Удивительные приключения Бильбо, сычика-эльфа из Кунира, или Туда и Обратно (джен)

Бильбо удрал от крыс и от Голлума, но понятия не имел, где находится. Он потерял не только все свои вещи, но и друзей. Устало взмахивая крыльями, он летел и летел куда глаза глядят и посматривал вниз, на расположенные на земле тропы и леса — вдруг его друзья где-то там? Наконец тени от гор упали на эти самые тропы. Зависнув в воздухе, Бильбо оглянулся: солнце садилось за горы позади него! Он снова посмотрел вниз и увидел уходящие ещё ниже склоны. Внизу сквозь деревья кое-где проглядывали поляны.

"Глаукс милосердный! — мысленно ухнул Бильбо. — Кажется, я вылетел по другую сторону горы! Где же, о где же Гэндальф и пещерные совы? Только бы они не остались во власти крыс!"

От этой ужасной мысли мускусный желудок — самое чувствительное совиное местечко! — скрутило, а в крыльях поселилась жуткая усталость. Эльф понял, что если не спустится на землю, то упадёт и просто-напросто разобьётся, поэтому выбрал более здравомыслящий вариант.

Делать было нечего — пришлось продолжить путь пешком. Он шёл да шёл, поднялся из впадинки, перевалил через её край и опять стал спускаться. Но всё время его терзала одна крайне неприятная мысль: а не должен ли он теперь, когда у него есть волшебная крупинка, помогающая стать невидимкой, вернуться в кошмарные туннели и разыскать своих друзей. Только он пришел к решению, что это его долг, и почувствовал себя вконец несчастным — как вдруг услыхал голоса.

Он остановился и прислушался — на крыс, кажется, непохоже. Он тихонько подкрался поближе. Каменистая тропка, по которой он шёл, вилась вниз, слева возвышалась скала, справа спускался склон с лощинами, заросшими кустарником и невысокими деревьями. В одной из лощин в кустах кто-то разговаривал.

От напряжения Бильбо даже забыл, что увидеть его сейчас не смог бы никто. Распушившись, он подполз ещё ближе — и вдруг между двух валунов мелькнул красный капюшон: оттуда выглядывал Балин, как всегда стоящий в дозоре. Бильбо вдруг почувствовал себя самым счастливым сычиком-эльфом в мире. Он чуть не застрекотал от радости, как увидевший родителей маленький совёнок, но сумел сдержался. Он ещё не перестал быть невидимым, боясь какой-нибудь неожиданной и неприятной встречи, и теперь Балин смотрел прямо сквозь него, щуря жёлтые глаза.

"Устрою-ка я им сюрприз", — подумал Бильбо, пробираясь сквозь кусты, росшие по краю лощины.

Гэндальф спорил с пещерными совами. Они обсуждали события, происшедшие с ними в туннелях, и решали, что делать дальше. Гэндальф убеждал пещерных сов, что нельзя продолжать путь, оставив Бильбо в лапах презренных крыс и даже не выяснив, жив он или нет, и не попытавшись его спасти. А пещерные совы выражали недовольство.

— В конце концов, он мой друг, — говорила ястребиная сова, — и вовсе не так уж плох. Я за него отвечаю. Все-таки безобразие, что вы его потеряли.

Пещерные совы же утверждали, что вообще не надо было брать его с собой, и возмущались, почему он потерялся, а не держался около них, и зачем Гэндальф не выбрал кого-нибудь посообразительнее.

— Пока от него больше хлопот, чем пользы, — сказал кто-то. — Коли ещё идти обратно искать его в тёмных туннелях, так плевать я на него хотел!

— Да, я взял его с собой, а я ничего бесполезного не беру. Или вы мне помогаете искать его, или я ухожу — и расхлебывайте неприятности сами. А вот если мы найдём его, вы ещё не раз поблагодарите меня. Почему ты сам убежал, Дори, а его бросил?

— Так чего же ты не подобрал его после?

— Глаукс милосердный! Вы ещё спрашиваете! Эти поганые крысы в темноте дерутся, кусаются, валятся друг на друга, бьют кого попало… Вы мне чуть голову не отхватили когтями, Торин бросается во все стороны, дерёт всё подряд клювом... Тут вы вдруг ослепляете всех вашей дымовой атакой, крысы с визгом отступают, вы кричите: "Все за мной!" — и все вам повинуются. То есть мы думали, что все. Вы прекрасно понимаете, что нам некогда было себя пересчитывать. Мы проскочили мимо врагов, выбрались наружу и улетели сюда. И вот мы здесь, а сыщика нет, чтоб ему пусто было!

