Феаноринги в Дориате (джен)

В кабинете Тингола повисла звенящая тишина. Первым опомнился Белег — последние слова Тингола были обращены к нему. Он вскочил, вытянулся в струнку: «Служу Дориату!». За ним последовал Маблунг, оба официально поклонились королю и, повинуясь одному лишь усталому движению глаз государя, приготовились вывести прощенных мятежников из кабинета. Феаноринги не двинулись с мест. Не отойдя еще от потрясения, они не слышали и не видели ничего вокруг себя. Белег положил руки на плечи Келегорма и Куруфина, направляя к дверям.

— Охренеть! — негромко, но отчетливо и с чувством произнес вдруг Тьелпе, помотал головой и вздохнул с облегчением. Келегорм вздрогнул. Куруфин медленно выходил из оцепенения. Тингол поднял непонимающие глаза — король Сокрытого королевства не был знаком с аданской бранью. Келегорм засмеялся — сначала молча, только вздрагивая плечами, а потом в голос. Лицо Куруфина пошло алыми пятнами, в глазах мелькнуло негодование и почти детская обида. Сильнейшее нервное напряжение прорвалось истерикой.

— Молчать! — рявкнул Маблунг, прежде чем кто-то из феанорингов успел сказать что-то еще. Белег буквально выволок из кабинета хохочущего Келегорма, Маблунг подхватил под руки Куруфина и Келебримбора и последовал за ним, захлопнув за собой дверь. Через мгновение в королевском кабинете раздались шаги, звон разбитого бокала и характерное бульканье в длинном горлышке бутылки. В галерее Тьелпе прислонился к колонне и съехал бы на пол, если бы Маблунг не отвесил ему подзатыльник и не повлек помилованных преступников прочь от королевских покоев. Что происходило потом, и нолдор, и витязи Дориата запомнили плохо. Кое-как, под ругательства и истерический хохот, они добрались до апартаментов Маблунга. В маленькой комнатке сразу стало тесно. Командир гвардии, роняя ключ и промахиваясь мимо замков, начал снимать кандалы. Белег отыскал бутылку крепленого вина и заставил Тьелпе сделать пару глотков. Это помогло юноше прийти в себя. Куруфин забрал бутылку у сына, но после первого же глотка закашлялся. Пока Белег стучал ему по спине, бутылка оказалась в руках Келегорма и закончилась. Вторую и третью бутылки постигла примерно та же участь, с той лишь разницей, что Белег и Маблунг успели приложиться первыми.

— Он нас простил! — икнув, выговорил, наконец Келегорм. — Ты слышал, Курво? Его королевское гребаное величество прощает нас! И думает, что мы будем обязаны служить ему отныне верно и преданно! Думает, Курво, что мы ему обязаны!

— Лучше б ты и дальше пил, — вздохнул разведчик. — Маблунг, у тебя нет больше вина?

— Где была твоя голова, Белег, когда ты просил за них? Зато догадываюсь, где она будет в ближайшем будущем. Вот за этих засранцев мы поручились жизнью?

— Ты жалуешься, Турко? — Куруфин был еще трезв, в голосе его слышались недоумение и досада. — А не ты разве в порыве раскаяния сам твердил о великодушии Тингола? И хотел бы посвятить служению на благо Дориата свою жизнь, если он окажется столь милосерден?

— Когда я это говорил такое?! — взревел Келегорм.

— Ну, пусть не говорил — у тебя на лице все написано.

— Но Тингол действительно оказался лучше, чем мы думали, — вставил Тьелпе. Его щеки раскраснелись от волнения и вина, и в глазах горела жажда справедливости, за которую он сейчас готов был биться даже с собственным отцом.

— Или ты хотел бы, чтобы он все-таки отрубил нам головы? Чудесный финал! — фыркнул Куруфин.

— И он еще возможен, — качая головой, заметил Маблунг.

— Не можем же мы и вправду быть признательными Тинголу после всего, что он с нами сделал!

— Могли бы быть признательными за то, что он с вами не сделал, — пожал плечами Белег, — но очень хотел.

— О! Если кто-то не оказался негодяем — это огромная заслуга.

— Смотри, Белег. Вот в чьих руках — точнее, на чьих длинных языках — наша судьба. Келегорм, скажи…

— Маблунг, заткнись. Как же меня достали твои задушевные разговоры за последние дни! Слышать тебя уже не могу.

— Взаимно.

— Но ведь вы не предавали государя Тингола. Остались верны присяге и спасли его от покушения, добровольно рискуя своей жизнью и свободой, совершили благороднейший поступок! Теперь ваш долг и дальше усердно трудиться во славу короля, так, как обязывает нас честь Первого Дома, как велит ваша совесть!

— Не предавали… — эхом про себя пробормотал Куруфин.

— Тьелпе, закрой, пожалуйста, рот и открой сундук, — Маблунг сидел у камина среди груды снятых с феанорингов цепей, устало подпирая лоб кулаком. — Видишь бутыль? Тащи сюда.

— Виноградная вытяжка? — Белег понюхал горлышко.

— Хранил на случай, если придется раны обрабатывать. Что ты на нее любуешься, глотнул — предай дальше. Да не Келегорму, балда!

— Действительно ли я заслужил такую кару? — вздохнул лучник. — Иногда мне кажется, что государь Тингол слишком суров.

Уезжали сыновья Феанора рано утром. Келебримбор с печалью в глазах смотрел, как отец поправляет седло. Еще вчера было решено, что он остается в Менегроте. Тингол не был против — Тьелпе была предоставлена относительная свобода действий, а Куруфин сказал: «Кто-то же должен закончить обучение мастеров?». Пришлось остаться, Дориату было необходимо качественное вооружение, к тому же Куруфин оставил сыну несколько своих последних идей относительно улучшения качества стали. Юноша вздохнул про себя — еще вчера он собирался «усердно трудиться во славу короля», а теперь так хотелось поехать за отцом и дядей. Куруфин коротко обнял сына. Тьелпе удивлялся тому, как изменился отец после неудавшегося мятежа и заключения. Он был молчалив и задумчив, однако во взгляде, каким он смотрел на сына и брата, читались искреннее тепло и даже нежность, каких Тьелпе не помнил со времен Валинора. Келегорм, еще не полностью освободившись от вчерашней нервной веселости, помахал рукой и усмехнулся: «Придется тебе поработать тут за нас. Веди себя прилично, не огорчай дядю Маблунга!». Белег на прощание потрепал Тьелпе по плечу: «До скорой встречи». Юноша проводил взглядом всадников, встряхнул головой и направился к мастерским, на ходу подворачивая рукава. Каждый должен заниматься своим делом.

