Нэй. Сердце Принца (гет)

Нэй огляделся. Коридор был хоть и богато отделан и обставлен, но казался каким-то холодным или, скорее, казенным — у многих историков и архитекторов этот стиль был назван «королевским модерном». Но если считать, что все здесь в Мирминоре принадлежало Королю, вот даже этот хрустальный бокал в этом шифоньере, красивом из коричневого и очень дорогого дерева сим, с лаком древним и очень прочным, то можно было понять, почему живущие в многочисленных дворцах родственники короля особо не занимались их обустройством. Точнее, они подстраивали все под себя, но как-то слишком пресно, без искры, без вкуса. Как временщики.

Вся красота у них в их личных дворцах? Если они есть, конечно…

Но везде было чисто, как в больнице, и чистотой пахло, видимо, Бонифаций и в самом деле помешан на чистоте.

Впрочем, Нэй не собирался ничего пачкать. Он ведь пришел не за этим…

Нэй тихонько приоткрыл дверь и заглянул вовнутрь. В комнате, детской, по всем признакам, находились трое людей: Сильва, жена Бонифация, кормилица, вроде звали ее Ласта, тоже довольно красивая женщина, и младенец, самая младшая из детей Бонифация — малышка Мина.

Он подошел к люльке, в которой лежал младенец, улыбнулся красивой девчушке, та в ответ так же улыбнулась и пустила пару пузырей. Нэй протянул руку и дотронулся до лобика девочки, и она еще пуще заулыбалась, заулюлюкала, чем вызвала переполох в комнате, от которого проснулись и Сильва, и кормилица.

Но Нэя в комнате уже не было.

* * *

Бонифаций был доволен. Доволен тем, что Отон все-таки попал в ловушку. Пусть отец и прекратил Тиримису, но Игра все равно продолжалась. Всегда будет продолжаться. Ведь только Власть — мерило всех мерил, и только Власть давала силу, величие и значимость. Без Власти ты никто и никак, пусть и отец твой Король. Но пока ты не Король — ты никто!

Почему отец не выбрал его, самого старшего сына, в Носители Права, это уже история прошлая. Урбан всегда больше любил Отона, а Бонифаций, хоть он и был старшим из них, никогда особо не пользовался благосклонностью отца. Были еще более старшие дети Урбана, кажется, два брата и сестра, но они по традиции не могли стать королями, возраст уже не тот. Почему, кажется? Потому что о них мало что было известно. За последние лет тридцать они не разу не были во Дворце. Ну, может, они вообще легенда? С отца станется…

И почему он вообще вспомнил о них? Ну, видимо, до сих пор размышлял, кто достойней титула Носителя Права, и кто достойней быть Королем.

Впрочем, можно было организовать Тиримису против Артура-Отона герцога Лемосийского — Первого Носителя Права, или Трома-Урбана герцога Совойского — Второго Носителя Права. Но, они всегда были такими жалкими для Бонифация, хотя оба и являлись военными, что даже трогать их было жалко. И даже не понять, почему отец выбрал именно их? Да и редко они появлялись в Мирминоре…

Ах, да, по той же самой традиции. Как там сказано, если перевести на простой язык — не выбирать Носителей Права из одного помета. Ха-ха-ха! Помета! Ну, на самом деле там все в положении о Носителях Права, то есть наследниках Трона, все более изыскано и вычурно и юридически подковано. Но именно что помет. То есть от одной женщины не может быть двух Носителей Права. Почему? Это уже кануло в Нирву и никто не помнит. Ну, видимо, чтобы распределить власть родов, к которым принадлежали женщины, родившие наследников, так сказать, уравновесить. И чтобы один не довлел над всеми остальными. Вполне себе объяснение.

Вот поэтому отец и выбрал Отона, а не его, Бонифация. Но если он победит, победил бы скорее всего, отцу было бы деваться некуда, и он бы выбрал его. Заполнил бы пустующее место.