Распушился Бильбо от таких гневных слов. Выплюнул крупинку себе в лапу, сделал решительный взгляд и вышел из кустов.

— А сыщик тут как тут! — заявил он громче обычного (и чуть было не испортил момент сорвавшимся-таки голосом).

Видел бы Глаукс, как они подскочили от неожиданности! Как защёлкали, закричали от удивления и радости! Гэндальф был изумлён не меньше других, но, пожалуй, доволен больше. Он подозвал Балина и сделал ему выговор, высказав всё, что думает о дозорных, у которых посторонний может свалиться как снег на голову. Надо сказать, после этого случая Бильбо сильно вырос в глазах пещерных сов. Если раньше, несмотря на уверения Гэндальфа, они сомневались в том, что он сыщик первой категории, то теперь их сомнения рассеялись. Балин был ошарашен больше других. И все пещерные совы признали Бильбо ловкачом, достойным, чтобы влиться в команду на равных.

Бильбо до того был доволен похвалами, что, посмеявшись в душе, ничего не сказал про найденную чудо-крупинку, а когда его стали расспрашивать, ответил:

— Ну, просто подкрался потихоньку — как мы, сычики-эльфы умеем.

— Даже мыши не удавалось прокрасться у меня под носом и остаться незамеченной, — ухнул Балин. — Снимаю перед вами капюшон. — Что он и сделал, добавив: — Балин, к вашим услугам.

— Бильбо, ваш слуга, — ответил Бильбо.

Потом они потребовали у него отчёта о приключениях с той минуты, как он потерялся. И он рассказал им всё… кроме того, что нашел крупинку ("Подожду пока", — решил он). Особенно их заинтересовало состязание в загадках, а когда он описал Голлума, они, сочувствуя, пришли в ужас и заухали, как полоумные.

— И тут, когда он уселся рядом со мной, я не смог ничего придумать, — закончил Бильбо, — и просто спросил: "Что у меня в лапе?". А там ничего не было. И он не отгадал с трех раз. Тогда я сказал: "Ты обещал? Обещал! Теперь выводи меня!" Но он бросился на меня и хотел убить, я побежал и упал, и он не заметил меня в темноте. Тогда я пошёл за ним следом и услыхал, как он бормочет что-то себе под нос. Он думал, что я сам знаю, как выбраться из-под горы, и побежал к дальнему туннелю. А потом вдруг взял и уселся при выходе из туннеля, так что я не мог пройти. Тогда я перепрыгнул через него и пустился наутёк.

— А как же крысы? — удивлённо спросил Кили. — Разве они не сторожили выходы наружу?

— Сторожили! И сколько их было!.. Но я от них увернулся и улетел. Выход охраняла одна жирная крыса, поэтому я нашёл щель и выскользнул через неё — правда, перьев много потерял… — Он с сожалением поглядел на едва поджившие бока. — И вот я здесь!

Пещерные совы глядели на него по-новому, с уважением: он так запросто рассказывал про то, как увернулся от крыс, перепрыгнул через Голлума и протиснулся в щель, словно всё это не доставило ему никакого труда и волнений.

— Что я вам говорил? — весело заухал Гэндальф, взмахнув крыльями. — Бильбо далеко не так прост, как вы думаете.

При этом он бросил на Бильбо странный взгляд прищуренных жёлтых глаз, и у сычика-эльфа мелькнуло подозрение, что ястребиная сова догадывается о той части истории, которую он опустил.

У него тоже накопилось много вопросов. Может быть, Гэндальф объяснил всё остальным членам команды раньше, но Бильбо-то этого не слыхал. Он хотел знать, каким образом тот вывел пещерных сов и что это за лощина.

Ястребиная сова, не скрою, всегда была не прочь лишний разок похвастаться своей мудростью. Поэтому Гэндальф с удовольствием рассказал Бильбо, что они с Элрондом прекрасно знали о жестоких пещерных крысах, живущих в этой части гор. Но раньше крысы охраняли другую тропу, более лёгкую и доступную, где часто ловили путников, которых ночь заставляла опускаться на камни или скрыться в пещерах. По-видимому, совы со временем забросили ту дорогу, и крысы устроили новые ловушки в конце тропы, по которой как раз и шли пещерные совы. Произошло это, видно, совсем недавно, ибо до сих пор дорога считалась вполне безопасной.

