Ядовитый цветок любви (гет)

Всадники грифонов вернулись в особняк Орхидея в обед, когда члены семьи эрцгерцога приступили к трапезе. С утра стояла прекрасная солнечная погода, но когда было подано первое блюдо, небо внезапно потемнело и разрыдалось проливным дождём. Аргентум озадаченно посмотрел в окно. Не прошло и нескольких секунд, как в столовую влетел Азуреус в ещё заляпанных кровью и грязью доспехах.

— Что случилось? — начал подниматься Аргентум.

— Мы потеряли Венетту, — дрогнувшим голосом произнёс эрцгерцог.

Эрминеус с такой силой ударил по столу кулаком с ложкой, что её основание вошло в тисовую столешницу. Гербециус вздрогнул и уронил лицо в ладони. Кальмия заплакала — слёзы покатились по щекам прежде, чем она сама поняла это.

— Что значит — потеряли? — севшим голосом спросил Аргентум, замерев и так и не успев выпрямиться.

— Она ударила ледяного гиганта и исчезла, — лицо Азуреуса будто свело болезненной судорогой. — Мы не смогли её найти.

— Нет… Нет, нет, нет, нет… — забормотал Гербециус и вдруг вскочил. — Нет, она не могла там погибнуть! Я пойду туда и найду её!

— Никуда ты не пойдёшь, — рявкнул эрцгерцог. — Один! В Волшебный лес! Да я тебя свяжу, если понадобится!

— Но отец… — нервно дыша и хмурясь, обратился к нему Аргентум. — Даже если… Если… — он не смог заставить себя произнести худшее. — В любом случае её надо найти.

— Я доложу императору о завершении экспедиции и пойду в магическую башню, — тяжело выдохнул Азуреус. — Магистр Эдельвейс единственный, кто может отправиться туда и вернуть Венетту.

— А если он откажется? — сощурился Аргентум.

— С чего бы ему отказываться? — низким голосом спросил Эрминеус.

— Он не откажется, — мотнул головой Азуреус. — И хватит об этом.

Эрцгерцог судорожно вздохнул и вышел из столовой. Из коридора через мгновение донеслось его требование подать лошадь и звук удалявшихся тяжёлых шагов. Аргентум медленно сел на место. Аппетит резко пропал. Наследник эрцгерцога переплёл пальцы, положил на них подборок и пристально уставился на Кальмию, вытиравшую слёзы.

— А теперь самое время рассказать нам о ваших отношениях с графом Космея, кузина, — с шипящими нотками произнёс он.

— Что? — пискнула Кальмия.

— Ты кажешься милой и доброй девушкой, — сощурился Аргентум. — Я хочу знать, что он наплёл тебе, чтобы привести сюда именно в день рождения Венетты.

— Он сказал, что это будет хорошим подарком, — опустила голову Кальмия. — Что её высочество обрадуется…

— Вот как… — взгляд наследника похолодел. — Хорошим подарком? А он не говорил тебе о том, что Венетта винит нас в смерти Ионис? Не рассказывал, как она погибла? Венетта принимает нас только в свой день рождения. Ты не задумывалась, что своим появлением сорвала праздник?

— Я… — она вскинулась и с ужасом посмотрела на кузена. — Я не знала! Правда, не знала! Я не хотела ничего портить!

— Венетта винит не нас, — тихим, злым голосом произнёс Гербециус. — Она винит себя.

— Что? — вскочил Эрминеус.

— То, — рявкнул Гербециус и повернулся к нему. — Я… Чувствую себя свиньёй, но одна горничная как-то принесла мне её дневник — солгала, будто думала, что это мой. Я сначала тоже так подумал и начал читать. Венетта считает, что это мы её ненавидим. И что-то подсказывает мне, что граф Космея прекрасно это знает.

— Так он… — если бы Аргентум был магом, столовая или покрылась бы льдом, или вспыхнула бы, но точно не осталась бы целой. — Понятно. Вот что он сделал. Чудовище… Он специально выбрал значимый для неё день, да ещё и сразу после стычки, чтобы сломить её. Венетта… Нет, она же не могла…

— Могла, — мрачно произнёс Гербециус. — Исходя из того, что я прочёл в её дневнике, Венетта могла. Она могла броситься в эту атаку, чтобы расстаться…

— Не договаривай! — хором оборвали его братья.

— Это я во всём виновата, — громко разрыдалась Кальмия. — Я так… люблю её… почему Венетта… ничего не сказала?.. — перемешивая слова с всхлипами, бормотала Кальмия. — Я так виновата…

— Дай-ка руку, — произнёс Гербециус и протянул ей ладонь.