Но отец почему-то решил завершить Тиримису. Впрочем, может, и правильно, так как оказалось, что Бонифаций проиграл время и пока размышлял, что делать, Зеленый замок оказался вдруг сильно защищен. Одно то, что к замку подтянулись орчи, чего стоило! Орчи! Они никогда не вмешивались в Тиримису. Ну и сейчас формально у них была другая забота и задача, они защищали одного из своих — одного очень высокородного орча. Хотя какое величие рода может быть у орчей? Но, как бы то ни было, они были готовы порвать любого, кто приблизился бы к замку. Да еще и Амелия своих девочек подтянула, мужицкая демон-баба! Довелось ему увидеть, как она убивает, жуткое зрелище! И жуткое хладнокровие.

Впрочем, этот мальчишка не менее опасен. Тоже проблема. Как он там сказал, что пойдешь в самый злачный трактир, чтобы найти самого отпетого бандита? Ну, зачем же так грубо. Для этой цели у Бонифация есть люди, которые вполне могут тайно забраться в покои этого сосунка. Жаль, что отец запретил стрелка, прислал тут письмо, он вообще всегда с Бонифацием письмами общался. Никогда к себе не позовет! И не сжечь ведь, все записано и зафиксировано в королевской канцелярии, и отговориться не получиться.

А так был бы стрелок, снял бы его без всяких сожалений. Хотя она что-то раскисла, появилась какая-то испуганная, дрожащая. Ну да демоны с ней, есть и без стрелков люди, которые с ним способны будут справиться. И это будет никакая не игра или Тиримису, просто попал в разборку — и нет человека.

Нет человека — нет проблемы…

И настроение сразу улучшится.

А лекари пусть посидят возле Отона, потом расскажут, что к чему. Всех лекарей собрали! Всех!

Ну, он-то сам умирать не собирался, когда впереди…

Как?

Он не слышал шагов и сидел в кресле возле камина спиной к двери. И даже скрип двери не услышал, хотя специально заставил сделать так, чтобы у всех дверей скрипели петли. Все!

Поэтому он всегда знал, что в комнату кто-то вошел. И ковров в его комнатах и кабинете никогда не было, отчего и паркет скрипел.

Но гость прошел совершенно бесшумно, а когда сел в кресло напротив…

Вообще, где охрана? Возле его покоев всегда стояла охрана!

А Нэй сел в кресло и улыбнулся.

Появление Нэя, этого, как думалось, сосунка, в планы Бонифация совершенно не входило. Он даже посмотрел на дверь, потом снова на улыбающегося Нэя, мотнул головой.

— Как… ты… здесь… оказался? — каждое слово через небольшую паузу.

— Ножками дошел, — Нэй продолжал улыбаться.

А Бонифаций так и застыл с бокалом в руке.

— Я дал слово, обещание, тебя убить, и попадись ты мне в том момент, ты был бы уже мертв. Но моя проблема в том, что я слишком много думаю, — Нэй усмехнулся и как-то виновато пожал плечами. — И когда думаю, то приходит осознание, что смерть — это не решение проблемы. Это вообще не решение — это просто смерть. Хотя у меня и была возможность убить тебя еще там, на приеме у Короля, но подумал тогда, что все-таки Слово Короля что-нибудь да значит, и поэтому не стал нарушать им обещанного Примирения. И поэтому когда ты заявил, что я труп, я сдержался. Не смог я свершить такую наглость на глазах у Короля, который вскоре должен стать мне дедом. Но после того, как Отон слег со столбняком или что там на самом деле, я пока не знаю, я понял, что Тиримису — это нечто более тонкое и глубокое, укоренившееся в крови, что нашего деда и отца, что его детей и внуков. Поэтому все это и происходит. И я подумал, что будет несправедливо, если вдруг Отон умрет, а ты будешь праздновать победу. Я постараюсь вернуть Отона в этот мир, но, чтобы все было по справедливости, если я не смогу этого сделать, то тогда и ты уйдешь вместе с ним. Чтобы никому не было обидно, — Нэй резко встал.

Вскочил и Бонифаций, у которого прорезался голос, и он закричал:

— Слуги! Охрана!

А Нэй просто ткнул в Бонифация всей правой пятерней.

