Реквием для Праматери (джен)

Холодный северный ветер, злючий басурманин, сорвал ставню с окна и застучал ею по стене, завывая протяжно, словно вервольф. Пришлось Невиллу вставать, скрипя зубами, приколачивать поперек ставни еще одну доску. Эдак-то скоро совсем гвозди кончатся, придется на базар ехать раньше времени. А бабушке простывать никак нельзя, и так здоровья не осталось. Помрет она — кто будет Невиллу сказки на ночь рассказывать, о царях да о принцессах разных древних? Под ее сказки ему каждый раз крепче засыпалось. Иной раз и Седрика, прости Господи, после этого не видал.

Бабушка ворочалась под толстым одеялом, стонала во сне, всхрапывала. Успокоив ее, Невилл и сам лег. Придется-таки ехать завтра на базар. Керосину вон почти не осталось, а уж про метан и говорить нечего. Кое-как перебивались, сжигая посреди комнаты в горелке остатки спирта, занятого у соседей. Да только ветер, паскуда, все равно не щадил, задувая в щели меж досок стен и гуляя внутри ледяной змеюкой. Перестроить бы домик, да где ж на то шкурки взять?

С тех пор как померла мамка, а отец свихнулся и ушел «за голубой звездой, что счастие приносит», остался Невилл вдвоем с бабушкой. Ходили они каждый день по дворам людей побогаче — бабушка мела от снега дорожки, сам Невилл сбивал с крыш сосульки. Платили немного, но на жизнь хватало. Все пытался Невилл записаться в отряд стражников, что охраняли селение от вервольфов с тигрокрысами. Платили там столько, что жить можно было припеваючи. Да не взяли его — молод, мол, слишком. Чушь собачья, Невиллу уже скоро шестнадцать должно было стукнуть, а в этих годах немало стражников встречалось. Все дело, видать, было в том, что не любил староста «чумазых», говоря, что больно уж страшно во тьме их глаза сверкают. Да и нацисты если вдруг нагрянут, хлопот с ними не оберешься.

Бабушка в детстве часто рассказывала Невиллу сказку о том, откуда в их роду пошла такая кожа. Мол, давным-давно, когда солнце еще светило полдня подряд, на остальные полдня прячась, жили на белом свете люди, черные как сама тьма. И вот пошли они к озеру священному и стали купаться в нем, и отмылась их кожа, стала белой, что первый весенний снег. Да только не все вымыться успели, вода в озере от тел людских почернела так, что уж больше не очищала. И пришли к озеру последние люди из дальних земель, и омыли в нем только ладони со ступнями. От этих людей и пошел их род. Соседские мальчишки, дразня Невилла, впрочем, сказывали другую легенду. Мол, сотню лет назад разгневался на людей бог Вотан и ударил с неба яркой зарей. И те, на кого гневался он больше всего, от этой зари и почернели, что сажа. Да только не верил Невилл этим сказкам. Если уж боги гневаются, то на всех сразу, тут правых и виноватых нету. Все это знают.

Наконец заснул Невилл. И, только погрузился он во тьму тягучую, как нате, пожалуйста, вылезает из нее Седрик своей персоной. Волосы синие, что у мутантов, торчат во все стороны, глазищи в темноте так злобой и сверкают.

— Фух ты, — выдыхает Невилл, крестясь. — Я уж думал, ты ко мне больше не явишься.

— И это очень плохо, — отвечает Седрик. — Если вы не желаете видеться со мной и все равно вызываете в сознании мой образ, то это, милейший, говорит о вашем интеллекте отнюдь не с лучшей стороны. Чего желаете?

— Так это… Ты же сам ко мне пришел… — теряется Невилл.

— М-да. О ваших умственных способностях действительно впору слагать легенды.

Он вдруг начинает корячиться и бросать на Невилла взгляды уже не страшные, а проникновенные и предостерегающие.

— Тебя ждет беда, братец, — произносит наконец он. — Большая беда. Она явится в деревню с юга и приведет за собой еще кучу других бед. Беги, пока не поздно.

— Как же можно? — удивляется Невилл. — Я бабушку одну не оставлю.

— Иного от вашего недалекого ума и ждать было нечего, — усмехается вдруг Седрик, вновь становясь злобным. — Желаю удачного прозябания среди плесени собственной недальновидности.

И он вдруг наскакивает на родного брата, что-то неразборчиво бубня при этом, что-то вроде: «Ей-ей». Проснувшись в холодном поту, Невилл понял, что это, должно быть, ветер за окном стонет. А может быть, бабушка во сне.

