It's All Coming Back To Me Now (гет)

Шрамы, оставленные твоей любовью, напоминают мне о нас,

Они заставляют меня думать, что у нас почти было все.

Шрамы, оставленные твоей любовью, мешают мне дышать,

Но меня не покидает чувство

Что у нас могло быть всё.

Adele — Rolling In The Deep

Сейчас

Воздуха не хватало — определенно, целоваться, оказавшись затянутыми в аппарационную воронку, было плохой идеей.

У Гарри закружилась голова, и он заморгал, когда они вынырнули из пустоты. В помещении были задернуты шторы, и он не сразу вспомнил, куда аппарировал.

Гермиона хихикнула ему в плечо.

— Гарри, там же... магглы были...

В потемках Гарри разглядел только ее лихорадочно блестевшие глаза. Гермиона тяжело дышала, как и он, и, кажется, покраснела. Волосы у нее слегка растрепались, но выглядела она от этого только...

Он на мгновение замер. В голову шел только определенный набор слов — «горячее» и «сексуальнее»; раньше они никак не были применимы к Гермионе. Просто по определению. Она могла быть собранной, решительной, возможно — милой, но то же самое Гарри мог сказать и, допустим, о Луне — о подруге.

Видеть в Гермионе девушку... было странно, но не совсем в новинку.

— Гарри? — осторожно спросила Гермиона.

Точно. Не время погружаться в мысли.

На мгновение зажмурившись, Гарри потряс головой. Наверное, было странно, что он вообще сейчас думал о... в принципе думал, особенно когда инстинкты подсказывали снова поцеловать Гермиону, крепче прижать ее к себе, отыскивая застежку на платье, — но нет. Нет.

Он распахнул глаза: Гермиона все еще стояла в кольце его рук, но уже смотрела на него гораздо более осмысленно, закусив губу и явно включив мозг.

— Что мы...

«Что мы делаем», точно. Именно это и нужно было спрашивать.

— Ты не хотела думать, — напомнил Гарри, буквально чувствуя, как леденеет в жилах кровь.

— Не хотела, — слабым голосом проговорила Гермиона, не отводя от него взгляда. — Иногда это проблематично. Привычка, знаешь ли. Мозги не отключаются.

И... вот оно. Тупик.

— Ты портишь момент, — понизив голос, произнес Гарри.

Гермиона подняла брови, а затем, видимо, уловив его мысль, передернула плечами и сказала:

— Не я начала, — и тут же добавила: — И вообще, не похоже, чтобы этот «момент» должен был случиться, да?

Точно, тупик.

Гарри инстинктивно отвел взгляд.

— Не должен был. — Пауза. — Я... мне не нужно было позволять себе... что-либо. Извини.

— Гарри...

— Не то чтобы я не хотел, правда...

— Гарри.

Он пожал плечами. Лучше быть честным, верно? Встретившись с ней взглядом, Гарри уверенно произнес:

— Хотел, но не мог позволить себе.

Гермиона облизала губы (нарочно она это делает, что ли?..):

— Почему?

Помедлив, Гарри хмыкнул.

— Как тебе сказать... — ему вдруг стало смешно. — Может быть, потому, что ты встречалась с Роном? Или, что важнее, была моей лучшей подругой?

«Была», в прошедшем времени.

— Была, — откликнулась Гермиона — конечно, она не могла не обратить на это внимания. — Была?

«Ну, вряд ли мы снова вернемся к той дружбе, верно? Не после того, что только что произошло, или, точнее, не произошло», — вертелось у Гарри на языке, но он только мотнул головой.

— Ничто не мешает и дальше, знаешь ли, считать друг друга лучшими друзьями, — вдруг произнесла Гермиона.

Что?

— Что? — повторил он вслух. Она же не могла действительно иметь это в виду — не после сегодняшнего, нет. Будет очень, очень неловко. Друзья не смываются с вечеринки вот так. Не целуются во время танца на свадьбе, пусть даже и чужой. Друзья не расстаются на три года из-за того, что один из них не может толком осмыслить свои чувства.

А уж горящая внутри черная бездна, требующая не отпускать, не отпускать никогда и ни для кого, — точно не то, что позволяет оставаться друзьями.

Гермиона на мгновение нахмурилась, а потом уточнила:

— Ну, если не думаешь. Можно... можно не думать что угодно.