«Белег, стрелок Дориата — Маэдросу, лорду Химринга, союзнику и другу: хорошие известия!

Пользуясь оказией, пишу тебе — на этот раз не тайно! Не могу удержаться и не сообщить тебе то, что ты, наверняка, и так уже обнаружил. Твой брат Куруфин, с разрешения государя Элу Тингола, отправляет тебе чертежи последних своих разработок. Возможно, стоит поделиться ими с королем Фингоном, ведь доставить метательные машины к Ангбанду будет гораздо проще из Хитлума, чем из Химринга, не говоря уже о наших дебрях. И, раз уж я взялся давать тебе советы (прости, Высокий, меня за это), то сейчас самое время напомнить государю Тинголу о предложении союза против Моргота. Твои братья сделали все для того, чтобы убедить короля (позволь не вдаваться в подробности, что именно они сделали). Я и Маблунг от всей души надеемся встать с тобой, твоими братьями и королем Фингоном плечом к плечу в грядущей битве!

Удачи и мужества!»

* * *

Несмотря на обещание скорой встречи и горячее желание увидеться с отцом, Тьелпе за несколько месяцев так и не удалось вырваться на заставы. Работа в мастерских Менегрота удерживала надежней, чем любые приказы и запреты. Тингол серьезно озаботился перевооружением своих воинов, и Келебримбор понимал, что это означает подготовку к войне. А поскольку воевать Дориат мог только с Ангбандом, ради этого Тьелпе готов был хоть ночевать в кузницах. Зима прошла за работой, и к весне под руководством юного нолдо мастера Менегрота пополнили склады не только великолепными клинками, но и, что Тьелпе считал не менее важным, надежными и легкими доспехами.

Вызов к государю не смутил мастера, Келебримбор решил, что речь пойдет об очередной партии стали, и, войдя в кабинет, поклонился Владыке легко и непринужденно.

— Ты посылал за мной, государь?

— Да, проходи.

Король явно пребывал в превосходном настроении. Глаза лучились счастьем, на губах играла улыбка.

— Как обстоят дела в мастерских? Твои ученики справляются?

— Все хорошо, государь, технологию мастера вполне освоили. Да ты и сам видел те образцы, что они куют.

— Хорошо. А скажи мне, Келебримбор, нет ли у тебя желания побыть немного гонцом, — Элу Тингол взглянул на растерявшегося нолдо с хитринкой, — и съездить на заставу командующего Белега?

Юноша смешался, а потом радостно ответил:

— Я с великой радостью выполню это поручение!

Тингол понимающе кивнул и протянул ему конверт.

— Здесь, помимо прочего, приказ для твоего отца и дяди. Ты можешь отправиться с ними, если пожелаешь.

— Благодарю, — поклонился нолдо, удивившись про себя, куда это Тингол в очередной раз отправляет лордов Первого дома.

— Можешь идти.

Белег протянул сыновьям Феанора распечатанный пакет, доставленный Келебримбором: «Читайте». Келегорм развернул бумагу. Он не дошел до середины, губы его дрогнули. Куруфин взял письмо из опустившейся руки брата.

— Тингол приказывает нам встретить Лютиэн и Берена у Дориатских границ? — удивился Искусник. — Но почему мы?

— Неужели Тингол доверяет нам сопровождать свою дочь? — чуть хрипло произнес Келегорм.

— Разве у него есть какие-то основания для опасений? — спросил Белег.

— Нет! — воскликнул Келегорм с неожиданной горячностью и отчаянием в голосе. — Конечно же, нет!

Эскорт встретил принцессу Дориата с супругом на восточных границах, у переправы через Кэлон. Отряд зеленых эльфов, сопровождавших путешественников, остановился на восточном берегу, сыновья Феанора и Келебримбор — на западном. Сначала нолдор с трудом могли разглядеть гостей, им показалось, что глаза до слез слепит поднимающееся солнце. Вперед выехал Берен, помахал рукой. Весенний Кэлон был полноводен, и переправляться вброд было опасно. Келебримбор сходил к соседнему поселению и пригнал лодку. Феаноринги оставили своих лошадей и переправились на восточный берег. Берен уже спешился, лайквенди помогали ему разгружать поклажу. Келегорм, Куруфин и — на шаг за плечом отца — Келебримбор склонились в почтительном поклоне.

— От имени короля Элу Тингола приветствуем тебя на землях Дориата… Берен, — произнес Келегорм. Перед именем Берена он запнулся — как было именовать Восставшего из Мертвых, который более не князь людей, не владыка и не король, а всего только и есть у него, что свобода распоряжаться собой и любовь Лютиэн? Это последнее стоило всех титулов аманских и срединных земель, всех богатств Арды.

— Вы? — удивленно воскликнул Берен, — Вот так встреча, лорды. Воистину, причудливы пути Эру.

— Скорее уж, веления короля Тингола. А может, вернее будет сказать — желания Владычицы Мелиан, — выговорил Куруфин. — Мы будем вашими провожатыми до чертогов Менегрота.

— Благодарю, — Берен поклонился в ответ.

Из-за спин зеленых эльфов вышла Лютиэн. Увидев ее, нолдор поклонились с большим и искренним почтением, однако не рискнули встретиться с ней взглядами.

— Здравствуйте, высокие лорды нолдор, — негромко сказала Лютиэн. — Спасибо, что вызвались встретить нас во владениях моего отца.

