Ночь для оперы и всего остального (джен)

— Теперь мы все в одной лодке!

Палпатин, Дарт Плэгас

Что ты натворила? Его рот недовольно изогнулся, руки поднялись, чтобы расправиться с предательницей раз и навсегда, но сердце вдруг замерло: по барабанным перепонкам ударил один из самых громких звуков, что он слышал в своей жизни. Пол задрожал, и Палпатин пошатнулся, ощутив прокатившийся грохот через подошвы своих изысканных сапог.

Скорчившаяся у его ног Слай Мур издала лающий смешок.

— Попробуй это обернуть себе на пользу! — выдохнула она. — Сливки общества на дне Корусанта!

Ответить он не успел: пол рванулся вверх, и их обоих отбросило к стене. Слай Мур проехалась на спине к дверному проёму, в панике схватившись здоровой рукой за косяк, но вместе с трупами гвардейцев выкатилась наружу и скрылась из виду, унесенная волной обломков. С отстранённым удивлением Палпатин проводил умбаранку взглядом. Похоже, не так уж она его и недооценила.

Он мысленно представил здание, удерживаемое над глубокой пропастью антигравитационными двигателями и прочными опорными балками. Должно быть, Слай Мур отключила резервные двигатели и затем подорвала несущие конструкции. Оперный театр ощутимо оседал, медленно, но верно начиная опрокидываться. Затруднительное положение…

Краем глаза он заметил бессознательное тело Анакина, уже перекувырнувшееся через кресло и съезжающее к дверному проёму, неспешно менявшему своё положение в пространстве. На миг парализованный оглушительным скрежетом металла и ломающихся балок, Палпатин почувствовал, как в груди перевернулось что-то, совсем не связанное с креном оперного театра. В последний момент прыгнув вперёд, он схватил Анакина за тунику и с трудом подтянул его тело к стене. Тот так и не приходил в сознание.

Времени думать не было. Опера кренилась всё сильнее, в ложу уже летели обломки со стороны зрительного зала. Об стену рядом стукнулось тело, и Палпатин, своевременно отдёрнувшись, опознал в нем слепо глядящего в потолок Ромео Трибланка. Досадно — человек был полезный. Палпатин подтянул Анакина поближе и устремил взгляд вверх. Что оказалось очень вовремя, потому как прямо на них уже падало несколько скреплённых вместе дешёвых кресел. Осторожничать больше было нельзя; он, наконец, открылся Тёмной стороне.

Повинуясь движению его распростёртых ладоней, кресла отлетели в сторону. Палпатин вытянул руки, и в скрюченные пальцы хлынула Сила. Он схватил её и вобрал в себя, открывая свою истинную сущность. Она росла в нём, будто яростный дракон, вырвавшийся из чёрной дыры небытия. Глаза Палпатина слабо полыхнули жёлтым, но он крепко держал Тёмную сторону, без устали перенаправляя обломки, угрожающие его Избранному. Он не проиграет. Не сегодня. Так сказал холод, сковавший его сердце.

Однако сделать предстояло гораздо больше. Здание, потеряв равновесие, начало переворачиваться, медленно соскальзывая в зияющую под ним пропасть; защищаться, одновременно удерживая тело Анакина, становилось всё труднее. Подхватив Избранного, Палпатин прыгнул в сторону, в безопасное место между двумя креслами его ложи, которые были прибиты к полу — из соображений безопасности это помещение, в отличие от остальных, было дополнительно укреплено. Он едва не заскользил обратно к стене, но, сконцентрировавшись, всё же сумел протолкнуть тело Избранного между стремительно принимающими вертикальное положение сиденьями. Расстегнув на Анакине ремень, Палпатин обернул его вокруг ножки кресла и снова застегнул, таким образом закрепив тело джедая между сиденьями. Потом он сделал то же самое и с собственным поясом.

Приближалось новое испытание, и, что уж греха таить, Сидиус предвкушал его с лютой радостью. Конец играм в прятки. Он чувствовал себя посвежевшим и сильным. Если удастся спасти их обоих, возможно, даже получится вернуться к первоначальному плану — главное, чтобы Тёмная сторона продолжала подчиняться ему так же охотно, как сейчас. Никогда ещё Сидиус не чувствовал такого могущества, настолько сильной связи с тенями. Он опёрся на спинку кресла, и, выглянув в большой зал, потянулся в Силу. Будь что будет!