Смысл этой фразы ускользал от него, но...

Но если и правда не думать...

Гарри осторожно поднял руку. Дотронулся до ямочки на подбородке Гермионы, легонько провел рукой по ее щеке. Можно?

Она на мгновение прикрыла глаза, подавшись вперед, и чуть вздернула голову, приоткрывая губы.

И этого было, похоже, достаточно.

Гермиона чуть вздрогнула, когда он поцеловал ее, и крепче обвила руками его шею — Гарри уже и забыл, что они все это время стояли практически в обнимку. Сердце бешено заколотилось — она улыбнулась ему в губы, и Гарри почувствовал, что теряет голову от понимания, что в этот раз им ничего не помешает.

Казалось, что все вокруг горело, но кожа Гермионы была прохладной — и гладкой и нежной. Прижавшись губами к впадинке у горла, Гарри осторожно нашарил рукой язычок молнии на платье и потянул вниз. Гермиона на мгновение отстранилась, выпутываясь из мягкой ткани, и чуть дрожащими руками потянулась к пуговицам на его рубашке.

Столкнувшись с ним взглядом, Гермиона выдохнула, явно покраснев, и Гарри буквально почувствовал, как по всему телу прокатываются волны теплой сладости. Он надеялся, что она всегда будет такой — такой... свободной, доверчивой, улыбающейся одновременно со смущением и вызовом...

Он сделает что угодно, чтобы она всегда была такой. Такой счастливой.

Что угодно, чтобы она была счастливой с ним.

*

Она отчетливо чувствовала горечь.

То, с какой осторожностью Гарри стягивал с нее платье, каким взглядом смотрел на нее, прогоняло все возможные мысли, но Гермиона все равно чувствовала какую-то горечь. И одновременно безумное счастливое торжество внутри — как будто она вдруг осознала, что вот-вот исполнится ее заветная мечта.

По коже пробежали мурашки, когда Гарри принялся целовать ее в шею, спускаясь все ниже. Матрас на кровати оказался слишком мягким, и Гермиона проваливалась вниз, в бесконечность, плавясь на простынях. Гарри прошептал что-то, заглядывая ей в глаза, — Гермиона уловила только нечто похожее на «невероятно красивая», но сейчас это было неважно. Ничего не было важно. Не существовало ни кровати, ни валявшейся в стороне смятой подушки, — они просто парили вне пространства. Не было стучащих на комоде часов, пропал шум с улицы, растворилось в небытие все вокруг. Был только Гарри, повсюду только Гарри.

Сердце на мгновение замерло, когда он отстранился, и Гермиона перехватила его руку. Гарри слабо улыбнулся и... взмахнул волшебной палочкой? «Акцио»? Она не могла ни о чем думать, но все же, прищурившись, разглядела упавшую на кровать упаковку презервативов и слабо хихикнула. Хорошо, что они волшебники.

Гарри притянул ее себе на грудь, позволяя зарыться пальцами в свои волосы, и отчаянно смял ее губы, будто тоже чувствовал то самое что-то, чего она опасалась. Все короткие беспорядочные не то стоны, не то шепотки Гермионы пропали, растворились в этом безумном поцелуе. Она почувствовала скользящие по телу пальцы, ласкающие и одновременно сминающие кожу, — и вздрогнула от ощущения близости, от охватившего ее безумного жара. Воздух казался раскаленным, его не хватало, вокруг было слишком много... слишком много Гарри. Они словно слились в одно целое, оказались скованы обжигающей бесконечной цепью — кожа к коже. Мир полыхал красками, проникающими даже под закрытые веки, и сворачивался, растворяясь, собираясь в безумные кольца и прожигая насквозь, пока наконец не разорвался на мелкие пестрые клочки.

Сердце стучало в ушах, и Гермиона не была уверена, услышала ли она, или ей только показался протяжный полувыдох-полустон: «Гермио-она...» Гарри отодвинулся в сторону, и она свернулась у него под боком, чувствуя его рваное теплое дыхание на своей шее. В его руках было спокойно и надежно, и Гермиона закрыла глаза.

Что-то нужно было сделать... сказать?

— Не уходи, — пробормотала она в пустоту, и Гарри снова прижался губами к ее шее.

Не уходи.

