Нэй. Сердце Принца (гет)

03 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Мирминор.

Примирение.

А утром…

А утром все внезапно закончилось. В восемь утра, совершенно неожиданно, в Зеленый замок прибыл фельдъегерь в звании полковника гвардии от Короля Урбана IX и объявил, что король прекращает Тиримису и объявляет о Примирении сторон!

То есть Отон и Бонифаций должны прибыть в Главный Золотой Дворец Мирминора в Малый Тронный Зал приемов для обоюдного Примирения.

С собой каждый может взять двух сопровождающих. Неприкосновенность гарантируется!

Когда Отон, не выспавшийся, грязный, но свято поддерживающий решение Нэя, говорил с фельдъегерем, в комнату вошел не менее грязный Нэй, расстроенный и ворчливый:

— Какого черта меня никто не разбудил? — увидел нового персонажа и проворчал: — А это что за явление?

— Король завершил Тиримису, требует нас на ковер, — ответил Отон.

— Вот теперь вы точно должны вымыться! — Матильде явно надоело столь грязное существо под именем Отон — обнять его просто невозможно из-за грязи и вони.

— Ни в коем случае! — теперь это был Отон. — Так и пойдем. Бонифаций помешан на чистоте, так что посмотрим на его физиономию, когда он будет жать мне руку. Я думаю, на это стоит посмотреть.

— А как добираться будем, до Главного Замка как я понимаю, довольно далеко? — а вопрос был не праздный.

— Король предоставил карету и двадцать гвардейских всадников, — ответил фельдъегерь.

Нэй сморщился, слово «гвардия» начинало неприятно воздействовать на зубы.

— Это гвардия Короля, — ответил на эту реакцию Нэя Отон.

— Одна сатана, — махнул рукой Нэй.

— Мы можем запрячь пару телег и в шестером выехать за вами, — появление Сэма, как всегда, осталось незамеченным. Хм. Он все чаще стал возникать совершенно неожиданно. И это девятифутовый гигант?

— Король гарантирует неприкосновенность! — ответил на это фельдъегерь.

— А мы будем охранять нурча, он ведь едет?

— Да, — мотнул головой Отон. — Беру с собой Нэя и Артура.

— Тогда полчаса подождите, — и Сэм снова исчез, как и не было его.

— Полковник! Прекращайте шмыгать носом. Вполне нормальный запашок, — Нэй понюхал свой уже давно высохший, но впитавший в себя все запахи канализации, рукав камзола. — Такое впечатление, что вы никогда не совершали в грязи марш-бросок верст так на тридцать! После него знаете какие ароматы, похлеще канализации!

— Э… — полковник был явно озадачен. — Никогда не совершал.

— Значит, у вас еще все впереди, — хохотнул Нэй, а за ним и все в зале. Ну, кроме ничего не понявшего полковника.

Выехали в половине десятого.

Карета драгоценная и дорогая тут же провоняла тремя мужскими телами, сдобренными канализационной атмосферой. Но на это даже посмеялись, хотя Отон и сказал, что отец не очень любит грязь, поэтому, может, и стоило вымыться. Хотя бы из чувства уважения к Королю.

Нэй на это ответил, что он как-то об этом не подумал и больше всего он не хотел бы оскорбить своим таким присутствием своего будущего деда Урбана IX. Но, как говорится, они уже в пути и изменить ничего не могли.

— А ты чего такой грустный? — пока говорили Нэй с Отоном, Артур сидел в уголке кареты, и не заметить его отстраненность было невозможно.

Артур улыбнулся, но сказал как-то нерадостно:

— Да, чувствую себя глупо, ничего толком не сделал, не спас, не проявил себя ни в чем. Только и делаю, что плыву по течению, — и он грустно вздохнул.

— Не стоит грустить, сын мой, сейчас героизм просто в том, чтобы выжить, хотя и я себя как-то глупо чувствую.