— Позволь мне помочь, моя госпожа, — спохватился Келебримбор, принимая из рук Лютиэн большую корзину. Принцесса улыбнулась. Из корзины раздался жизнерадостный писк.

— Ой! — воскликнул Тьелпе, заглядывая в корзину. — Привет!

— Диор проснулся, — Лютиэн, улыбаясь, подошла к супругу, положила руку ему на плечо.

«Диор?» — прошептал себе под нос Келегорм, отвернулся и бросился яростно перекладывать весла.

Под руководством Берена усилиями лайквенди лошади были расседланы, пожитки уложены в лодку. Высокая чета сердечно попрощалась со своими провожатыми, с которыми они проделали долгий путь от Тол Гален. Семейство расположилось в лодке, Куруфин сел на весла, а Келегорм встал на носу. Келебримбору пришлось раздеться и переправить лошадей вплавь.

Едва лодка коснулась Дориатского берега, Лютиэн выпорхнула на землю, закружилась, раскинув руки. Ласковый ветер в кронах откликнулся ей, зашелестел листвой. Келегорм замер, не отводя взгляда. Лютиэн совершенно не изменилась, но выглядела теперь гораздо счастливее, и счастье рассыпалось вокруг нее сияющими искрами. Берен с малышом Диором на руках улыбался, глядя на танцующую жену. Куруфин разгружал лодку.

Наконец лошади были оседланы, навьючена поклажа, а лодку отогнали обратно хозяевам. Диор сразу запросился ехать с Тьелпе и теперь радостно смеялся, вцепившись ручками в черную конскую гриву. Келебримбор бережно придерживал малыша, пресекая его попытки пожевать уздечку, кончики его волос или вышитый рукав рубашки, время от времени оглядываясь на Лютиэн. Мальчик тоже поглядывал из-под руки взрослого на маму, желая убедиться, что она никуда не пропала. Принцесса одобрительно улыбалась. За супругой следовал Берен, иногда догонял ее и говорил что-то вполголоса. Лютиэн смеялась. Завершал кавалькаду Куруфин с вьючным конем в поводу. Оссириандский скакун, вероятно, был недоволен порученной ему работой, поэтому артачился и норовил куснуть кобылу Куруфина. Возглавлял же почетный эскорт Келегорм, в результате чего путники четыре раза сбивались с дороги и один раз чуть не заехали в болото. Обычно острый и цепкий взгляд Охотника был рассеян, он отвечал невпопад и замирал при приближении Лютиэн, будто она снова пустила в ход чары, сразившие самого Моргота.

Диор, видимо, устав, дернул Тьелпе за кончик перекинутой на грудь косы, нахмурил бровки и засопел.

— Что, маленький? — ободряюще заговорил юноша.

— К маме, — тихонечко шепнул Диор, и губки чуть дрогнули.

Тьелпе подождал, когда конь принцессы поравняется с ним, и передал мальчика Лютиэн. Она с нежностью обняла малыша, светло улыбнулась и заворковала:

— Мое солнышко соскучилось.

Мальчик спрятал личико в одеждах матери, но вскоре печаль была забыта, и сын Берена защебетал с новыми силами.

На ночлег остановились засветло. Келебримбор бросился помогать Лютиэн развлекать расхныкавшегося Диора и устанавливать шатер для ночевки. Куруфин расседлал лошадей и достал котелки. Келегорм стоял столбом, делая вид, что не смотрит на принцессу, укачивающую ребенка. Из леса вышел Берен, легко поигрывая топором, с охапкой сушняка под мышкой. Сложил шалашик, взял огниво и, прижимая кремень обрубком правой руки, высек сноп искр. Вскоре запылал веселый огонь.

— Ты бы, брат, хоть воды принес, — вполголоса сказал Куруфин, суя Келегорму котлы. Тот рассеянно оглядел предметы, неожиданно оказавшиеся у него в руках, и вздохнул совершенно несчастно.

— Да ладно вам, лорды, — усмехнулся Берен, забирая котлы у Келегорма. — Вижу, что кашеварить не ваше призвание. А мне не привыкать. Уж свою любимую я сумею накормить и обогреть в любой глухомани — хоть в лесу, хоть в поле. Да хоть даже и в пепельных равнинах.

Берен за прошедшие годы изменился. Пережитые испытания не состарили его, но все же он казался взрослее и серьезнее. Спокойствие и уверенность были видны в каждом его движении.

Вскоре был готова немудреная похлебка, к костру, уложив Диора спать, подошла Лютиэн.

— Угощайтесь, лорды, — улыбнулся Берен, ловко, одной левой, разливая варево по плошкам. В спустившихся по-весеннему прохладных сумерках спутники не торопились расходиться от огня. Но разговор не шел — слишком много было запретного, невысказанного. Наконец Берен обнял жену за плечи и, пожелав нолдор доброй ночи, увел к шатру. Тьелпе, соорудив себе постель из попоны и плаща, улегся у огня. Келегорм сидел спиной к костру, глядя в темноту.

— Знаешь, Курво, — вдруг сказал он, — как приедем — сделай, что ли, ему железную руку? Как у Нельо. Лютиэн все-таки заслуживает мужа, по крайней мере, с двумя руками.

Зябким росистым утром Берен выбрался из шатра и, прихватив топор, направился за дровами для угасшего костра. Не успел он найти подходящую сушину, как охотничье чутье заставило его обернуться. Эльф подошел неслышно и на вопросительный взгляд человека сдержанно улыбнулся.

— Хорошего утра.

— И тебе. Ты поговорить? Вряд ли ты считаешь, что я не справлюсь с этой чахлой сосенкой.

— Я готов и помочь, если ты захочешь принять помощь. Но да, я, как ты выразился, поговорить.

Берен опустил топор, всем видом выражая терпеливое внимание.

— Покажи мне руку. Правую, — попросил Куруфин.

— Зачем тебе? — удивился Берен, но все же завернул рукав, демонстрируя предплечье, по которому когда-то прошлись зубы Кархарота. — Сильмарилла в ней больше нет.

Искусник чуть вздрогнул, качнул головой в ответ на шутку, однако бережно коснулся тонкими пальцами шрамов, промерил ширину запястья. Зрелище искалеченной плоти было привычно и не смущало мастера.