Так вот, едва Гэндальф услыхал вопль Бильбо, он мигом сообразил, что произошло. Он убил кинувшихся на него крыс и успел скользнуть в щель. Он шёл по пятам за крысами и их пленниками, дошёл до пещеры, где сов представили Самой Главной Крысе, а там затаился в уголке под потолком и сотворил самый удачный из своих трюков — недаром он когда-то был великолепнейшим угленосом и обучался этому, как поговаривали, у самого Сорена.

— Очень деликатное было дело, — ухнул он, — всё висело на волоске!

Но Гэндальф недаром столько практиковался в сотворении дыма и огня буквально из ничего (не считая одного-единственного угля, который он всегда носил с собой в специальной огнеупорной сумке)! Что было дальше, мы знаем. Гэндальфу было известно о дальнем туннеле, как крысы называли то самое место, где Бильбо чуть было не потерял все свои перья.

— Крысы устроили там дополнительный выход давным-давно, — пояснил Гэндальф, — отчасти как лазейку, если понадобится бежать, отчасти как средство попасть на ту сторону гор; по ночам они делают туда вылазки и охотятся на птиц и мелких зверей, которые ночуют в этих лощинах. Они строго охраняют этот свой выход, и до сих пор никому не удавалось в него проскочить. Теперь они будут стеречь его ещё строже.

Гэндальф хрипло заухал, смеясь над незадачливыми горными грызунами, остальные тоже. Что говорить, убытки их были велики, но зато они прикончили Самую Главную Крысу и множество простых крыс в придачу и сами спаслись, так что пока, можно считать, находились в выгодном положении.

Но ястребиная сова быстро вернула их к действительности.

— Мы уже отдохнули, — сказала она, — пора двигаться дальше. Мы все устали, нам всем больно летать, но так надо. Ночью сотни крыс пустятся за нами в погоню, а смотрите — тени уже удлинились. До сумерек нам надо улететь как можно дальше, иначе, когда придёт время приземлиться, мы не сможем это сделать.

— Я страшно хочу есть, — простонал Бильбо, только сейчас осознавший, что ничего не клевал с уже несколько восходов. Каково это для сычика-эльфа, привыкшего к благодатным охотам Кунира, только представьте! Теперь, когда возбуждение прошло, он ощутил, как пусто было в его желудке.

— Ничем не могу помочь, — ухнул Гэндальф. — Разве что ты вернёшься и вежливо попросишь крыс поделиться с нами своей провизией.

Бильбо на мгновение представил эту картину и поёжился.

— Нет уж, благодарю покорно! — воскликнул он.

— В таком случае летим дальше.

"Что ж, во всём надо искать мудрое наставление на будущее. Лучше остаться без ужина, чем самим превратиться в ужин", — уныло подумал Бильбо, вставая за другими "на крыло".

В полёте Бильбо посматривал по вниз, высматривая, чем бы закусить: чёрная смородина только цвела, орехи ещё не созрели, ягоды боярышника не поспели. Во время небольшой передышки Бильбо сжевал несколько найденных листьев щавеля (ну и кислятина!), глотнул воды из холодного горного ручейка, пересекавшего тропинку, и даже проглотил три ягодки земляники, найденные под каким-то высохшим кустом, но голода не утолил.

Они летели и летели. Далеко внизу неровная каменистая тропка пропала. Исчезли кусты, высокая трава между валунами, участки дёрна, обглоданного кроликами, исчезли чабрец и шалфей, мята и желтые горные розочки. Вскоре путники приземлились на широком крутом склоне, усеянном камнями — остатками оползня.

Гэндальф прислушался, пригляделся к камням и тряхнул головой.

— Влетаем, тут небезопасно, — ухнул он.

И правда — как только они взлетели, камни и щебень посыпались вниз со склона. Потом заскакали обломки камней покрупнее, приведя в движение осыпь, потом стали срываться большие глыбы.

Усталые совы приземлились на деревья — сосновая роща, что росла везде до этого, тут, в долине, переходила в густой тёмный лес. Осыпь остановилась лишь далеко внизу, среди папоротника и корней деревьев, ещё слышался отдаленный грохот сорвавшихся камней.

— Если крысы сюда сунутся, обойтись без шума им будет нелегко, — негромко заметил Кили.