За мгновение до того, как двери со всех сторон, четыре двери точно, пооткрывались и в комнату ввалились, кажется, человек тридцать, не меньше, и жена прибежала, и кормилица, и дочь Урсула. Шум и гвалт наполнил комнату, но при этом, выкрикнув призыв, Бонифаций больше ничего не мог сказать.

Потому что он неожиданно уставился на свое лежащее тело. Точнее, один из самых быстрых охранников успел подхватить падающего Бонифация, и теперь был в некотором ступоре от того, что его хозяин то ли заболел, то ли вообще умер!

Положение спасла Сильва, оказавшаяся на деле очень деятельной натурой. Бонифация тут же подхватили несколько рук и аккуратно вынесли из кабинета или, скорее, комнаты отдыха, и внесли в соседствующую с ним спальню.

При этом тень Бонифация не двигалась, но он все видел.

Как его уложили на кровать. Раскрыли халат, в котором он был одет на голое тело — наслаждение не требовало одежды. Как позвали лекаря, и тут выяснили, что все лекари собрались сейчас в Зеленом дворце, у постели Отона! Был, конечно, в хрюшне какой-то костоправ из людей, так и орчей ведь тоже не было! Позвали и его, и отправили посыльного во дворец к Отону за лекарем! Ну, пусть хоть лекарь Бонифация вернется.

А Бонифаций стоял и смотрел на действо со своим телом и совершенно не мог понять, что происходит.

И тут он снова увидел стоящего рядом с собой Нэя.

— Что это? Что это? — истерично произнес он, и еще рукой так затряс, показывая.

— Это ты, в том же состоянии, в каком и Отон. Умрет он, умрешь и ты. И она…

— Кто?

— Мина.

— Нет! Ты не сделаешь этого! — он хотел было схватить Нэя за грудки, но его руки прошли мимо его тела. Он посмотрел на свои руки и снова произнес: — Ты не сделаешь этого!

— Я уже сделал. Я связал вас троих. Не только чтобы унизить тебя, но и чтобы в будущем, когда ты задумаешь очередное зло в отношении меня или Отона или любого члена моей семьи, ты, помнил, что вместе с тобой умрет и Она. Ну и для того, чтобы мне самому не оплошать.

— Это верелийский столбняк, — неожиданно проговорил Бонифаций.

Нэй выругался:

— От него же нет лекарства! — лекции Селистера не прошли даром. Но при этом возможно естественное выздоровление при определенных обстоятельствах, что тоже знал Нэй.

— Я хотел, чтобы он помучился, — Бонифаций пожал плечами. — Но, если кормить его через нос питательным раствором, то его тело может прожить несколько месяцев. А там возможно и восстановление, если, конечно, ухаживать за телом. Но у тебя еще часов десять, потом тело Отона окончательно превратится в камень, и если не сделать специальных манипуляций до этого момента, то он умрет через натиру, может, через две, так как Отон крепкий мужчина.

— Но, ты бы хотел, чтобы его кормили. Зачем?

— Отцу осталось недолго. Этого не видно, но болезнь пожирает Урбана очень сильно. Но если Отон умрет раньше, то отец успеет выбрать третьего носителя права и это может и был бы я, но, скорее всего, перед смертью отец решил бы наказать меня окончательно и бесповоротно, так как Тиримису завершилось до смерти Отона, а значит, у отца свобода выбора.

— Но зачем ты вообще затеял Тиримису, если шансов у тебя никаких?

— Победитель игры получает все, отец был бы вынужден даровать мне Третьего Носителя Права. Таковы традиции и правила. Ты бы знал, какую он бойню тут устроил, удивился бы!

— Вам и в самом деле сносит крышу.

— Когда Тиримису — да.

— То есть если Урбан умрет раньше Отона…

— То совет Пэров, которому временно переходит власть до избрания нового Короля, должен будет назначить Третьего Носителя Права, потому что в Долину Предков на Выбор Короля должны войти Трое, и своими ногами, а им точно стану… был бы я, — Бонифаций снова пожал плечами.

— А как он заразу-то эту подцепил?

