Раз бяка, два бяка...  (джен)

После еды факультеты расходились по своим гостиным. Барсуки обнимали отчего-то плакавшую рыжую Уизли, стараясь сразу же согреть и успокоить почувствовавшего тепло ребенка. Постепенно к ее плачу подключались и другие девочки, просто за компанию, чтобы ей не было одиноко плакать. Умники словами директора были напуганы, потому двигались медленно, заполняя не рассчитанные на такую нагрузку туалеты… Но хуже всего было львам и змеям.

Отважные гриффиндорцы, оставшиеся в строю, кроме двоих второкурсников и одной первокурсницы, дружно дрожали. Хотя нет, еще рыжие не дрожали. Рональд пораженно рассматривал ноги Гермионы, а остальные к лохматым подходить пока опасались. Только старосты открыли рот, как в гостиную, подобная Немезиде, правда, без меча, вплыла… Хорошо, вошла. Так вот, в гостиную вошла декан, вызвав вскрик ужаса у всех ее увидевших.

— Итак, — заявила она. — Ведомо мне стало, что вы живете, как свиньи! У кого будет грязно, тот сильно об этом пожалеет! — в гостиной запахло отнюдь не цветами, но Яга к Горынычу и его ароматам была вполне привычна, поэтому ее это не смутило. — А сейчас… Грейнджер, Поттер, Лавгуд! За мной! — и стремительно вышла.

— Малыши же совсем, за что их? — всхлипнула староста девочек, как-то умудрившаяся сохранить остатки сострадания. Троих вызванных провожали, как на смерть, отчего Гермиона старалась не улыбаться. Она уже знала, что тетя Минерва ничего плохого им почему-то не сделает. И трое младших, провожаемые плачем, вышли из гостиной.

— Ты не бойся, — сказал Гарри Луне. — Она хорошая… оказалась… Не знаю, почему, но оказалось, что декан…

— Я чувствую, — ответила девочка с белыми немытыми, чуть тронутыми сединой волосами. — Она теплая…

Спокойно войдя в кабинет декана, юные гриффиндорцы остановились. Яга, ждавшая их у двери, обняла всех троих, отметив, что Гермиона уже не вздрагивает от этого жеста, после чего отвела к дивану, усадив на него. Луна, совершенно неожиданно для себя, прильнула к женщине. С другой стороны ее жест повторила и кудрявая уже расчесанная девочка, заставив Ягу чуть улыбнуться, отчего портрет, висевший напротив дивана, резко опустел.

— Как так вышло, что дитя моей крови осталась совсем одна? — поинтересовалась яркая представительница славянского фольклора.

— Мама погибла во время эксперимента… Я ей чай принесла, а она бум… и все, — вполне понятно объяснила мисс Лавгуд. — А папа почти умер от тоски. Наверное, он думает, что это я виновата…

— Ты в любом случае не виновата, — погладила ее Яга и почувствовала злость, увидев, как ребенок тянется за лаской. — Сегодня вы переночуете у меня, а завтра придумаем, хорошо?

— Спасибо, тетя Минерва, — как-то очень солнечно улыбнулась Гермиона, что, как оказалось, была не в состоянии разлучиться с Гарри — девочке сразу же становилось очень страшно.

— Завтра не забудьте сделать скорбные лица, ну мы с вами репетировали, — напомнила яркая представительница фольклора. — Гермиона, пойдем, Луну нашу отмоем.

— Да, тетя, — кивнула девочка, отправляясь в отлично изученные покои декана.

Девочка, конечно, знала, что им ничего не грозит, да вообще уже никому ничего не грозит, но родной факультет об этом не ведал, поэтому над не самыми отзывчивыми сокурсниками вполне можно было и подшутить. Гарри же просто делал, что сказано, полностью в себя не придя, но забота и хорошее питание уже делали свое дело — мальчик оттаивал.

Пока факультет Гриффиндор рыдал по «малышам» и радовался оттого, что выбрали не их, факультет Слизерин собрался в гостиной, ожидая ядовитых слов и, возможно, даже унижений, на которые декан был весьма щедр. Первогодков было жалко — им первый вечер в гостиной обеспечивал кошмары на месяц. Декан появился в гостиной, как всегда, неслышно.

