Такова Доля (гет)

Ты смотришь мне вослед, но слышишь — боли нет,

Есть только смертный грех. И он сведет с ума…

— Бестолочи!

Шмяк!

И маленькая голубая тарелочка с грохотом ударяется об стену теплой, до не давнего времени гостеприимной «Норы».

Раскрасневшаяся Молли Уизли уперла руки в бока, встав в позу сахарницы, и буквально нависала угрозой над своими младшими отпрысками. Она тяжело дышала, буквально цедила слова.

— Мам!

— Неблагодарные! Всю жизнь в них вложила! Всю жизнь!! А они вот отплатили, называется! Бестолочи, совсем ничего не умеете! Даже пожениться не смогли! Оба!

— Ну, мам!

— Молчать! — Молли стукнула по столу, отчего тот жалобно заскрипел. — Скажи, ты нашел ее? Нет? И чего ты тут расселся тогда?! Руки в ноги и вперед!

— Но…

— Не перебивай мать!! — в очередной раз взвизгнула миссис Уизли.

Джинни и Рон сидели, боясь пошевелиться лишний раз. Говорить что-то или пытаться хоть как-то объяснить ситуацию, высказаться в свою защиту, было бесполезно. Все эти дни после исчезновения Гермионы «Нора», казалось, сошла с ума. Точнее, с ума сошла ее хозяйка, но это не умоляло беды.

Жизнь некогда спокойной семьи превратилась в Ад.

Припомнились абсолютно все грехи, так что на орехи попало каждому: Артуру — за плохую защиту дома, Джинни — за Гарри, ну, а Рону… припомнилось вообще все.

— Бездельники! — и деревянная ложка полетела через всю гостиную. Ребята напряженно выдохнули.

До чего же тяжело быть младшими отпрысками многодетной фамилии. На старших Молли никогда так не давила, не контролировала, не пыталась устроить их семейную жизнь.

— Мы уже говорили тебе, — начала Джинни. — Где нам ее искать? Отправиться в Малфой-мэнор?

Она уже представляла, как это будет. Трансгрессируют они к воротам мэнора и начнут орать: «Хорек! Отдай нам Гермиону!» Так что ли? А Малфой откроет им двери и любезно пригласит пройти внутрь!

Но Молли и слушать ничего не желала:

— Гермиона — это его проблема, — кивнула женщина в сторону своего сына, сидевшего с понуренной головой, как на похоронах. — Ты мне лучше скажи, как там Гарри, а? Ты сколько раз меня уверяла, что у тебя все под контролем? Под каким таким контролем, ты мне скажи? Сколько я могу слушать, что еще чуть-чуть — и моя дочь станет носить обручальное кольцо? Сколько?!

— Ну, мама… — заикаясь, ответила та.

Джинни уже догадывалась, к чему опять все это приведет.

Опять… Ну, сколько можно? Да, лоханулась она! И что теперь, всю жизнь ее упрекать, что ли?

— Да он помешался, заперевшись в этом своем склепе! Его даже исчезновение Гермионы не проняло!! И ты считаешь, это нормально? Да, Джинни? Скажи, это — нормально? Нормально?!

— Ему нужно время…

— Ему нужна была ты, соплохвоста тебе на голову!! Тогда, после битвы! Понятно? Нужна была, как воздух! Ты должна была отогреть, обласкать, да в постель к нему залезть, в конце концов! — взревела миссис Уизли, разбивая об пол следующую тарелку.

Рон поморщился — это была его любимая тарелка.

Вся некогда уютная кухня была полна осколков. На плите уже давно ничего аппетитно не шкворчало, зачарованные половники больше не готовили их любимого супа… Везде царила унылая, грустная атмосфера.

Он хотел было уже открыть рот, но передумал, еще больше вжав плечи. А внутри его проедала уязвленная гордость.

Его, Героя, распекают как несмышленыша!

Да все это бред! Не может же Малфой жениться на его неприступной, чистой девочке! Она не для него!! Да, знает он, что надо просто пойти и начистить репу этому хорьку, и слизеринский гнида сам отпустит Гермиону…

Это недоразумение — все эти разговоры, о чистокровности и свадьбе… Нет! Все это глупость! Этого не может быть!!

Всего-то делов: найти белобрысую немощь, помахать пудовым кулаком перед ним, и он сам вернет мою нежную девочку.

Красная, как вареная свекла, и испуская пар, как венгерская хвосторога, Молли наступала на них, обещая немыслимые наказания своим отпрыскам.

Ее некогда лиловое домашнее платье было измято и испачкано. Ткань на груди при каждом вздохе женщины с треском натягивалась, что трещали швы, а пуговицы были готовы вот-вот оторваться.

— Ему нужен был кто-то рядом. И ты могла стать этим «кто-то». Ты, Джинни Уизли, могла стать миссис Поттер. Могла получить богатство, статус. Вся наша семья могла бы подняться, приложи ты хоть чуточку усилий. Но нет же — ты не стала. Ты решила, что он сам к тебе придет, так ведь? Да? И что, пришел?! Спаситель всего Магического Мира уже колени преклонил перед тобой? — насмешливо, на манер маггловской оперы, «пропела» миссис Уизли.

Джинни невольно вздрогнула, когда ее мама разбила еще одну тарелку — вся кухня была мелких осколках, и они неприятно хрустели под ногами, заставляя детей морщиться при каждом мамином шаге.

Она вся залилась краской, сжала кулачки, ну что поделать-то?

Ну прошляпила, ну еще же не вся магическая Британия жената… Это только Герои и Героини теперь недоступны… Вон, Гермиона, если верить сплетням, каким-то образом Малфоя окрутила. И, чтобы не говорила мама, Джинни отлично понимала — Рон никогда ей не был парой. Она чуть повернулась и подперла ладонью щеку, рассматривая своего брата.

Да, он был симпатичен. Густые, слегка волнистые ярко-рыжие волосы. Гораздо ярче, чем у нее. И эта челка, вечно загибающаяся куда-то на одну сторону… Джинни мимолетно улыбнулась лишь уголками губ, словно боялась, что кто-то узнает ее мысли.

Большие голубые глаза, и голубой такой, как цвет родниковой воды — насыщенный, но прозрачный. Приятные, мягкие черты лица, прямой нос. Мерлин! Как же ей нравится его нос! Вот бы ей такой…

Лаванда, другие девушки — все замечали красоту ее брата. Но не Гермиона Грейнджер. Та видела лишь, как она сама выражалась, «верного друга и боевого товарища». Так как же получилось, что они вместе? Действительно, что это целиком и полностью заслуга Рона? Что ж, в таком случае, ему не хватило совсем чуть-чуть…

Но правда — они не могли быть парой.

Они слишком разные.

Грейнджер…

Сейчас, небось, шампанское пьет из коллекционных фужеров да наряды примеряет. И с Малфоем обсмеивают ее брата и их семью, их свадебные потуги… Воображает себя леди, сука! А о своем бывшем женихе и думать забыла! Даже сову не прислала…С извинениями…

Сову прислал Малфой, будь он неладен! С обрывками свадебного платья — все грязное, в непонятных разводах. Они что, ноги об него вытирали? Все разорванное… даже при всем старании невозможно восстановить!

