Ты крутись, крутись, колечко... (джен)

Едва спина Леголаса скрылась за дверями королевских покоев, как Тауриэль почувствовала, что накрывшая волна чувств отступила. Другой вопрос — что именно та успела сделать, что унести безвозвратно и какие бреши оставить. Она устояла. Крепость, со всем старанием возводимая ею последние двадцать четыре года по образу и подобию той, что построил сотни лет назад её владыка.

В той битве она потеряла не только любовь, но и друга. Не только честь, но и веру в себя, и свои силы. И всё же Тауриэль жила. Оказалось так можно. Жить с уже не кровоточащим, а просто сожженным до черноты и горького пепла сердцем. Притворяться, что не замечаешь этого, ведь за той крепостью, что Тауриэль воздвигла вокруг чадящих руин, никто, даже она сама, не видели разрушений.

Сегодня она впервые почувствовала, что там, за стеной ещё что-то бьётся. Возвращение Леголаса едва не обрушило всё, чего Тауриэль успела достигнуть, но в то же время, оно дало понять ей, что надежда есть. Пусть медленно, но время лечит, и хотя пока слишком рано об этом думать, но Тауриэль теперь ясно чувствовала: она восстанавливается.

Бросив взгляд на закрывшуюся дверь, в которую последние годы входила чаще, чем в собственную спальню, рыжая отстраненно подумала о том, кто скрывался за ней. Она подозревала, что король давно исцелился и что продолжает прятаться за своим ледяным панцирем в силу привычки или же даже страха. Последнее казалось, особенно, верным, ведь Тауриэль доводилось быть свидетелем того, как трещит лёд.

Раньше они с Леголасом были уверены, что королю всё равно и что сын ему нужен исключительно, как гарантия того, что в случае непредвиденных обстоятельств, трон устоит. В своей новой должности рыжая не единожды убеждалась в обратном.

Король боялся. Своих чувств и того, что скрывалось за ними. Впрочем, с каждым новым донесением — будь то птица или весточка от истари, игнорировать их становилось всё сложнее. Тауриэль видела, как нервно сжимаются за спиной тонкие пальцы, слушая очередное донесение из внешнего мира; как порой совершенно без причины взгляд владыки может, словно остекленеть и уйти далеко-далеко в неведомые дали, среди которых, вероятно, и блуждал мятежный принц.

Трандуил мог сколько угодно взрываться от бешенства, комкать письма от других владык и жечь их, но каждый раз, получая их, он с совершенно немыслимым для ледяной статуи трепетом вскрывал конверт. Лёд в его броне истончился, и Тауриэль видела, как тот уже примирился с ожиданием новой боли.

Осознание этого заставляло Тауриэль поглубже запираться в себе, вспоминая о прежнем идеально холодном и недостижимом образе владыке. Ей хватало и собственной боли. А тот образ, что отпечатался в ней с детства по-прежнему спасал… Пока не появился Леголас.

Невольная мысль, о том, как пройдет это встреча и что будет с владыкой, заставила её сердце екнуть. Потребовалось огромное усилие, чтобы вновь отгородиться.

Принц вернулся. Он не в обиде. Король наконец-то перестанет волноваться. Дыши, Тауриэль. У тебя ещё полно работы. Подписанный указ передать на обнародование; четыре распоряжения доставить лично в руки; изменения в повестку заседания государственного совета передать ответственному секретарю до полуночи, чтобы соблюсти формальности. О, ей не привыкать будить высокопоставленные и не очень чины среди ночи…

Новая Тауриэль — исполнительна и пунктуальна, никто не может упрекнуть её в несоблюдении протоколов и инструкций, она неумолима, а они знали, что делали, поступая на государственную службу.

Страна нуждалась в управлении круглые сутки, и если король не спит, то и с чего бы всем остальным нежиться в постели? Ненормированный график с лихвой оплачивался.

Получивший часть гномьего золота Трандуил был щедр, но в то же время не транжирист. Злые языки сначала поговаривали, что король спустит всё на вино и пиры, но нет. Первым делом владыка поднял все жалования и пособия в королевстве на десять процентов. Впрочем, вскоре стало ясно, что сделано это было не просто так.

Торговля с Эребором и помощь Новому Дейлу требовала наращивания почти всех отраслей производства и сельского хозяйства. Проблему нехватки посевных площадей, свободных от тьмы и заразы, Трандуил решил радикально, велев провести забор всех семян и клубней многочисленных цветочных насаждений. Теперь вместо вездесущих клумб везде были втиснуты грядки с овощами. Владыка даже пожертвовал личной оранжереей, где выращивал редкие виды. Сейчас в ней располагались лекарственные травы и соцветия.

