала: чтобы найти верную дорогу, нужно сначала заблудиться.

Она уже любила и была любима в ответ, была замужем, объездила полсвета, ругалась, выясняла отношения, кричала — ей хватило всего этого на сто жизней вперед, а человек, который лежал на диване в паре метров от нее, научил ее тому, что в жизни, даже самой опасной, всегда есть место смеху. А жить и работать с человеком, который заставляет тебя верить в лучшее и не уставать от жизни — разве не та форма любви, к которой стремится весь человеческий род?

Шерлок чему-то улыбнулся во сне, и Конан Дойл тоже невольно ухмыльнулась. С этого и начались все ее проблемы: с этой чертовой улыбки. Четыре года назад, войдя в лабораторию Бартса и протянув Шерлоку Холмсу свой телефон, она оставила за дверьми все свое прошлое и, пока он шел к ней, даже не почувствовала, как ее будущее приблизилось к ней на расстояние вытянутой руки.

Софи уже не жалела о прошлом, ведь оно никогда не жалело ее. Смерть Артура была самым тяжелым грехом, который должен был навсегда остаться с ней, и девушка знала, что она никогда себя не простит. Однако это было неважно. Будущее не обещало никаких отголосков давно минувшего.

В дверь позвонили, и Шерлок встрепенулся:

— Что ж, — он отставил в сторону ноутбук. — К счастью, в Англии есть человек, который в курсе нашего дела, и я позаботился о том, чтобы услышать это из его собственных уст, сегодня же, — он встал и пошел в прихожую.

У Софи в кармане зазвонил телефон:

— Это по работе, — пояснила она остановившему Холмсу. — Нужно ответить. Я приду позже.

— Я встречу доктора Стернейдла в беседке, -кивнул детектив.

На пороге его встретила величественная фигура знаменитого исследователя Африки:

— Вы вызывали меня, мистер Холмс? — начал он без приветствия. — Я получил Ваше сообщение около часу назад и пришел, хотя мне совершенно непонятно, почему я должен исполнять Ваши требования.

— Я надеюсь, Вам все станет ясно в ходе нашей беседы, — сказал Холмс. — А пока я очень признателен вам за то, что вы пришли. Прошу простить, но нам придется говорить в беседке, мы с доктором Конан Дойл чуть было не добавили новую главу к «Корнуэльскому ужасу», как называют это событие в газетах, и потому предпочитаем теперь свежий воздух, — детектив прошел вперед, и гость последовал за ним. — Может быть, это даже лучше, потому что мы сможем разговаривать, не боясь чужих ушей, тем более что это дело имеет к Вам самое прямое отношение.

Путешественник вынул изо рта сигару и сурово воззрился на Холмса, когда они опустились на скамью.

— Решительно не понимаю, сэр, — сказал он. — Что Вы подразумеваете, говоря, что это имеет самое прямое отношение ко мне?

— Убийство Мортимера Тридженниса, — ответил Шерлок.

В эту секунду он даже пожалел, что был не вооружен. Лицо Стерндейла побагровело от ярости, глаза засверкали, вены на лбу вспухли, как веревки, и, стиснув кулаки, он рванулся к нему, но тотчас остановился и сверхъестественным усилием снова обрел ледяное спокойствие, в котором, быть может, таилось больше опасности, чем в прежнем необузданном порыве.

— Я так долго жил среди дикарей, вне закона, — проговорил он, — что сам устанавливаю для себя законы. Не забывайте об этом, мистер Холмс, я не хотел искалечить Вас.

— Да и я не хотел повредить Вам, доктор Стерндейл, — сверкнул глазами Шерлок. — Простейшим доказательством может служить то, что я вызвал Вас, а не полицию.

Стерндейл сел, тяжело дыша; возможно, впервые за всю богатую приключениями жизнь его сразил благоговейный страх: невозможно было устоять перед несокрушимым спокойствием Холмса. Он немного помедлил, сжимая и разжимая огромные кулаки.

— Что Вы имеете в виду? — спросил он наконец. — Если это шантаж, мистер Холмс, то Вы не на того напали. Итак, ближе к делу. Что Вы имеете в виду?

— Сейчас я скажу Вам, — ответил Холмс, — я скажу потому, что надеюсь, на откровенность вы ответите откровенностью. Что будет дальше, зависит исключительно от того, как Вы сами будете оправдываться.

Стерндейл утер лоб платком.

— Час от часу не легче! — возмутился он. — Неужели вся Ваша слава держится на таком искусном шантаже?