Сука!!

Нет, ну почему везет всегда таким тихушницам-сучкам? Ей и богатый муженек, и первые полосы газет! И нет вечно нудящих родителей…

А может она и на самом деле чистокровка?! Вот ведь тихушница! Мерзавка!

Джинни даже затаила дыхание, представив красоту поместья Малфоев, воображаемые наряды и изысканные напитки — все, что теперь окружало бывшую невесту ее брата.

— Мам, — Рон встал на защиту сестры. — Мам, мы все пытались. Но Гарри, он…

— Твоя забота — это Гермиона, — отрезала мать. — Невеста сбежала из-под венца. Какой позор! Где ж ты шлялся перед свадьбой? На кой тебе сдался этот мальчишник?

— Ее похитили. Ты же знаешь, Рон бы не смог ничего поделать, — пожала плечами Джинни.

— Да неужели?

Молли всплеснула руками, и новая тарелка полетела на пол.

Рон и Джинни замерли.

— А, может, она бежала из-за Крама? — не унималась миссис Уизли. — То-то он на тебя ноль внимания, ты смотри! И знаешь, почему, дочка? Они ведь уже к тому времени… Ага… Наверняка трахались у тебя за спиной, Ронни. Вот стерва-то!

— Мама!! — хором ответили ей дети.

— А теперь она ублажает Малфоя. Конечно, он у нас побогаче Крама будет. И познатней. Неправда ли, Ронни? Что скажешь? Не смог удержать какую-то шлюхастую грязнокровку!!

— Мама, перестань!

Тот резко поднялся, едва не опрокинув стул. Тоже красный, как и миссис Уизли, и готовый вот-вот сорваться.

— Бестолочи. Ох, бестолочи… — обреченно выдохнула Молли, опуская руки. — Не смогли заарканить двух недоумков… Что теперь делать прикажете? Деньги твои Рон уже подрастратились на организацию свадьбы. Я думала на деньги нашей невестушки хоть ремонт сделать. Ее капиталы побольше нашего… Что делать-то будем, детишки?

В кухне повисло тягостное молчание. Все казалось бесполезным, и оставалась только надеяться на чудо.

— Грейнджер молодец. Сначала Крам. Теперь Малфой. Кто бы мог подумать? Ронни, ты там не катишь… — Джинни знатно отхлебнула из кубка

Брат с сестрой пили уже третий час.

— О чем ты? — закашлялся ее братец. — Она не такая… Я… я у нее был первым! Это ты все врешь! Злишься на Поттера… А Гермиона не могла со мной так поступить, она честная…

Они сидели наверху, в комнате Рона. Нахмуренные родители отправились куда-то «по делам», о которых «не положено знать неблагодарным детям». А те решили с горя раздавить пару бутылок вина. Все равно его было полно с несостоявшейся свадьбы. И, постепенно напиваясь, их разговоры все яснее и четче скатывались к одной теме: «как они докатились до этого?» И «как все исправить?»

— А, то ты не понимаешь, — и рыжая ведьма скривила мерзкую улыбку. — Мама права. Гермиона только корчила из себя тут недотрогу. Надо сказать, хорошо корчила, — она противно поморщилась, будто съела «Берти Боттс» во вкусом ушной серы.

Джинни определенно несло. Щеки ее пошли пятнами румянца, глаза лихорадочно блестели. Влажные от вина приоткрытые губы набухли от постоянных прикусываний.

Рон молчал, методично напиваясь. И все больше мрачнел. Кожа его приобрела сероватый оттенок, несмотря на то, что в комнате было душно, и от выпитого бросало в жар.

— Глазки Краму строила, гиппогриф ее задери! Ходила весь вечер вся из себя скромница, но — то бретелька упадет, то локон выбьется. Вся такая ах-ах! «Где Рон?» да «Где Рон?»

Она пожеманничала, будто копируя действия Гермионы, и дико расхохоталась, весьма довольная своим спектаклем.

Градус алкоголя в крови зашкаливал.

— И вон, к Малфою в постель сразу залезла! Чего ты насупился? Не удержал, не удержал…Да кому нужна она? Лаванда до сих пор сов тебе посылает! Плюнь! — и Джинни снова рассмеялась, опрокидывая на себя бокал.

Позже они звонко чокнулись, распивая-таки бутылку до дна. Только Рон молчал и копил, копил в себе злость и решительность. А потом они пьяно рыдали, уткнувшись друг в друга.

Они, как им казалось, помогали себе, предавая анафеме своих несостоявшихся супругов, а потом, обутые и одетые, уснули там, где и сидели.

— Малфо-о-ой…

Эти знакомые нотки ненависти и зависти. Нотки угрозы и презрения, сделавшие его фамилию ругательством, звонко раздались по длинному переходу Министерства Магии.

И алкогольное амбре зловонно распространилось по коридору.

Драко медленно обернулся, перехватив трость поудобнее — словно готовый в любой момент атаковать.

— Уизли, — скривился он, насмешливо отсалютировав рыжему. — Кого я вижу. Вы уже все Министерство оккупировали?

Утро определенно задалось. День обещал быть интересным — при виде Рона Драко затопило чувство ледяного бешенства.

Стоит тут, хлыщ… Да, как он смел брать его женщину?! Как помыслить мог приблизиться к нему? Заговорить с ним?

Ревность затопила его всего. Никогда и никто еще не вызывал в нем такого неконтролируемого бешенства и ярости!

Рон же моментально налился краской. Он буквально в два прыжка приблизился к Малфою, намереваясь схватить нахального ублюдка за грудки.

— Где она? Я спрашиваю, где она, Малфой?! Верни мне ее!

— Кто — она? Кого вернуть?

Драко лениво отцепил несостоявшегося женишка от своей мантии и небрежно оправил воротник, продолжая буравить того ледяным взглядом. Зловонный запах перегара многое ему объяснил, но пьяный бывший дружок все равно означал проблемы, которые Малфою были не нужны.

Ну, это с одной стороны… Ведь и не мешало бы наказать недоноска.

Мысли быстро проносились в его голове, анализируя, просчитывая каждый шаг, и требуя, требуя возмездия бывшему сопернику.

— Что ты с ней сделал? Ты! Мерзкий грязный хорек!! Где ты ее держишь?!

Самый никчемный придаток Золотого Трио снова попытался схватить Драко за мантию, размахивая руками и брызжа слюной.

— Следи за языком, Уизли, — Малфой ткнул его тростью прямо в грудь, заставляя остановиться. — Здесь кругом люди.

— … я на людей, ублюдок! Ну, где она? Давай, скажи! Скажи!! — распалялся Рон, пытаясь попасть рукой по трости, но координация подводила его. — А-а-а! Я знаю! Ты!! Ты не посмеешь ее трогать! Она моя! Гермиона моя! Она не для тебя, ублюдок!!

Они смотрелись в коридоре как в театре абсурда.