— Это отходняк, друзья мои, — Нэй усмехнулся. — Вчера мы были на адреналине, а сегодня все почти улеглось, нам холодно, грязно, от этого и грусть подкрадывается. Но, если честно, сейчас бы теплую ванну и полежать в ней часиков так несколько. И чтобы вокруг никаких проблем! — и мечтательно закрыл глаза.

Вот-вот. И все закивали головами…

Прибыли в десять.

Шли втроем, но снова окруженные гвардейцами — два впереди, два позади.

Минут двадцать длилось это путешествие по лабиринтам Главного Золотого Дворца, пока наконец они не оказались в небольшой подготовительной комнате — великосветском тамбуре тронного зала, где можно было привести себя в порядок, почистить перышки перед встречей с Королем.

Но, когда все трое посмотрели на себя в зеркало, то дружно рассмеялись, так как представляли они из себя каких-то последних оборванцев, но никак не представителей королевских кровей. Этакие бродяги, каким-то чудом оказавшиеся на приеме у короля. Но при этом никто не захотел изменить этот образ.

Единственная чистая вещь гардероба всех троих — это три треуголки, которых оказалось достаточно в шкафах Зеленого дворца, так как свои головные уборы они то ли потеряли, то ли те превратились в грязное месиво, которое вот точно было стыдно надевать на голову даже грязную.

С этими треуголками они и вошли в Малый Тронный зал, так как следовало при встрече с королем совершить довольно мудрёный поклон-приветствие, где треуголка как головной убор являлась главным атрибутом действия.

Вошли в зал одновременно с Бонифацием; он вошел из другого, соседнего тамбура, и его небольшой свитой, которую играли, видимо, его молодая жена Сильва и не менее молодая дочь Урсула. Хм… или наоборот, даже сам Отон малость запутался. Все чистенькие и одеты с иголочки.

Сам зал был довольно большим, как сказал Отон — сто пятьдесят на сто ярдов. Услышав, что это Малый Тронный зал, Нэй поинтересовался каких тогда размеров Большой Тронный зал? И получил ответ: Большой зал — это шестьсот на четыреста ярдов, и в нем может присутствовать весь аристократический свет всех Восьми королевств! Ну, это понятно. Если на каждого вельможу по одному квадратному ярду, то это будет.

Это будет…

Сумасшедшая цифра!

Даже голова закружилась от того, сколько это будет.

А вот Трона, или как его еще называли — Головешку, или Сгоревшего — Нэй не увидел. В Малом Тронном зале стоял вполне обычный деревянный трон, или скорее, большое королевское кресло, вполне себе деревянное, вполне себе красивое и обрамленное золотом, но вполне себе заурядное, без всякой мистики и легенд.

Трон, Истинный Трон для Истинных Королей, стоял только в Большом Зале.

Ну, там Нэй еще побывает. Если, конечно, все хорошо закончится.

Церемония была устроена так, что обе процессии оказались одновременно возле тронного места, на котором и располагался Король и еще несколько его приближенных, благо без гвардейцев. То есть их тоже было двое — один убелённый сединой воин в генеральском полевом мундире, вполне возможно, сам начальник внутренней стражи, Секретной службы и безопасности Граф Пирим ди Паршук, и миловидная женщина лет, не будем о годах, вполне возможно, последняя жена Урбана IX — Изольда ди Арки маркиза Алир.

И больше никого, даже ведущие, которые и направляли две процессии Отона и Бонифация, чтобы те подошли к Королю одновременно, куда-то подевались.

Но, если считать, что Король обладал магией власти, то больше никого и не нужно.

Остановились у лестницы в восемь ступенек на площадь, где и стоял трон и сидел Король. И после поклона-приветствия — женщины совершили приветственный реверанс, очень красиво, надо сказать, — на который Урбан IX удовлетворительно качнул головой, он произнес:

— Подойдите ко мне, дети мои, — обратился Король к Отону и Бонифацию.