* * *

Тогда

Проворочавшись полночи и так и не отдохнув, Гермиона застала рассвет на крыльце Норы. Наверное, это было глупо и... очень предсказуемо, что ли. Шаблонно: первые лучи солнца, чашка чая, чужая огромная куртка — и куча всякой ерунды в голове. В основном, о Гарри и Роне.

Но ведь она могла позволить себе мыслить стереотипно, верно?

И когда скрипнула дверь и на крыльце объявился Гарри, Гермиона и виду не подала, что это странно. Заметив, что она обернулась и смотрит на него, Гарри кивнул.

— Увидел свет, — пояснил он, прислонившись плечом к дверному косяку.

— Буквально или метафорически?

— Что?

Гермиона мотнула головой:

— А, не обращай внимания.

Повисла тишина, и Гермиона снова уставилась в пустоту. Вдали висела тонкая дужка поднимающегося солнца, бледно-золотистого и еще не режущего глаза, и в его сторону медленно плыло воздушное облако.

— Почему ты поцеловал меня? — без единой эмоции на лице проговорила Гермиона.

— Не спится?.. — одновременно с ней спросил Гарри и осекся. Неловко сел рядом и тоже устремил свой взгляд на горизонт — Гермиона заметила, как он прищурился. — Потому что Джинни так сказала? — предположил он, отвечая на вопрос.

— Но меня?..

Гарри пожал плечами.

— Среди них ты самая красивая... — Он помолчал немного и добавил: — На мой взгляд. Но мне больше интересно... почему ты ответила?

Облако накрыло солнце, и на несколько мгновений стало значительно темнее.

— Не в первый же раз, — бездумно сказала Гермиона, натягивая рукава растянутой куртки на ладони, и повернула голову.

Гарри, казалось, замер, несколько секунд просидел полностью неподвижно и шумно выдохнул. Он явно помнил.

— Я думал, мне это приснилось, — наконец произнес он, — привиделось.

— У тебя тогда и правда был почти бред, — сообщила Гермиона. — И ты нес какую-то пессимистичную чушь и никак на меня не реагировал.

— И ты не придумала ничего лучшего? — хмыкнул Гарри.

— Ты жалуешься?

— Да нет, в общем-то, просто... странно выходит. Хотя менее странно, чем могло было быть.

Гермиона непонимающе подняла брови.

— Ну, мы лучшие друзья, — сказал Гарри, не отводя взгляда. — Но, м-м-м, уже дважды целовались. Из-за стечения обстоятельств.

Гермиона пожала плечами. У нее было такое чувство, будто она теряет нить разговора. Что они вообще пытались выяснить? Впрочем, это и не казалось важным, они могли сколько угодно сидеть вот так и разговаривать, и это было бы абсолютно нормально, они же...

Да, она понимала, о чем Гарри говорит.

— Не думаю, что Рон примет во внимание эти обстоятельства, — произнесла она через некоторое время, — да и Джинни тоже.

Он махнул рукой:

— Мы с Джинни давно уже не вместе.

— Вчера мне так не казалось.

Гарри отвел взгляд.

— Я все равно поцеловал бы именно тебя, — признался он и тут же добавил: — И даже если... если бы я все еще был с ней.

Гермиона нахмурилась.

— Как правило, парням самыми красивыми кажутся их девушки, а вовсе не лучшие подруги, не так ли?

Гарри пожал плечами.

— Для нас правила частенько не действуют. Наверное.

— Это спорное утверждение, — произнесла Гермиона.

— Вот я и говорю: наверное. Это как... это как со странностями, ну, что это не так странно, как должно быть. Но лучше проверять. Не можем же мы всегда быть исключением.

И было в том, как Гарри это сказал, что-то очень необычное. Гермиона повернулась и слегка смутилась, оказавшись почти нос к носу с ним, и затаила дыхание.

— У тебя обалденные глаза, — неожиданно сказал Гарри, и это тоже было не так странно, как могло бы быть.

В этот раз они потянулись друг к другу одновременно.

Вчера она чувствовала нежность и... грусть, кажется, и, конечно, удивление, — но в этот раз Гарри был как будто на иголках. Такого напора, такой страсти Гермиона точно от него не ожидала. Обычно так вел себя Рон — не спрашивал, а брал, — но с Гарри и это тоже чувствовалось по-другому.

Она вздрогнула, когда он притянул ее к себе, и ухватилась рукой за его плечо в поисках опоры.