— Отон обожает розы, хлебом не корми, дай к ним руками прикоснуться, поэтому и не обращает внимания на порезы от шипов. Ну, а гвардейцы немного изменили маршрут движения по Золотому Дворцу. Хотя удача тоже присутствовала.

Нэй выругался. Куда ни плюнь, везде гвардейцы. С этим что-то нужно было делать.

— Я понял тебя, — Нэй протянул руку и еле заметно толкнул Бонифация вперед: — Молись за меня и за него…

Нэя повернул ключ и дернул дверь на себя и удивленно уставился на стоящего в проеме Сэма. Тот был удивлен не меньше, так как можно сказать, впервые дверь была заперта, хотя он знал, что внутри Нэй! Нэй ведь никогда не закрывал двери, потому что Сэм всегда был на страже! А тут такие дела!

Но, как говорится, все когда-то делается в первый раз.

— Хорошо, что ты тут, пойдем со мной, ты мне нужен, — проговорил Нэй и решительно двинулся в спальню Отона.

Смерть не выбирает.

М-да. Но Смерть Отона изменила бы многое. Нет, конечно же, его род, семья, не потеряла бы ни одной из своих привилегий. Она так же и проживала бы в Зеленом Дворце, пользовалась бы всеми благами Мирминора. Но самое главное было бы утеряно — это статус! Со смертью Отона род его превратился бы в один из многих Потерянных родов, которые уже никогда не смогут возвыситься, то есть стать королевским родом! Артур остался бы Герцогом Суркенским и стал бы главой рода, как самый титулованный. Нэй получил бы побратимство, и, может быть, король и назвал бы его своим внуком, но он бы стал кем-то вроде «внуком без головы», как уже сказано — одним из многих. То есть смерть Отона меняла жизнь кардинально, все как бы оставалось прежним, и в то же время все уже было бы по-другому.

Бонифаций тоже был нейтрализован. Его апоплексический удар или, точнее, его имитация, так же вывела его из строя. Сбросило с шахматной доски. Нэю было пока безразлично, кто может воспользоваться плодами смерти обоих братьев, поэтому следовало все-таки вернуть Отона в этот мир, чтобы все встало на свои места.

А ее, Мину, он честно привязал к происходящему. Не блефовал он. Пусть Бонифаций помучается в размышлении о себе и бренности мира.

Злым, злорадным становился он. Плохо…

Он прошел не торопясь и так же не торопясь вошел в спальню. Увидел, как пара лекарей через нос пытается всунуть в Отона специальный шланг, видимо, для кормления раствором, усмехнулся на это и проговорил:

— Оставьте его в покое, — и когда лекари замерли, продолжил: — И все вон отсюда!

От родственников неожиданно отделился вроде бы Родерик и довольно высокомерно заявил:

— А ты кто такой, чтобы командовать?

— Родерик, брат мой, — при этих словах Родерик сморщился, — я понимаю, что тебе очень нужны деньги, чтобы покрыть твои долги, и на самом деле ты бы жаждал, чтобы наш отец умер и ты бы получил часть наследства, — при этих словах Родерик неожиданно покраснел. — Но подумай о том, что деньги закончатся и ты останешься ни с чем, что ты будешь делать? К королю ведь не пойдешь, точнее, можно, но это ведь будет не наш отец! Поэтому давайте отсюда все, пожалуйста!

Все продолжали играть немую сцену. И Нэй набрав побольше воздуха, гаркнул:

— Вон все отсюда! — как ветром всех обдало.

И это подействовало, все задвигались, зашевелились.

— Артур, тебя и Сэма я попрошу остаться, — и Нэй рукой задвигал, замахал. — Быстро, быстро! Время — деньги!

— Нэй! — это была Элли. — Я могу помочь?

И Амелия:

— Мы можем чем-то помочь? — что за мир без женщин.

— Конечно, милые мои девчонки, вы будете стоять возле двери и никого сюда не пускать. Но с той стороны, — он улыбнулся, поцеловал обеих женщин в щечки и мягко выпроводил их из спальни.

Когда все наконец вышли, он перед самым закрытием двери произнес:

— Мне нужно ведро фимт на двадцать и пара штук ножниц!

