Повесть о старом Техасе (гет)

У ворот Каса-дель-Корво появился крепко сложенный рослый старик в зеленой куртке и сапогах из крокодильей кожи с полной корзиной подстреленной дичи. Это был известный в Техасе и за его пределами охотник Зебулон Стумп, с давних времен знакомый с семейством Пойндекстер. К десяти утра он по обыкновению принес кухарке свежих куропаток и индюшек, однако удивительная тишина, царившая на асьенде, и полупустая конюшня сильно его удивили.

— Эй, есть кто живой? — громко крикнул Зебулон.

С заднего двора прибежал перепуганный Плутон.

— А-а-а, это вы, масса Стумп! А у нас беда случилась, ой, какая беда! — запричитал он.

— Беда, говоришь? А где хозяева?

— Массы Вудли нет, и массы Генри тоже, — тараторил негр. — Тут недавно отряд был из форту, приезжали, говорят, масса Генри ваш ранен…

— Да можешь ты выражаться яснее, пустая твоя голова? — рассердился Зебулон. — Ранен? Где? Как?

— Плутон ничего не знает!

— Мистер Стумп! — перегнувшись через парапет асотеи, окликнула старого охотника Луиза. — Как хорошо, что вы пришли! Мне очень нужна ваша помощь!

— Мисс Луиза! — Зебулон почтительно снял потрепанную войлочную шляпу. — Старый Зеб Стумп всегда к вашим услугам, но скажите ради всего святого, что случилось?

— Ах, мистер Стумп! Я и сама бы хотела знать, но теперь уже ничего не исправить: мой брат Генри тяжело ранен и лежит в хижине Мориса-мустангера!

— Иосафат! — воскликнул он. — Молодой мистер Генри совсем не похож на задиру из салуна, кто мог его ранить?

— Это неважно, дорогой мистер Стумп, — спустилась Луиза с асотеи. — Я очень хочу видеть Генри! Отец с Кассием уехали на Аламо, не взяв меня с собой. Умоляю вас, покажите мне дорогу туда!

— Мисс, старому охотнику это совсем не трудно, но не будет ли сердиться ваш отец?

— О нет, нет! Плутон, седлай мою крапчатую! — требовательно произнесла Луиза.

— Мисса, ваш батюшка не велел…

— Плутон, я сама с ним поговорю после и все ему объясню! Седлай же, я немедленно еду к Генри вместе с мистером Стумпом!

Не более чем полчаса спустя крапчатая Луизы везла свою хозяйку по зеленой прерии к заветной хижине, находившейся в двадцати милях от асьенды. Дорогу мисс Пойндекстер указывал Зебулон Стумп на своей старой кляче. Охотник умел читать не только следы птиц и животных в степи, но и людские сердца. Одного взгляда на лицо молодой креолки ему было достаточно, чтобы понять, что ее душу терзает далеко не только тревога за брата.

Луизе казалось, что за прошедшие ночь и утро она прожила десяток жизней. Разве может одно сердце вынести столько скорби за раз? Она то хотела поехать в лазарет, чтобы гордо посмотреть в глаза предавшему ее мустангеру, то мечтала похоронить свое горе за толстыми каменными стенами монастыря в родной Луизиане. Но появление старого Зеба подсказало девушке лучшее решение: она поедет в хакале Мориса и не только навестит раненого брата, но и раз и навсегда поставит на место вульгарную мексиканскую девицу. При воспоминании об Исидоре Луиза погнала кобылу и понеслась впереди Зебулона, который теперь наблюдал развевающийся на ветру алый шлейф ее амазонки.

Подъезжая к хижине, Луиза с беспокойством высматривала, не видно ли поблизости лошадей отца и Кассия. К счастью, они разминулись, и в хакале не оказалось посторонних глаз, не считая Фелима, который поспешно куда-то собирался.

— Фелим! — окликнул его Зебулон. — Черт ты ирландский, ты что, совсем гостей на замечаешь?

— Мистер Стумп, я еду к мистеру Джеральду! — протрезвевший слуга взвалил на круп лошади тюк с вещами. — Дела его плохи. Говорят, что это он стрелял в мистера Генри.

— Иосафат! Что за вздор? — Стумп покосился в сторону солдат, занятых сопровождением к раненому его сестры.

— Да кто их знает, этих вояк. Сказали, мол, поссорились они, подрались, вот один в другого и выстрелил. Решили все повесить на бедного мистера Джеральда, думают, что он бродяга какой безродный, никто за него не заступится, дескать. Баллибалах, говорил я ему, что не надо ехать в эту дикую Америку!

— Будет тебе причитать! Вот что, парень, наведаюсь-ка я вместе с тобой к нашему другу, может, и помогу чем. Ну а как молодой мистер Пойндекстер?