Абсолютно спокойный, одетый с иголочки, холодный худощавый блондин с фамильной тростью в руке; и расхристанный, рыжий голубоглазый долговязый здоровяк, весь кипящий эмоциями. Все было так нереально и, казалось, сама судьба предоставила им шанс завершить это школьное соперничество именно сейчас. И столкнувшись лицом к лицу, выяснить — кто же все-таки круче?

Этого Малфой перенести уже не мог. Его губы сжались в тонкую нить, веко бешено задергалось, приводя в движение страшный шрам на лице. Он сделал шаг вперед и…

Все произошло слишком быстро — завертелось, закрутилось. Последнее, что видели случайные прохожие Министерства Магии на втором этаже, это белая вспышка трансгрессии, разрешенная в верхних уровнях после окончания Войны. И как отдел журналистики, расположенный непосредственно там же, ничего не узнал об этом, остается только загадкой. Если только загадка не объяснялась деньгами лорда Малфоя.

Уизли приходил в себя долго.

Драко успел подняться наверх и проверить спящую Гермиону. Она наконец-то пошла на поправку — щеки покрывал легкий румянец, грудь невесомо поднималась. Ее тихий, безмятежный вид настроил Драко на мирный лад.

Он пытался вызвать в себе приступы ярости против нее: лежит себе, сучка, не знает, что ее бывший "трахальщик" уже в его руках…

Ему очень хотелось разбудить ее, бросить ей в лицо новость… Но… он представил эти огромные карие глаза, которые от неприятной вести наполнятся прозрачными слезами, и решил, что сначала разберется с мудаком там внизу, а потом уже наступит и ее черед.

Но — вот лестница в подземелья, где он приковал бешеного оруженосца Поттера — и спокойствия как не бывало. Кровь бросилась в голову. Ярость затопила все вокруг.

Домовики содрали с нищеброда рубашку, и теперь Малфой почти что любовался представленной картиной: как спутанная яркая шевелюра Уизли безвольно повисла на фоне бледной сероватой кожи.

Прямые черты лица рыжего мага были искаженны гримасой боли. Он, пожалуй, мог бы спокойно жить себе с какой-нибудь ведьмой — плодиться и размножаться, как там говорят. Но нет, позарился на его грязнокровку, возомнил себя равным ему, Драко.

И не важно, что, собственно говоря, это Малфой украл невесту Уизли. Это детали. Важно то, что теперь рыжее недоразумение приковано в его подвале. И он, Малфой, намерен получить сатисфакцию.

Прямо здесь.

И прямо сейчас.

— Давай, ну же. Давай, приходи в себя, — бормотал себе под нос Драко, наблюдая за тяжелым пробуждением своего пленника.

Его морщины залегли глубоко и неприятно, создавая тем самым идеальный устрашающий вид экзекутора. Собой он был доволен.

И своей игрушкой тоже.

— Вы же с Поттером и не такое переживали. И подружку свою тоже в переделки втягивали, не правда ли? А женщин следует беречь и не таскать с собой. Женщины должны спать в кровати, а не на земле.

Снова тихий стон.

Драко облокотился на грубый, весь в занозах, деревянный стол, стоящий у противоположной стены.

Да… Эти звуки ласкали его слух, рождая ни с чем несравнимое чувство эйфории.

Он бог!

От его желания зависит жизнь…

Цепи, на которых висел Рон, ослабли — тот, кряхтя и чертыхаясь, не совсем понимая происходящее, наконец-таки поднимался на ноги.

— Мерлин… Что… Что происходит? Малфой…

— Малфой, Малфой, — Драко раздраженно сплюнул на каменный пол подземелья. — Ты только и делаешь, что постоянно повторяешь мою фамилию. Она тебе покоя не дает, да, Вислый?

— Тебе грозит Азкабан, Малфой! Где… Где она? — прохрипел Рон.

Потрепанный, трезвеющий и с разбитой губой — жалкий вид.

— Опять ты «Малфой» да «Малфой». Хотя… — он помедлил, смакуя мгновенье. — Одну свою знакомую ты тоже можешь называть теперь Малфой, раз тебе так нравится моя фамилия.

Рону казалось, что все звуки разом исчезли.

— Нет… нет… Этого не может быть!

Уизли замотал головой, не в состоянии понять. Принять. Ему казалось, что все кругом — дикий, ужасный кошмар. Как в те времена, когда шла Война… Когда Вольдеморт и Беллатрикс… Гермиона…

Но это время прошло! Такого не может быть!! Сейчас все по закону, нельзя никого удерживать против его воли! Закон опять восторжествовал! И этот ублюдок… Этот ублюдок за все ответит!

— Нет… Отпусти мою невесту! Малфой, ты чокнулся! — взревел он, силясь вырваться из заколдованных цепей.

Те жалобно звякнули, но — разумеется — выдержали приступ пленника. На запястьях у Рона появились красные отметины. Но он этого не замечал. Казалось, болевые ощущения не доставляют ему дискомфорта.

Малфой знал, еще пара таких рывков, и эти полосы превратятся в порезы. Сначала несильные, а потом все глубже и глубже. И они будут кровоточить. И ни одно кровоостанавливающее зелье не сможет помочь Уизли. Это их фамильное подземелье, с целым набором пыточных сюрпризов, которые терялись в веках. Пращуры не брезговали ни пытками, ни убийствами при достижении своих целей. Иногда, попавшие сюда исчезали навсегда, не оставив ни следа.

Драко на миг ослепила вспышка воспоминания — его отец, мама… Он вздрогнул, прогоняя видение.

Проклятый гриффиндорец!

Одно его присутствие в мэноре, будило воспоминания, которые Драко безуспешно пытался похоронить…

— Для тебя она уже твоя бывшая невеста. И, представь себе, моя жена, — Малфой усмехнулся, наблюдая за реакцией ублюдка. — А свое я никому не отдаю. Я ведь не нищий Уизли, у которых все общее.

И он наиграно скривился.

Рон бешено зарычал, снова и снова пытаясь разорвать свои путы. А когда по старому металлу потекла первая капля крови, Драко был уже на грани блаженства. Казалось, оковы живые. И сами все теснее смыкались вокруг запястьев пленника.

— Сильнее, Вислый. Сильнее, — в открытую хохотал он. — Эти цепи питаются кровью, как Дементоры душами! Давай! Напои их своей мерзкой протухшей кровью!

— Ты! Ты!! — у рыжего уже не хватало ни слов, ни сил. Он лишь тяжело дышал, опустившись на одно колено. Все силы буквально вытекали вместе с капельками крови, скользящими по бездушному металлу.

Малфой торжествовал. Вид прикованного и — кто бы мог подумать? — коленопреклонного оруженосца Поттера его забавлял.

— Ты ее удерживаешь силой! — хрипел Рон. — И я докажу! Докажу, ублюдок! Ты сядешь в Азкабан! Ты сгниешь там!! Воображаешь, что ты все можешь! Да это наша взяла, а ты — преступник!

И он снова рванул цепи, после чего зашипел, чувствуя, как проклятый металл врезается, вонзается в его плоть. Болезненные ощущения отдались по всему телу, принуждая двигаться осторожнее.

— Уи-и-изли… Ронни…

Рон ненавидел этот голос. Эту манеру растягивать слова. Это высокомерие, пронизывающее каждый звук. Он поднял голову, смотря ублюдку прямо в глаза.

