Выживание (джен)

«Только на пороге смерти понимаешь, сколько еще не сделал», — вспомнились Ремусу слова отца, когда он, захлебываясь собственной кровью, валялся на полу, а Люциус Малфой чужой палочкой пытался залечить ему раны. Не получалось. Палочка его не слушалась, и Малфой в сердцах бросил бесполезную деревяшку на пол. Это было последнее, что видел Ремус.

Когда он в следующий раз открыл глаза, то с изумлением понял, что все еще жив. Мысли в голове путались, он с трудом мог сложить их в слова. Кажется, он пытался спасти жизнь Малфою. И, кажется, даже удачно… А еще страшно хотелось есть. Он поднял голову и огляделся. Вокруг была очень пустая, но чистая комната, он лежал на мягкой подстилке, рядом стояла миска с водой.

— Ты как? — за решеткой стоял Малфой.

Чтобы понять, кто он и что спрашивает, Ремусу пришлось сосредоточиться. Сознание все пыталось куда-то уплыть.

«Кажется, я снова становлюсь волком…»

У него так и не получилось снова обрести человеческое тело. Жаль… Ремус с трудом поднялся на ноги, его мутило и шатало.

— Я достал твое тело… Оно неплохо сохранилось, но я не представляю, что надо сделать, чтобы вернуть тебя в него.

«Я тоже. И кажется, через пару часов я вообще уже ничего не буду понимать».

— Ты о чем?

«Я осознаю себя только в районе полнолуния. Какой сейчас день?»

— Мы встретились два дня назад.

«Значит, пора прощаться…»

— Я о тебе позабочусь.

«Долг жизни?»

Малфой усмехнулся, подошел к нему и присел на корточки.

— Конечно, он. Ты же не думаешь, что я собираюсь тебе помочь по доброте душевной?

Ремус чихнул. Конечно же, он не думал.

— Если ты осознаешь себя только в полнолуние, значит, и шанс снова стать человеком у тебя будет только в полнолуние. Поищу в книгах, может, найду что-нибудь про твой случай.

Ремус уже с трудом понимал, что тот говорит. Но голос было слушать приятно. Он уткнулся носом в ладонь Малфоя и лизнул ее. Тот испуганно замер, потом поднялся и ушел, даже не попрощавшись.

Его прятали в подвалах Малфой-мэнора, кормили до отвала, иногда выпускали побегать по саду. Будь Ремус собакой, он был бы счастлив, но ему очень не хватало леса и свободы. Он выл, бросался на стены, пытался покусать белобрысого оборотня, который заходил к нему каждый день. Тот только хмурился и все что-то говорил, но слова были слишком сложные, чтобы Ремус мог их понять. Он пытался сделать подкоп и однажды чуть не сбежал из сада, но мелкие мерзкие существа его поймали, связали и отнесли в подвал.

— Скоро… уже скоро, потерпи, — продолжал говорить белобрысый. С каждым днем он выглядел все хуже. От него все больше начинало пахнуть волком.

Сознание вернулось также внезапно, как и в прошлый раз. Секунду назад он метался по подвалу, а теперь замер, заново вспоминая о том, кто он есть. Через пару часов явился Малфой. Ремус встретился с ним взглядом, и он даже слегка улыбнулся.

— Думал, ты так и не придешь в себя. Тогда мне было бы очень сложно объяснить, что у меня делает труп Ремуса Люпина.

«А так объяснить можешь?»

— А так объяснять не придется.

Выглядел Малфой, прямо скажем, не очень: мешки под глазами, кожа какая-то сероватая, руки дрожат.

«Что с тобой?»

— Аконитовое зелье.

«Но его же надо пить только накануне».

— Встретил в одной книге, что если пить его в течение месяца до первого превращения, то… то так оборотнем и не станешь.

«Это чушь!»

— Знаю. Но я должен был хоть что-то сделать! — он сжал кулаки, и Ремусу вдруг стало его жалко. Он даже удивился. — Если у меня шансов и нет, то у тебя — есть. Тело твое не разлагается, так что в каком-то смысле оно живо…

«Наверное, нужен какой-то ритуал?»

— Нет. Если я правильно понял, ничего особенного не надо. Только свет луны, твое тело и ты сам. Знаешь, это как в древности маги на время переселяли свои души в животных, чтобы следить за врагами. Некоторые так увлекались, что забывали дорогу назад. Что-то в этом роде с тобой и случилось. Только насильно. Дементор его знает, что там Долохов применил…

«Аваду…»

— Уже не важно. Попробуем самое простое. Не получится, будем искать дальше.

«Спасибо, Малфой…»

— Я не знаю, чем это все кончится, Люпин, но, пока не попробуем, не узнаем.

«Я уже верю, что все будет хорошо».

Было очень странно смотреть на собственное тело со стороны. Голое тело. Малфой сказал, что должно быть именно так. Тело было холодным, пахло смертью, но при этом было совершенно не тронуто тленом. Ремус ходил вокруг него, обнюхивал, но так и не мог понять, что ему, собственно, делать. Малфой уверял, что ничего не надо. Все случится само. Но он как-то не мог в это поверить.

— Готов?

Малфой спустился в подвал, зашел в соседнюю клетку, запер ее и положил ключ на подоконник. Ремусу стало не по себе. Малфоя сегодня ждало первое превращение. Интересно, а что будет с ним самим? Он же тоже оборотень? Или эта «смерть» излечила его от болезни?

«А ты?»

Малфой отвел взгляд.

— Нет.

Ремус тоже совершенно не был готов, но сказать об этом, когда тот на него не смотрел, не мог. Малфой уселся в углу, скрестив руки и закрыв глаза. От него ощутимо разило страхом. Ремусу хотелось чем-то его подбодрить, но, похоже, тот слушать не собирался. Хотел остаться один на один со своей бедой, как большинство оборотней.

— Это больно? Да, знаю… знаю, больно. Грейбэк рассказывал.

«Не бойся и не сопротивляйся».

Малфой усмехнулся и снова закрыл глаза. Губы у него дрожали. Смотреть на это было просто невыносимо. Ремус подошел к своему телу и лег в ногах. Вот-вот на небе появится луна, и он воскреснет. Или не воскреснет… А Малфой превратится в чудовище, которым и так всегда был. Или не был? За этот месяц он успел узнать Малфоя с совершенно неожиданной стороны.

Полный боли крик резанул по ушам. Ремус подскочил, но тут же упал — в глазах потемнело, в голове зашумело, ноги перестали слушаться. Он завыл, но вместо собственного воя услышал еще один крик Малфоя, от которого почему-то разрывалось сердце. А потом он потерял сознание.

Ремус очнулся на полу голый, дрожа от холода, и первое, что он увидел — огромные желтые, полные боли и ярости волчьи глаза.

— Привет, — пробормотал он охрипшим голосом, и ничуть не удивился, когда услышал мысленный ответ:

«С возвращением в мир живых, Люпин. Похоже, мы поменялись местами…»

Конец?