— Лежит в горячке, — поведал Фелим. — Мексиканская сеньорита от него не отходит.

— Какая еще мексиканская сеньорита? — удивился Зебулон. — Уж не та ли, которая Мориса все караулила?

— Она самая, — подтвердил ирландец. — Я ее вчера выпроводить не мог: приехала сюда и говорит, мол, с места не тронусь, пока дона Морисио не повидаю! Так до ночи и просидела, пока Кастро мистера Генри не привез!

— Да-а, дела!.. — почесал седую бороду охотник и многозначительно посмотрел в сторону хижины.

* * *

Тусклый свет восковой свечи падал на осунувшееся лицо спящего раненого. Исидора невольно залюбовалась его красивыми, слегка заострившимися чертами — теперь это были черты не юного мальчика, не видевшего жизни. Перед ней был боец, вступивший в схватку с самой смертью и вышедший из нее победителем. Жар понемногу начинал отступать, теперь его дыхание было тихим и размеренным.

Скрипучая дверь в хакале открылась, но Исидора не сразу обратила внимание на гостью, лишь краем глаза заметив изящную фигуру в алой амазонке. Она повернулась ко входу и увидела Луизу, смотревшую на нее с поистине королевским достоинством. Ничего не сказав мексиканке, та подошла к постели брата и поцеловала его в лоб.

— Мой бедный Генри! — воскликнула креолка. — Мне так жаль, что ты пострадал! Это я, я во всем виновата!

Юноша по-прежнему спал и не сознавал присутствия сестры. Исидора напряглась при ней, будто дикая кошка, готовая к прыжку. Луиза по-прежнему сохраняла видимую холодность и, обернувшись к сопернице, проговорила ровным, спокойным тоном:

— Спасибо за то, что помогли моему брату, сеньорита. Думаю, что нам с вами больше нечего делить.

— О чем вы? — с недоверием спросила Исидора.

— Я говорю о Морисе-мустангере. Полагаю, бесполезно хранить друг от друга тайны, когда вы здесь, в его хижине на правах хозяйки. Я имела глупость поверить в его любовь, но теперь вижу, что жестоко ошибалась.

— Что?! — мексиканка едва сдержала рвущийся наружу крик. — Так это правда? Вы и дон Морисио?..

— Что ж, — на губах Луизы запечатлелась горькая усмешка, — неудивительно, что вы ничего не знали. Должно быть, мы обе пали жертвой его чар. Но не переживайте. Я отдаю его вам, вы появились в его жизни раньше и, вероятно, больше заслуживаете любви мистера Джеральда. К тому же, мне не нужен жених, втайне уже женатый, хоть и не венчанный перед лицом Бога и людей.

— Жених… — в ужасе прошептала Исидора. — Пресвятая Дева, я не могу поверить…

— О, это было так насмешливо с его стороны — предлагать мне брак, когда на самом деле…

— Молчите! — со злостью перебила ее Исидора. — Молчите, умоляю, я не хочу знать подробностей!

— Вам больно, я могу вас понять, — не без жалости сказала Луиза. — Но давайте положим конец этой вражде хотя бы ради Генри.

— Вы выиграли, — тихо сказала Исидора, до крови впившись ногтями в собственные ладони.

— Что?..

— Вы выиграли. Я не хозяйка здесь и не хозяйка сердца дона Морисио. Никогда не была.

Луиза растерялась от такой откровенности.

— Я не знаю, что вы подумали, но все это неправда, — продолжала мексиканка. — Я никто дону Морисио. Не говорите больше ничего, я не хочу отвечать. Знайте только, что Исидора Коварубио де Лос-Льянос умеет проигрывать, и она не опустится до мести.

С этими словами Исидора покинула хижину мустангера и ушла на лесную опушку, где наконец дала волю слезам. Она плакала едва ли не впервые в жизни — даже ее отец не мог сказать, когда он в последний раз видел дочь плачущей. Вместе со слезами выходила вся боль, вся тьма, накопившаяся в душе и терзающая ее острыми когтями. Ревность, обида, ропот, жажда мести, неизбывная печаль — все это высокой волной всколыхнулось в душе мексиканки и грозило похоронить ее под собой.

Так прошло не меньше часа. Крапчатой кобылы, которая напоминала Исидоре об одном из самых горьких дней в ее жизни, уже не было в стойле возле хакале. Девушка ополоснула лицо водой из умывальника и вошла внутрь. Она присела на табурет возле постели больного и бесцельно воззрилась на пламя горящей свечи.

— Вы снова грустите, сеньорита?.. — услышала она тихий голос.

Генри смотрел на нее, улыбаясь, по большей части, одними глазами.