Основная часть древесины, уходившая в Дейл и Эребор, была из темной части леса. Но ограниченную партию, специально для внутренней отделки дворца короля Барда, владыка велел заготовить из неповрежденных деревьев. На месте вырубленных деревьев насадили плодовые культуры — в частности яблоню, из которой владыка велел делать сидр. Так спустя десять лет после посадки Лихолесья сократило закупки вина из Дорвиниона. На сэкономленные средства зарплаты бюджетникам подняли ещё на семь процентов.

Битва Пяти Воинств разделила жизнь королевства на до и после. Относительно спокойные тысячелетия бдительного мира прошли. Король почтил память павших и назначил выплаты их семьям, но не это заставило народ поверить в него больше, чем когда-то. Владыка сделал заявление. О том, что их враг жив и что он вернулся в свою проклятую обитель на востоке. О том, что Саурон сейчас слаб и что, если есть шанс победить его, то только в ближайшую сотню лет. О том, что рассчитывать не на кого. И что их выбор в том: выдерживать осаду тьмы сотню, а может и две сотни лет или же решиться на прорыв, погибнуть, а, быть может, и нет.

Эльфам надоело отступать, бесконечно отступать на север, отдавая свои земли тьме. Жить под гнетом вечного страха. Чувствовать удушливое дыхание надвигающейся беды. Потому заявление короля большинством было воспринято воодушевляющее.

За двадцать четыре года делалось то, что порой и в двести лет не укладывалось. Первые новые кузни были оборудованы гномьими механизмами. Все они прошли модернизацию и подстройку к эльфийскому росту и силе. Сырье также поступало от гномов, вскоре были выкованы мечи и защита для расширенного призыва. Однако цель была обеспечить всем необходимым всех, кто мог держать оружие.

После объявленного клича более двух сотен элет пожелали служить, а ещё полтысячи пройти базовую военную подготовку, чтобы уметь защищать себя. Женские доспехи требовали индивидуальной проектировки, потому чувствовался кадровый голод среди кузнецов и проектировщиков. Король пошёл на беспрецедентные меры и всеми правдами и неправдами отправил на обучение к гномам двенадцать эльфов, так как все его мастера и без того были перегружены учениками и работой.

Владыка Даин сначала упрямился, кричал, что ноги эльфа не будет в горе… В результате удалось сойтись на постройке кузни в Дейле, где гномы будут обучать гномов и эльфов несекретным знаниям и умениям. Взамен Трандуил прислал Железностопу своего личного повара, чтобы тот обучил эреборского коллегу кондитерскому искусству. Парадоксально, но суровый король-под-горой оказался тем ещё сладкоежкой. Другое дело, как об этой слабости узнал Трандуил… Гадали всё, в том числе и Тауриэль, но никто и близко не подступился к правде.

Кроме всего прочего, в бюджете появилась новая и очень большая статья расходов — ПСР (передовые секретные разработки), данный блок находился под непосредственным контролем короля, являвшемся вдохновителем доброй половины из них.

Оказавшаяся втянутой во всё это Тауриэль только диву давалась, сколько идей содержится в венценосной голове… Некоторые из них уже успешно апробировались и были введены в строй.

Вскоре Дейл начал частично обеспечивать себя продовольствием сам, как и Эребор, однако посевы никто не сократил. ПСР разработал новый метод консервации, помимо этого были изобретены составы, после опрыскивания которых яблоки не теряли формы больше года, что позволяло торговать ими через Дейл почти по всему Средиземью. Странно, но выросший в суровых условиях, небольшой в диаметре, отдающий кислинкой фрукт неожиданно пришёлся по вкусу жителям более южных районов. Кто-то пустил слух, что это специальный эльфийский сорт, продлевающий молодость и люди охотно им верили, что там говорить на этот маркетинговый ход велись и некоторые гномы. Поговаривали, что темнолесские яблоки видели и в лапах орков.

Через подставные лица (Барда и Даина) были куплены роханские жеребцы и лошади на разведение в общем количестве сто пятьдесят голов. У них была и своя порода, но её не хватало не только на худо-бедную кавалерию, но и на перевоз грузов для большого похода. Почему закупки не были осуществлены в открытую?

— Пусть мир не видит в нас угрозы, Тауриэль, — ответил на это Трандуил. — В этом наша сила.