Оглядев покорных своей судьбе детей и подростков, Кощей хмыкнул. Подав сигнал старосте, рассказавшей о факультете подрагивающим голосом, некромант кивнул. Белобрысый Малфой напрашивался на хорошую трепку, что, в принципе, проблемой не было. По щелчку пальцев декана Драко исчез из гостиной.

— Итак, милые дети… — задумчиво проговорил Кощей, читая в головах все страхи детей. — Во-первых, никакого особого статуса у Малфоя нет. Во-вторых, кто будет унижать своих сокурсников, стараясь понравиться мне — сильно пожалеет. И да, мисс Паркинсон, вы не потеряли возможности продолжать род.

— Спасибо! Спасибо! Спасибо! — не удержав себя в руках, указанная девочка упала на колени, расплакавшись. Страшный некромант покачал головой.

— Все по спальням, спать, — приказал Кощей ничего не понимающим слизеринцам. Он никого не унизил, только обрадовал, даже не стал делать… ну то, что делал обычно, отчего дети потом горько плакали в подушку.

— И после этого, варвары и нечисть почему-то мы… — пробормотал себе под нос по-русски страшный некромант. Следовало еще проведать Малфоя, получавшего за все и не отходя от кассы.

Оказавшийся в воспоминаниях о своем кумире, Драко Люциус Малфой, получивший от этого самого кумира пыточное, испытывал все прелести оного. Ослабленный, конечно, вариант, но, тем не менее. Кощей тоже умел и любил шутить в своей манере. Неприятному, ничего из себя не представляющему мальчишке стоило испытать и унижение, и боль. Ну а если не поймет… Что же, у некроманта было много интересных способов воспитания молоди. Воспитывать, так воспитывать, школа же.

* * *

Видимо, маленький подлец сумел проинформировать отца, потому что из камина отдыхавшего Кощея попытался вальяжно вылезти его белобрысый отец. Страшному некроманту общаться было лень, вот просто совсем лень, поэтому Люциус Малфой для начала исполнил арию Кармен. Правда, поначалу петь у него не получалось, зато после несложного воздействия получился отличный фальцет, да и плясал целый лорд очень неплохо. Решив поработать над техникой чечетки, Люциус почувствовал себя на раскаленной сковороде, дело пошло веселее.

— И наследник у тебя бракованный, — отпив глоток очень неплохого бургундского, сообщил некромант отбивающему чечетку Малфою. — И сам ты порченный… Чего пришел-то?

— Спаси меня, Северус! — прорыдал древний и благородный, по собственному мнению, глава. — Пол горит! Спаси!

— Ладно, так и быть, — вздохнул Кощей, поняв, что танец у Люциуса однообразный, техника так себе, артистизма никакого. Щелчок пальцами позволил Малфою расслабленно упасть на пол. — Чего хотел-то?

— Ты! Драко! Он! — выкрикнул что-то сумбурное пытавшийся отдышаться лорд, ощупывая вернувшиеся на законное место первичные половые признаки.

— Сына забрать из школы хочешь? — участливо поинтересовался некромант, отлично осведомленный о происходящем в спальнях. — Тогда поторопись, а то он у тебя дотрынделся, — едва удержался от использования гораздо более точного, но очень уж басурманского слова декан факультета.

— Что значит «дотрынделся»? — удивился восстановивший дыхание Малфой.

— Его сейчас весь факультет бьет, судя по всему, — с мечтательным выражением на лице объяснил Кощей. — Раз папашка не объяснил, почему нельзя оскорблять девочек.

— Я! Драко! Немедленно! — подпрыгнул истеричный отец семейства.

— Так, я решил! — некроманту хотелось спать. — Ты идешь и оплодотворяешь свою жену полсотни раз, и пока не забеременеет, я тебя не вижу и не слышу, пшел вон!

Проклятье одного наследника Кощей, разумеется, с Люциуса снял, ибо заключалось оно в гипогонадизме и микропении. Как вообще сумел получиться Драко, для Кощея было загадкой, но теперь-то аппарат свисал до колен, чуть не прорвав штаны, и грозил оставаться в боевом положении до конца объявленного некромантом периода. Камин вспыхнул зеленым пламенем, знаменуя смену эпох в семье Малфой. То есть теперь лорду было точно не до политики.