— Если получится — потом расскажу.

Смертный равнодушно пожал плечами.

— Берен, ты что, совсем… не держишь на нас зла? — Куруфин хотел сказать «простил нас», но язык отказался выговорить эти слова.

Человек обернулся и посмотрел на эльфа внимательными серыми глазами.

— Я ведь умер, нолдо.

— Ты хочешь сказать, что все, что было, осталось для тебя в прошлой жизни? — удивленно спросил Куруфин.

— Я не знаю, как это бывает у вас, у эльфов. Ты, впрочем, тоже не знаешь. Так вот, я не забыл. Я все это прошел — еще раз. Или не раз. Это было не легче, чем в жизни.

Куруфин первый раз говорил с кем-то, кто вернулся из Чертогов Мандоса, и удивлялся откровенности смертного.

— Речь не о прощении — простить или не простить ваши поступки вы можете только сами себе. Лютиэн сейчас счастлива, и она не думает о вас дурно. А король Финрод… Если вас это утешит — он не вспоминал о вас там, на Тол-ин-Гаурхот. Ни разу не вспомнил. Может, потому, что там нам было не до того. Или потому что все равно любил вас — как братьев. Так что, Куруфин, я действительно не держу на вас зла — ни на тебя, ни на Келегорма. Ни, тем более, на Келебримбора.

Вернувшись с дровами к поляне, Берен обнаружил маленького сына, чинно вышагивающего за руку с матерью. Он рассмеялся:

— Супруга моя — соловушка, но сын, по всему видать, — жаворонок.

Мужчина бросил у кострища новую охапку и топор, вернулся к семье, поднял на руки мальчика.

— Лютиен, иди, поспи еще немного. Мы присмотрим за ним.

— Хорошо, — немного подумав, женщина добавила. — Если у лордов найдется с собой крупа, приготовьте кашу. Думаю, Диор от нее не откажется.

Бросив вслед супруги осторожный взгляд и дождавшись, когда принцесса скроется за пологом, Берен подбросил сынишку в воздух и легко поймал его, вызвав радостный хохот.

— Ну что? Пойдем разводить настоящий костер, — и задорно подмигнул сынишке.

Ответное «Да!», повторяемое бессчетное количество раз, разбудило, наверное, всех птиц в округе.

Сухие дрова быстро занялись, и вскоре костер весело затрещал, заплясали язычки пламени. Малыш под присмотром отца бросал в огонь цепки и заворожено наблюдал, как они сгорают без следа. На вопрос о каше Келебримбор ответил утвердительно: имелось и просо, и сушеный виноград. Юноша сам сходил за водой. Диор заметил, что новый друг занят чем-то интересным, и тут же отправился к нему. Любопытный малец, не медля, запустил свои пальчики в мешочек с крупой. Вытащил небольшую горсточку желтеньких крупинок, высыпал обратно, взял еще раз. Потянул ладошку к Тьелпе:

— Это? — интонация была явно вопросительная.

— Это просо, — с усмешкой пояснил нолдо.

Диор мгновенно взял крупу в рот, скривился и стал отплевываться.

— Невкусно, — пожаловался дегустатор, для подтверждения своих слов отрицательно качая головой.

Келебримбор захохотал, взъерошил темные волосики на голове малыша:

— Конечно, невкусно. Его еще нужно сварить. Помогать будешь?

— Да, — серьезно решил поваренок после недолгого размышления.

Под внимательным взором маленького помощника Тьелпе засыпал крупу в котелок, залил воду. Достал мешочек с солью, на любопытное «это?» рассказал, что еда будет вкуснее с этими крупинками. Разрешил мальчику посолить и помешать кашу, придерживая его за руку.

Пока котелок висел над огнем, Диор развлекался тем, что собирал в свободную плошку камешки, травинки, веточки, мешал ложкой, а сверху присыпал землей, бормоча «вкуснее» с особым вдохновением.

Завтрак был почти готов, когда Куруфин решил поискать непутевого братца, ускользнувшего со стоянки к реке, да так и не появившегося на глаза спутникам. Тьелпе отправился следом, рассудив, что следует заранее напоить лошадей. Берен снял с огня котелок, отставил подальше. Ненадолго отошел к седельным сумкам, поискать обещанный изюм, а вернувшись, обнаружил, что ребенок уже дорвался до котелка и старательно размешивает кашу. Отстранив сына от горячей посудины, он произнес:

— Ай-яй-яй. Пойдем-ка лучше маму будить.

На выходе из шатра до семьи донеслись удивленные, а затем и возмущенные возгласы.

— Тьелпе! Это что еще такое? Камни вместо изюма есть предлагаешь? — негодовал Келегорм, потрясая плошкой перед носом у племянника.

— Дядя, я же не сошел с ума. Когда я уходил, все было в порядке, — отнекивался Келебрибор, находившийся в явном недоумении.

Куруфин помешивал кашу, выцепляя из нее веточки, Берен поглядел в котелок, в плошку.

— Кажется, с чьей-то помощью мы остались без завтрака, — он лукаво посмотрел на сынишку. Тот немедленно спрятался за маму. А Лютиэн звонко расхохоталась:

— Так-то вы за ним присмотрели.

На поляне грянул многоголосый смех.

На следующий день эскорт остановился у моста на западном берегу Эсгалдуина.

— Вот мы и на месте, моя госпожа, — обратился к Лютиен Куруфин. — Твой отец, я уверен, с нетерпением ждет встречи с внуком, — он улыбнулся, глядя на Диора.

— Разве вы не последуете за нами? — удивился Берен.

— Нет, нам не дозволено являться во дворец, — просто ответил нолдо. — Но на этом берегу есть оружейные мастерские, и поселение вокруг них разрастается. Там мы и остановимся. У меня будет возможность заняться любимым делом.

Поселок действительно разрастался, и не только вширь, но и в высоту. Феаноринги встретили своих старых знакомых с границы. Те занимались своими прямыми обязанностями — собирали делони.