Пожалуй, здесь рыжая была согласна. Неизвестно точно, когда Лихолесье стало называться Темнолесьем, но впервые она об этом услышала спустя восемь лет после битвы во время очередных трехсторонних переговоров в Дейле. Бард случайно обмолвился, а вот её король явственно вздрогнул от такого наименования.

И в самом деле, тени вокруг их леса, словно углубились. И без того малочисленные путники старались обходить Темнолесье стороной, говорили обосновавшиеся в Дол-Гулдуре назгулы частенько выходили на их тропы…. Лично Тауриэль их не видела, но ставшее явственнее присутствие тьмы чувствовала каждую секунду. Даже в самом сердце королевства, в безопасном дворце.

Странное дело, но пауки почти не нападали на эльфийские патрули. Они словно прятались от них, охота на пауков стала делом нелегким. В то время как король велел поймать несколько экземпляров и сцеживать яд. Его передали в лазарет для разработки эффективного противоядия, а также заготавливался и сам яд, для смазки стрел. Паутине тоже нашлось применение. Из неё вили веревки и шили ткань, грубую, но плотную. Такая хорошо продавалась в Гондоре, моряки брали её на непромокаемые плащи.

Удивительно, как сильно изменилось Лихолесье за двадцать четыре года… Леголасу будет сложно привыкнуть. С этими мыслями завершившая свою курьерскую миссию Тауриэль поспешила на свой этаж. Её спальня располагалась за стеной от королевских покоев и была вдвое больше прежней комнаты.

Впрочем, за это приходилось платить практически полным отсутствием личного пространства. В случае необходимости король мог, не теряя времени, стукнуть по стене. Один стук означал — «я жду», два — «я теряю терпение», три — «если ты сейчас же не проснешься, рыжая зараза, то пожалеешь о том, что мне пришлось вставать и идти за тобой», всё, что больше трёх уже становилось опасным. Все-таки королевские кулаки не были созданы для отбивания об стену… Потому Трандуил вставал, накидывал халат и шёл пинать дверь под уже ничуть не удивленные взгляды стражей.

Когда же заспанная Тауриэль открывала, то на неё обрушивался поток недовольства, выраженный в перечислении её качеств, реальных и надуманных. Заканчивалось же всё тем, что обычно владыка придумывал какую-нибудь гадость вроде разового перекладывания на неё чьих-то обязанностей в довесок к собственным. Причем даже, если в конкретный момент она была нужна ему на своем месте, король всё равно не забывал о произошедшем, обязательно отыгрываясь позже, при первой возможности. Чаще всего Трандуил отправлял рыжую в лазарет для помощи в пополнении запасов снадобий, но бывало, что и в приступах особенной злобы отправлял наводить порядок в архив.

Связано это было, прежде всего, с тем, что за прошедшие годы Тауриэль хотя и свыклась с бумажной работой, стала ненавидеть её с новой страстью. Раскладка документов по дате, по важности, по связанности, и по алфавиту — входила в её обязанности и порой даже давала некоторое успокоение. Но ровно до тех пор, пока на одной бумаге не обнаруживалось шесть разных дат — сдачи в архив, отметки об исполнении, входящей отметки, даты издания… Также беда была и с составными делами — потеряется лист согласования и доказывай потом, Тауриэль, как знаешь, что казначейство и управление по сельскому хозяйству были ознакомлены с проектом.

Особенно коварной местью от владыки был выбор для неё наряда на очередное празднество, которые во вставшем на новый курс королевстве стали проходить гораздо чаще, видимо, стремясь компенсировать и разрядить как усиленные трудозатраты, так и общую подогреваемую обстановку. На ненавистных балах Тауриэль была обязана присутствовать, более того уходить раньше владыки она не имела права, как и являться в «неприемлемом виде». Однако те платья, что отбирал для неё лично Трандуил, были просто вишней на торте, в прямом и переносном смысле.

Некоторые из них, и в правду, были настолько пышными и воздушными, что рыжая буквально чувствовала, что тонет в них. Не говоря уже о том, чтобы овладеть искусством не оттаптывать себе и другим подолы… Несмотря на то, что судя по реакции окружающих и в целом отменному вкусу владыки, выглядела Тауриэль неплохо, сама она чувствовала себя всё той же несуразной девчонкой с вареньем на щеках и носу, но притом завернутой в кукольный наряд. Особенно кошмарно всё становилось, когда желая ещё сильнее смутить её, король требовал танца. Она была единственной, кто из придворных дам регулярно оттаптывал владыке его длинные ноги.