— Это Вы занимаетесь шантажом, а не я, доктор Стерндейл, — ответил Холмс сурово. — Вот факты, на которых основаны мои выводы. Ваше возвращение из Плимута в то время, как Ваши вещи отправились в Африку, в первую очередь натолкнуло меня на мысль, что на Вас следует обратить особое внимание…

— Я вернулся, чтобы…

— Я слышал ваши объяснения и нахожу их неубедительными, — холодно остановил его детектив. — Оставим это. Потом Вы пришли узнать, кого я подозреваю. Я не ответил Вам, тогда Вы пошли к дому священника, подождали там, не входя внутрь, а потом вернулись к себе.

— Откуда вы знаете?

— Я следил за вами.

— Я никого не видел.

— Я на это и рассчитывал, — Шерлок улыбнулся. — Ночью Вы не спали, обдумывая план, который решили выполнить ранним утром. Едва стало светать, Вы вышли из дому, взяли несколько пригоршней красноватых камешков из кучи гравия у ваших ворот и положили в карман, — Стерндейл вздрогнул и с изумлением взглянул на Холмса. — Потом Вы быстро пошли к дому священника. Кстати, на вас были те же теннисные туфли с рифленой подошвой, что и сейчас, — заметил детектив. — Там Вы прошли через сад, перелезли через ограду и оказались прямо под окнами Тридженниса. Было уже совсем светло, но в доме еще спали. Вы вынули из кармана несколько камешков и бросили их в окно второго этажа.

Стерндейл вскочил:

— Да вы сам дьявол! — воскликнул он.

Холмс улыбнулся:

— Две-три пригоршни — и Тридженнис подошел к окну. Вы знаком предложили ему спуститься, он торопливо оделся и сошел в гостиную. Вы влезли туда через окно. Произошел короткий разговор, Вы в это время ходили взад-вперед по комнате. Потом вылезли из окна и прикрыли его за собой, а сами стояли на лужайке, курили сигару и наблюдали за тем, что происходит в гостиной, — он пожал плечами. — Когда Мортимер Тридженнис умер, вы ушли тем же путем. Ну, доктор Стерндейл, чем Вы объясните ваше поведение и какова причина ваших поступков? Не вздумайте увиливать от ответа или хитрить со мной, ибо, предупреждаю, этим делом тогда займутся другие.

Еще во время обвинительной речи Холмса лицо гостя стало пепельно-серым. Теперь он закрыл лицо руками и погрузился в тяжкое раздумье. Потом внезапно вынул из внутреннего кармана фотографию и бросил ее на неструганый стол.

— Вот почему я это сделал, — сказал он.

Это был портрет очень красивой женщины. Холмс вгляделся в него:

— Брэнда Тридженнис, — сказал он.

— Да, Брэнда Тридженнис, — отозвался наш гость. — Долгие годы я любил ее. Долгие годы она любила меня. Поэтому нечего удивляться тому, что мне нравилось жить затворником в Корнуолле. Только здесь я был вблизи единственного дорогого мне существа, — он помолчал. — Я не мог жениться на ней, потому что я женат: жена оставила меня много лет назад, но не дает развода. Годы ждала Брэнда. Годы ждал я. И вот чего мы дождались! — гигантское тело Стерндейла содрогнулось, и он судорожно схватился рукой за горло, чтобы унять рыдания. С трудом овладев собой, он продолжал. — Священник знал об этом. Мы доверили ему нашу тайну. Он может рассказать вам, каким она была ангелом. Вот почему он телеграфировал мне в Плимут, и я вернулся. Неужели я мог думать о багаже, об Африке, когда узнал, какая судьба постигла мою любимую! Вот и разгадка моего поведения, мистер Холмс.

— Продолжайте, — сказал тот.

Доктор Стерндейл вынул из кармана бумажный пакетик и положил его на стол. Шерлок прочел на нем: «Radix pedis diaboli», на красном ярлыке было написано: «Яд». Он подтолкнул пакетик ближе к детективу:

— Корень дьяволовой ноги? — Шерлок поднял на него глаза. — Первый раз слышу.

— Это нисколько не умаляет Ваших профессиональных знаний, — заметил он, — ибо это единственный образчик в Европе, не считая того, что хранится в лаборатории в Буде. Он пока неизвестен ни в фармакопее, ни в литературе по токсикологии. Формой корень напоминает ногу — не то человеческую, не то козлиную, вот почему миссионер-ботаник и дал ему такое причудливое название, — он хмыкнул. — В некоторых районах Западной Африки колдуны пользуются им для своих целей. Этот образец я добыл при самых необычайных обстоятельствах в Убанге. — с этими словами он развернул пакетик, и мы увидели кучку красно-бурого порошка, похожего на нюхательный табак.