— По твоему чертежу, — весело заметил командир строителей, разговаривая с Куруфином. Келегорм вдруг попросился к отряду в помощники.

— Мне надо чем-то занять руки, — мрачно ответил он на вопросительный взгляд брата. — Какой-нибудь тяжелой работой. Ты-то опять запрешься в своих мастерских, а мне маяться… от безделья.

Келегорм попытался принять равнодушный вид и даже как-то судорожно улыбнулся, однако не выдержал и отвернулся в сторону. Куруфин взял брата за плечи, пытаясь заглянуть в осунувшееся и побледневшее лицо.

— Что тебе? — взорвался Охотник.

— Давай поговорим. Что тебя мучает? — закончив разговор со строителями, братья спустились к реке, где над водой склонялись могучие буки.

— Не будь идиотом, Курво, ты прекрасно знаешь, что, — с горечью в голосе ответил Келегорм. Поднявшись по пологому дереву, он сел, свесив ноги над потоком, бросая в воду ломкие сухие веточки. Куруфин молча устроился рядом.

— Сегодня я видел ее, может быть, последний раз, — наконец почти шепотом произнес Охотник.

Куруфин хотел возразить, что Берен и Лютиэн уедут еще не скоро, но не стал.

— Ты себе представить не можешь — мы расстанемся навсегда. Даже после конца Арды нам не встретиться, никакой надежды.

Куруфин помолчал и медленно кивнул. Он не мог этого представить, потому что, когда в самых горьких снах ему вспоминалась любимая, оставшаяся на запретных берегах Амана, он знал, что можно надеяться. Очень-очень нескоро, но когда-нибудь все закончится, их пути вновь сойдутся, его ждут и любят.

— Я не знаю, благодарить мне или проклинать того, кто придумал отправить меня встречать Лютиэн, но это было жестоко. Лучше Ангбанд. Или Мандос. Все, что угодно. Когда я вижу этого человека — Берена — рядом с ней, мне глаза себе хочется вырвать, — Келегорм с трудом выговорил имя, ударил кулаком по плотной коре, обдирая костяшки, а потом неожиданно тихо добавил:

— А ребенок похож на Лютиэн.

Келегорм закрыл лицо руками.

— Турко! Не разводи соплей, — резко сказал Куруфин, вставая на ноги. — Держи себя в руках.

— Соплей?! — Охотник вскочил, встряхнул брата за грудки. — Да ты знаешь, чего мне это стоило? — и вдруг сразу потух, опустил руки.

— Хорошо, ты прав. Спасибо, что выслушал. Я справлюсь. Переживу как-нибудь. Наверное.

* * *

Эльфы споро заканчивали работу: собрали инструменты, сложили доски, уже полностью приготовленные для дэлони, и отправились в сторону Тысячи Пещер, весело переговариваясь друг с другом. Келегорм не последовал за ними, просто сел на землю, отперевшись спиной о ствол дерева.

Командир отряда лишь ненадолго задержал взгляд на фигуре нолдо и, ничего не сказав, ушел догонять товарищей. Феаноринг остался один.

Давно канули в прошлое времена, когда за братьями тенью следовал кто-нибудь из эльфов Дориата. Теперь в этом не было смысла — Клегорм и Куруфин не только присягнули королю Тинголу, но и сумели заслужить его доверие.

«Проклятье!» — гнев на мгновение охватил Турко. Неожиданно вспомнились слова присяги, которую они произнесли в главной зале Менегрота, куда, кажется, стеклось почти все население Огражденного Королевства. Элу не упустил своей выгоды. В первых рядах находились послы Нарготронда, словно примчались по первому зову, полюбоваться на унижение сыновей Феанора. Особняком стоял посланник Маэдроса, спокойно и уверенно смотря в глаза Келегорма.

«Нельо…» — Тьелкормо запрокинул голову назад, прижимаясь затылком к коре бука. Под древесной кожей исполина струилась жизнь. Ярость и гнев схлынули, память тут же расстелила перед мысленным взором ткань воспоминаний: предрассветные сумерки, брат, стоящий на ограждении крепости, со связанными руками, следами крови на рубахе — рана вновь открылась. Свет факелов трепещет, высвечивая бледное, осунувшееся лицо, усталый голос: «…Хватит крови родичей!». Последние слова, сказанные братом на прощание, и свет сотворенного отцом Камня. Камня, к которому Турко не решился бы прикоснуться. Каким-то наитием догадывался, что Сильмарилл отвергнет его.

«Лютиен, Соловушка, любимая», — после встречи с ней Келегорм отбросил всяческие сомнения: Предвечный Свет Амана, свет дома, свет его юности опалил бы Турко, как огонь сухую траву. Желание быть с любимой, завладеть ее любовью любой ценой порой накрывало с головой. Келегорм в такие моменты терял разум, а в душе шевелилось что-то темное, чего и сам Охотник опасался, а потому сейчас сидел здесь, в компании старого бука. Все последние дни сын Феанора старательно избегал Менегрота: не приближаться, не видеть, не слышать ее голоса. Голоса любимой, которую он обидел и чуть не погубил. Не потерять контроль над собой, не разрушить все начинания брата. Сжатый кулак со всей силы ударил о землю, а глупая фэа металась, будто принадлежала не нолдо, а какому-нибудь безусому адану. Губы скривились в презрительной усмешке, а мысль летела дальше: «Если бы увидеть еще раз». Словно откликнувшись, навстречу ему вышла принцесса Дориата — высокая, стройная и прекрасная. На миг Турко почудилось, что фигура Тинувиэль светится теплым светом Сильмарилла.

Сердце пропустило удар, Келегорм вскочил, порывисто шагнул к принцессе. Почти нестерпимым стало желание взять ее за руку, он опустил взгляд — на указательном пальце нис блеснуло кольцо. Тьелкормо будто налетел на незримое препятствие, рвано выдохнул и, преклонив колено, сказал: «Ваше Высочество».

Лютиен одарила нолдо спокойной улыбкой и поманила его за собой. Сначала они шли знакомой дорогой, что вела к мосту через Эсгалдуин, но вскоре свернули с нее на тропинку поуже.