Кальмия продолжала рыдать, утирая слёзы руками, и никак не отреагировала, и он сам рывком схватил её запястье. Одними губами произнеся заклинание, Гербециус смотрел на то, как над их руками формировался полупрозрачный рисунок. Геометрическое изображение цветка орхидеи оказалось красным, но светилось слабо, что означало — в их жилах текла одна кровь, но родственниками они были дальними.

— Обстоятельства сильнее нас, — глядя на рисунок, мрачно вздохнул Аргентум. — Тебя можно обвинить лишь в том, что граф Космея тебя подставил.

— Он не мог! Он… — вскинулась Кальмия. — Я… Мы…

— Его отец убил мою мать и мою мачеху, — сощурился Гербециус. — Что же могло помешать ему использовать тебя, чтобы убить Венетту?

— Нет… — она разрыдалась ещё сильнее. — Нет…

— Я ей верю, — тихо произнёс Эрминеус и, приблизившись, приобнял Кальмию за плечи. — Давайте не будем больше её мучить. Вы же видите, как ей плохо.

— Мы продолжим этот разговор позже, — кивнул Аргентум. — Лично мне кусок в горло сейчас не полезет. Пойду займусь чем-нибудь. Пока Венетты нет, её работу кто-то должен делать.

— Тогда я пойду к всадникам, — кивнул Гербециус. — От Адиантума, сдаётся мне, сейчас никакого толка.

— Кальмия, я провожу тебя в комнату, — наклонился к ней Эрминеус. — Остаться с тобой?

— Вы меня теперь должны ненавидеть, — еле слышно отозвалась она.

— Я бы так не сказал, — мягко произнёс Эрминеус. — Мы все сейчас нужны друг другу. Вряд ли Венетту порадовало бы, если бы мы переругались.

Он помог кузине подняться и проводил до её комнаты, где ещё долго успокаивал. Страдания Кальмии были такими настоящими, что не оставалось никаких сомнений в её искренности. Даже в её комнате всё говорило о том, как она была привязана к Венетте. Едва войдя туда, девушка бросилась к своему столу, подхватила небольшой потрет кузины, прижала его к груди и снова разрыдалась. Эрминеус до самого вечера пробыл у неё.

На следующей день после возвращения всадников грифонов эрцгерцог вызвал Кальмию к себе. Их разговор продлился без малого два часа, и по большей части говорил Азуреус. Он поведал о давней вражде Орхидея и Космея, историю покушений, неудачных и успешных, и тот факт, что прямых доказательств у него было. Таких, с какими можно было бы пойти на суд к императору. Однако фактов, доказывающих вину прежнего графа Космея в смерти обеих эрцгерцогинь, было предостаточно. Кальмия не хотела верить, что все слова графа были ложью, и она не знала, сможет ли кто-нибудь развеять её сомнения. Девушке казалось, что её сердце внезапно стало хрупким, будто было сделано из хрусталя, и каждая новая эмоция так и норовила разбить его. Больно было и от того, как дом Космея стремился уничтожить её новообретённую семью, и от того, как мог ответить на это дом Орхидея.

— Я не знаю, что обещал тебе граф Космея, — глубоко вздохнул Азуреус, закончив говорить. — И не хочу говорить, что он способен лишь на ложь.

— Дядя, я… — Кальмия сглотнула слёзы и встряхнула головой. — Я запуталась и уже совсем ничего не понимаю.

— Я не хотел тебе рассказывать, — эрцгерцог сжал переносицу. — Если бы только… То, что произошло, вина вовсе не графа. Хотя, отчасти, конечно, и его тоже, но в большей мере это моя вина. Моя и моих сыновей. Но какая сейчас разница? Венетта… Я должен был раньше поговорить с ней. Должен был…

— Всё слишком запуталось, — тихо произнесла девушка.

— Слишком, — он кивнул.

— Я знаю, что вы мне не верите, — почти шёпотом заговорила Кальмия. — Но я правда ничего не знала. Если бы я знала, я бы ни за что!..

— Перестань, — отмахнулся Азуреус. — Если бы ты всё знала с самого начала, вряд ли рыдала бы всю ночь.

— Что же мне теперь делать? — упавшим голосом спросила она.

— Если бы я знал, — сокрушённо отозвался эрцгерцог. — Ты можешь рассказать, что граф тебе обещал?

— Я… Мы… Он… — залепетала Кальмия, отчаянно краснея.

— Так, я сейчас попробую угадать, — поджал губы Азуреус. — Он сделал тебе предложение. Вы не могли пожениться из-за разницы происхождения, а из-за нашего кровного родства купить тебе титул тоже не представлялось возможным, и поэтому он привёл тебя сюда, чтобы ты получила статус дворянки по крови.

— Он сказал, что любит меня, — она опустила голову. — А я люблю его. И ненавижу… Если это была ложь…

— Я бы не стал бы отказывать графу Космея в способности любить, — тяжело вздохнул эрцгерцог. — И ваши отношения, возможно, смогли бы, наконец, стать мостом между нашими семьями. Хотя сейчас сама мысль об этом вызывает во мне ярость. Я подумаю обо всём этом позже. Ступай и отдохни — ты слишком устала.