Остальные пещерные совы уже спустились вниз, на землю — усталые лапы тёрлись об древесную кору, вызывая раздражение, а крылья и вовсе будто напитались водой и казались неподъёмными. Путники уже давно не ели, поэтому их силы были на исходе.

— Неужели? — иронически пробормотал Бомбур, реагируя на слова молодой совы. — Зато легко будет сбрасывать нам камни на голову. Лететь больше никто не может.

Остальные уныло молчали, лишь изредка поджимали под себя гудящие от напряжения лапы.

— Пустяки! — ухнул Гэндальф, выглядевший куда более бодрым, чем все остальные. — Сейчас мы свернём и окажемся в стороне от осыпи. Надо торопиться! Оглянитесь вокруг!

Солнце давно село за горы, сумерки сгущались. Путники как можно быстрее ковыляли по дорожке, которая полого спускалась прямо на юг. Лесной мрак становился всё гуще и беззвучнее. Ветер совсем стих, и даже шёпота ветвей не было слышно в лесу.

— Неужели мы пойдем дальше? — спросил Бильбо, когда стемнело настолько, что он смутно видел лишь движения Торина рядом с собой, и стало так тихо, что дыхание сов казалось громким шумом. — У меня нет сил.

— Ещё немного, — подбодрил его Гэндальф.

Прошла, как им показалось, целая вечность, и вдруг они вышли на поляну, ярко освещенную луной. Чем-то место это им всем не понравилось, хотя ничего определенно плохого они сказать не могли.

Внезапно где-то над лесом послышался клекотание — жуткое, полное злобы и превосходства. Оно раздавалось в тёмной бахроме облаков, всё ближе и ближе. То были вороны, невесть почему летающие ночью, целое полчище ворон, которые терпеть не могли сов.

Хотя поблизости от родного сагуаро Бильбо ворон отродясь не водилось, он узнал их клёкот сразу. Его достаточно часто описывали в жутких сказках, рассказываемых родителями непослушным детям. Слышать заунывное карканье вот так, над лесом, ночью, осознавая свою беспомощность — это было слишком! Бильбо вспомнил всё, что когда-либо слышал об этих ужасных птицах, и его мускусный желудок буквально скрутился в узел. Ему вдруг нестерпимо захотелось отрыгнуть погадку. В панике он даже забыл о своей волшебной крупице, которую спрятал на самое дно маленького нашейного мешочка, что одолжил ему Двалин.

— Что делать, как быть?! — пронзительно ухнул он. — Спаслись от крыс, попались воронам!

Слова его стали пословицей, хотя теперь в подобной неприятной ситуации мы говорим "из огня да в полымя".

— В лес, быстро! — приказал Гэндальф. Все кинулись к чаще, в которой был шанс затеряться в темноте, спрятаться от острого вороньего зрения, которое при луне было почти таким же ясным, как днём. Однако внезапно раздался писк, и в чаще вспыхнули глаза — много, много глаз. Крысы, как и предполагал Гэндальф, с наступлением темноты бросились в погоню.

Совы остановились, не зная, что делать. Куда бежать — в лес, не зная, сколько там было крыс? Или улететь в небо и схлестнуться там с целой вороньей стаей?

Гэндальф прищурился и оглянулся назад.

— На дерево, быстро! — ухнул он, указывая лапой на одиноко росшую у обрыва ель.

Совы кинулись к деревьям, не понимая ещё, как это убережёт их и от тех, и от других. Лишь приблизившись, они разгадали хитрость ястребиной совы — деревья были мертвы, и убила их невероятно колючая лиана, обвившая стволы и ветви, словно паук жертву. Маленькие пещерные совы тотчас проскочили между лианой и стволом и взобрались на самые верхние ветки, которые только могли их выдержать. Гэндальф довольствовался нижней веткой, которая не так сильно заросла лианой, зато могла выдержать его вес и дать ему возможность нападать на самых активных крыс. Его жёлтые глаза ярко сверкали в лунном свете.

Ну а Бильбо? Бильбо отчаянно трепыхался в когтях Двалина, который, после взбучки, устроенной пещерным совам Гэндальфом, серьёзно вознамерился доказать, что они могут быть внимательными.

На какое то время путешественники оказались в безопасности. На их счастье, ночь была тёплая и безветренная. На деревьях и вообще-то долго не просидишь, а уж когда холод да ветер, внизу караулят крысы, а сверху — вороны, то и подавно.