— Моя госпожа, — решился все же спросить Келегорм, — куда мы направляемся?

— Навестим друга, — не оборачиваясь, отозвалась Лютиен. Ответ ничего не прояснил Турко, но он решил не уточнять. «Возможно, она желает увидеться со своим знакомым, и ей нужен провожатый», — размышлял на ходу нолдо.

Тропа вела путников прочь от реки, петляя между деревьями. Лютиен будто ненароком гладила кору буков, прикасалась к веточкам кустарников. Отовсюду слышались голоса соловьев, приветствовавших свою подругу, что так надолго покинула их. Принцесса откликалась, напевая, и казалось, что каждая пичуга получает свой ответ.

Идущая впереди Лютиен магнитом притягивала взгляд нолдо: ее нежная красота, легкая походка, плавные движения, чарующий голос — он не мог спокойно смотреть на нее. Те мысли, что так старательно отгонял Тьелкормо все эти дни, становились все настойчивее. «Если бы мне удалось удержать ее в Нарготронде или убить Берена тогда, у границ Дориата. Если бы только мог, я бы сейчас схватил ее и увез далеко на восток. Почему ее сердце принадлежит другому! — Келегорм в ярости сжал кулаки. — Пусть лучше совсем остановится!». В каком-то помрачении Турко сделал несколько шагов к принцессе, и тут она неожиданно рассмеялась, заслышав очередную пташку, так чисто и звонко, как это могут только те, кто истинно счастлив, да еще маленькие дети.

Келегорм покачнулся, как от удара, пришли другие воспоминания: Лютиен укачивает сына, тихо напевая колыбельную, голос полон любви и заботы. Смеющийся ребенок на руках у отца наблюдает за танцем матери. Тинувиэль так по-детски просто и доверчиво держит Берена за руку, и ее глаза лучатся счастьем. Невероятным усилием воли Охотник удержал себя от горестного стона и бегства, постоял на тропинке, пережидая внезапно накатившую слабость. Синдарская принцесса оглянулась, позвала спутника:

— Лорд Келегорм, почему ты отстал? Идем.

Турко встрепенулся, поглядел на свои руки, заставил себя поднять глаза на Лютиен и ответить спокойным голосом:

— Сейчас, моя госпожа, — слова подбирались с трудом. — Не беспокойся, я всего лишь задумался о прошлом.

«О, Эру, я чуть не сотворил непоправимое! — с ужасом осознал Келегорм. — Что со мной? Это же Лютиен, которую я люблю и должен беречь, а не губить.» И тут пришло простое решение — быть всегда рядом: другом, провожатым, нянькой, слугой — не все ли равно, кем, лишь бы следовать за ней, а если нужно — уйти прочь, чтобы не навредить. Неожиданно эта мысль успокоила нолдо, примиряя с судьбой, вливая в его душу новые силы.

Келегорм и Лютиен вышли на поляну, в центре которой возвышался крепкий раскидистый бук. Тень от него почти полностью укрывала поляну, лучи заходящего солнца не могли пробиться сквозь плотную листву. Подойдя вслед за принцессой к подножию дерева, Турко увидел небольшой холмик, устеленный цветочным ковром. Нарушая любые правила и запреты, цвели бок о бок незабудки и голубые фиалки. Нолдо заворожено смотрел на цветы и не решался нарушить молчание.

-Здесь я встретила отца и Берена с охоты на Кархарота, — неожиданно заговорила Лютиен, — а после — наши слуги похоронили на этом месте Хуана.

Не имея сил смотреть на последнее пристанище пса, Келегорм поднял взгляд на крону дерева и был поражен. Между тремя переплетенными стволами располагался настоящий дом.

— Это то, о чем я думаю?

— Да, в этом доме меня пытались удержать от бегства, — с улыбкой подтвердила эллет.

— Тебя не смогли удержать стены Ангбанда, куда уж бы пытаться всем остальным, — взгляд нолдо сделался отрешенным. Принцесса осторожно прикоснулась к лепесткам цветка.

— Без помощи Хуана мы не прошли бы и половину пути. Он выручал нас раз за разом.

Тьелкормо печально улыбнулся:

— Интересно, кому бы служил мой пес, если бы нам довелось повстречаться в Амане? Тебе или мне? Кажется, теперь он любит тебя больше.

Лютиен внимательно посмотрела на своего спутника:

— Но я не попаду в Аман. Никогда.

— И я. Да и нечего мне там делать, — нолдо глухо вдохнул, как перед прыжком в воду, и заговорил со всей убедительностью. — Если ты, моя госпожа, позволишь, то я отправлюсь с твоей семьей, когда вы вернетесь на Тол Гален, и останусь на острове, чтобы служить тебе, как наследнице короля Дориата, и твоей семье.

Лютиен дала ответ после долгих раздумий.

— Кто знает, что ждет нас в будущем. Сейчас даже самые мудрые не решаются делать предсказания. Если твое решение останется в силе, то я не откажу тебе в этой просьбе.

* * *

Последние недели сыновья Феанора были предоставлены сами себе — ни Белег, ни Маблунг не выбирались из дворца, от короля не приходило никаких распоряжений. Среди кузнецов говорили, что с прибытием Берена Тингол созвал совет и все дни проводит за запертыми дверями вместе с зятем, вельможами и командирами Дориата. Куруфин делал вид, что решения королевского совета его не волнуют, но сердце билось часто. Грядущая война для нолдор значила много больше, чем для Тингола. Искусник продолжал свою работу в мастерских и даже удвоил усилия. Помимо текущих оружейных работ он часто допоздна мастерил что-то в одиночку, изредка призывая на помощь сына. Келегорм по-прежнему работал со строителями, был неразговорчив, но спокоен, и Куруфину больше не приходилось волноваться за душевное равновесие брата. Вызов во дворец был для феанорингов неожиданностью — они гадали, по какой причине кончилась их опала и отчего такая срочность. Посланник не дал нолдор даже времени переодеться, и сыновья Феанора вместе с Келебримбором предстали перед воротами Менегорота прямо в том, в чем работали. Однако во дворце стояло такое оживление, что на прожженные и запыленные туники никто не обратил внимания. На подходах к королевским покоям нолдор перехватил Белег. Выглядел он утомленным, словно не спал несколько дней, но счастливым.