* * *

Назавтра отправился-таки Невилл на базар. Заправил дряхленькие сани незамерзайкой, которой на донышке канистры совсем немного осталось, прицепил прицеп и двинулся в путь. Ехать, по счастью, было недалеко — перевалить одну горку, вот тебе и базар будет.

Народу по случаю выходного дня на базаре было много, все толкались у прилавков, высматривая кто новые детали на снегоход, кто топливо, а кто и пожрать чего-нибудь. Впрочем, последних было меньше, потому как настоящая, незараженная пища стоила безумно дорого, и то, нельзя было поручиться, что после нее не вырастет у тебя хвост или третья рука. Хочешь выжить — добывай себе еду сам, доставай счетчик Гейгера да проверяй ее. Законы нынче такие.

На пять шкурок прикупил Невилл литр керосина да два спирту, а еще гвоздей набор. Можно было б и домой уже ехать, да отчего-то задержался он на базаре, решил еще чего-нить приглядеть, так, на будущее. И случайно ль, нет, забрел в ряды с развлечениями. Их нынче было совсем мало и появлялись они на базаре редко, оттого люди каждый раз сбегались со всех краев на это поглазеть. Что и говорить, толпы в рядах всегда были огроменные.

Невилл толкался там больше для виду и поглядеть, как другие веселятся: шкурок у него на развлечения все равно не было. Да и было там все то же самое: фокусник, карусель, наперстки, кукольный театр (возле него Невилл не задерживался, это уж совсем для маленьких), дрессированные лемминги… В самом конце площади, впрочем, была диковинка, возле которой больше всего народу собралось. Там в землю врыли обледенелый шест вышиной метров пять, и на самом его верху был привязан цветастый флажок, что на холодном ветру уже насквозь промок и свисал с шеста грязной тряпкой.

— Судари и сударыни, подходите, небывалый аттракцион! — выкрикивал зазывала, вертлявый человечек с редкими усишками. — Тому, кто залезет на самый верх шеста и снимет оттуда флажок, достанется приз! Подходите, не стесняйтесь, пробуйте! Стоимость участия всего одна шкурка!

Но народ желанием пробовать что-то не горел. Невилл заметил двух молодых парней, на вид вроде бы ловких и крепких, у которых все ладони были содраны в кровь, и они все время дули на руки, словно пытаясь их согреть. Еще бы, шутка ли — на такую-то верхотуру да еще и по ледяной корке карабкаться! Остальной народ топтался на месте, шушукался, подбадривал друг друга толчками в бок, но лезть на шест явно не желал.

— Господа, торопитесь! — видя, что никто не хочет пробовать, возвысил тоненький голос усатый. — Аттракцион через полчаса закрывается! У вас еще есть шанс!..

— А ну давайте я попробую, — раздался вдруг в толпе звонкий голос, и все с изумлением обернулись на девчонку, что это сказала. Была она совсем еще молодой, едва ли старше Невилла. Кожа белее самого снега, глаза чисто-голубого цвета, что талые сосульки в погожий день. Никогда еще Невилл не видел раньше такой писаной красавицы. Будто прямиком из сказки явилась.

— Ого, юная леди! А вы уверены? — ехидно усмехнулся зазывала. — Люди гораздо крепче вас и то не долезали!

— Ничего, мне с детства нравилось преодолевать трудности, — вполне серьезно ответила девочка и скинула короткую меховую парку на руки стоявшему рядом пацаненку. Под ней у нее оказалось платьице довольно странного покроя, вроде бы не местного.

Вручив усатому шкурку и разминая на ходу пальцы, она подошла к шесту, окинула его взглядом, словно примериваясь, и вдруг, резко подскочив, ухватилась за ледяную поверхность ногами и руками и легко, почти не напрягаясь, полезла вверх. Внизу сразу настала мертвая тишина: все затаив дыхание смотрели только на девчонку. Смотрел и Невилл, разинув от изумления рот. Этакое чудо он в своей жизни видел впервые. Даже в цирке акробаты такого не умели вытворять.

У девчонки словно бы на пальцах были крючки, которыми она цеплялась за малейшие шероховатости льда. Впрочем, видно было, что карабканье ей давалось с трудом: она напряженно кряхтела, и лицо налилось кровью. Однако таким макаром она преодолела уже метра три и подбиралась к самой вершине. Тут народ как будто очнулся, стал подбадривать отчаянную громкими криками. Кричал со всеми вместе и Невилл, думая лишь об одном: хоть бы не сорвалась, хоть бы долезла… Переживал он почему-то так, словно сам туда карабкался.