Звук стукнувшей двери вернул её к реальности. Ещё минута и в коридоре показался Леголас, весь вид которого свидетельствовал о неудачности разговора. Тауриэль вздохнула, прежде чем подойти и, аккуратно взяв обескураженного друга под локоть, затолкать его в свою комнату, подальше от любопытных глаз стражи.

Уже внутри рыжая усадила принца на стул и привычным движением налила вина. Практически круглые сутки бок о бок с королем научили и её находить в этом напитке свою прелесть, хотя до владыки ей, конечно, было как пешком до Валинора. Но кубок перед сном Тауриэль позволяла себе почти всегда, не то, что бы кошмары от этого отступали… Скорее, наступало легкое расслабление организма или, же ей так только казалось, и она вот-вот станет алкоголичкой.

Леголас выпил, не глядя. Рыжая налила ещё. И ещё. Лишь осушив третий кубок, принц поднял на неё взгляд. Странно, но Тауриэль только сейчас в неярком свете светильника заметила, как сильно он переменился.

«Надеюсь, только внешне, » — подумала она, отмечая ставшие более привлекательными, обретшие четкость черты лица. В скитаниях по чужим землям её друг заметно похудел, и это шло ему.

— Давно он… — Леголас замялся, покосившись на стену, за которой располагались покои его отца. — Такой?

— Живой? — понизив голос, уточнила рыжая. Произнести «чувствительный» в отношении короля ей по-прежнему недоставало моральных сил, но принц и так понял.

— Да, мне показалось… — принц замер, подбирая слова. — А, впрочем, неважно.

— Что именно? — тихо спросила Тауриэль.

— Это неправильно… Это не он, — Леголас опустил голову. — Сегодня я увидел в нём больше эмоций, чем за все прошедшие столетия, словно я совсем не знал своего отца… И да, пожалуй, «словно» здесь лишнее. Я его не знал: он не позволил, а теперь ещё и… Я думал, король будет разоряться о попранном долге перед королевством и прочее в этом духе, но он… Перешёл на личное.

— Он к тебе привязан. По-своему. Раньше я была с тобой согласна, но тогда мы видели только одну его сторону. И ты не уходил, Моргот знает, куда и насколько, это выбило владыку из равновесия. Как и твое возвращение. Завтра он снова наденет свою броню, но это не значит, что ему всё равно и ты ему нужен лишь, как дополнительная гарантия.

— Я не знаю во что верить, Тауриэль. Правда не знаю. Он впервые признал себя в чем-то виноватым, но как-то путано. Словно относиться ко мне, как нормальный родитель для него было страшной борьбой, в которой он проиграл. Словно я какое-то чудовище, не заслужившее любви. Ни родительской, ни… — Леголас замолк, смущенно посмотрев на притихшую Тауриэль.

— Не говори так, — чувствуя, как обрывается что-то внутри, попросила она. — Я люблю тебя, но не так… Как ты этого хочешь.

— Не надо оправдываться, — рыжая едва заметно вздорогнула, когда принц легким движением приподнял прядку, упавшую ей на глаза. — Я понимаю. И ничего уже не жду. Отец сошёл с ума, если думает, что я бы пошёл на это…

— На что?

— На брак без обоюдной любви.

— Король посватал тебя с кем-то? Это леди Арвен? Она полюбила тебя в Имладрисе? — тут же оживилась Тауриэль.

— Нет, — по губам Леголаса пробежалась легкая улыбка. — Он предлагал мне жениться на тебе, убеждал, что ты будешь не против и что брак, построенный на дружбе будет в целом удачнее обычного. Не правда ли бред?

— Я бы согласилась, — хохотнула Тауриэль. — Он бы тогда не смог гонять меня на право и налево, досаждая малейшей прихоти… Если серьезно, Леголас, то я бы постаралась подарить счастье хотя бы тебе. Второй любви я уже не встречу, и если и ты не смог забыть меня, то почему же не попробовать? Король умён и дальновиден.

— Р-раньше ты говорила иначе, — глядя на подругу осоловелыми глазами, прошептал принц. — Тауриэль, что я знал…

— Умерла на Вороньей высоте. Потому подумай, прежде чем что-то предлагать мне, — одними губами улыбнулась рыжая, чьи глаза оставались серьезными и печальными.

— Мне показалось, он, наоборот, хочет переложить на тебя часть государственных полномочий, — принял игру Леголас.

— Лучше так, чем провести вечность на побегушках.

— Так я должен спасти тебя?