— Дальше, сэр, — строго сказал Холмс.

— Я уже почти закончил, мистер Холмс, и сами Вы знаете так много, что в моих же интересах сообщить вам все до конца. Я упоминал уже о своем родстве с семьей Тридженнисов. Ради сестры я поддерживал дружбу с братьями. После ссоры из-за денег этот Мортимер поселился отдельно от них, но потом все как будто уладилось, и я встречался с ним так же, как с остальными, — гость нахмурился. — Он был хитрым, лицемерным интриганом, и по различным причинам я не доверял ему, но у меня не было повода для ссоры. — он покачал головой. — Как-то, недели две назад, он зашел посмотреть мои африканские редкости. Когда дело дошло до этого порошка, я рассказал ему о его странных свойствах, о том, как он возбуждает нервные центры, контролирующие чувство страха, и как несчастные туземцы, которым жрец племени предназначает это испытание, либо умирают, либо сходят с ума. Я упомянул, что европейская наука бессильна обнаружить действие порошка. Не могу понять, когда он взял его, потому что я не выходил из комнаты, но надо думать, это произошло, пока я отпирал шкафы и рылся в ящиках, — Стернейдл наклонил голову, вспоминая. — Хорошо помню, что он забросал меня вопросами о том, сколько нужно этого порошка и как скоро он действует, но мне и в голову не приходило, какую цель он преследует. Я понял это только тогда, когда в Плимуте меня догнала телеграмма священника. Этот негодяй Тридженнис рассчитывал, что я уже буду в море, ничего не узнаю и проведу в дебрях Африки долгие годы!

— Он знал, что цели члены его семьи помешаются, он сможет полновластно распоряжаться их общей собственностью, — догадался Холмс. Гость кивнул:

— Поэтому ради денег он воспользовался порошком из корня дьяволовой ноги, лишил рассудка братьев и убил Брэнду — единственную, кого я любил, единственную, которая любила меня, — он поднял на собеседника глаза, полные боли и гнева. — Вот в чем было его преступление. Каким же должно было быть возмездие?

— Обратиться в суд?

— Какие у меня доказательства? — засмеялся тот. — Конечно, факты неоспоримы, но поверят ли здешние присяжные такой фантастической истории? Я не мог рисковать, душа моя жаждала мести. Я уже говорил Вам, мистер Холмс, что провел почти всю жизнь вне закона и в конце концов сам стал устанавливать для себя законы. Сейчас был как раз такой случай. Я твердо решил, что Мортимер должен разделить судьбу своих родных. Если бы это не удалось, я расправился бы с ним собственноручно. Во всей Англии нет человека, который ценил бы свою жизнь меньше, чем я. Про само убийство Вы все сказали верно — я зажег лампу, насыпал на абажур яда и, выйдя из комнаты, стал у окна. Я пристрелил бы его, если бы он попытался бежать. Через пять минут он умер. Господи, как он мучился! — Стерндейл зловеще улыбнулся. — Но сердце мое окаменело, потому что он не пощадил мою невинную Брэнду! Вот и все, мистер Холмс. Если бы Вы любили, может быть, Вы сами поступили бы так же. Как бы то ни было, я в Ваших руках.

Холмс помолчал, заметив, что в гостиной выключился свет.

— Что вы думали делать дальше? — спросил он после паузы.

— Я хотел навсегда остаться в Центральной Африке, — ответил Стерндейл. — Моя работа доведена только до половины.

— Поезжайте и заканчивайте, — вдруг сказал Холмс. — Я, во всяком случае, не собираюсь мешать вам. Я никогда не любил, доктор Стерндейл, но, если бы мою любимую постигла такая судьба, возможно, я поступил бы так же. Кто знает…

Доктор Стерндейл поднялся во весь свой огромный рост, торжественно поклонился и вышел из беседки. Шерлок смотрел ему вслед, пока на крыльце не хлопнула дверь, и он не увидел Софи, спешащую к нему по дорожке с его пальто в руках.

Он даже не заметил, что вышел из дома в одной рубашке.

* * *

Свадьба была чудесная. Серьезно.