— Дон Энрике! Вы пришли в себя, хвала Деве Марии! Какая радость, какая радость! — Исидора в порыве чувств гладила его по щеке.

— Где я? — спросил раненый, окинув взглядом скромную хижину.

— Вы в хакале дона Морисио.

— Боже, я ничего не помню, — Генри зажмурился. — Кроме вас, донья Исидора. Спасибо вам, этого я никогда не забуду.

— Молчите, вам еще рано разговаривать, — ласково сказала Исидора.

— Только если вы пообещаете, что больше не будете печалиться, — слабо проговорил юноша, с нежностью глядя на свою спасительницу.

— Я не буду печалиться, дон Энрике, даю слово. Отдыхайте, у вас еще мало сил.

Генри с блаженной улыбкой прикрыл глаза. «Да он просто ангел», — подумала Исидора. «Только ангелы умеют так прогонять тьму».

* * *

Луиза, весь день проведя в седле, возвращалась домой. Воистину, за этот день с ней приключилось немало: она побывала и в аду, и в раю, когда посетила возлюбленного в лазарете и услышала от него, мечущегося в бреду после тяжелых ран, слова любви. То были слова, исходящие из самого сердца, которые невозможно подвергнуть никакому сомнению, над которыми не властна черная ревность. Если бы не страдания — его и Генри, счастье прекрасной креолки было бы полным и безоговорочным.

Дома мисс Пойндекстер поджидал отец. Он редко гневался на детей, напротив, с самого детства Луиза и Генри были окружены самым теплым родительским участием и любовью, иногда даже чрезмерной, по мнению Кассия. Но нынче Вудли переменился: он строго поджал губы и смотрел на дочь так, будто та сделала что-то непростительное.

— Луиза! — суровым тоном окликнул он ее, когда девушка, легко поднявшись на крыльцо дома, словно не проехала верхом порядка пятидесяти миль, собиралась уйти к себе в комнату.

— Отец?.. — спокойно-равнодушным голосом ответила она.

— Присядь, Луиза, нам нужно очень серьезно побеседовать. Во-первых, где ты отсутствовала до самого вечера? Кто разрешал тебе уезжать?

— Я была у Генри, — невозмутимо сказала Луиза. — Старый Зеб Стумп показал мне дорогу.

— По-моему, я ясно выразился, чтобы ты оставалась дома, — рассердился Вудли.

— Вот как?! Не знала, что я пленница в Каса-дель-Корво!

— Луиза! Я всегда давал тебе полную свободу и теперь сильно об этом жалею! Я вижу, что испортил тебя своей любовью, но не об этом сейчас речь. Во-вторых, что это за отвратительная, похабная история с мустангером?

— Я люблю его, — просто и коротко ответила она.

— Что?! — лицо плантатора вытянулось от потрясения.

— Отец, я люблю мистера Джеральда, а он любит меня. Когда все закончится, мы поженимся.

— Святые угодники! — Вудли нащупал сидение дивана позади себя, словно боялся сесть мимо. — Святые угодники! Я не верю своим ушам. Луиза!

— Да, произошло ужасное недоразумение, — твердо продолжала Луиза. — Если бы Генри случайно не увидел, как мы прощались в саду, мистер Джеральд уехал бы за наследством к себе на родину, а потом попросил бы у тебя моей руки, как благородный джентльмен.

— Какой кошмар! — ее отец промокнул вспотевший лоб шелковым платком. — Моя дочь, урожденная Пойндекстер, и мустангер!

— Он дворянин! — возмутилась девушка. — А даже если бы и был простым мустангером, я все равно вышла бы за него замуж!

— Боюсь, моя дорогая, что теперь ты не выйдешь замуж вовсе. Наша семья опозорена на весь Техас, более того, вести о твоем беспутстве совсем скоро дойдут до Луизианы. Ты опорочила не только себя, ты опорочила меня, покойную мать, брата, который по твоей милости чуть не отправился на тот свет! — Вудли распалялся все больше и больше. — А что до мустангера, то будет тебе известно, что это его майор подозревает в покушении на Генри!

— Как?! — вскричала Луиза. — Это невозможно! Спросите Генри о том, как было дело, он расскажет вам всю правду!

— Не трогай Генри, мальчик должен сначала поправиться!

— А пока он поправляется, вместо преступника повесят невинного человека?! — щеки креолки запылали от гнева.

— Его невиновность еще предстоит доказать, впрочем, как и виновность. Никто не вынесет приговор мустангеру до тех пор, пока Генри не будет допрошен, но я запрещаю сейчас приближаться к своему сыну. Слышишь, я запрещаю!

Луиза в негодовании молча выбежала из гостиной, оставив убитого горем отца в одиночестве. Вудли устало откинулся на мягкую спинку дивана и закурил сигару. Эту жизнь он проиграл вчистую.