И отшатнулась, когда в доме, прямо за дверью, скрипнула половица.

Гарри, тяжело дыша, несколько секунд смотрел на нее мутными глазами, прежде чем выпрямиться. Дверь открылась сразу после того, как он поднялся на ноги.

Гермиона обернулась.

— Что... ой.

Джинни, стоя на пороге, куталась в плед; на одной щеке у нее отпечатался след от подушки, а губы сложились в подобие улыбки.

— Не поздновато ли для вечеринки в пижамах?

— Я только что спустился, — ровно ответил Гарри.

— Значит, ты спускался минут десять, не меньше, — прохладно сказала Джинни, щурясь. Гермионе стало не по себе от ее пристального взгляда — изучающего и явно подозрительного.

— Ты следишь за мной?

Джинни качнула головой.

— Нет, — почти с сожалением произнесла она и сильнее запахнула плед. — Скорее, проверяю. Хотела убедиться.

— В чем? — все так же ровно спросил Гарри, и Гермиона подавила смешок: он выглядел так, будто допрашивал Джинни, хотя, пожалуй, именно она была той, кто должен был задавать вопросы.

— В том... о чем мы договаривались.

Гермиона не сводила взгляда с Гарри, и то, как он резко изменился в лице, ее насторожило.

— Убедилась? Тогда я пошел спать дальше. Не сидите долго, девочки, тут прохладно... — он странным жестом потрепал Гермиону по голове (она и возмутиться не успела) и уже сделал шаг в дом, когда Джинни медленно, растягивая слова, проговорила:

— А ей ты рассказать не хочешь?

Гарри замер, и Гермиона заметила, как у него напряглась спина.

— Может, перестанете вести себя так, будто меня тут нет? — спросила она. — Я понимаю, у вас не все в порядке, но...

Джинни со смешком перебила:

— «Не все в порядке»? — Она вздернула брови и уставилась на Гермиону. Та непонимающе передернула плечами. — Гермиона, милая, у нас и не было никакого порядка. Уже давно. И ты бы заметила, если бы была повнимательнее к своему так называемому лучшему другу, — она изобразила пальцами кавычки.

— Почему «так называемому», он и есть мой лучший друг, — произнесла Гермиона, вставая.

— Джинни, не надо, — одновременно с этим устало протянул Гарри.

Джинни бросила на него косой взгляд.

— Если лучший, значит, он рассказал тебе о нашем с ним договоре?

Гермионе это не нравилось. Совсем не нравилось.

Но ничего поделать она не могла, и только помотала головой.

Джинни кивнула и объявила:

— Мы условились, что Гарри, если у него нет чувств ко мне, поцелует какую-нибудь девушку.

Вот оно что... Гермиона подняла брови. Это имело смысл.

Это определенно имело смысл: значит, Гарри поцеловал ее, чтобы избавиться от Джинни. Значит, у него не возникло никаких... чувств, как она успела заподозрить, и это было хорошо, это было правильно.

Было ведь?

Джинни не спускала с нее внимательного взгляда.

— То есть он использовал тебя, — тоном, будто говорит с ребенком, произнесла она.

Гермиона облизала губы.

— Говорят, это и называется дружбой. Взаимовыгодное использование.

Отшучиваться она, конечно, не умела, но ведь и сказать что-то нужно было. Попытаться... защититься (оправдаться, подсказывало сознание) — и заодно откинуть мысли о том, что поцелуй пару минут назад вовсе не походил на «взаимовыгодное использование».

У нее было стойкое ощущение, что она запуталась.

Джинни хмыкнула и поинтересовалась:

— А в чем была твоя выгода?

— Э... что? — переспросила Гермиона.

— Взаимовыгодное использование. В чем твоя выгода? — повторила Джинни.

Гермиона растерялась.

— Вам не кажется, что это не то, что обсуждают в шесть утра на крылечке? — встрял Гарри, и Гермиона почувствовала благодарность за эту неумелую попытку сменить тему.

Джинни этого явно не оценила.

— А что, лучше собрать семейный совет? Вынести вопрос на голосование?

— Какой вопрос?

— Что делать с парнем, который изменяет своей девушке с девушкой ее брата? — выплюнула Джинни, скрестив руки на груди.

На мгновение повисла пауза.

— Никто никому не... Я встречаюсь с Роном, Джинни, — осторожно произнесла Гермиона, переставая понимать, что творится у той в голове, — а Гарри вчера поцеловал меня из-за игры. Не ищи того, чего нет.