Софи почти всех знала в лицо, а с новыми в их компании людьми успела познакомиться еще до начала церемонии. Шерлок вел себя более, чем дружелюбно (для самого себя разумеется), а гости, и особенно — молодожены веселились от всей души.

Теперь же они стояли кругом по всему периметру зала, который был украшен невесомыми огоньками и бежевыми лентами, и смотрели на то, как танцуют мистер и доктор Лестрейд-Хупер, улыбающиеся друг другу и светящиеся счастьем. Играла «Line Without a Hook». [2] Софи, стоя между Мэри с Джоном и Майком Стамфордом, тоже сияла:

And in my eyes, there is a tiny dancer

В моих глазах маленький танцор

Watching over me, he's singing

Глядя на меня, он поет

Шерлок попытался уйти, но Джон, стоявший с другой стороны от Мэри, крепко схватил его за плечо.

«She's a, she's a lady, and I am just a boy»

«Она, она — леди, а я просто мальчик».

He's singing, «She's a, she's a lady, and I am just a line without a hook. "

Он поет: «она, она леди, а я просто веревка без крючка».

Мэри вдруг что-то зашептала Джону, и они сделали два шага назад. Софи и Шерлок, обратив на это внимание, невольно встретились взглядами:

Baby, I am a wreck when I'm without you

Милая, без тебя я превращаюсь в развалину.

I need you here to stay

Мне нужно, чтобы ты остался здесь.

I broke all my bones that day I found you

Я переломал себе все кости в тот день, когда нашел тебя

Софи улыбнулась и подошла к Шерлоку, который тут же отпустил какой-то едкий комментарий по поводу бедного Майка. Конан Дойл, не выдержав, рассмеялась, снова глянув на друга:

Was it something I said to make you feel like you're a burden, oh

Неужели я сказал что-то такое, чтобы ты почувствовала себя обузой?

And if I could take it all back

И если бы я мог все вернуть…

I swear that I would pull you from the tide

Клянусь, я вытащу тебя из прилива.

Песня закончилась, гости захлопали, и Грэг и Молли, поцеловавшись, картинно всем поклонились, вызвав волну одобрительного смеха. Лестрейд зацепился взглядом за Софи и твердым шагов вместе с Молли пошел к ней, когда музыка сменилась. Шерлок, хмыкнув в своей манере, ушел куда-то в сторону, и Конан Дойл не стала его останавливать.

— Софи, огромное тебе спасибо, — сказала Молли.

— Да, и Шерлоку тоже… — вторил ей сияющий Грэг. — Без вас мы бы никуда.

— Мы были рады, — улыбнулась Конан Дойл, обнимая обоих друзей по очереди. — Шерлок — так особенно.

— Понимаю, — проговорил Лестрейд. — Знаешь, когда я его встретил, у меня были темно-русые волосы, — он указал на свою совершенно седую голову.

Все трое рассмеялись:

— Ты знаешь его намного дольше, чем я, — кивнула Софи. — В первый же день нашего знакомства вы с Шерлоком друг другу показывали никотиновые пластыри.

— О, да, — посмеялся Грег. — Знаешь, почему? — он дождался пока Софи покачает головой. — Однажды я сделал ему замечание, что он очень много курит, сказал что-то вроде «эта дрянь тебя убьет», на что он мне заявил, что я и сам не такой уж «легкий курильщик» и не смогу бросить. Тогда мы с ним поспорили на 50 фунтов — кто первый сорвется, тот платит другому. На момент, когда мы показывали пластыри — сделке было уже полгода, — Лестрейд усмехнулся. — Я держался где-то три с половиной года, даже после его смерти не начал, но однажды выдался совсем паршивый день на работе, и по дороге домой я решил закурить на парковке. И что ты думаешь? — он покосился на улыбающуюся невесту, которая, без сомнения, знала эту историю. — Сначала мне показалось, что за мной кто-то идет, а потом я не нашел зажигалки в кармане. А мы-то все знаем единственного человека, который может меня обворовать, — Грэг округлил глаза. — Чиркнул я другой зажигалкой, и тут из темноты раздалось едкое «эта дрянь Вас погубит». Так я и узнал, что наш великий и ужасный жив!

Они снова засмеялись, и Софи отправила молодых танцевать, оглядевшись в поисках «великого и ужасного». Взгляд упал на окно за ее спиной, и она увидела, что Шерлок стоит у перил спиной к залу, куря. Конан Дойл нахмурилась и направилась к нему.

— Надеюсь, этот дым покажется тебе более приятным, — сказал он, когда она встала рядом.