— Поздравляю, лорды Первого дома! — он совершенно неожиданно обнял всех троих по очереди. — Король согласился на участие в войне. Дориат теперь в союзе с Химрингом.

— Маэдрос ничего не писал об этом, — удивился Куруфин.

— Не говорил вам, чтобы вы опять чего-нибудь не устроили, — засмеялся Белег. — Но Тинголу он прислал официальное письмо. Я мечтал об этом. Балрог меня раздери, если вместе с Маэдросом и Фингоном мы не развалим Железную Твердыню и не вобьем Морготу в глотку его корону!

Не теряя воодушевления, Белег повлек за собой нолдор.

— Мы выезжаем завтра, на сбор и обучение воинов нужно время. Сейчас зайдем к Маблунгу — он главнокомандующий. И в оружейную — подберем вам лучшие доспехи. Командиры армии Дориата должны быть на высоте.

Маблунг был вымотан и взъерошен, однако тепло пожал руки феанорингам.

— Войска Дориата будут разделены на пять армий. «Детьми Тулкаса» и «Детьми Эонве» командуем я и Белег, «Дети Намо» — армия Берена. «Дети Ороме» — армия Келегорма, и «Дети Ауле» — Куруфина. Келебримбор, для тебя должности командующего не осталось, но я знаю, что ты неплохой наездник, и дам в твое распоряжение пять сотен всадников.

— Армия? — непонимающе поднял глаза Келегорм.

— О, Эру, кто придумал такие названия? — со вздохом пробормотал про себя Куруфин.

— Благодарю, Маблунг, — коротко поклонился Тьелпе, — но из меня плохой командир, я лучше буду с отцом.

— Деление на армии утверждал государь наш Тингол, — хмыкнул Маблунг, — А ты, Куруфин, конечно, обошелся бы только двумя флангами: «Правый Сильмарилл» и «Левый Сильмарилл».

— Военный совет пагубно сказался на остроумии командующего, — пожал плечами Искусник. — Что ж, война — дело серьезное. У Дориата есть Могучий Лук и Тяжелая Рука, сами по себе они стоят двух армий, и в ином разнообразии не было необходимости.

Маблунг покачал головой и расстелил карту, предлагая феанорингам оценить стратегические предложения Дориата, которые предстояло отправить в Химринг и Хитлум.

Всю дорогу до оружейной Келегорм и Куруфин молчали, только старший из братьев изредка бормотал себе под нос: «Командующий армией? Надо же…» Белег вместе с гвардейцем, стражем арсенала, увлеченно подбирал защиту для феанорингов, отдавая предпочтение латам гномьей работы. Конечно, Куруфин предпочел бы доспехи, сделанные еще отцом или хотя бы выкованные собственноручно, но понимал, что времени на это у него теперь не будет. Сложив отобранные кольчуги, кирасы и шлемы у стены, Белег повел нолдор дальше, где длинными рядами в подставках располагались мечи, высились копья и алебарды, на полках лежали луки. Пограничник уверенно вел гостей вперед узкими проходами между смертоносными клинками. Вдруг Келегорм, а за ним и Куруфин замедлили шаги, остановились. Перед ними стоял грубый деревянный ларь, запертый на замок. Белег поковырялся с ключом, откинул крышку, отвернул угол холста. Перед глазами нолдор блеснула восьмилучевая звезда.

— Наше оружие, — не спросил, а утвердительно кивнул Куруфин.

Келегорм вопросительно быстро переглянулся с братом и требовательно посмотрел на Белега.

— Тингол решил вернуть нам оружие? — озвучил немой вопрос брата Куруфин.

— Нет, король не говорил об этом, — признался Белег. — Но я решил, что уж коли он назначил вас командовать своей армией — значит, он вам доверяет.

— Конечно, он нам доверяет, — медленно проговорил Келегорм, гордо подняв подбородок и блеснув неожиданно холодными глазами. — Но свой лук и свой меч я снова возьму в руки только по распоряжению государя Тингола, никак иначе.

В голосе нолдо слышалась сталь, он сделал особое ударение на «свой» и «снова». Белег посмотрел на феанорингов с удивлением, граничащим с восхищением, но аккуратно завернул мечи и закрыл крышку.

— Хорошо, думаю, у государя будет время распорядиться насчет этого.

С окончанием военного совета дворец Дориата ожил, феаноринги никогда не видели здесь такого количества народа. Среди спешащих по делам возбужденных советников, придворных, командиров и эльфов самых разных занятий и званий Куруфин тщетно высматривал Берена. Командующий сам отыскал Искусника вечером, когда тот собирал свои инструменты в мастерской. Берен выглядел таким же замотанным и уставшим, как и другие командиры, но не менее счастливым.

— Приветствую командующего «Детьми Ауле»! — воскликнул смертный.

Куруфин улыбнулся и покачал головой.

— «Дети Намо» звучит гораздо более устрашающе.

— Может быть, — задумчиво ответил Берен.

В ответ на вопросительный взгляд мастер поставил на стол тяжелую шкатулку и осторожно поднял крышку. Берен заглянул внутрь и чуть не отшатнулся.

— Примеришь? — Куруфин аккуратно вынул отливающую темным металлическим блеском суставчатую кисть руки. Зрелище было довольно жутким: железные фаланги были скреплены винтами и соединялись металлическими тросами, напоминавшими сухожилия, которые наматывались на зубчатые катушки. Искусник повернул невидимый рычажок, и пальцы сжались в кулак. Берен молча сглотнул.

— Выглядит страшно, но Нельо говорит, что довольно удобно.

Куруфин ждал, и Берен, подавив вздох, закатал рукав и протянул покалеченную руку. Феаноринг бережно застегнул ремешки, поправил пластины креплений и удовлетворенно кивнул.