Но так долго продолжаться не могло, и все это понимали. Вороны расселись на ближайших лесных деревьях, на кустах и даже на земле. Крысы их не трогали; оба вида нередко действовали сообща, совершая свои чёрные дела. Крысы частенько нападали на живущих вокруг гор животных, чтобы добыть себе пропитание. Иногда добыча оказывалась им не по клыкам, умела летать и вообще вела себя агрессивно. Тогда крысы призывали на помощь здешних ворон, а потом делились с ними добычей.

Таким образом, путники серьёзно попались, и ещё неизвестно, удастся ли им спастись. Даже Гэндальф, который, казалось, не боялся никого и ничего, в этот момент испытывал дрожь, отдающуюся в мускусном желудке. Но он решил, что так просто не сдастся, хотя, сидя на дереве в окружении крылатых и зубастых врагов, много сделать не сможет. Он сорвал с ближайшей ветки крупную шишку, потом поджёг её с помощью своего угля и швырнул в ближайшую кучу врагов. Шишка с шипением упала на спину одной из крыс, её лохматая плешивая шкура сразу же загорелась, и крыса с жутким писком заметалась по поляне. Остальные крысы отшатнулись от неё, поднялся гвалт. Следом за первой полетела вторая шишка, третья — Гэндальф вошёл во вкус, и пещерные совы, чуть воодушевившись, принялись рвать для него шишки со всего дерева. Они взрывались, ударяясь об землю, разлетались болючими искрами, пускали густой дым. Самая большая шишка стукнула по голове вожака ворон, и в воздухе запахло паленым пером. Оглушительное карканье всколыхнуло затихший в ожидании развязки лес.

— Что за шум сегодня в ночью в лесу Пустошей? — удивился один из орлов, которые в изобилии жили на вершинах местных гор. Он сидел на утёсе, и чёрный силуэт его вырисовывался в лунном свете. — Я слышу истошное карканье ворон! Похоже, эти прохиндеи вместе с крысами вновь безобразничают.

Он распахнул огромные тёмные крылья и несколькими мощными взмахами поднялся в воздух. Тотчас ещё двое орлов снялись со скал по обе стороны от него и последовали за ним, ибо был это Главеглаз — самый сильный и опытный орёл из всех местных. Орлы никогда не заводили вожаков, но уважали силу и мудрость, и самых старших из своих рядов защищали с невиданным упорством.

Описывая круги, они внимательно смотрели вниз и наконец заметили ворон — целая стая их летала на самом краю чащи, возле обрыва. У орлов острое зрение, они видят мельчайшие предметы с большого расстояния. Глаза Главеглаза могли с высоты в сотню крыльев видеть ночью бегущего в траве кролика. Он не мог разглядеть сидевших в ветвях сов, но видел мечущихся возле ворон и тёмные кляксы на земле — похоже, он не ошибся, и вороны вновь объединились с крысами.

Орлов не назовёшь добрыми. Бывают они трусливыми и жестокими. Но орлы древней породы, жившие на горах дальних Пустошей, были гордые, могучие и благородные — самые замечательные из птиц. Они не любили крыс и не боялись их. Когда орлы удостаивали крыс своим вниманием (что бывало редко, ибо орлы их не едят — крысиное мясо, по их мнению, было слишком вонючим), то налетали на крыс сверху и гнали к пещерам, не давая им охотиться. Крысы ненавидели и боялись орлов, но не могли добраться до их гнезд на вершинах скал и прогнать с гор.

Этой ночью Главеглазом овладело любопытство, он захотел узнать, что творится в лесу. По его предложению множество орлов покинули вершины и, медленно кружа над лесом, стали постепенно снижаться туда, где крысы и вороны пытались достать до сов, щедро обкидывающих их горящими шишками.

Они хорошо сделали, что спустились! Там, внизу, творилось что-то страшное и невообразимое. Загоревшиеся крысы, визжа, убежали в лес, подожгли его в нескольких местах. Стояло лето, на восточных склонах давно не выпадало дождей. Пожелтелый папоротник, хворост, густой ковёр из сосновых иголок, кое-где сухие деревья охватило пламенем. Вокруг прогалины бушевал огонь. Оставшиеся невредимыми крысы с беснованием прыгали на стволы, отскакивали, наткнувшись на колючки, ругали сов самыми ужасными словами, глаза их горели свирепым красным огнём.