Кальмия судорожно вздохнула и ушла к себе. Она и правда не спала всю ночь. В своей комнате она снова прижала к груди портрет Венетты и скрючилась на кровати. Из-за того, что дядя и кузены не винили её, чувство вины только сильнее давило на её плечи. Снова глотая слёзы, она молила кронпринцессу вернуться, чтобы всё наладилось. Сутки рыданий измотали Кальмию, и в конце концов она просто отключилась.

Выбраться из особняка Орхидея незамеченной было не так-то просто. Однако сейчас, когда все его обитатели пребывали в раздрае, проскочить было можно. Кальмия проснулась, когда уже стемнело. В этот момент она впервые почувствовала, что в ней и в самом деле течёт кровь Орхидея. Слёзы высохли, а сердце наполнилось решимостью. Раскопав среди своих вещей старый тёмный плащ с большим капюшоном, Кальмия выскользнула из особняка. Ей необходимо было увидеть графа и поговорить с ним, даже если она не была уверена, что услышит от него правду. Перебежками по тёмным переулкам девушка всё же смогла добраться до особняка Космея. Он охранялся не в пример хуже, чем дом Орхидея, но Кальмия всё равно перелезла через забор в самом потаённом месте и прокралась к дому затенённой дорожкой, никого, на удачу, не встретив.

Стеклянная дверь из кабинета графа в сад была открыта. Кальмия выбралась из кустов и тихонько подобралась к проёму, стараясь передвигаться так, чтобы её не заметили. Граф был один. Он всё ещё работал, сидя за столом, но рядом с его правой рукой стоял бокал вина. Девушка уже хотела было выйти из своего укрытия, но в кабинет заглянул дворецкий.

— Будут ещё указания на сегодня, милорд? — с поклоном спросил он.

— Нет, на сегодня все свободны, — отмахнулся граф.

— Как прикажете, — кивнул дворецкий и ушёл.

Спатифиллум запрокинул голову и тяжело вздохнул, глядя в потолок. Кальмия смотрела на него, и в её душе всё запутывалось только сильнее.

— Кальмира… — тихо произнёс граф. — Какой же я идиот… Если ты всё узнаешь…

— Что узнаю? — Кальмия вошла в кабинет.

Пару секунд Спатифиллум смотрел на неё, а потом резко сорвался с места и буквально подлетел к ней, тут же заключив в объятия и уткнувшись лицом в плечо.

— Прости меня… — зашептал он. — Прости, умоляю… Даже если ты всего лишь очередное моё видение, прошу, не говори, что оставишь меня, или я умру прямо здесь.

— Граф… — Кальмия осторожно провела ладонью по его спине. — Я не видение, я настоящая.

Он отстранился на мгновение, чтобы посмотреть в её лицо, и тут же впился в её губы. Кальмия не отвечала, но и не отталкивала его. Совсем скоро Спатифиллум понял, что что-то не так, и отстранился, но из объятий её не выпустил.

— Так что узнаю? — чуть сощурилась Кальмия.

— Всё… — граф опустил голову. — Я схожу здесь с ума без тебя, я… Кальмира, на всём континенте нет большего идиота, чем я. Мне так страшно… Я боюсь, что если расскажу тебе правду, больше никогда тебя не увижу, а для меня это всё равно, что умереть.

— Какую правду? — она глубоко вздохнула. — О том, что ваш отец убил дядиных жён? О том, что ваша семья пытается уничтожить дом Орхидея уже несколько столетий? О том, что вы привели меня туда в день рождения Венетты, чтобы сломить её? Я уже знаю, но всё равно пришла.

— Знаешь? — Спатифиллум отпрянул. — Откуда ты всё знаешь?

— Эрцгерцог всё знает, — отвела глаза Кальмия. — Кузены всё знают. Когда Венетта пропала, мне всё рассказали.

— Я не хотел, чтобы так всё вышло! — повысил голос граф. — Я только… Я думал, это сломит её морально, и она не сможет занять место императрицы, но я не хотел, чтобы так всё вышло!

— Но всё вышло так! — выпалила девушка. — Я так полюбила Венетту! И теперь я виновата во всём! Ты слышишь? Это я во всём виновата!

— Только не ты! — горячо возразил Спатифиллум и резко обнял её. — Я виноват! Только я! Я и мой отец! Это из-за него…

Граф рухнул на колени и опустил голову. Несколько секунд он терзал пальцами лицо, а потом обхватил Кальмию за ноги.