Вот девчонка, видно было, что из последних сил, преодолела заветные дюймы и, вытянув вверх руку, сорвала наконец-то флажок с шеста. Под восторженные крики толпы соскользнула вниз и с довольной, но вымученной улыбкой повернулась к хозяину аттракциона. Тот улыбался ей в ответ, но как-то смущенно, словно бы не верил в то, что увидел, и не хотел ей отдавать приз.

— Как вас зовут, смелая леди? — вымолвил наконец он.

— Алиса, — бросила та.

— Поприветствуем Алису, нашу победительницу! — Он задрал руку девочки вверх, и все кругом захлопали. Алиса смотрела на людей, улыбалась им и кланялась, даже присела, как делали всякие воспитанные барышни. Невилл в очередной раз подивился: и откуда только такие ангелы берутся?

— Вранье! Вас хотят надуть! — раздался вдруг громкий голос, и из толпы выступил здоровяк с черной повязкой поперек глаза. — Не верьте этому шарлатану, он подкупил эту девчонку! В нее сам дьявол вселился, это я вам точно говорю!

Все тут же притихли, изумленно глядя на одноглазого. Один лишь Невилл по-прежнему смотрел на Алису и заметил, как та нервно переступила с ноги на ногу.

— Я был на прошлой неделе на базаре в Каулаке и видел там эту парочку! — продолжал кричать здоровяк. — И точно так же эта девчонка без проблем влезла на шест! Да вы посмотрите на нее, она даже не устала нисколько! Я вам говорю, это исчадие ада! Должно быть, сам этот аттракционист ее такой специально сделал!

— Да зачем ему это надо? — непонимающе выкрикнул кто-то из толпы.

— Чтобы завлекать народ, конечно же! — не смутившись ответил одноглазый. — Чтобы такие болваны, как мы, поверили, что тоже сможем туда залезть! Я тоже поначалу поверил. — Он вдруг показал всем вокруг свои перебинтованные руки. — И вот, посмотрите теперь!

— Он правду говорит! — крикнула из толпы какая-то женщина. — Его имя Кривой Хью, и более честного человека во всем Каулаке я еще не встречала!

Снова толпа зашумела, только теперь уже гневно. И разом двинулась вперед, намереваясь проучить нечестного аттракционщика. Двинулся и Невилл, да только совсем с другой целью. Уж больно страшно ему стало за Алису. Такая красота, такая невинность, а пропадет ни за грош. И, рванувшись быстрее всех вперед, он схватил девочку за руку, которая оказалась на удивление теплой. Еще ни у кого Невилл прежде не встречал таких теплых рук. Что и говорить — неземное создание.

— Бежим отсюда, — шепнул он Алисе и в суматохе стал проталкиваться с нею к выходу с площади. Она шла за ним покорно, не вырываясь, ничего даже не спрашивая. Должно быть, понимала, что этот парень ей и вправду вреда не причинит.

На площади меж тем раздались тревожные сирены и показались несколько стражников с виброхлыстами. Невилл поежился, вспомнив, как однажды случайно угодил под удар одной такой плетки. Целую неделю потом спина болела. Поэтому он скорей потащил Алису в сторону от толпы, за удачно оказавшийся рядом цирковой шатер. Оттуда перебежками они наконец-то выбрались к самому выходу из рынка, где Невилл оставил свой снегоход. Новую знакомую он посадил в прицеп, завел драндулет да газанул на всей скорости к дому. Надо ж было где-то Алису от гнева людского укрыть.

Девочка всю дорогу сидела, с любопытством озираясь вокруг, и даже не спрашивала, куда и зачем они едут. Удивительное все-таки создание! Невилл порасспросил ее как следует и узнал, что хозяин того балагана действительно нанял ее помогать ему, узнав про ее необыкновенную силу. Правда, откуда эта сила в ней взялась, Невилл так и не смекнул. Она про свое прошлое говорила как-то туманно, не рассказывая толком, откуда пришла. «Оно и понятно, — подумал Невилл. — Сейчас время такое, что никому доверять нельзя. Я б ей тоже не поверил, если б она таким ангелом не была».

Алиса вдруг внимательно оглядела его с головы до ног и как-то осторожно спросила:

— А ты ведь мутант, да?

— Господь с тобой! — сплюнул через плечо Невилл. — Нельзя такие вещи вслух говорить! И с чего ты вообще взяла?..