Вороны собрались в воздухе, подальше от огня, и громко перекаркивались. Скоро они придумали план, показавшийся им самим замечательно остроумным. Скоро они собрали оставшихся крыс в стаю и накидали вокруг стволов сухие листья папоротника, ветки, найденные жёлтые листья. Поляна уже прекратила гореть, лишь местами тлея, однако возле одинокой ели, на которой сидели совы, огонь гаснуть, похоже, не собирался. Вороны и пришедшие в себя крысы подбросили туда ещё листьев, сучьев и папоротника. Вокруг сов образовалось кольцо дыма и пламени. Распространиться наружу вороны и крысы ему не давали, сразу же топча прорывавшиеся искры, зато оно стягивалось всё теснее, и вскоре ползучее пламя перекинулось на кучи валежника и листьев, нагроможденных под елью. Дым ел Бильбо глаза, он уже ощущал жар огня, сквозь дымовую завесу он видел, как крысы, радостно скаля мелкие острые зубы, скачут вокруг дерева. Позади них, на почтительном расстоянии, сидели и летали вороны, наблюдали и выжидали.

И тут крысы затянули страшную скрипучую песню:

— Пятнадцать птиц на ветвях качались, под ветром перья у них трепыхались. Но крылья — увы! — не помогли пташкам. Как же снова вспорхнуть бедняжкам? Покончим с ними каким путем? Зажарим? Сварим? Съедим сырьем?

Потом они перестали скакать, приблизились к огню и закричали:

— Летите, птички! Летите, коли можете! Слезайте оттуда, птички, а то зажаритесь прямо в гнёздышках! Пойте, птички, пойте! Чего молчите?

— Убирайтесь прочь, негодники! — ухнул в ответ Гэндальф. — Ещё не время для гнёзд. Кто озорничает с огнём, тех наказывают!

Гэндальф хотел их подразнить и показать, что не боится. Но на самом деле он боялся, а ведь он был самым опытным и сильным среди сов! Как будто не слыша его, крысы продолжали петь:

— Жги ель! Огонь до небес! Пламя, играй! Пламя, пылай! Ночь, посветлей! Нам веселей, э-гей! Жарь их, жарь и вари! Вари, пламя, вари и пеки! Ну-ка, ну-ка — жарь их до хруста! Ночь, посветлей! Нам веселей! Э-гей! Э-ге-ге-гей! Э-гей!

Пламя лизнуло ствол дерева под Гэндальфом, и ястребиная сова стремительно взлетела выше, царапаясь об колючки — её размер был слишком большой, чтобы пролезть между лианами и стволом. Кора загорелась, нижние ветки затрещали.

Гэндальф приземлился на самую верхушку. Из его горла вырвалось решительное стрекотанье. Он приготовился спланировать с высоты прямо на полчища крыс. Тут бы ему и конец, но зато он, наверное, убил бы немало врагов, свалившись им на головы. Но он не успел раскрыть крылья.

В этот миг с неба на него упал Главеглаз, схватил когтями за лапы — и взмыл ввысь.

Визг гнева и изумления вырвался у крыс. Гэндальф что-то проухал склонившему к нему голову Главеглазу, тот громко крикнул, и тотчас сопровождавшие его птицы ринулись вниз, как огромные чёрные тени. Вороны оглушительно закаркали и бросились врассыпную. Крысы запищали от ярости и страха. Орлы кидались на них, сильными взмахами чёрных крыльев сбивали с лап или гнали прочь, в лес. Орлиные когти царапали их. Другие орлы схватили пещерных сов, которые вскарабкались теперь на самые верхушки и покачивались там, замирая от страха — взлететь никто из них вряд ли бы смог сейчас.

Бедняжку Бильбо чуть опять не бросили одного! К счастью, последний свободный орёл, ещё совсем молодой и даже местами по-детски пушистый, заметил съёжившегося на ветке сычика-эльфа. Он схватил Бильбо и взвился вверх над суматохой и пожаром, Бильбо болтался в его когтях, как дохлая мышка, его лапки бессильно свешивались из проёмов между орлиными пальцами.

Крысы и вороны разбежались, разлетелись кто куда. Несколько орлов ещё кружили над полем битвы. Внезапно пламя охватило ель до самой вершины, она с треском запылала. Вся поляна обратилась в шквал искр и дыма. Бильбо вовремя оказался в воздухе, ещё минута — и он бы погиб.