Дверь закрылась, и он облегченно вздохнул. Подошел к лежащему Отону, пока как бы совершенно не замечая друзей. Попробовал поднять веки — никакого эффекта, они были твердые как камень, потрогал тело — тоже можно было стучать хоть молотком. Но пока чувствовалось дыхание, еле заметно грудь поднималась, хотя было видно, что воздуху Отону не хватает, точнее, его хватает как раз для этого его состояния.

Значит, валерийский столбняк, говоришь?

Ну, что же, попробуем с этим что-нибудь сделать.

В дверь постучали. Нэй подошел, открыл, на пороге стояла Элли с ведром и ножницами в руках, а за ее спиной виднелись Амелия и все давешние гости спальни, только теперь в Большой гостиной стояла гробовая тишина, ну и хорошо, нечего зря воздух гонять.

— Нэй, я бы…

— Потом, солнце мое, все потом, — забрал все и снова закрыл дверь.

Положил ножницы рядом с ногами Отона на кровать, а ведро осмотрел, постучал:

— Теперь следующее, друзья мои. Сэм, я читал о метаболизме орчей, поэтому знаю, что вы ходите по нужде не когда захотите, а когда ваш мочевой пузырь наполняется, иначе у вас там какие-то каналы не открываются. И я знаю, что ты утром не опорожнялся, а это значит, что сейчас у тебя почти полный мочевой пузырь, — он протянул ведро обалдевшему орчу. — Пописай в ведро, пожалуйста.

— Прямо в ведро? Здесь?

— Да, здесь, — очень настойчиво проговорил Нэй.

— Нэй…

Но Нэй поднял руку.

— Ребята, мы хотим, чтобы Отон выжил? — оба закивали головами. — Тогда делайте, что я вам говорю! Писай, Сэм! — очень резко и зло проговорил Нэй, и Сэм как будто уменьшился в размере, сделал шаги в сторону от кровати, к углу довольно большой комнаты, и вскоре послышался характерный звук падающей в сосуд жидкости.

— Тебе, Артур, тоже очень важное задание, — он протянул одни ножницы другу, другие оставил себе. — Нам нужно освободить нашего отца от одежды, ну и ты должен сказать все, что ты думаешь обо мне и даже, что не думаешь. У тебя было такое лицо на приёме у Короля, что мне показалось, что ты ждёшь…

— Нэй, я ничего такого…

— Артур!

— Хорошо! — повторил ту же интонацию Артур.

Ну и понеслось! Артура как прорвало. И что Нэй порой бывает невыносим из-за своей навязчивости. И что часто не признает никаких советов, хотя и спрашивает их. И самое неприятное, что порой он бывает очень страшен в своей настырности и настойчивости. И он лицемер и циник. И он убийца. Вот это самое страшное в отношениях, так как порой очень тяжело знать, что перед тобой хоть и друг, но человек, который способен на многое и непонятно, что вообще у него на уме. И вчера у Короля было очень страшно, так как всё думалось, и все думали, что Нэй исполнит обещание, а когда не исполнил и исчез, стало еще страшнее, потому что непонятно, что он мог задумать.

— Да, на приёме у деда я все ждал, что ты убьёшь дядю. От этого было жутко страшно! — но после небольшой паузы Артур проговорил: — Но дружбу с тобой не поменяю ни на какие коврижки!

— Из-за страха? — очень серьезно спросил Нэй.

— Нет, — Артур усмехнулся. — Из любви к искусству.

— Это как это?

— Находиться рядом с тобой — это целое искусство. Но лучше быть рядом с тобой, тут безопасней.

Впрочем, — добавил Артур, уже заканчивая душеизлияние, — положительного в тебе все-таки больше и, конечно же, никто не отрекается от побратимства и ритуала приема в род, даже если отец и не выживет.

— Не хотелось бы.

— Мне тоже…

— Полегчало?

Артур хлюпнул носом:

— Знаешь, да, — и улыбнулся.

— Жаль, что мы с тобой не любовники, иначе устроили бы крутой секс после таких откровений, — Нэй тоже улыбнулся.