— Тогда почему кожа у тебя такого… странного цвета? — спросила она и осторожно дотронулась до щеки парня, отчего тот весь так и вздрогнул. — Я думала, это последствия радиации…

— Глупышка, — не сдержавшись, прыснул он. — Я таким родился, и вся моя семья еще с сотворения мира такой была. Ты что, негров ни разу не видала?

Она удивленно покачала головой. Вот те раз! И правда, не от мира она сего. Ну значит, Невиллу еще предстояло стать ей верным учителем и провожатым.

* * *

Бабушка, разумеется, заругалась, увидев в доме незнакомую белую да еще и, судя по всему, богатенькую девчонку, но Невилл уверил ее, что Алиса останется у них только на одну ночь, потому как ей и правда некуда идти. «Завтра что-нибудь придумаем, а, может быть, бабуля об этом уж и забудет», — добавил он про себя. Бабушка поворчала еще для виду, да и успокоилась, тем более что внук привез с базара травяные леденцы, ее любимые. Посасывая их, она особенно крепко засыпала по вечерам.

Внезапной гостье Невилл отвел местечко в сарае, ибо больше класть ее было некуда. Постелил соломки помягче, притащил с чердака старое и пыльное, но зато теплое одеяло. Все это время Алиса наблюдала за ним с интересом.

— Ты извини, но я не могу у тебя остаться, — произнесла вдруг она. — Мне нужно идти.

— Оставайся, мне не жалко, — улыбнулся он. — Куда ты пойдешь в такой мороз?

— Я совсем не мерзну, — возразила она и, помолчав, добавила: — Мне нужно идти к голубой звезде.

Вот те раз! Невилл так и застыл, едва не выронив из рук тюк соломы. Теперь понятно, почему она вся такая «неземная»!

— Нету никакой голубой звезды, — сказал он. — Это все выдумки, детские сказки. Люди уходят ее искать, а потом… умом трогаются, — добавил он, с содроганием вспомнив отца.

Алиса же в ответ улыбалась:

— Нет, она действительно существует. Мне об этом говорили мои видения, а они никогда не лгут.

Невилл на это только плечами пожал. Ну что тут будешь делать, когда человек вбил себе в голову невесть что и не хочет тебя слушать! Решил про себя, пусть отправляется, коли ей это надо. Только вот выставить ее из дома просто так он тоже не мог.

— Останься хоть на одну ночь, — попросил он. — Сейчас на улице опасно, там стражники шныряют, ищут наверняка тебя из-за того балагана. У нас такие люди, обманщиков не любят.

Алиса помолчала, видать, раздумывая, и кивнула.

Этой ночью Невилл спал сладко, без снов. Должно быть, даже Седрик забоялся такого ангела в доме и не явился.

На другое утро Невилл проснулся рано и стал думать, как тяжело будет ему расставаться со своей гостьей. Хоть и странная она во всех смыслах и к тому же белая, но нравилась ему неимоверно и хотелось, чтоб побыла у него еще хоть чуточку. С мыслью уговорить ее он направился в сарай, да так и застыл на пороге. Алиса еще спала, вытянувшись на соломе, и одеяло, свернутое комком, валялось в стороне. На бледных прежде щечках девочки играл румянец, ресницы чуть подрагивали, а тонкие губы растягивались в мечтательной улыбке. Невилл и залюбовался на нее — глаз было не оторвать. Внезапно ощутил он нутром некий странный холодок, что поднимался от самого низу. Прежде такое он ощущал только раз, когда в одном из богатых домов засмотрелся на бесстыдно оголенные ноги черной служанки, что, нагнувшись, мыла пол.

«Господи, неужели?! Да быть такого не может! — тут же одернул он сам себя. — Чтобы к такой что-то чувствовать! Она ж сама доброта, сама невинность! И потом, чтобы ниггер — и к белой? Невозможно».

Однако ж странное чувство все не покидало паренька, и потому он отправился в гараж. Всегда, когда нужно было отвлечься, Невилл перебирал движок снегохода или просто делал что-нибудь руками.

Но, едва он принялся за дело, как снаружи раздался громкий и страшный вой сирены. Выскочив из гаража, Невилл обомлел: в свинцово-сером, подернутом снежной мглой небе неспешно плыл сверкающий голубизной электрожабль. А на борту его, что самое ужасное, красовалась выведенная черным страшная нацистская каракатица или, проще говоря, свастика.

— Всем жителям деревни собраться на главной площади! — гремел изнутри усиленный громкоговорителем голос. — При малейшей попытке к побегу расстреливаем на месте!