— Подходит. Поначалу это будет неприятно, но потом ты привыкнешь. Нельо быстро привык.

Берен смотрел на свою новую конечность с искренним ужасом, однако, когда Куруфин показал, как переключать рычаги, и воин попробовал захватить железной рукой один из молотов, в его глазах появился интерес. После нескольких экспериментов, когда удалось удержать рукоять меча и даже сделать несколько выпадов, Берен был в полном восторге.

— От души благодарю тебя, Куруфин! Это очень вовремя. За год я как раз научусь ей владеть как следует.

— Благодари Келегорма — это он попросил меня сделать тебе руку, — улыбаясь одними уголками рта, произнес нолдо.

Берен изумленно поднял глаза.

— Тогда передай Келегорму мою самую искреннюю признательность, — выдохнул он, — Вы, лорды, не перестаете меня удивлять.

— Не испугай свою супругу этой железкой, — пожал плечами Куруфин, смущенный словами смертного.

— Лютиэн ничем не испугаешь, — охотно отозвался Берен, продолжая возиться с креплениями.

— Она и в этот раз пойдет с тобой? — голос Куруфина дрогнул.

— Нет, к счастью нет. Теперь есть мужчина, который защитит Лютиэн и убережет ее от опрометчивых действий куда лучше меня.

— Так Тингол остается в Менегроте? — Куруфин удивленно хмыкнул.

Берен глянул феанорингу прямо в лицо и усмехнулся.

— Государь остается в Менегроте, но тот, кто хочет обвинить моего тестя в трусости, сильно заблуждается. Просто он смотрит дальше, чем мы. Мы все идем для того, чтобы победить. Но если мы потерпим поражение, Дориат останется последним оплотом против тьмы в Белерианде. А Тингол справедливо полагает, что негоже сваливать все бремя безнадежной осады на хрупкие плечи владычицы Мелиан.

Куруфин озадаченно молчал.

— Если ты сейчас что-то подумал о юбках, нолдо, лучше промолчи. Мне гораздо больше нравится быть тебе другом.

Куруфин подумал и рассмеялся.

— Я промолчу, Берен. Однако в прошлый раз у Тингола не получилось удержать свою дочь от похода на Ангбанд.

— А я и не Тингола имел в виду. Диор убережет мою Соловушку от ужасов войны гораздо лучше и мужа, и отца.

* * *

Воинство сделало остановку у самых границ Дориата, желая провести еще одну ночь на родной земле. Повсюду теплились костры, слышались звонкие песни, прославляющие Элберет и ее звезды, и заливистый беззаботный смех. Трое нолдор сидели у своего костра, разговаривая в полголоса.

— Поют, будто на прогулку очередную отправились, — со вздохом сказал Тьелпе, — а не Ангбанд штурмовать.

— Пусть так, — спокойно ответил Куруфин. — Что нас ждет, наверное, неведомо даже Манве, незачем пускать в сердце тревогу и скорбь раньше срока, их время еще придет.

— Завтра мы покинем Дориат! Было время, когда я думал, что больше не выйду из этих лесов, — Келегорм старался говорить спокойно, но близких ему провести не удалось, они видели, с каким нетерпением Тьелкормо ждет этого момента. Младший брат лишь понимающе улыбнулся.

Из шатра Его Величества, что был расположен неподалеку, вышел среброволосый эльф, постоял немного и направился к феанорингам.

— О, командующий Белег, не желаешь ли скоротать вечер у нашего костра в компании несносных аманских мальчишек? — с преувеличенной вежливостью обратился к подошедшему Куруфин. Келебримбор сцедил смешок в кулак. Уголки губ Турко дрогнули в улыбке.

— Не откажусь, высокие лорды, — с улыбкой ответил стрелок. — Но сначала я должен передать вам кое-что по просьбе Владыки.

— Мы слушаем, — отозвался Келегорм, мигом отбросивший дурашливость. Нолдо обратил внимание на объемный сверток в руках Белега.

— Наш Владыка передает вам пожелание удачи в бою, благословения Валар и особенно пресветлой Элберет. А также просьбу сохранить как можно больше жизней его подданных, что следуют за вами в доверенных вам войсках. И в знак своей доброй воли… — синда прервался на полуслове и бережно развернул ткань. У Куруфина перехватило дыхание, Келегорм вскочил на ноги, неотрывно глядя на содержимое свертка. Охотник трепетно взял в руки меч, ласково провел ладонью по ножнам, точно ребенка по голове погладил. Пальцы задержались на звезде Феанора, украшавшей навершие, а затем уверенно сомкнулись на рукояти клинка. Феаноринг улыбнулся открыто и приветливо, посмотрел в глаза дориатского лучника и с особой интонацией произнес:

— Белег, спасибо.

— Не надо благодарности, — возразил Белег, передавая Куруфину его меч и лук. — Я искренне рад, что эти клинки возвратились к своим хозяевам. И давайте проведем этот вечер за разговорами и песнями — квенди мы или нет?

Он расстелил свой плащ на земле рядом с Келебримбором, и они завели беседу, дружно избегая упоминаний о войне. Может, через час, а может, через два к ним присоединился еще и Маблунг. Эльф принес с собой лютню. Нолдор с удивлением посмотрели на пришедшего синда.

— Вот уж не думал, что знаменитый воин еще и музыкант, — подивился вслух Келегорм.

— С вашим прославленным братом мне не тягаться, — ответил Маблунг, пристраивая свой инструмент на коленях, — но, чтобы скрасить походные вечера, навыков хватит.

Ловкие пальцы пробежались по струнам, мелодия полилась в ночное небо, сплетаясь там со звездным светом и отголосками песен, что неслись ввысь от других костров. Чистый, сильный голос синда заполнял пространство вокруг костра. Маблунг пел любимую многими дориатцами балладу. Тьелпе вдруг понял, что и мотив, и слова песни ему хорошо известны и он может даже подпевать. Он осознал, что привязался к Дориату. «Если мы выживем, я постараюсь вернуться сюда», — Келебримбор принял решение мгновенно и почувствовал, как на душе воцарился покой.