Вскоре зарево пожара осталось далеко внизу — красное мерцание на черном фоне. Орлы подымались всё выше широкими плавными кругами. Никогда Бильбо не забыть этого полета. Так высоко он ещё не летал, да и вряд ли бы захотел летать. Вершины гор всё приближались — каменные острия, торчащие вверх из черноты. Может, там внизу и стояло лето, но тут было очень холодно. Бильбо закрыл глаза. Его мутило от недавних запахов побоища, от пережитого страха и от осознания, что вся его жизнь теперь находится в лапах и крыльях огромного орла, который, может, был вовсе не дружелюбным к незваным лесным гостям.

Внезапно полёт закончился. Молодой орёл, несший Бильбо, разжал пальцы, и сычик-эльф со стоном упал на твёрдую площадку. Он лежал и радовался, что не сгорел в пожаре, и боялся свалиться с узкого выступа в черный провал. В голове у него всё путалось после ужасных событий последних восходов, а также от голода. Неожиданно он услышал собственный голос:

— Теперь я знаю, каково мыши, когда совёнок, придушив её немного, оставляет ненадолго в покое.

— Нет, не знаешь! — возразил ему усталый и сиплый голос Дори. — Мышь всё равно рано или поздно опять попадёт в когти и будет съедена, она это знает. А мы, смею надеяться, не попадём.

— Это точно, — пробормотал Бильбо. Он сел на хвост, поджав под себя лапки, и с беспокойством посмотрел на молодого орла, который примостился неподалёку. Интересно, какую ещё он болтал чепуху и не обиделся ли орёл. Не следует обижать орлов, если ты всего лишь маленький сычик-эльф и лежишь ночью в горном орлином гнезде. Но орёл точил клюв о камень, отряхивал перья и не обратил на его слова никакого внимания. Вскоре подлетел другой орел.

— Главеглаз попросил тебя принести пленников на Большой Уступ! — прокричал он и улетел.

Молодой орёл взял Дори в когти и исчез в ночном мраке, оставив Бильбо одного. Бильбо начал было размышлять, что означает слово «пленники» и скоро ли он попадет вместо кролика орлам на ужин, но тут орёл вернулся за ним, одним движением сграбастал в когти и взмыл вверх. На этот раз лететь пришлось недалеко. Бильбо очутился на широком уступе. Он сидел, прижавшись к холодной каменной поверхности, замерев от страха. Сюда можно было только прилететь, а отсюда — улететь или упасть в пропасть, так как крылья всё ещё болели. Остальные путешественники уже сидели там, прислонившись спиной к скале.

Главеглаз тоже был там и беседовал с Гэндальфом. Выходило, что Бильбо никто не собирался есть. Ястребиная сова и орёл, судя по всему, были знакомы и даже в дружеских отношениях. Дело в том, что Гэндальф, частенько бывавший по роду своих занятий в горах, однажды оказал услугу орлам, вылечив их повелителя от укуса, нанесённого ему больной лисицей. Так что «пленники» означало лишь «пленники крыс» и ничего более. Прислушиваясь к их беседе, Бильбо понял, что теперь-то они окончательно покинут ужасные горы. Гэндальф просил Главеглаза, чтобы орлы перенесли его самого, пещерных сов и Бильбо как можно дальше, это сократило бы им путь через равнину. Однако Главеглаз не соглашался улетать настолько далеко от своих родных гор.

— Хорошо, — ухнул Гэндальф, когда понял, что ему не переубедить гордую птицу. — Тогда отнесите нас просто как можно дальше к северу, по вашему усмотрению. Мы вам и так многим обязаны. А сейчас мы умираем с голода.

— Я уже умер, — пропищал Бильбо слабым голосом, но его никто не услышал.

— Этому горю помочь нетрудно, — удовлетворительно проскрежетал Главеглаз.

Вскоре орлы принесли на скалу мышей, кролика и пару зайцев, и усталые совы наконец-то смогли перекусить. Бильбо так устал, что даже не смог подойти к тушкам, и Двалин, ворча что-то про изнеженных пустынных эльфов, принёс ему его часть мяса. Гэндальф съел полёвку и тоже прилёг отдохнуть.

Так закончились приключения в горах дальних Пустошей.

Вскоре желудок Бильбо приятно отяжелел, хотя в душе он и предпочёл бы любимых кунировских сверчков, а не жирную горную крольчатину. Он почувствовал, что готов заснуть. Сложив голову под крыло, он свернулся на жёстких камнях и уснул — и спал крепче, чем когда-либо у себя дома.