Джинни все так же сверлила ее взглядом, и Гермиону это начинало раздражать. Они всегда были лучшими подругами, а теперь ее обвиняют в таком?

— И вы... ничего не подстраивали? — скептически произнесла не убежденная доводами Джинни. — Думаете, я в это поверю? Да вы просто...

— Джинни, — твердо сказал Гарри, положив руку Гермионе на плечо («Ой, а вот это делать было совсем необязательно», — мелькнуло у нее в голове), — мы расстались не из-за Гермионы. Она ни при чем. Я просто больше ничего не чувствую к тебе.

Гермиона вдруг подумала, что, наблюдай она все это со стороны, знатно повеселилась бы от глупости ситуации.

— А к ней? — Джинни кивнула на Гермиону.

— А вот это уже точно тебя не касается, — жестко ответил Гарри.

Джинни поджала губы.

— Повежливее, пожалуйста. — Она подождала, но видя, что он больше не собирается ничего говорить, раздраженно сказала: — Я иду спать. И если уж обманываете меня... и всех, то хотя бы не обманывайтесь сами.

Дверь хлопнула, и Гарри устало провел рукой по лицу.

— Боже, что за безумие! Чувствую себя, как зверь в клетке, — пробормотал он.

Не зная, что сказать, Гермиона сделала полшага в его сторону.

— Ты выглядишь так, словно тебе очень нужно, чтобы тебя обняли, — она положила руки ему на плечи и прислонилась головой к груди, слушая ровное сердцебиение. Спокойно... так было спокойно. Надежно.

Гарри принялся перебирать ее волосы, и Гермиона улыбнулась ему в рубашку.

— Только главное, чтобы никто не увидел, а то ведь не одна Джинни такая.

Гарри вздохнул и произнес ей в макушку:

— Пускай видят, какая разница. Правила на нас не срабатывают, помнишь?

— Окружающие могут так не думать, — охладила его Гермиона и осторожно спросила: — Значит... — я просто хочу уточнить — значит, все это было... для Джинни? Из-за вашего уговора?

— Я уже сказал, что все равно поцеловал бы тебя, — невнятно сказал Гарри. — Даже если бы не этот уговор. Я устал доказывать что-то окружающим.

Гермиона уловила недосказанность в этой фразе и заглянула ему в глаза.

— А себе — что ты хочешь доказать себе?

Гарри ответил не сразу.

— Что мы лучшие друзья, — проговорил он наконец с нечитаемым выражением лица.

Гермиона проглотила уже готовое сорваться с губ «Конечно, мы лучшие друзья!». Он, кажется, имел в виду что-то другое...

— Что мы лучшие друзья, — повторил Гарри, — и не должны быть кем-то... чем-то большим.

Чем-то большим. Большим, чем друзья.

Сердце вдруг сделало кульбит.

Он правда сказал то, что, как ей показалось, он сказал, и оно значило именно это?

— Гарри...

— Это неважно, Гермиона, — произнес он. — Уже неважно и... все еще не так странно.

— Не так странно? — у нее путались мысли, и казалось, что она упускает что-то очень важное в этом разговоре, о чем потом сильно пожалеет.

— Не так странно, как должно быть. — Гарри пожал плечами и вдруг рассмеялся: — Наверное, у нас с тобой так было всегда. И Джинни это точно не касается.

Гермиона застыла как громом пораженная, переваривая эти его слова.

Гарри медленно снял со своих плеч ее руки и сжал их чуть крепче обычного, прежде чем отпустить.

— Я пойду, мне нужно разобраться кое в... в себе. И подумать. Как следует подумать, — торопливо пробормотал он. — Береги себя, Гермиона. — В его взгляде на миг скользнуло что-то горькое, а затем Гарри отвернулся, собираясь зайти в дом.

— Но ты... ты же ненадолго?

Гарри остановился на пороге и распрямил плечи.

— Да, я... скоро вернусь.

Она чувствовала себя маленькой и потерянной — вот только не ее потеряли, а она потеряла. Его. Она упустила Гарри. Он просто... просто ушел...

Что остается, когда теряешь лучшего друга?

Лучшего друга, который очень замысловато, но все же объясняется тебе в любви?

...просто ушел и не возвращался целых три года.