— Король, конечно, также далек от образа злого чудовища, как и я от прекрасной принцессы, но да. Было бы неплохо.

— Что ж, я подумаю, — кивнул Леголас, заметно расслабляясь, чтобы затем спросить: — Ты не замечала за ним других странностей?

— Каких, к примеру? Королевство сильно изменилось, и король приложил к этому максимум усилий. В этом нет особых странностей.

— Я о простом золотом кольце. Обычно отец подобные украшения не удостаивает вниманием.

— Ни разу не замечала. Может, тебе показалось?

— Может быть…

* * *

Тем временем за стеной

Владыка Темнолесья по-прежнему не мог заставить себя отлепиться от двери, по которой сполз, едва прогнав только что вернувшегося сына хоть не в новые странствия, а всего лишь в кровать, но…

Проклятое «но» послужило причиной для новой вспышки головной боли. Встречу король запорол, хвала Эру, хоть проклятое кольцо вняло его гневу и теперь обиженно молчало.

— Эру тут не причем, — проворчало Единое. — Я лишь дал тебе время поразмыслить над своим ничтожеством, эльф. Кто же ещё швыряет артефакт, от которого зависит не только твоя никчемная жизнь, но и жизни всего твоего народа? Ты ведь не глуп, Трандуил…

— Замолчи, Сауроновское отродье… — прошипел владыка с болью. Сейчас в свете луны, без иллюзии было видно его настоящее лицо. Неимоверно усталое, измученное… Слегка желтоватое и практически лишенное других цветов. Темные брови слегка посеребрились, что казалось в принципе невозможным, но, тем не менее, отчетливо виднелось.

— Сегодня днем, обращаясь за советом, ты называл меня иначе, — ухмыльнулось кольцо. — Брось, мы отлично сработались. Мелкие дрязги не смогут нам помешать. Я понимаю, не стоило так отзываться о твоем сыне, но… Соблазн был так велик, и я не удержался. Но я ведь не дал паукам съесть его по дороге сюда, правда? Более того, я помогал тебе приглядывать за ним на расстояниях, куда больших, чем могли бы дотянуться твои длинные руки. Будь благодарен. И за всё нужно платить.

— Да, — кивнул Трандуил, стирая тонкую струйку крови, выступившую из носа. — Я понимаю.

— Ты моё временное вместилище, через тебя сейчас проходят куда большие потоки магии, нежели ты привык. Это бьёт по тебе, в добавок, мы затеяли опасную игру против всех, кто чего-то стоит в этом поганом мире, от этого тоже сносит крышу… Но, Моргот тебя подери, ты не должен так просто светить мною перед своим идейным сынком, если не хочешь, чтобы его не постиг какой-нибудь несчастный случай! Мы в одной лодке, Трандуил, не забывай это! Ты не можешь позволить себе эмоциональных глупостей, не сейчас, когда я на тебе. Сделаем, что задумали, и поступай, как знаешь! Сейчас же, будь любезен, подбери свои сопли и придумай, чем занять своего сопляка, чтобы он и думать забыл навестить других эльфов или встретиться с поганым Митрандиром!

— Только попробуй! — прорычал король, выпрямляясь и возвращая иллюзию на место, словно и не было недавней слабости. — Для начала я обяжу Леголаса предоставить подробный письменный отчет обо всём, что он делал все эти годы. Затем пусть приготовит на его основе доклад для Совета, потом отправлю за карты, пусть обновляет с учетом своих новых знаний.

— Недели две ты этим выгадаешь. Потом же не советую отсылать на самую дальнюю заставу.

— Почему? — удивился Трандуил. — Так он заметит меньше…

— Так принц решит, что ты что-то скрываешь и что он здесь не особо-то и нужен, - устало пояснило Единое. — Ничего он не заметит, ты оказал нам большую услугу, будучи не шибко открытым родителем.

— Хорошо, дел и здесь более, чем достаточно. — сдался король, уже шепотом прибавив: — Глядишь, и с Тауриэль у них что-нибудь да наладится.

— Будет тебе! — услышало кольцо. — Рыжую я бы давно прибрал себе, тем более, она не прочь. Спит и видит бедняжка твой голый торс, а уж твоя задница…

— Я сброшу тебя в канализацию! — у владыки от подобных речей уже начинал дергаться единственный глаз.

— Не советую, не вовремя той каши, что мы заварили, — с некоторой долей опаски отозвалось Единое.

— Ты можешь вести себя адекватно? — безнадежным тоном всплеснул руками Трандуил.