И началась довольно нудная церемония Примирения, которую Нэй слушал вполуха. Точнее, он ее слушал, просто на данном этапе она была для него не так актуальна.

Интересно, а они могут так в будущем схлестнуться с Артуром? Мотнул головой. Пусть хоть трусом объявят, но больше он в эти Игры с десертом не играет.

И гвардию нужно расформировать, а то совсем от рук отбились эти преторианцы. Нэй кое-что слышал о гвардии, и не всегда хорошее. А события Тиримису подтвердили эти слухи.

Хотя это ведь тоже игра.

— Протяните руки и Примиритесь! — наконец объявил Урбан IX.

Было видно, что обоим это Примирение дается через силу. Да еще грязь Отона. Но, несмотря ни на что, они пожали руки. Хотя Нэю явственно послышался скрип зубов обоих братьев.

Весело у них тут.

После рукопожатия Бонифаций двинулся вниз по ступенькам к своей свите, чтобы покинуть зал. А Отон остался стоять, так как его о чем-то спросил король.

Но тут…

Вместо того, чтобы подойти к своим женщинам и уйти, Бонифаций неожиданно повернулся и сделал несколько шагов, подойдя почти вплотную к Нэю. Впился своим орлиным и очень неприятным взором в него и, чуть наклонившись проговорил довольно тихо, чтобы некто не услышал:

— Считай, ты труп, мальчик. Вам сильно повезло, обстоятельства сыграли вам на руку — эльфа, орч, трюмберги — поэтому я и не полез дальше, да и стрелок у меня оказался каким-то слишком совестливым. Но в следующий раз будь готов встретиться со смертью. Брата я уже не достану, но тебя с большим удовольствием, и даже никто не поймет, что это было.

Улыбнулся так ехидно и, видимо, удовлетворившись сказанным, гордо так, аристократически развернулся и наконец-то направился к своим женщинам.

И тут Нэй взорвался, не обращая внимания ни на протокол, ни на этикет королевского места:

— Ты думаешь, это смешно? — даже для себя это было неожиданно. — Думаешь, это так круто?

Бонифаций шел спиной к своему новому врагу. Брата да, уже не тронуть, но вот этого мальчика можно и погладить против шерстки. Родственничек, видите ли. Смеюсь и плачу!

Но он же был за спиной! А теперь вот он перед ним! И никакого страха в глазах.

— Думаешь это так круто? — повторил Нэй вопрос. — Сказать фразу: «Ты труп!». Наговорить еще кучу угроз. Красиво так, жестко так, угрожающе так. Ах какие мы все смелые! А дальше — что? Что дальше?

— Что дальше? — Бонифаций было видно, что… испугался?

— Вот да, что дальше? Ты пойдешь в самый злачный район Мир Рошанского, найдешь самую отпетую таверну или трактир, и в ней самого оторванного бандита, которому закажешь мою смерть? Как ты собираешься исполнять свою фразу, что я труп? И что ты думаешь, этот бандит проберется в Мирминор, доберется до Зеленого замка, влезет в окно моих покоев и убьет меня? Или ты думаешь, что сказал, и я должен вот тут упасть замертво?

Бонифаций, как и все в зале, замерли, совершенно не понимая происходящего, а Нэя несло. Он был зол и на себя, и на эту чертову игру.

— Но если ты так хочешь увидеть меня трупом, то давай, сделай это сам! — Нэй приблизился к Бонифацию вплотную. — Давай! Возьми нож, меч, топор, еще что и убей меня! Воткни клинок в мою грудь и насладись моментом. Вот тогда и говори, что я труп! А не бросайся словами, которые не можешь исполнить. Потому что убивать тоже нужно уметь, и если кто кричит, что он убийца, это не значит, что он убийца. Кишка у большинства тонка, чтобы убивать! Это мерзость, это грязь, это всегда зло, даже если убиваешь мерзавца и как будто делаешь доброе дело. Нет добрых дел в убийстве, потому что это всегда смерть! И она всегда смотрит на тебя, когда ты убиваешь, поэтому мало кто способен на убийство. Так что ни фига у вас не получится! Еще не родилась та сволочь, которая сможет меня убить!