— Да, иди ты! — но все же оба рассмеялись.

— Вот, Нэй, — появился Сэм с ведром и, немного смущаясь, произнес: — Не слушай Артура, ты самый лучший нурч на свете!

— Это мы знаем, — Нэй заглянул в ведро — больше половины. — Хорошо.

Открыл свой саквояж, вытащил несколько мешочков, потрогал их на вес, выбрал средний, развязал тесемки и высыпал все его содержимое в ведро, по спальне распространился аромат сушёной сонки — сладко-горьковатый, с сеном за версту не спутаешь…

— Сонка? — удивленно проговорил Сэм.

— Да, друг мой, — Нэй снял рубашку и, засунув обе руки в ведро, стал перемешивать содержимое, запах перешел на едко-сладкий, а мочой перестало пахнуть совсем. И, перемешивая, продолжил говорить: — Когда-то ученые ордена Клепты — вы же знаете, что Клепта это сестра Кары, Богиня науки — выяснили, что сонка усиливает свои свойства в четырех жидкостях.

Это в горячей воде, но именно в горячей воде, но сами понимаете, нам сейчас горячее не нужно, а остывшая сонка в воде теряет часть свойств, хотя и способна на некоторые эффекты, как-то оживить человека и дотянуть его до определенной цели, например. Но нам нужно не оживление, нам нужна сама жизнь.

Вторая жидкость по силе — это сок измуры — южного фрукта, вкусная, надо сказать, гадость, но при этом жутко вонючая. И дорогая, зараза. Но в Каракрасе измура не растет, да и если бы росла, столько сока в кратчайшие сроки мы бы вряд ли нашли.

Третья жидкость — это спирт. Тут его завались, особенно в хрюшнях, так как хрики обожают это жидкое для них лакомство, они от него не пьянеют, у них просто усиливается метаболизм и возрастают двигательные процессы.

И, в принципе, спирт можно применить, но, — Нэй поднял палец вверх, — у нас тут есть носитель самой эффективной из четырех и самой дешёвой жидкости из всех — это наш дорогой Сэм и его моча. То есть, как это ни удивительно или парадоксально, но самая эффективная жидкость, которая стократно усиливает лечебную эффективность сонки — это моча орча.

Нэй наконец закончил размешивать жидкость, вытащил руки, которые стали удивительно белыми до локтей, то есть там, где они соприкасались с жидкостью:

— Смотрите, только в обморок не падайте, — Нэй взял свою левую руку и аккуратно начал ее сгибать. Именно сгибать! Согнув где-то градусов на тридцать, отпустил, и рука медленно вернулась в исходное положение, а у Сэма и Артура аж рты пооткрывались и челюсти на пол повыпадали. — Никогда не повторяйте этот трюк, он доступен только профессионалам.

Немного обождал, пока руки не начали принимать прежний, чуть загорелый облик. И только после этого, минуты через две, принялся за другие действия.

— Так, Сэм, аккуратно приподними Отона и подержи некоторое время.

— Господи, он как бревно! И холодный!

— Если был бы горячий, было бы хуже, — Нэй убрал всю разрезанную одежду Отона, после сорвал простыню, засунул ее в ведро и, через минуту вытащив, крепко выжал и снова расстелил. — Клади его…

Сам подошел к шкафу или, скорее, небольшой комнате — малой гардеробной, вытащил с полок несколько простыней, разорвал их и часть лоскутов кинул Артуру:

— Мочим и обтираем его тело. Сэм, может так случиться, что понадобится еще твоя целебная жидкость. А у вас с этим делом сложности…

— Ну, это как сказать. Просто, это… нужно много выпить, сразу.

— Тогда за дело, но… никому не слова!

Сэм вышел и даже в закрывающуюся дверь можно было услышать, как его тут же обступили со всех сторон, но он непреклонно молча продолжал двигаться к цели, на кухню на первом этаже.

Минут пятнадцать они обтирали тело Отона, пока наконец не появились первые признаки… Чего? Просто тело Принца побелело, из закостеневшего стало смягченным, Артур даже восхитился.