— То же могу заметить и о тебе… Дурочка сама виновата. Зато стучаться научилась, — Единое вновь захихикало, вспоминая глаза-блюдца секретаря и неожиданно прорезавшиеся у владыки черное наречие, когда тот тщетно пытался поймать полотенце…

— Я до сих пор убежден, что оно соскользнуло не просто так!

— Думай, что хочешь… Может, мне просто захотелось немного эротики. У вас эльфов её днем с огнем не сыщешь. Не понимаю, как такое возможно: в тебя влюблена добрая половина дворца, причем речь идет не только о женской части двора, а ты продолжаешь гробить свою печень в гордом одиночестве. В добавок, у тебя есть я, но ты используешь мою невидимость только для банальной прослушки и сбора мнения о себе и о твоих чиновниках. Нет бы, Моргот возьми, заглянуть в чью-либо спальню или будуар… Ты слишком скучно живешь, Трандуил! Меня это не устраивает.

— Смирись, или будешь учиться вежливости и терпению, плавая в нечистотах, — усмехнулся король.

— Скажи, чего бы тебе не развеяться? - проигнорировало кольцо старую угрозу. — Принципы не позволяют? Вступление в сговор с величайшем созданием Врага тоже как-то не вписывается в кредо добропорядочного эльфа! Так чего лицемерить? Нельзя быть плохим наполовину!

— Странно, что тебе так не хватает секса. Сомневаюсь, что Саурон им занимался! — проворчал Трандуил.

— Ты что! — мерзко захихикало кольцо… — Сам он может и того… брезговал окружающей публикой, но вот наблюдать за оргиями назгулов — зрелище, я тебе скажу, не для слабонервных… Или орки… Знаешь, как они размножаются?

— Уволь меня, — впрочем, не особо поверив в эти россказни, скривился король.

— В чем дело, скажи мне? Сколько лет, ты меня носишь, но что-то тебе всё ещё удается от меня скрыть. Что это за страшная тайна, похороненная так глубоко? Нельзя быть столько столетий верным мёртвой жене. Она что была сказочно красива? Я не пони…

— Замолчи! — вмиг ощетинился Трандуил. — Не смей марать память о ней своими грязными…

— Так вот в чем дело, — ухватилось Единое. — Я чувствую вину, она сидит в тебе. Такая глубокая, безнадежная… Это она тебя надломила. Ты что убил жену? Погоди, я ведь пошути… Ты серьезно?

— По её просьбе. Я сделал это по её просьбе, — абсолютно мёртвым голосом прошептал Трандуил, рука обхватившая было кувшин с вином крупно дрожала.

— Что произошло? — после минутного молчания спросило кольцо, в чьем металлическом голосе послышалось что-то странное, обычно ему не свойственное.

— Бретель не слушала меня. Ни она, ни её мать. Упрямая, — король судорожно вздохнул и, справившись с дрожью, отпил прямо с горлышка. — На десятом месяце беременности ей приспичило повидать маму, которая в своё время отказалась переехать во дворец, так и осталась в своём южном, небезопасном селении. Видите ли, и воздух у нас не тот, и трава не та и небо не такое синее. Я отговаривал Бретель, но жестко запретить не смог. Я же не изверг какой… Отправил с ней отряд и лекаря, но этого оказалось недостаточно. На селение напали орки, королеву увели в плен. Я собрал войска, я пришёл за ней, и те, видя, что не победят, отравили её. Возможно, Бретель можно было спасти. Я не знаю… Она заставила меня сделать это. — кувшин выпал из разом ослабевших рук, разбившись. — Она заставила меня… Вырезать ребёнка из неё, пока до него не дошёл яд. Вспороть её, как животное… Как… Эру знает, как я это сделал… Я вытащил его, слегка порезав грудь, у Леголаса до сих пор там виден шрам… Тогда… Он… Он не кричал. мы были одни. Недоношенный раненный младенец, и истекающая кровью Бретель, сорвавшая голос и задыхающаяся от боли… Если бы нас не нашёл мой лекарь. Не знаю, скорее, умерли бы они оба. А, возможно, ещё и я. Там было столько листьев… Часть облетела от её криков и была залита кровью… Последним словом Бретель был Морготов «Лист», вряд ли она была в своем уме, но…

— Ты решил назвать так сына.

— Да — сжав виски руками кивнул Трандуил. — Прибавив к этому эпитет «зелёный», чтобы было не так коротко.

— Пожалуй, тебе нужно выпить, — признало Единое после некоторой паузы. — Тот бочонок с гномьей водкой ещё цел?