Нэй неожиданно всеми пятью пальцами правой руки уткнулся в грудь Бонифация. И несколько раз как на пианино сыграл пальцами на золочено-сиреневом его камзоле. А потом:

— Вот вам! — он вытянул две фиги, почти тыкая их в лицо Бонифация, глаза которого смотрели на Нэя как на сумасшедшего, или, скорее, были как у сумасшедшего. — Дырку вам от бублика, а не Шарапова!

А потом довольно зло сплюнул и, размахивая руками, развернулся и пошел на выход. И то и дело оцепеневшие от этого монолога люди могли слышать фразы:

— Я труп, видите ли! Труп! Вам всем еще пилить и пилить до моего трупа. Я труп, видите ли, — и так далее и в том же духе.

Но при этом никто не видел глаза Короля во время этого монолога, а они у Урбана IX улыбались. Да и он сам удовлетворенно светился, как будто и не было никакой болезни. Урбан был рад, что не ошибся в этом мальчике.

То ли еще будет.

И оказалось, было.

Тиримису ударила, откуда не ждали.

Впрочем, все начиналось как вполне обычное утро. За исключением того, что после Примирения потеряли Нэя.

Отон и Артур вернулись в Зеленый Дворец в одиночестве, так как Нэя не оказалось ни в карете, ни рядом с каретой, ни поблизости. Его немного подождали и отправились в Зеленый дворец, здраво рассудив, что он вряд ли потеряется и в конце концов найдет дорогу, если уже не находится во дворце.

Но в Зеленом дворце его тоже не оказалось.

Элли восприняла рассказ Отона и Артура с неким подозрением, а если считать, что Бонифаций угрожал Нэю, то и с волнением, и двинулась вместе с Сэмом на поиски Нэя. Которые затянулись до вечера, при этом он так и не был обнаружен.

Хорошенько выругавшись и пообещав любимому хорошую порку, Элли и Сэм вернулись во дворец. И тут у эльфы жутко разболелся выбитый пулей зуб; она положила на него компресс и отправила посыльного, выяснить, как работают стоматологи Мирминора.

Да, в Мирминоре были и свои лекари, и свои стоматологи-дантисты, которые принимали и вполне обычных пациентов. Стоили они дорого, но и ценились необычайной эффективностью своей работы, ведь работали не где-нибудь, а в самой Великой Королевской резиденции Каракраса. Нужно соответствовать.

Конечно, Элли была не простым пациентом, как, впрочем, и все в Мирминоре, но настаивать на каком-то особом к себе отношении не стала и записалась, посыльные знали свое дело, к одному из лучших дантистов Мирминора — Иохиму Кацу, в порядке обычной очереди, на двенадцать часов дня.

А утром, в восемь утра, когда все постояльцы Зеленого дворца усаживались за стол, на завтрак, точнее, кто встал в это время, Нэй сам ввалился в столовую, довольно потрепанный, и от него жутко разило перегаром.

Где он был?

Он сам толком не знал. Он не обращал внимания на дорогу. Вышел из Главного, Золотого Дворца, кареты не увидел — вышел он из третьей Западной парадной, а они подъезжали ко второй Южной — Главный дворец огромный, входов-выходов количеством не сосчитать, — постоял немного, размышляя, махнул рукой и, приняв некое решение, ввалился в какую-то караульную и потребовал выпивки!