Наутро Драко Люциус Малфой обнаружился в Больничном крыле, ибо всю ночь ему объясняли, насколько наследник древнего и благородного себя плохо вел целый год. Он лежал и тихо-тихо плакал от боли, что-то начав понимать, ибо ответное письмо отца сводилось к слову «некогда». Внезапно лишившийся поддержки мальчик попытался задуматься, что у него сначала не получилось, потому что костерост приятным тоже не был, но вот потом…

— Яга, ты бы белобрысого глянула, — попросил Кощей поутру. — Структура у пацана странная, да и ведет себя…

— Погляжу, чего бы не поглядеть, — покивала самая великая из колдуний окрест.

Утреннее традиционное совещание у Дамблдора не состоялось, потому что директор высказался своим коллегам в какой-то очень агрессивной манере, но очень непонятно, поэтому профессора отправились досыпать. Кощей и так не явился, а Яга просто пожала плечами. Просьба, высказанная Горынычем, была вполне вежливой и сводилась к пожеланию заняться собой, не мешая пожилому человеку спать. Почему так удивились «коллеги», Яга не поняла. Видимо, директор полночи играл с самим собой в то, чем являлся, потому не выспался.

В поместье Малфой было весело. Обрадовавшаяся поначалу Нарцисса сначала увидела новый прибор мужа, испугавший и восхитивший ее, а потом, после пятого раза, попыталась сбежать, но обновленный Люциус был неутомим, грозя стереть супругу до костей, потому только думать об Англии уже не получалось, нужно было с этим что-то делать. Но сделать ничего Нарцисса не могла, ибо муж с инструментом наперевес даже на еду перерывов не делал. К такому разбякиванию леди Малфой была не готова, но ее уже опять никто не спрашивал.

* * *

Луну выкупали, переодели в четыре руки и уложили в постель вместе с Гермионой и Гарри. Привыкшие за прошедшие недели к ритуалу укладывания спать, «лохматики» послушно закрыли глаза, и только Луна смотрела в потолок, пытаясь уложить в голове происходящее. Рядом с профессором МакГонагалл девочка чувствовала себя даже более дома, чем рядом с папой. Ощущения были такие, как будто вернулась мамочка.

— Закрывай глазки, малышка, — очень ласково произнесла Яга, отлично уже понимая, что происходит с ребенком. — Теперь все будет хорошо.

— Ты, как мама… — прошептала мисс Лавгуд, послушно закрывая глаза. Гермиона обняла Гарри, прижимаясь к нему. Такое доверие сходу было для нее странным.

Рано утром Минерва погладила детей, отправляясь в гостиную факультета. Пора было приступать к тому, о чем она думала ранее, вспоминая пьяные откровения Черномора. Именно поэтому ровно в шесть утра школьников подняла громко зазвучавшая в спальнях песнь левой головы Горыныча, уронившего себе басурманина на лапу. То есть пронзительный такой… звук. Испуганные отважные и безрассудные школьники выскакивали в гостиную в чем были.

— С сегодняшнего дня вы будете просыпаться именно так! — заявила Яга, слегка усмехаясь, отчего к дрожанию от холода добавился и тремор от страха. — Сейчас вы побегаете… — первая молния устремилась к Персивалю Уизли, сразу же показавшему, как именно они будут бегать. Выскочившие из гостиной школьники устремились вперед в построении типа «стадо», но яркая представительница развлекающейся нечисти не унывала, это был только первый день.

— Пощадите! — взвыла староста девочек, которую подгоняла легкими разрядами индивидуальная молния.

— Хотите об этом поговорить наедине? — поинтересовалась Яга, отчего враз побледневшая девушка прибавила скорости.

— А хорошая ж мысль! — оценил Кощей, по привычке спавший мало. Он спустился к себе в подземелья, откуда вскорости повалило другое стадо, спасаясь от иллюзии пьяного Горыныча. Через некоторое время оба стада бежали уже вместе, позабыв о распрях. Воевать на таких условиях ни змейки, ни львы были не согласны. Наконец пытка закончилась, и факультеты вернулись в гостиные, попадав, где стояли. Правда, впечатленные старосты змеек своих погнали принимать душ, а львятам Яга объяснила это же простыми и незамысловатыми басурманскими словами, которые пока еще никто не понимал. Так началось утро первого учебного дня.