Та взбаламутилась от его прикосновения, пол взбрыкнул, будто в гневе. Сидиус раскинул руки и, согнув их в запястьях, выбросил щупальца Тёмной стороны, обвивая балки позади, над и под ним. Здание оперы вздрогнуло и застонало. Он скользнул ещё глубже в Силу, отказываясь от человеческого зрения и обретая глаза тьмы. Он видел себя растянувшимся до самых краёв гигантской конструкции, проникающим в каждый её уголок.

Скольжение вниз продолжалось, сопротивляясь его хватке. Ну уж нет! Сидиус откинул голову, его невидящие, всевидящие глаза пылали. Отдавшись Тёмной стороне без остатка, он слился с исходящими из него невидимыми, сдавливающими стены тенями. Ни скрежет металла, ни стоны умирающих, ни звуки взрывов больше не достигали его сознания. Он слышал лишь голодный, всепожирающий рёв Тёмной стороны. На смену гневу пришел голод. И Сидиус завладел этим голодом, принудил его подчиниться своей собственной ненасытной жажде. Он жаждал безопасности и успеха, жаждал власти, жаждал Избранного.

Опрокидывающееся здание протестующе застонало, будто чувствуя, как нечто внутри него ломает законы самой физики. Из пор Сидиуса вместе с потом сочилась кровь. Он не ослаблял хватку. И стены начали подчиняться его воле: некоторые части постройки замедлили своё движение вниз. Другие, вырвавшись на волю, продолжали падать. У тех немногих существ, кто не успел покинуть здание, а также у десятков солдат-клонов, уже не было никакой надежды на выживание. И мало у кого она появилась, когда оперный театр начал клониться в пропасть между небоскрёбами. Спидеры внизу мчались на пределе возможностей, пока их владельцы отчаянно надеялись обогнать падение.

Но падение это не было свободным. Оно было неестественно замедленно силами ещё более неестественными. Тёмный владыка ситов, ментально обследовав оперный театр и его окружение, обнаружил, что, если бы угол падения не был таким крутым, театр мог бы приземлиться на постройки, расположенные внизу и по сторонам от него — при условии, что вес не расколет их на кусочки. Для Тёмного лорда ситов это был единственный шанс на выживание, а значит, он бросил все силы на его осуществление. Никаких попыток — только успех или поражение — и внутренне он уже принял решение, что преуспеет. И вот, к изумлению тех, кто наблюдал за происходящим снаружи, одна сторона оперного театра вдруг приподнялась, и здание продолжило скольжение уже в положении, близком к горизонтальному. Этой ночью все, даже нечувствительные к Силе, ощутили витающую в воздухе новую опасность — нечто тёмное, непреклонное и невероятно могущественное.

* * *

В одной из комнат Храма джедаев Мейса Винду вытолкнуло из глубокой медитации с силой Татуинского тайфуна. Охнув, он схватился за голову, запульсировавшую болью под натиском неописуемой тьмы. Тёмная сторона! На свободе! Здесь, на Корусанте! Уже много лет строгий и собранный магистр не двигался с такой быстротой как сегодня — торопясь связаться с магистром Йодой.

Кит Фисто пытался успокоить два десятка всхлипывающих юнлингов, впервые в жизни ощутивших Тёмную сторону Силы. Он слышал в Силе растерянные крики обитателей Храма и сам пребывал в замешательстве, более сильном, чем, как он считал, пристало пребывать мастеру-джедаю.

Аген Колар и Сэси Тийн, скрестившие мечи в зале для тренировок, вдруг потеряли концентрацию и выронили оружие на пол. Опираясь друг на друга, они безуспешно пытались справиться с накрывшей их тёмной силой.

На Кашиике магистр Йода поморщился и крепче сжал трость, почувствовав далёкое возмущение в Силе. Баланс сместился, и зло, наконец, проявило себя. Неужели неуловимый Владыка ситов решил сделать свой ход? Нельзя терять ни минуты! Отбросив мрачные подозрения насчёт здешнего клона-коммандера, он направился к ближайшему передатчику. Наверняка другие тоже это почувствовали.

Оби-Вана Кеноби волна тёмной энергии настигла в библиотеке Храма; у мастера-джедая всё внутри перевернулось, да так, что его едва не вывернуло наизнанку. Сердце пропустило удар: Анакин! Где в это время был Анакин! Оби-Ван вскочил на ноги и выбежал из комнаты; Джокаста Ню этого даже не заметила: тяжело навалившись грудью на стол, она сжала голову морщинистыми руками. Что же это было такое?