Стражники принялись отнекиваться, как можно пить на работе! Но Нэй после этого почти сразу нашёл их закрома, чем вызвал необычайную совестливость стражников, которые чуть ли не на колени бросились, только бы вельможа, пусть и грязный до демонов, не сдавал их командиру. Нэй на это покрутил у виска, заявив, что в гробу он видел всех командиров — вот честно это и сказал — и тут же выдул фимту первухи в одно горло. Чем вызвал полное восхищение и уважение присутствующих. Смачно рыгнул, побратался со всеми стражниками, кто был тут, и оставив пару «синьки», снова вывалился на воздух, отказавшись от помощи добраться до Зелёного дворца. Потом он где-то спал до самого вечера, где-то на траве рядом с ручьём. В котором и попробовал привести себя в порядок, правда, так и не раздевшись. Уже вечером, ближе к ночи, он вышел на хрюшню Зелёного дворца, строго запретил Сэму или кому-то из орчей сообщать что-либо постояльцам дворца и завалился спать на сеновале, попросив разбудить к завтраку. В общем, все было так или почти так.

Рассказав историю своего приключения за хорошей порцией манной каши, он тут же получил от Элли пощечину и страстный поцелуй одновременно, и попросил приготовить ему ванну, так как его состояние требовало отмокнуть от всех проблем и своих глупостей.

Просьба была выполнена, но вместо засиживания в ванной Нэй просидел в ней всего полчаса, так как он просто не мог отказаться от похода к стоматологу вместе с Элли, которая, в свою очередь, была не против такого сопровождающего.

В общем к десяти часам Нэй выглядел как огурчик — свежий, выбритый (он любил шутку про бритье, хотя как мы знаем, никогда не брился и даже не знает, что это такое), и в отличном, правда, чуть старом камзоле с плеча Артура отправился в путь вместе с Элли в прекрасной карете к дому Иохима Каца.

Что бы там не говорили, но лучшие стоматологи были только среди людей; даже эльфы, даже Высокие эльфы, посещали людских стоматологов, так как считалось, что именно люди лучше всего понимают в зубах и только они способны их лечить правильно и умело. Впрочем, Элли не требовалось восстанавливать зуб, его следовало удалить, что так же умело делали только людские дантисты, поставить на это место специальную коронку, и когда придет время, когда новый зуб начнет прорезаться — по прошествии двух-трех лет — эту коронку следовало снять, чтобы не мешать расти новому зубу.

В Мирминоре существовал целый городок, где жил обслуживающий персонал, не слуги, а всевозможные мастера — ювелиры, дорогие чеканщики, ремонтники, даже кузнецы с кожевенниками и так далее и тому подобное. Кто достиг высот мастерства и кто получил не просто королевский заказ, а возможность постоянно проживать и работать в Мирминоре. Дома здесь были почти на одно лицо, только некоторые детали временного владельца как-то скрашивали однообразие. Впрочем, у многих были дома и в самом Мир Рошанском, и здесь был как бы лишь рабочий дом-кабинет.

Но Иохим Кац, старый добрый еврей, жил в Мирминоре постоянно, в милом благообразном доме со своей семьёй, точнее, только с женой Милой, так как дети разъехались по миру. Но сыновья так же стали стоматологами и когда-нибудь кто-то из трех сыновей продолжит дело старого Иохи. Впрочем, просто передать дело не получится, любому соискателю этого места, и не только сыновьям Иохима, придётся пройти жёсткий экзамен на то, чтобы работать тут. И взятки не помогут, так как плохо сделанный зуб королю — это голова в корзине после ножа гильотины однозначно.

И, конечно, как старый и опытный дантист Иохим никакого пиетета перед Элли не испытывал, считая ее вполне обычной пациенткой. Единственное, это то, что он принял её тут же, как они подъехали — в половину одиннадцатого утра. И пока проходила очень нудная операция по удалению зуба, а потом приготовлении коронки, бодро и интересно рассказывал ей о каких-то только ему ведомых тайнах.

Нэй прислушался только один раз — дверь в кабинет по просьбе Элли была открыта, так что Нэй, находясь в приемной, все слышал, — когда прозвучало слово Холокост.