— Это только начало…

Еще немного обтерли, когда наконец Отон сделал очень глубокий вздох:

— Отлично! У нас есть пять минут, — Нэй отбросил тряпку в сторону, сел на стул, открыл саквояж и вытащил небольшую коробочку, в которой оказались иголки всяких разных видов и размеров. Выбрал одну не прямую, а чуть изогнутую, но пока не стал открывать стерилизационный ее колпачок:

— Противостолбнячные иголки, изобретение одного безумного ученого из одного безумного мира, можно даже в камень воткнуть, но я решил не рисковать. Камень ведь недвижим, а тело человеческое всегда в движении, даже если и кажется, что оно камень. Сломалась бы и, что тогда? Да и эффект нам нужен, а не просто укол, — проговорил Нэй и вытащил еще одну большую коробочку, в которой находились несколько шприцов.

Взял средний шприц, потом достал пузырек, наполненный мутноватой жидкостью, и двухгорлышковую флягу тафгура:

— Антидот-универсал Файнса. Благо я когда-то формулу его записал, а Атан Селистер сварил. Тоже ведь гениальное творение. Хотя, как сказал Атан, компоненты совершенно бессмысленные, но вместе составляют адское зелье. Ну, и немного ансортии.

— Ты уверен, что это сработает? — голос Артура немного дрожал.

— Нет, не уверен, — проговорил Нэй: — Наш отец — первый пациент, подвергнувшийся такому лечению, и как на это отреагирует столбняк, я вообще без понятия. Но будем надеяться, что ансортия оправдает наши исследования, да и хуже уже точно не будет.

Вытащив еще один пузырек с широким горлышком и с рисками для жидкости в дриммах, в упаковке, вскрыл ее. В этот пузырек вылил содержимое антидота, и столько же, перевернув фляжку, и ансортии. Закрыл пробку, взболтал и наконец набрал эту жидкость в шприц. Отложил его.

Сорвал с иголки стерилизацию. Хлопнул по вене на руке Отона, тут же организовал ватку со спиртом — хотя считалось, что после сонки в любом сочетании поверхность кожи дезинфицируется не хуже спирта, — очень быстро и ловко затянул жгут и не менее профессионально воткнул иглу в возникшую вену и также профессионально подсоединил к ней шприц. Втянул немного крови и очень аккуратно принялся вливать жидкость в тело Отона.

Выдернул шприц, приложил ватку, указал на нее Артуру, мол, подержи, и принялся все убирать, но уже в другую коробочку, бывшую до этого пустой.

— Теперь у нас час. Если не сработало, то повторим процедуру.

— А как мы поймем, что сработало?

— Увидишь…

Тут появился Сэм с несколько неожиданным известием:

— Там это, гонец с известием явился, что у Принца Бонифация случился апоплексический удар. А все лекари у нас собрались, даже его личный лекарь.

Нэй посмотрел на Сэма:

— И, что от меня требуется?

— Отпустить их…

— Так я никого не держу. Пусть бегут выполняют свою клятву Гиппократа, — пожал Нэй плечами.

И, сев в кресло, прикрыл глаза…

И в самом деле Тиримису — это сорванная крыша и война! Такая небольшая гражданская война, втиснутая в определенные правила и традиции!

Просто спятить можно, когда понимаешь, что это значит…

Вот именно, что и в самом деле настоящие боевые действия! И хоть и говорится, что замок штурмовали только один раз, но на самом деле штурмы были всегда. Просто в тот раз силы оказались столь значительными с обеих сторон, что и вошло в историю как Штурм Замка. А так просто несколько десятков человек пытаются захватить место, где сидит жертва или претендент, и стараются добраться до него и убить!

И все происходит только на территории Мирминора! Вне его нападать на Носителей Права запрещено под угрозой смерти и проклятия роду. Вот в этом случае это карается как заговор или мятеж! То есть никаких оправданий, а после или эшафот, или виселица!