— Да, как ты на ней женился? Скажи, Малфой! Скажи!! Она же магглорожденная! Она грязнокровка!! — выкрикнул он, дергаясь в своих путах. — Неужели, Малфой, ты даже согласен, что твои дети будут паршивыми полукровками?! Ты же все годы издевался над ней, унижал ее! Какой ты муж ей?! Это же смешно!! Она не для такого урода, как ты!

Малфой спокойно отошел от стола, на ходу принимаясь расстегивать и снимать с себя мантию.

— Понимаешь, Уизли, — насмешливо протянул Драко. — Наше семейство уже много поколений заседало в Парламенте. Традиции, понимаешь? Хотя, куда тебе. Ты даже такого не знаешь…

И с этими словами он отбросил мантию в сторону, на стул. Такой же грубый, словно сколоченный наспех.

Все подземелье было наполнено эмоциями, чувствами.

Вот оно противостояние, битва двух самцов!

Рон напряженно следил за Малфоем, за каждым его движением. Запястья нещадно болели, и, казалось, что боль прямо-таки с каждой минутой поднимается по рукам все выше и выше.

И усиливается.

Ледяной волной поднимается прямиком к сердцу, замедляет дыхание…

— И только из-за вашей гребаной победы нас выгнали и лишили права заседать!

Рон сглотнул, наблюдая этот «спектакль».

— Так что, знаешь, — продолжал Малфой, делая шаг к нему. — Пусть теперь твоя грязнокровка отдувается. За тебя и Поттера отдувается. А я, как муж Героини Войны, к твоему сведению, опять заседаю в Парламенте. Вы сделали все, чтобы уничтожить Малфоев, и вы же подняли меня опять. Ну, не вы, ОНА…

Уизли буквально опешил.

Парламент? Всего лишь Парламент?

Как обычно, дело всего лишь в политике?!

И его Гермиона страдает из-за каких-то малфоевских политических игр?!

Его чистая нежная девочка попала в лапы слизеринской гадины только из-за какого-то гребаного кресла, стоящего среди сборища гребаных высокомерных снобов, именующих себя парламентариями?!

Да они втроем никогда и не хотели уничтожить это бледное ничтожество! Они боролись с Лордом, со злом! Боролись ради мира! А он так… попал в жернова… Но ведь, и они могли бы пропасть!! Об этом даже… даже думать не хотелось!

Он хотел жить. Просто жить. Со своей чистой девочкой. Видеть ее, просыпаться с ней, ощущать рядом…

Рон готов был выть.

Малфой все разрушил!!

Будь он проклят!

— Будь проклят! Будь проклят! — повторял он, как молитву. Словно ища спасение в этих словах.

Для себя. Для Гермионы.

Этого не может быть!

Рон ты сильный, говорил он сам себе. Спасай себя и свою девочку от этого маньяка!

— Конечно, — покладисто отозвался Драко.

Он почти вплотную приблизился к своему пленнику и, поправив брюки, опустился рядом с ним на корточки.

Глаза в глаза.

Небесно-голубые — серые, обескураженные — мрачные, открытые — непроницаемые.

— А ты и твой Поттер тоже могли бы заседать. Но ты слишком туп для этого, правда? И поэтому не знаешь, как туда двери открывают. Так что ради Парламента, Уизли, я готов терпеть даже грязнокровку в постели…

— Не смей! Не смей говорить так! Ты ее не достоин, ты не смеешь о ней так… — снова захрипел Рон.

— Что, ударяет по самолюбию? Да? Ну, могу тебя утешить, Вислый, — Драко поднес свою правую руку к лицу рыжего. — Постель с грязнокровкой мне дорого дается. Не покорная кобылка, твоя бывшая.

Рон зачарованно всматривался в обрубок его безымянного пальца.

Перед глазами у юноши проносились страшные картины…

Что такого он с ней делает?! Бедная девочка!

Это не она! Не Гермиона! Не его Гермиона!

Да она даже на войне использовала оглушающие заклятья, ни одного непростительного не произнесла!

Мерлин!

Малфой же, убрав руку, продолжал, как ни в чем не бывало:

— И вообще, ты бездарен во всем. Твоя невеста даже не умела толком сосать. Какой конфуз! Пришлось научить ее. Ты знаешь, — Драко задумчиво потер подбородок, — Круциатус и хлыст хорошие учителя. Да, Уизли. Я муж, у которого жена знает, что такое хлыст. Пусть она жена без году — неделя, но жена же… Признайся, ты-то и пальцем ее не трогал?

Натяжение цепей не позволило Рону даже дотронуться до этого гада. Металл еще сильнее врезался в его запястья, но Рон, ослепленный яростью, не замечал этого.

— Ты ответишь за это, ублюдок!! Ответишь!! Я заберу ее, а ты ответишь за все! Да я сгною тебя, дай только выбраться! Задушу!!

Драко меланхолично смотрел на метания Вислого. Лишь морщины у губ стали четче, а шрам, казалось, налился расплавленным свинцом — тонкая светлая нить стала ярче, едва ли не одного цвета с его холодными и бездушными глазами.

Тут что-то словно переменилось в Уизли. Он криво усмехнулся, опуская напряженные плечи. Глаза его торжествующе вспыхнули, и Рон осклабился.

— А как же ты перенес, что она была со мной? Ты ведь у нее не первый…

У Малфоя заходили желваки.

В миг он превратился в дикого и необузданного хищника, подарив своему пленнику волчий оскал.

Это был тот самый момент, когда он все решил для себя — судьба мерзкого отродья Уизли теперь была предрешена.

— Я ее выпорол за это. Я бил твою нежную, чистую девочку, сек хлыстом. Она плакала, срывала голос, а я бил… И, знаешь, ты у нее первый был там, но первым в ее красивой, круглой, сладкой попке буду я, — с этими словами Драко рывком поднялся на ноги. — Не скучай. Люблю я растягивать удовольствие, знаешь ли. Она… Она будет кричать от боли, будет умолять не трогать ее там, а ты, я уверен, даже близко к ней с этой стороны подходить боялся!

И Малфой со всего маху влепил Рону звонкую оплеуху. Голова рыжего метнулась в сторону, будто готовая оторваться.

— У меня жена будет лучше самой опытной шлюхи, а ты, дерьмоед, довольствовался слюнявыми поцелуями.

Он пнул Уизли под ребра.

И еще. Со всей силы.

Тот шумно выдохнул, но не упал, повиснув на коротких цепях. Все плыло у него перед глазами.

— Ничего, дрочи теперь на ее колдографию. Она тебе уже не обломится…Нежная, сладкая… Такая тесная, горячая…. И — не твоя…

И, вконец взбешенный Малфой, схватив Рона за подбородок, приложил того затылком к каменной стене.

Пленник обмяк.

— Ты же не знаешь, Вислый, — донеслось до Рона сквозь туман. — Что тебе, маменькину сыночку, никогда и не снилось, каково это. Тебя и Поттера потащили в подвал, а она ведь осталась.