Как оказалось, дед Иохима жил в мире, где гонения на евреев достигли апогея в страшную и жуткую войну, и, конечно, дед его Мойша Кац, ещё совсем ребенок, со всей семьёй попал под каток этого ужаса. Их, кажется, вели на расстрел, когда небо заволокло тучами, начался ливень и их сопровождающие, несколько полицаев, заблудились. В общем, эта местность считалась странной, и фашисты решили усилить эту странность расстрелами евреев — говорили, в район люди из Ананербе приезжали, — но в этот раз странность себя проявила, и около ста евреев с полицаями переместились в другой мир. Правда, этого было не понять сначала, но через пару минут появился красный гигант, теперь известно, что это был орч по имени Баор Симотург, и тут бабушка Урша закричала «Шаром, Шаром, спаси нас!». Орч услышал и надо было такому случиться, что вместо стрельбы полицаи побросали оружие и подняли руки.

Конечно, эта сотня была не первыми евреями в Каракрасе, но почему-то именно они выбрали жизнь в Чайнатауне Мальвинора. Ну, а семье Мойши там не очень понравилось, и вскоре обосновались они в Мир Рошанском, ну, а Иохиму было суждено лечить самого короля!

Почему он это рассказывал достопочтенной эльфе? Так эльфы многое знали, почему бы им не услышать и эту историю?

Нэй только затылок почесал, понимая, что Каракрасе и в самом деле перекрёсток миров.

В остальное время он почти не прислушивался к монологу Иохима, он просто ходил по приемной, время от времени из большого книжного шкафа доставал очередную книгу, быстро ее пролистывал и возвращал обратно. Например, к своему удивлению, он тут увидел две Торы, одну на иврите, явно из чужого для Каракраса мира, и одну на ангулемском, который, как известно, правит, этим миром, что довольно удивительно, если считать, что нет Торы правильней, чем только на иврите. И все переводы — это ересь…

Впрочем, пиетет пиететом, но четыре часа своего времени Иохим Кац потратил на Элли, что было все-таки больше, чем возможно. Может быть, от того, что прекрасная эльфа жутко понравилась старому еврею, и он постоянно повторял фразы про ее красоту, вгоняя Элли в краску, а Нэя заставляя ревновать. Но все было так мило и хорошо, что, конечно, лезть в драку он не собирался — ну, это шутка. Ко всему прочему, Кац не стал переносить создание коронки на другой день, а сделал все за время приема, что и отразилось на времени.

Ну, явно без магии тут не обошлось.

То есть в три часа пополудни или чуть позже Элли и Нэй вышли из кабинета и из дома стоматолога и отправились в обратный путь. Пешком, потому что еще по прибытию к Кацу они отпустили карету, решив обратный путь проделать пешком.

На середине этого пути они неожиданно всецело занялись изучением самих себя в тенистом уголке, одного из многочисленных парков Мирминора. Элли заявила, что именно тут пахнет Нэем, то есть именно тут он и спал — видимо, перегар его услышала. И показала всю свою власть над природой, скрыв себя и Нэя не просто от посторонних глаз, а вообще от всего на свете.

В общем возвращались они в Зеленый дворец часа три, не меньше, а когда вернулись, то оказались в какой-то жуткой траурной атмосфере, в которую погрузился дворец.

Что случилось?

Из вышесказанного было ясно, что утро началось как обычно и ничто не предвещало беды. Позавтракали, некоторое время Отон просидел в кабинете, разбирая бумаги. Вечером он должен был встретиться с Королем и обсудить некоторые вопросы, как общие, так и частные, по устройству Бала в честь стодвадцатипятилетия Короля, так как Отон Герцог Умбрельский являлся устроителем этого самого Бала, то есть ответственным.

Где-то к полудню Зеленый дворец стал наполняться прибывающими детьми Отона. Все хотели проведать отца, справиться о его здоровье и понять, правда ли, что Тиримису закончилась, к всеобщему спокойствию.

Как сказал на это Отон, что не было бы счастья, так несчастье помогло. Дети уже так редко посещали своего отца, что было очень сложно найти повод собрать их вместе. Тиримису это удалось, и, честно говоря, Отон был этому рад.