Кинувшись в дом, Невилл кое-как успокоил плачущую бабушку. Нацисты в окрестных селениях появлялись нечасто и, как правило, старостам удавалось откупиться от них. Если же выкупа им казалось мало, то они «для порядка» расстреливали парочку «неполноценных» или же забирали к себе нескольких младенцев. Но сейчас вроде бы в деревне с продуктами все было в порядке, и оставалось только надеяться, что эти твари окажутся сговорчивыми. Главное одно — не бежать ни в коем случае. Стрелять действительно начнут.

Пробегая мимо сарая, Невилл увидел выглядывавшую из-за двери Алису. Она смотрелась по-настоящему напуганной.

— Невилл, я должна бежать! — в отчаянии прошептала она. — Они ведь пришли сюда за мной!

— Успокойся, — быстро сказал он. — Сиди тихо и не высовывайся. Может, пронесет.

Видя, что девочка по-прежнему смотрит наружу со страхом, он силой захлопнул дверь сарая и бросился на главную площадь (бабушку с собой, разумеется, брать не стал, она и так еле ходила). Электрожабль как раз опускался туда, пришвартовываясь. Собравшийся на площади народ тихонько переговаривался, многие дрожали от страха. Только теперь Невилл заметил, что в руке у него все это время был гаечный ключ, которым он копался в моторе.

Вот люк стальной махины открылся, и по трапу оттуда спустились несколько людей в форменных полушубках, вооруженных как простыми автоматами, так и гаусс-винтовками — оружием пострашнее. Все разговоры на площади мигом стихли. Не отрывая глаз, Невилл наблюдал за высоким, напоминавшим мертвеца офицером с костлявым лицом, который резко вышел вперед и остановился напротив дрожавших жителей селения. Кинувшегося было к нему старосту он резким взмахом руки отослал назад.

— Мы разыскиваем опасную преступницу, — зычным, безо всякого рупора слышным по всей деревне голосом произнес он. Затем, к ужасу Невилла, достал из-под кителя огромный лист бумаги, развернул. На нем оказалась довольно крупного размера фотография Алисы.

— Ева-Алиса Штайвиц, — продолжил нацист. — На вид четырнадцати лет. Всем, кто располагает какой-либо информацией о ней, немедленно сообщить мне.

Теперь над площадью стояла уже мертвая тишина. Невилл вдруг вспомнил свой жуткий сон, аккурат перед появлением Алисы в деревне. Предупреждал же его Седрик, что ждать беды! Эх, а теперь…

Офицер обвел взглядом селян, пристально всматриваясь каждому в лицо, будто бы надеялся там прочесть правду. Невилл сам смело взглянул этому упырю в глаза, чтобы показать, что скрывать ему нечего.

— Я знаю, эта мерзавка точно прячется в вашей деревне, — сухо и с расстановкой произнес офицер. — Ну что ж, раз вы молчите, будем действовать по-другому. — Он возвысил голос: — Если сейчас же Ева-Алиса не выйдет сюда, мы будем расстреливать каждого второго жителя этой деревни! Для женщин, стариков и детей поблажек не будет!

Невилл почувствовал, как его колени медленно подгибаются. Бежать надо было тогда, как и говорил Седрик!.. Тут его словно осенило. Если сон его тогда был вещим, быть может, и видения Алисы, о которых она говорила, действительно не лгали?..

Поскольку ответом нацистскому офицеру была по-прежнему тишина, он обернулся к одному из своих солдат, что-то отрывисто приказал. Тот навел винтовку на испуганно сбившихся в кучу жителей, поводил стволом, словно выбирая цель, а затем, остановив его на дочери главного стражника Марте, что уже седьмой месяц была брюхата, плотоядно улыбнулся и выстрелил ей в живот. Захлебнувшись криком, девушка повалилась ничком, и кровь ее вместе с внутренностями неродившегося малыша забрызгала площадь. Упав на колени, народ зашелся визгом, моля о пощаде. Так же хладнокровно солдат вновь поднял винтовку…

— Остановитесь! Не стреляйте, прошу вас! Я здесь!

Невилл уже знал по голосу, кто это, но все остальные с изумлением повернули головы. Задыхаясь, Алиса бежала через площадь в одном лишь легком платьице. Змеиные губы офицера тронуло нечто похожее на улыбку, и он что-то приказал двум своим солдатам, указывая на девочку. Те мигом встали по обе стороны от нее, и один из них с размаху двинул Алису прикладом по спине, отчего та со стоном упала на колени.