Голова гудела. Он чувствовал, как что-то горячее и липкое струилось у него сзади по шее.

— То, что она перенесла Круциатус Беллы… А это такой Ад. Да, моя тетка привыкла сводить с ума заклятьем.

Ад?

Ад сейчас у него в голове. Безумная пульсация в затылке…

Но голос методично продолжал:

— Только «Круцио» Лорда могло по силе перебить болевые ощущения от пытки тетки. Но ты же этого не знаешь. Ты же внизу прохлаждался, а она… Да как ты смел таскать ее с собой по лесам и канавам? Свою нежную невесту, как ты говоришь!

Голос затих, и Рон напряженно вслушивался в тишину, окружавшую его. Теперь он ощущал и окрававленные запястья, и пульсацию под левым ребром.

Новая струйка по шее…

— Это Люциус, — наконец-то Драко снова заговорил. — Это он тогда остановил тетку и спас твою ненаглядную, — пауза. — Отец ведь смог справится с Беллой, а потом моя мама возилась с ней полночи, приводила в себя от Обливейт. Чтобы Беллатрикс ничего не заподозрила…

Что это? Что он говорит ему? При чем тут эта сумасшедшая?! Это было так давно!!

Рон силился напрячься, но дикая боль в затылке расфокусировывала его внимание. Все было урывками…

Боль… Какая жгучая, красная боль…

— А я… Я должен был распорядиться по поводу комнат и отдать указания домовикам, чтобы те унесли Гермиону и спрятали ото всех. Люциус трансгрессировал к Лорду, он должен был сдать тебя и Поттера и наконец закончить эту долбанную войну!

Это бред… Это его фантазии…

Неужели так было на самом деле? Он ничего не помнил…

Рон смутно понимал, где он, с кем он. Не понимал, что происходит…

Лишь боль ослепляла его, возвращая чувство реальности.

— Но все пошло не так. Все пошло так, как ты знаешь, — Малфой снова ненадолго замолчал. — Егеря утащили ее к вам в подвал, будь они неладны! Впрочем, они уже и так мертвы… Лорд и отец опоздали, вы успели сбежать… И я прекрасно помню те последующие несколько дней. Эту, как тогда казалось, бесконечную пытку Круциатусом. Помню, как потом неделю я и отец испражнялись кровью… Я помню… А ты, маменькин сынок, знаешь, как это, срать кровью?

Драко в волнении ходил по комнате.

Чувствовалось, что эти воспоминания разбудили в нем что-то живое… И он снова переживал эту гребаную войну.

Он бросал косые злые взгляды на приходящего в себя Уизли.

— Да, если бы вы не сбежали, то все было бы иначе. Иначе, Уизли! Ты понимаешь?! Отец и мама были бы живы! Гермиону бы признали чистокровной, после наших фальсификаций. Ну, а Поттер… Поттер умер бы, как герой. Так что это вы все разрушили! Вы!! Ты и Поттер! И… она… Спала с тобой, сучка!

Еще одна струйка. Но уже не такая горячая…

Малфой швырнул снятую мантию на стол и сел, закинув ногу на ногу.

Еще ему вспомнилось, что отец тогда второй раз в жизни выпорол Нарциссу. Бедная мама чудом осталась жива, Драко потом тяжелыми длинными ночами вспоминал, как его крестный вместе с отцом долго оставались возле постели бедняжки. А его мама только кротко улыбалась и морщилась от боли, когда думала, что никто на нее не смотрит… А он видел, видел это. Видел ее страдания, хотя Люциус не разрешал Драко заглядывать в комнату Нарциссы.

Но рыжему недоумку совсем не обязательно знать об этом.

Драко устало прикрыл глаза…

Тогда Снейп так и жил у них в поместье. Прошло уже три дня, а маме все не становилось лучше. И вот, вечером, Драко прокрался к ее комнате и заглянул вовнутрь.

Нарцисса лежала обнаженная на низенькой софе. Он сжег потом эту софу, когда не стало отца. Сжег, как это делают магглы — взял факел и превратил ее в пламя.

Мама… Нижняя часть спины, ягодицы и бедра были покрыты багрово-фиолетовыми рубцами, выделявшимися особенно страшно на белоснежной коже женщины. Снейп черпал руками зелье из серебряной миски и тонкими пальцами хирурга размазывал варево по спине и ягодицам несчастной. Сквозь щель он видел, как Люциус присел возле мамы и гладил ее по лицу, сцеловывал капли пота на ее лбу.

Его прошибла дрожь…

Он не мог не продолжать смотреть. Не мог развернуться и уйти.

Драко казалось, что все это снова будто наяву — будто в самом деле он стоял сейчас перед дверью в будуар матери и видел, как расширились глаза Люциуса, когда Нарцисса нервно вздрагивала от особенно болезненных прикосновений Снейпа. Видел, как его губы все плотнее сжимались…

И вот, к ужасу Драко — того, семнадцатилетнего Драко — его отец встал на колени около головы жены и, заставив ту приподнять голову, достал из штанов свой возбужденный орган… И засунул ей в рот.

Нарцисса покорно открыла ротик и начала, слегка морщась, сосать.

В ужасе Драко отпрянул от двери, вжавшись в стену. А когда до него донеслись первые звуки надвигающегося оргазма отца, Драко не смог больше сдерживаться — он задрожал и съехал спиной по стене. Ноги его просто не держали.

И именно в тот момент, он поклялся, что если после всего останется жив, и эта проклятая грязнокровка тоже выживет, то он обязательно женится на ней, как это планировали его родители. Женится и отомстит этой твари за все унижения матери.

Заставит грязнокровку страдать. Превратит ее жизнь в Ад…

Еще и этот недоносок, мать его.

Значит, хочет назад свою нежную девочку? Говорит, что был у нее любимым, первым?

«Тогда ты получишь свою чистую девочку, свою невесту…» — обещал ему Малфой в своих мыслях.

Рон застонал, приходя в себя. Но он не заметил, что уже остался один в подземелье.

— Я хочу тебя.

Гермиона в смятении обернулась.

Она стояла у окна в спальне, любуясь садом. Кустарники отцветали, листья постепенно окрашивались в багровые тона — это было красиво. Даже Лабиринт не казался таким мрачным и отталкивающим: оттенки желтого раскрасили его, нарядили.

Ей, в прочем, всегда нравилась осень. И не только потому, что осенью у нее день рождение. О котором, к слову сказать, в этом году ей совсем не хотелось вспоминать.

— Что? — испуганно переспросила девушка, чувствуя, как легкая дрожь прошла по ее телу. Гермиона сжалась, инстинктивно глубже кутаясь в большой плед из верблюжьей шерсти.

Они… Они ничего… Малфой не трогал ее после случая с побегом. Хоть и прошло всего пару дней — спасибо зельям Забини — Гермионе было уже намного лучше. Спина не болела, все ссадины и отеки прошли. Внешне с ней все было в порядке, но внутри…

И Драко, будто чувствуя ее, даже не спал с ней. Дожидался, пока она уснет, сидя рядом в кресле; а на утро она неизменно просыпалась одна.

Малфой замер в дверях, рассматривая ее.

Мерлин!