Вот где-то в первом часу дня, встречая очередного своего отпрыска, на этот раз среднего сына, и третьего сына из всего списка детей — Родерика Отона Ворта вис Лонгбарда графа Сома — Отон только успел обняться, пожать руку и тут же рухнул на пол, забился в падучей, чем поставил всех обитателей Зеленого дворца на уши.

Отон никогда не болел падучей болезнью, а тут такое. Его, уже без сознания, аккуратно перенесли в спальню, самую большую, и само собой, послали за всеми докторами, лекарями и магами, которых только можно найти в Мирминоре.

Поэтому Нэй и Элли появились во дворце в тот момент, когда вся беготня улеглась и все, кто был, находились лишь в одном помещении в спальне, где лежал Отон.

И обстановка была следующая — возле кровати Матильда, Артур, два близнеца Тим и Фим десяти лет, дети Матильды и Отона на данный момент последние в роду, Илина, Амелия, еще множество родственников, прибывших днем и с которыми Нэю предстояло познакомиться в скором времени, и десятка два лекарей — как вполне обычных, так и магических — от чего помещение было просто наполнено звоном колокольчиков. Но больше всего Нэя обескуражил жуткий ор этих лекарей, которые пытались доказать друг другу именно свои методы лечения. И само собой, от такой обстановки выяснить, что произошло конкретно, было совершенно невозможно.

— Тихо всем! — его голос и в самом деле производил впечатление, так как все замерли.

Нэй высмотрел в толпе медиков самого возрастного и:

— Ты, подойди ко мне! Да, ты!

Лекарь оглядел своих коллег и частым шагом, можно сказать, подбежал к Нэю:

— Профессор, Намус ди Капур, магистр первой ступени, Ваше Высочество, — правда, титул был сказан с некоторым сарказмом. Даже в такие минуты привередничал, чтоб его.

— Что с ним? — указал на лежащего Отона.

— Я считаю, что он получил дозу столбнячного яда. Тело его очень напряжено. Столбняк однозначно.

— Как он его получил, вы поняли?

Профессор показал свою ладонь:

— Скорее всего, он оцарапался, на ладони есть порез неглубокий, но вполне возможно, что именно с него яд и попал в тело Принца, — здесь слово «Принц» было сказано с благоговейным трепетом. — И поэтому я бы хотел предложить…

Нет. Их лечение Нэя не устраивало, поэтому он прервал профессора:

— Сколько у него и у нас времени?

Ди Капур немного замялся:

— Кто-то из моих коллег считает, что время есть до вечера или даже до ночи. Я же считаю — часов шесть, не более. Отон очень сильный человек, но все же…

Нэй поднял руку, прерывая лекаря:

— Где мои вещи? — сундуки отправились после Железного Голема сразу во Дворец, а Нэй пошел на встречу с Отоном, с которой и началась Тиримису.

— В ваших покоях, — проговорила Матильда.

— А где мои покои? — вопрос вызвал улыбки у некоторых находящихся в спальне. Ну, хоть чем-то рассмешил, плакать еще не время.

Матильда сама вызвалась проводить Нэя до его покоев. Было видно, в каком она состоянии, но держалась, чтобы не взвыть в полный голос.

Ну да, ну да. Мир рушился.

Довела и тут же отправилась назад к мужу.

Нэй подошел к своему сундуку, который так и стоял посредине комнаты пятикомнатных апартаментов. Никто его не трогал, никому он был не нужен. И это было хорошо, заговоры будут потом.

Открыл сундук, вытащил из него саквояж, открыл в свою очередь уже его и, удовлетворительно хмыкнув, даже не закрыв сундук, направился было к двери из покоев, чтобы вернуться в спальню к Отону, но тут неожиданно остановился.

Хмыкнул, в глазах его сверкнули сумасшедшие искорки, и он, плотно закрыв входную дверь, повернул ключ.