Софи твердой рукой вытащила из его рта сигарету и бросила ее в темноту залива:

— Никотин — тот же наркотик, Шерлок, — проговорила она. — Я бросила и, могу тебе сказать, что это лучшее мое решение за последние годы.

— Вот как? — Холмс посмотрел на нее. — Откуда такая ненависть?

— В моей жизни уже был один наркоман, — неожиданно даже для самой себя ляпнула Софи. Отступать было некуда. — И я поклялась себе, что никогда больше не буду рядом с человеком, который употребляет, — девушка перевела глаза на Холмса. — Как бы я не любила этого человека… Одна доза, и я навсегда уйду из его жизни.

— Резонно, — ответил Шерлок.

— Так что со Стерндейлом? — спросила Софи, наклонившись к перилам. — Как быстро ты его раскусил?

— Отправным пунктом этого расследования, конечно, оказался гравий на подоконнике, — вздохнул Шерлок. — В саду священника такого не было. Только заинтересовавшись доктором Стерндейлом и его домом, я обнаружил, откуда взяты камешки. Горящая средь бела дня лампа и остатки порошка на абажуре были звеньями совершенно ясной цепи, — он помолчал. — Ты согласна, что нам не следует вмешиваться в это дело? Мы вели розыски частным образом и дальше можем действовать точно так же. Ты ведь не обвиняешь этого человека?

На секунду на балконе воцарилась тишина, и в зале заиграла «Rewrite the stars» [3], оживив в памяти доктора Конан Дойл давно забытую цитату.

— Конечно, нет, — просто ответила Софи, подняв глаза к небу. — «Однако, такова уж особенность звездного неба: у всякого, кто глядит на него, сладко щемит сердце», — задумчиво произнесла она. — «Возможно, мы и в самом деле родом откуда-то оттуда?» — девушка поежилась на ветру.

I know you want me

Я знаю, ты хочешь быть со мной,

So don't keep saying our hands are tied

Так не надо говорить, что наши руки связаны.

Холмс посмотрел на нее долгим взглядом, молча снял пиджак и накинул его ей на плечи. Софи улыбнулась и кивком поблагодарила его.

— Борис Акунин? — спросил Шерлок.

— Он самый, — подтвердила Конан Дойл. Холмс снова встал к ней плечом к плечу и посмотрел на море. — Шерлок, скажи, — задумчиво произнесла она, вспомнив о встрече с колдуном, — ты когда-нибудь задумывался, какой бы была твоя жизнь, если бы ты родился в каком-нибудь другом месте?

— Хм… — Холмс помолчал. — Нет, на самом деле — нет, — удивляло то, что он поддерживает этот разговор. — Думаю, Англия — единственное место, где человека могли назвать «Шерлок Холмс».

— Точно, — рассмеялась Софи, посмотрев на него.

Их взгляды на мгновение встретились.

What if we rewrite the stars?

Что, если мы перепишем предначертанное звездами?

Say you were made to be mine

Скажи, что ты создана быть моей.

Софи отвернулась первой и, не глядя, протянула руку в согнутый локоть Шерлока, положив голову ему на плечо.

Nothing could keep us apart

Ничего не в силах разлучить нас,

You'd be the one I was meant to find

Ты — та самая, кого мне было суждено найти.

Холмс чему-то ухмыльнулся и тоже посмотрел на залив. Может быть, свадьбы не так уж плохи, если ходить на них раз в десятилетие?

So why don't we rewrite the stars?

Так почему бы нам не переписать предначертанное звездами?

Maybe the world could be ours

Может, весь мир станет нашим

Tonight

Сегодня ночью.

Его плечо приятно грело, а воздух будто бы пропитался ароматом его одеколона. Софи стояла на балконе самого красивого дома из всех, что ей довелось видеть, и впервые за долгие годы признала, что она окончательно, бесповоротно счастлива.

Детектив крепче прижал ее ладонь к своему боку, подумав, что ее руки слишком быстро мерзнут на ветру. Нужно было уходить внутрь, но они продолжали стоять и будто бы смотреть на залив, хотя оба понимали, что в темноте не различают совершенно ничего.

Шерлок Холмс решил, что, если постоять еще пять минут, ничего страшного не случится.

Если.

Примечания:

1. С ирландского — "судьба".

2. Этот трек: https://music.yandex.ru/album/11722610/track/28067910

3. И эта песня: https://music.yandex.ru/album/6083179/track/45298568