Ну почему, почему при виде этого прелестного и нежного тела ему хотелось сломать свою игрушку?

Уничтожить! Раздавить! А перед этим — удовлетворить все свои самые садистские наклонности.

Как же она прелестна! Лицо слегка заострилось, в глазах трагический надлом. Она боится, но не хочет показать своей слабости, и это заводит еще больше. Хочется ее покорить, заставить страдать и научить получать от этого удовольствие…

Он расстегнул пуговицу у воротничка.

Как всегда, черная рубашка. Черные брюки и черная обувь. Черный ремень, серебряная пряжка, запонки… Белые волосы, собранные сзади в низкий хвост и открывающие высокий лоб с глубоко заложенными морщинами.

Элегантен, ухожен, холен.

Его взгляд был холоден, отсутствующее выражение лица, расслабленная поза. Таким же безжизненным тоном Драко мог сказать все, что угодно. Но это было то самое:

— Я хочу тебя, — равнодушно повторил он и прошел в комнату, не спуская глаз с девушки. Наблюдая за произведенным эффектом.

Гермиона резко отступила назад, стукнувшись бедром о низкий подоконник. Мысли ее путались, с губ готово было сорваться что-то, но что?

Она нервно облизнула губы.

— Может…

— Расслабься, это будет не больно, если будешь благоразумной, — сказал он, подходя к трюмо.

Драко взглянул на себя в зеркале, будто внутренне подбираясь. Он был отрешен, витал где-то в своих фантазиях, и казалось, даже забыл на время о своей маленькой испуганной жертве.

Им двигала идея, ведомая только ему.

Нищеброда следует уничтожить, сломать, растоптать, думал Драко.

Девушка опешила.

Расслабься? Какое, к драклам, расслабься?! Да разве в мэноре можно расслабиться?

Чем больше ей предлагали успокоиться и расслабиться, тем больше у нее сжималось все внутри.

— Я приготовил для тебя новые украшения. Ты видела?

Гермиона во все глаза уставилась на Малфоя. Что за игра? Какие украшения? Она плотнее запахнула плед — ее начало знобить. Она что, рождественская ель?

— Нет, — едва слышно выдохнула девушка.

— Я хочу, чтобы ты примерила их.

И Драко достал из шкатулки гарнитур.

Даже стоя у окна, она видела, как сверкают крупные бриллианты. Видела, как переливаются камни, испуская разноцветные искорки света. Паника все больше овладевала Гермионой, хотя той еще полчаса назад казалось, что теперь ей уже все равно.

Ею овладело странное ощущение дежавю — казалось, все это уже было. Но тогда — не так страшно, как сейчас.

— Зачем?

— Я так хочу, — отрезал Малфой. Голос его молниеносно заскрежетал металлом. Шрам у виска дернулся, привлекая внимание.

Девушка сглотнула.

— Что это? Плед? — получив от нее неясный кивок, Драко продолжил. — Снимай. Это не та одежда, что подходит к подобным украшением. Ты не согласна?

Нет, она была согласна… Но к чему это все?

Мерлин!

Тем временем Малфой уже рылся на полках шкафа. Забавно, сама Гермиона еще не заглядывала туда. Хотя, сколько дней она уже здесь? Сколько этот подонок держит ее в заточении?!

— Это подойдет, — подытожил Драко, кидая что-то черное на кровать. — Я в коридоре. Не заставляй меня долго ждать. Я не люблю этого.

И, ничего больше не объясняя, он вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Гермиона лихорадочно бродила глазами по комнате, не зная, где остановить взгляд. Она так и стояла у окна, прижимая к себе теплый плед. Сколько это будет продолжаться? Чем она прогневила Мерлина, почему Малфой с ней так обращается? Она же уже готова дать ему все, что он хочет; отдаться так, как ему приятно.

Лишь бы ей больше не было больно.

Разве он не сказал, что хочет ее? Зачем… Зачем?

Почему? Ну почему он ушел? Что за игры он затевает? Почему она должна надевать это черное «нечто»?

Девушку била дрожь, она безуспешно пыталась успокоиться и взять себя в руки.

За что ей все это?!

Но не успела она опомниться, как в спальне появился домовик. Существо, не проронив ни слова, просто подошло к ней и стало стаскивать одеяло. Гермиону это будто отрезвило:

— Я сама! — не выдержала она. — С-спасибо, я сама справлюсь.

Она уже кричит на домовых эльфов.

Защитница, Мерлин.

Куда все катится?

Все так же — не проронив ни звука и никак не отреагировав — домовик убрал свои лапки и сделал два шага в сторону, продолжая смотреть на девушку.

Контролирует? Проверяет?

Конечно!

Сейчас она постоит еще пару минут так — и побежит жаловаться хозяину! А там, и до хлыста не далеко…

Ее передернуло.

Сжав зубы, Гермиона скинула мягкий плед прямо на пол. И, полная решимости, она, прямо по одеялу, направилась к кровати. Хочет одеть ее в эти тряпки? Отлично! Хочет завалить украшениями? Прекрасно!!

Но она больше не позволит ему насиловать себя!

Теперь у нее был негласный союзник, Блейз Забини. Хотя его сложно было назвать союзником. Даже опасным… Нет, союзником Забини точно не был.

Гермиона вздохнула.

Забини, по только ему понятным мотивам, заботился о ее здоровье очень настойчиво. Постоянно что-то втолковывал Малфою при каждой встрече и вручал очередные пузырьки с зельями. Бывал в мэноре каждый день (иногда даже и утром, и вечером), следил за ней…

И только сам дьявол поймет, за каким чертом он проявлял столько участия к ней.

Гермиона сгребла все в охапку и, кинув злобный взгляд на домового эльфа, скрылась за дверями ванной. И только уже там рассмотрела предложенный ей наряд.

Девушка взвыла. Она была готова поспорить, что Малфой, слышавший ее дикий вой, улыбнулся.

«Оскалился», — поправила она себя тут же. — «Он же не умеет улыбаться, гнусный ублюдок!»

Тонкие черные чулки первыми привлекли ее внимание. Не веря своим глазам, она выронила их, будто обжегшись о тонкое плетеное кружево, похожее на произведение искусства.

Это шутка?

Гермиона нервно копалась в остальных вещах. Короткая черная сорочка на узких лямках буквально напоминало жидкий шелк. Никаких излишеств, украшений, вышивок — просто сорочка с V-образным вырезом на груди. Но такая короткая… Еле прикрывает попу. И декольте! Все наружу!

Длина пеньюара нравилась девушке больше. Такой же, шелковый, насыщенно-черного цвета, с пышным воланом по краю подола, выполненного в пол. Просто и гармонично.

В последнем Гермиона признала пояс для чулок. Черный. С декоративными серебряными пуговицами на застежках.

Малфой решил обрядить ее во все черное под стать ему?

Что это вообще за тряпки?

Что за наряд дорогой шлюхи?!

В дверь ванной постучались:

— Ты уже готова?

— Д-да, я сейчас, — хрипло выдохнула девушка.

Мерлин!

Ну, раз он так этого хочет… Она поиграет с ним!

Только к чему приведет игра?