Так что Бонифаций со своей Тиримису, еще оказывался вполне белым и пушистым, всего-то отделался четырнадцатью трупами своих сторонников. И дальнейшее действо пресек на корню Король. Вот только в чем причина, не совсем ясно. И даже мыслей никаких не было. Но Урбан IX прекратил Тиримису и объявил Примирение. А то, что произошло после — это уже, видимо, случайности, с кем не бывает.

А почему Тиримису-то?

Отон рассказать пока не успел, но Нэй информацию почерпнул.

Когда-то давно, еще до Великого Катаклизма, один из Носителей Права подавился десертом тирамису. И королевская кровь иногда получала случайности. Но в том случае была именно случайность, никаких интриг и отравления, просто десерт не в то горло попал, а рядом никого не было, чтобы помочь. Случайность. Но с тех пор игру и прозвали Тиримису, с большой буквы. Просто одну букву изменили. Кто? Это история умалчивает, но название прижилось и вошло в исторические определения. При этом, как понятно из всего вышесказанного, игра была вполне официальная! И гвардейцы действовали вполне законно, без всяких измен — но это мы еще поглядим, пора завязывать с этими играми и этими преторианцами, отметил Нэй. И Король, как уже было сказано, как арбитр над схваткой своих детей.

Но как-то это все-таки мерзко, вы не находите?

Даже вроде бы и не спал…

— Нэй, Нэй! — это кричал Артур. — У него кровь из носа идет! Черно-красная!

Нэй вскочил, мотнул головой, отгоняя сонливость.

— Хорошо! Это мерзость выходит, — подошел. Померил пульс, поднял веки, которые поддались без всякого усилия. — Очень хорошо. Возьми тряпку и обтирай лицо остатками зелья.

Артур закивал и бросился исполнять поручение Нэя. Это было чудо!

Подошел к двери, открыл ее:

— Ванну приготовьте горячую! — но встал стеной, никого не пуская в спальню. — Готовьте ванну!

Отон захрипел, а кровь прекратила течь.

— Сэм, аккуратно положи свою ладонь на его грудь, только не дави, просто чувствуй его грудь и все, сейчас будет жуткий отходняк.

Не успел Сэм сделать так, как попросил Нэй, как Отон вдруг совершенно неожиданно задвигался, задергался, так как будто пытался вскочить и побежать и только ладонь орча, а потом и Нэй с Артуром прижали ноги и руки отца, не давали ему этого сделать.

— Это что с ним такое? — Артур даже вспотел от усилий или, скорее, от нервов.

Все резко прекратилось, как и началось:

— Я же говорю, отходняк. Закутаем его нашей простыней.

В дверь постучали. Амелия на пороге:

— Ванна готова…

— Отлично! Сэм, возьми принца на руки и идем.

Двинулись. Нэй впереди за ним Сэм с Отоном на руках, нежно, как ребенка нес, и за ним обалдевший от всего Артур и не менее обалдевшие Амелия с Элли. И родственники расступились, и глаза у всех с блюдца.

Как и у лекарей, много их осталось в Зеленом Дворце, и тот профессор тоже был тут, которые провожали процессию с профессиональным любопытством и даже головами мотали, не веря в происходящее.

Ванна оказалась тут же, недалеко, в соседних апартаментах. Да, в спальне, где находился до этого Отон, тоже была ванна, но Нэй просто решил, чтобы началось движение, действие, да и пускать никого не хотелось. Нечего глазеть на его саквояж.

Ванна оказалась небольшим бассейном, ярда три на три, неглубокая, до пояса, с каменными скамеечками, где можно посидеть и отдохнуть. И от воды пар шел:

— Опускай в простыне, — произнес Нэй, оценив температуру. — В самый раз.

Увидел стоявшую в нерешительности Матильду, подошел к ней, взял руку, поцеловал.

— Ему нужна поддержка, думаю, ваше тело будет в самый раз, — и улыбнулся, а Матильда покраснела, но при этом принялась раздеваться, совершенно не обращая внимания на присутствующих.

Правильно, чего стесняться…

И все быстро вышли, закрыв дверь.

Нэй вернулся в спальню, забрал саквояж, и снова…

Потерял сознание.

Что же это такое!