— Алиса!.. Нет!..

Невиллу показалось, это кто-то другой крикнул, а не он. Забыв обо всем, он бросился к солдатам, но не добежал. Староста, кинувшись ему в ноги, сбил на землю и крепко обхватил, приговаривая: «Не надо, мой мальчик, не надо, успокойся». Ишь ты какой, никогда ниггеров не любил, а тут, видите ли, пожалел, что подстрелить его могут! Нацистский офицер меж тем смотрел на мальчика взглядом, в котором скользил какой-то странный интерес.

— Значит, любишь черное, детка? — не поворачивая головы, одними губами прошипел он Алисе. — Сейчас мы это проверим.

И, вновь обратившись к своим людям, скомандовал:

— Заберите и этого пацана тоже!

Староста, выпустив Невилла, тут же отскочил назад. С трудом поднявшись на колени, мальчик увидел высокого и страшно худого нациста, судя по фуражке, тоже офицера, который вальяжно, вразвалочку подходил к нему. Лицо его, насколько Невилл мог судить о белых, было довольно красивым, но в карих глазах горел какой-то бешеный огонь. Подняв короткую гибкую палку (которая, кажется, называлась «стек»), он резко ударил ей Невилла по лицу. В глазах у того все подпрыгнуло и перевернулось, а в голове страшно зашумело, и он снова покатился по земле. Перекошенное яростью лицо страшного офицера склонилось прямо над ним, и теперь Невилл уже не сомневался: это маньяк-садист, каких среди матерых нацистов было полным-полно.

— Все равно сдохнешь, выродок черный, — услышал Невилл над собой его громкий ясный голос, и в лицо ему пахнуло отвратительным одеколоном. — Жаль, что твоих предков в свое время не сожгли в Бухенвальде. Ну ничего, мы это исправим.

Многое Невилл мог бы простить даже таким уродам, но эти слова — ни за что. И потому, крепко сжав гаечный ключ, который по-прежнему держал в руке, он со всей силы двинул им по морде нациста. Лязгнув зубами и оросив снег кровью, тот упал и больше не вставал.

— Алиса!.. Беги!.. — что было мочи крикнул Невилл, как только остальные нацисты повернулись к нему. Тут же толпа селян, прежде покорно стоявшая в стороне, ринулась на проклятых палачей, будто бы озверев. Замелькали разноцветные вспышки выстрелов, земля вмиг усеялась упавшими телами. Отползая на четвереньках в сторону, Невилл краем глаза заметил, как главный нацист, вынув из кобуры гаусс-пистолет, целится в него. Только выстрелить он не успел: Алиса, мигом оказавшись рядом, ловким ударом головой (и где только этому научилась?) выбила у него из руки оружие. Затем проделала быстрый и грамотный хук в челюсть, и офицер, зажимая рот рукой, скорчился на земле.

— Алиса, бежим! — Подлетев к ней, Невилл схватил ее за руку, потянул за собой. Она остановилась на секунду, чтобы подобрать валявшийся на земле пистолет, и побежала дальше. Из электрожабля меж тем гурьбой посыпались новые отряды нацистов, вслед беглецам полетели выстрелы, ни один, к счастью, цели не достиг.

— Куда мы бежим? — крикнула Алиса. Невилл лишь рукой махнул: некогда было говорить. А бежали они меж тем в одно укромное местечко, о котором один лишь Невилл и знал. Никакие нацисты их бы там нипочем не нашли.

Местечко располагалось в горном ущелье и представляло собой уютную и теплую пещерку. Невилл в детстве часто любил, нашкодив, прятаться там от родителей или бабушки. Залезешь туда, свернешься клубочком и сидишь себе так, порой даже засыпая. А теперь это убежище оказалось как нельзя кстати.

В темноте пещеры Невилл слышал лишь гулкое биение своего сердца да видел глаза Алисы, горящие словно кошачьи. Снаружи нацисты потопали возле ущелья, покричали что-то по-своему, а потом все стихло — ушли, должно быть, несолоно хлебавши.

Невилл достал фосфорную палочку, осветив ей пещеру, и взглянул на Алису. В зеленоватом свечении ее слегка напуганное личико показалось ему еще более прекрасным. «С такой — хоть на край света», — невольно подумал он. И так ему эта мысль понравилась, что решил он, не откладывая в долгий ящик, так и поступить. Жалко, конечно, бабушку одну оставлять, но что поделаешь! Быть может, хоть Седрик о ней позаботится…