Опять к болезненным синякам, пощечинам и ссадинам в промежности?

Гермиона вздрогнула.

Нет, она не будет больше об этом думать.

Мысль, возникшая где-то на задворках сознания, что с Малфоем шутки плохи, была безжалостно истреблена.

И даже остаточные следы его безумств, иногда напоминавшие болезненной пульсацией на ягодицах, когда она резко садилась, не отрезвили Гермиону, с каждым рывком все яростнее и яростнее напяливающую на себя наряд «жрицы любви».

Когда она вышла из ванной, Малфой сидел на краю кровати, о чем-то задумавшись. В последнее время он часто бывает таким задумчивым…

Только почему-то его задумчивость все время выливалась в более изощренные издевательства над его маленькой женой.

Гермиона встряхнула головой, прогоняя подобные мысли. Что за бред, вообще? Только вот всякой гадости в голове не хватало!

— И? — поинтересовалась она, когда Драко с минуту смотрел на нее, не проронив ни слова.

Казалось, он даже не моргал.

Она была божественна и сама не осознавала своей прелести.

В его воображении он уже видел, как хватает и сжимает до синяков тонкие нежные кисти девушки, которые сначала краснеют на нежной, бархатной коже, а потом чернеют под стать шелку роскошного белья, одетого на ней.

Хотелось предаться своим диким, грязным безрассудствам.

Ну почему она так на него действует?!

Тонкая, нежная, такая порочная в своей невинности. Даже роскошный наряд шлюхи не мог замаскировать ее чистоту, непорочность.

Гребаная недевственная девственница Гриффиндора!

Грязнокровная сучка! Она сама виновата, что у него рождаются эти грязные мысли, которые пульсируют в его больной голове. Причиняя боль, он закрепляет на нее свои права! Только он ее властитель и господин!

Она только его, Драко Малфоя!

Его грязнокровка!

Он владел ей. Она — его.

Драко поднялся с кровати и неспешно заглянул в ванную, где на кафельном полу так и остались валяться ажурные чулки и тонкий поясок. Даже сейчас эта гребаная грязнокровка была своевольна!

Ну, ничего. Путь послушания — он у каждого свой! У кого-то длинный, а кто-то понимает сразу.

«Помни, держи себя в руках, она еще слаба», — как мантру повторял Малфой про себя слова Забини.

Он просто подтолкнул ее к постели, усаживая. И, прежде чем Гермиона смогла что-то спросить — сказать, возразить — опустился перед ней на колени.

Девушка замерла.

Поглаживая ее нежную атласную кожу, он осторожно надел ей чулки, каждый раз особенно задерживаясь на внутренней стороне ее бедер, поглаживая, заставляя девушку вздрагивать в ожидании. А потом, без лишних слов, задрал сорочку и застегнул пояс на талии.

Гермиона обомлела от такой наглости.

В горле встал ком, и лишь методичное поглаживание ее поясницы говорило ей, что Малфой до сих пор прижимается к ней.

Обнимает.

Она чувствовала его холодные грубые пальцы. Чувствовала, как он трепетно прикасается к ней…

Кожа стала гусиной.

И еще один момент — Гермиона была без белья.

И он это знал! Видел!

Девушка тут же зарделась.

Он не видел залитых румянцем щек девушки, он слишком близко к ней прижимался. Он не видел, но она…

Она сидела…

Она…

Боялась вздохнуть, сказать что-то…

— М-м-м…

«Малфой» так и не сорвалось с ее губ.

Драко поднялся, посмотрел девушке в глаза, и тут же поднял ее саму, бережно поддерживая за предплечья. Короткая сорочка пролитыми чернилами соскользнула вниз. Белоснежные плечи, линия груди — все было так сексуально… Белизна кожи, глубокая чернота шелковой ткани.

Гермиона уже было выдохнула, приготовилась к неизбежному, но…

Малфой запустил ей руку под «платьице». Другой он подтянул съезжающий чулок и умело пристегнул к поясу. Потом второй.

— Я… — Гермиона была в замешательстве, но быстро подобралась. — Может, ты мне все же выдашь нижнее белье?

Драко посмотрел на нее, как на больную.

По крайней мере, так ей показалось.

— Тебе оно сейчас не нужно, — отрезал он.

— Чег…

— Я думаю, тебе понравились эти бриллианты. Не правда ли?

От столь быстрой темы разговора Гермиона едва не села обратно на кровать.

Она решительно ничего не понимала. Сначала ей сказали о сексе, обрядили в умопомрачительное — хотя, это с какой стороны посмотреть — белье, а теперь украшения!

Ну, чисто кукла! Маленькая послушная игрушка!

И все это ради простого траха?!

Нет, она решительно ничего не понимала. Или он сошел с ума, или она.

Малфой стоял у туалетного столика, зачарованно гладя камни ожерелья, лежащего замороженными льдинками на идеально отшлифованной деревянной поверхности.

Он аккуратно поднял украшение, после чего развернулся к девушке.

— Иди сюда.

Приказ.

Приказ, который не обсуждается.

Надменный повелительный тон, холодный и бездушный голос. Ничего не выражающий взгляд.

Мерлин, все эти игры…

Поджав губы, Гермиона грациозно — насколько это было возможно на грани бешенства — подошла к нему почти вплотную, заглядывая в его серые глаза. В эти безжизненные глыбы льда.

Драко просто положил ей ожерелье на грудь, легко щелкнув замочком сзади. После чего оправил ее волосы.

— Здесь еще кое-что особенное для тебя, — сказал Малфой, мягко проводя пальцами по локонам девушки.

Гермиона смотрела на него напряженно.

Массивное украшение холодило кожу и прямо-таки сдавливало грудь. Словно ей повесили амбарный замок.

— Да? — зло спросила она, смотря на своего «сутенера».

«Шлюху» почти собрали. Скоро «шлюха» отправится на дело. «Клиенты» ждут. «Клиент». «Сутенер» в роли «клиента».

Мерлин, что за бред в голову лезет?!

Драко взял со столика что-то неясное. Округлое… Ободок?

— Небольшая тиара для моей Принцессы.

— Э-э-э… — только и смогла протянуть Гермиона, когда украшение опустилось ей на голову.

Малфой отошел в сторону — и девушка увидела свое отражение в зеркале. И — разумеется — его позади себя.

Невозможно было сказать, кто смотрит на нее. Принцесса или шлюха? Или и то, и другое? Как вообще так получилось? Как она допустила подобное?

Тиара была божественна, как и ожерелье.

А шлюхи не носят тиары.

Тиары носят только монаршьи особы… или шлюхи Малфоя. Она шлюха.

На лаконичном черном шелке сорочки и пеньюара бриллианты, оправленные в белое золото, смотрелись просто бесподобно.

Это было… даже лучше, чем тот сапфировый комплект. Хотя их невозможно было сравнивать. Они оба бесподобны!

Это было… неописуемо прекрасно.

Малфой видел тень замешательства на ее лице. Но ему нравилось, как грязнокровка реагировала на подобные драгоценности. Была в ее взгляде и радость, и восторг, и восхищение. И ужас.

Девчонка! Что ты знаешь о жизни! Вообразила себя спасительницей мира магии, глупышка! Женщины рождены, чтобы принадлежать мужчинам, ублажать их, носить драгоценности, просто жить, когда солнце высоко над горизонтом. И он научит самую умную выпускницу Хогвартса быть женщиной.

Покорной, нежной, умопомрачительной, соблазнительной…

Не может — научит, не хочет — заставит!

И это нравилось Драко больше всего.

Он — ее бог.

Только она еще не признает этого.

Он положил руки ей на плечи, слегка сжав, и почувствовал, как Гермиона задрожала — это сразу отдалось жаркой волной у него внизу.

О да, Мерлин!

Как же он хотел ее!

Она его! Только его!!

Сейчас, сейчас все будет!

— Пойдем, — прошептал Драко ей на ушко, едва касаясь губами ее нежной кожи.

Девушка затрепетала, возвращаясь в реальность.

— Куда? — опасливо спросила она.

— В подвал.

Всего два слова, которые моментально перевернули все вверх дном.

Глаза Гермионы расширились от ужаса, от страха. Паника вытеснила все мысли — ей не было уже дела ни до своей одежды, ни до драгоценностей.

Подвал?

Почему подвал?!

— Я хочу тебя, — снова повторил Драко. — Только это. Больно не будет.

Его «больно не будет» не успокоило.

Зачем? Зачем?!

Почему здесь?!

Мерлин, только не дай ему сделать ей больно, она этого не выдержит…

— Темно… — только и смогла выдохнуть Гермиона, когда они вошли в пыточную.

Тут же загорелся магический светильник. Он парил в воздухе, освещая маленькую Принцессу в черном одеянии на бледной сливочной коже; в сверкающей драгоценной тиаре в каштановых кудрях.

А он… Демон, жестокий, непредсказуемый.

Холод подземелья вызвал дрожь во всем теле. Но… щелчок пальцев, неясное бормотание спутника, и вот ее обдает теплом заклятия.

И еще — давящая тишина. Как будто все в коконе, звуки не доходят до сознания.

Он был ласков.

Он был предупредителен.

Он был вежлив.

Но Гермиона ничего этого не замечала — перед глазами стояла кроваво-красная пелена боли.

Страшно.

Нежное, аккуратное касание его горячих губ немного отрезвило ее, фантомная боль отступила.

Драко продолжал целовать ее в шею, спускаясь постепенно ниже, к ключицам, когда они переступили порог подземелья.

Слабый язычок огня дрожал в темноте — бросал причудливые тени, добавляя мятежности в душу девушки.

— Ты так возбуждаешь меня… Я теряю голову каждый раз, как просто прикасаюсь к тебе… Ты такая сладкая, — неистово шептал он, жадно лаская ее тело сквозь тонкий шелк.

Девушка стояла, как вкопанная.

Ей не были неприятны его прикосновения, совсем нет.

Но воспоминания…

Нет… просто нет сил переступить через все, что было.

— Отдайся мне и забудь все…

Малфой поднял ее на руки, и с ничего не ожидавшей Гермионы соскользнул изящная домашняя туфелька с меховой оторочкой.

Как Принцесса.

Но, она же шлюха!

Звук маленького каблучка о каменный пол пыточной отозвался дрожью.

Голова шла кругом — от воспоминаний, от этих бредовых мыслей… и от его яростных ласк.

Она только часто задышала, не в силах унять дрожь, страх перед ожидаемой болью.

Только не плакать, только не показать своего страха перед ним…

Драко опустил ее на стол, застеленный чем-то черным — мантия, всего лишь мантия. Он был так возбужден; Гермиона бедром чувствовала его эрекцию. И, судя по его лихорадочным движениям, Малфой был на грани.

Это пугало.

Она боялась его. Боялась его страсти. Боялась его дикого и неописуемого желания, которое Малфой испытывал к ней.

Почему?

Почему она? Почему все так?

Зачем он выбрал ее?

Драко раздвинул ей ноги, крепко сжав тонкие лодыжки, и вошел в нее стремительным выпадом. Тело Гермионы определенно не было к такому готово. Промежность царапнуло, и она содрогнулась под ним.

Девушка шумно выдохнула, стараясь расслабить рефлекторно сжавшиеся мышцы, а после и вовсе застонала от саднящей боли, когда Малфой начал двигаться в ней, с каждым разом убыстряя и убыстряя свой темп. Он тяжело дышал — какая же она тесная, горячая. Но скоро дикое желание одержало верх над осторожностью, и он стал входить в нее со всей дури, всей своей мощью. Она мелко дрожала, не мысля сопротивляться ему.

Будет больнее…

— Да-а-а, — протянул он, насаживая ее на себя.

Он жадно дышал ей в шею, в ожерелье.

Глаза лихорадочно оглядывали свою собственность, кожа под дрожащим язычком пламени, приобрела теплый медовый оттенок. На лбу у Гермионы появились капельки пота; она прикусывала губу и старалась не стонать.

Придерживая девушку одной рукой за талию, второй Драко закопался в ее волосы. И ощущение тиары на ее голове…

Принцесса, настоящая принцесса. Его грязнокровная жена.

Малфой кончил.

Гермиона чуть отклонилась назад, когда он ослабил свою хватку. Для нее все прошло далеко не прекрасно — хоть раны и не болели, но саднили. И эта обстановка. Подземелье, пыточная. Место, где он причинил ей столько боли…

Мерцающий огонек освещал только ее. Нежная высокая грудь с торчащими сосками, широко раскинутые нагие ноги, нежный пушок возле входа в лоно.

Бисеринки пота блестели на лбу и над верхней губой, она глубоко дышала. Наконец, затянутая пружина в ее груди расслабилась. Похоже, на самом деле он не будет с ней груб, не причинит ей боли.

Все настолько зыбко и неясно, но от этого картина становилась еще невероятнее, еще развратнее…

Неужели, все закончилось этим безумным извращенным сексом?

И, наконец-то, прошло время неприятных сюрпризов?

Их новая близость, принесла скорее успокоение другого рода. Она поняла, что все не так страшно, и не сильно больно. В конце концов, это можно терпеть. Главное не видеть этих серебряных глаз, которые следят за ней, за малейшей эмоцией. Ловят каждый вдох, пытливо разглядывают закушенную губу. Проводят пальцами по лицу, губам.

От его взгляда чувствуешь себя нагой. И это так страшно…

Она чувствовала себя всецело его.

Но хлопок — и, откуда не возьмись, появились звуки.

Это было заклинание? Силенцио?

Мерлин!

Слева от нее раздался какой-то шум, похожий на скрежет металла. Вроде как звенья цепи.

Кожа девушки покрылась мурашками, и Гермиона опасливо повернула голову.

Мир замер.

Все просто перестало существовать.

Там, в глубине пыточной, цепями к стене был прикован человек. Торс его был оголен и залит кровью. Под одним глазом уже наливался синяк. Руки, запястья — все было в крови. Прикованный пленник буквально утопал в ней.

В горле моментально пересохло, стало нечем дышать.

— Рон? — только лишь тихо выдохнула Гермиона.

Драко оскалился.