— Я не говорил тебе правды об этом, и ты в праве возненавидеть меня, — тихо заговорил он. — Но я никогда не лгал тебе о своих чувствах. Только скажи, и я пойду к эрцгерцогу и на коленях буду молить его о прощении, даже стану его вассалом — что угодно… Я готов на что угодно, лишь ты меня не бросила.

— Если ты пойдёшь к нему сейчас, он тебя убьёт, — обращаться к нему на ты оказалось неожиданно легко. — Ты хоть представляешь, что сейчас творится в особняке? Если дядя каким-то чудом сможет сдержаться, то уж кузены-то точно тебя разорвут.

— Я готов и на это, — сглотнул Спатифиллум.

— А я не готова, — вздохнула Кальмия и положила ладони ему на щёки. — Что бы ты ни сотворил, я всё ещё люблю тебя. И я смогу тебя простить, если ты приложишь все силы, чтобы исправить… всё. Но сейчас… Нам придётся ещё немного подождать.

Кальмия склонилась к графу и поцеловала. Не дав затянуть себя в безвременье, она быстро отстранилась, и сказав, что сбежала тайком и ей нужно скорее вернуться, выскользнула в сад. Спатифиллум так и остался сидеть на коленях на полу. Он долго всматривался в ночь, стараясь собраться с мыслями, а потом поднялся и побрёл к своему столу. Нужно было многое сделать. Граф Космея не видел иного пути примирения с семьёй Орхидея после всего, что сотворил его род, кроме как присягнуть эрцгерцогству на верность и до конца своих дней преданно служить ему, завещая то же своим потомкам.

Люди Орхидея по-разному справлялись с исчезновением кронпринцессы. Одни с головой ушли в работу, другие не находили сил подняться с кровати, третьи молились всем известным богам, даже если считали их выдумкой, четвёртые метались, как безумные, не зная, за что хвататься. Спустя неделю после возвращения всадников грифонов из магической башни пришла коротенькая записка от магистра: «Нашёл. Отдать пока не могу. Объяснить пока не могу. Надеюсь на лучшее. Ждите вестей. А.Э.». Прочитав единственную строку послания, Азуреус возликовал, однако радость его продлилась не более нескольких секунд. Если магистр Эдельвейс не мог ни вернуть Орхидея Венетту, ни объяснить причин, значит, она определённо не была мертва. Но эрцгерцог знал вещи и похуже смерти, которые могли произойти с человеком в Волшебном лесу. Азуреус растерялся. Он не знал, как сообщить об этом послании сыновьям, и стоило ли вообще это делать. Однако случай решил за него.

— Отец? — в кабинет эрцгерцога вошёл Аргентум и тут же заметил клочок бумаги у него в руках. — Это из магической башни?

— Да, — отозвался Азуреус, прежде чем успел подумать.

— Что там? — напряжённо спросил Аргентум, быстро подойдя к столу.

— Нашёл, — глубоко вздохнул эрцгерцог. — Но пока Венетта останется в башне.

— Это хорошая новость? — неуверенно протянул его сын.

— Это не та новость, которую можно рассказать, — покачал головой Азуреус.

— Даже братьям? — сощурился Аргентум.

— Не знаю, — признался отец. — Магистр ничего толком не написал, а я не хочу будить в вас напрасную надежду. Но и утаить такое — всё равно, что провернуть нож в ране.

— Давай скажем, как есть, — вздохнул Аргентум. — Неизвестность хуже даже самых плохих вестей.

Азуреус мрачно кивнул и отправил сына за остальными. Когда Гербециус и Эрминеус пришли, он постарался максимально осторожно сообщить новости и очень настоятельно велел никому ничего не говорить. О том, что ситуацию нужно держать в тайне, он повторил несколько раз, пока не убедился, что сыновья его поняли. Азуреус запретил обсуждать это даже между собой, чтобы никто в эрцгерцогстве ненароком не прознал, потому что эта новость могла облететь Хортус, подобно пожару, всего за несколько минут. А для Венетты было безопаснее, чтобы никто не знал о том, что её нашли.

Кальмия заметила, как изменилось настроение в доме. Её дядя и кузены по-прежнему были мрачны и загружали себя работой так, чтобы к вечеру просто падать без сил, но что-то неуловимое как будто витало в воздухе. Несколько дней она не решалась спросить, но неведение изнуряло её, ведь в отличие от них, Кальмии практически нечем было себя занять. Наконец она решилась и пошла к эрцгерцогу.

— Дядя, вы заняты? — осторожно спросила она, просунув голову в его кабинет.

— Занят, — кивнул он. — Но у меня найдётся несколько минут выслушать тебя. Что-то случилось?

— Не то чтобы, — замялась Кальмия. — Я просто… Нет новостей о Венетте?

— Нет, — не моргнув глазом солгал Азуреус. — Зайди, нечего на пороге стоять. И дверь закрой.

— Но я только это хотела узнать, — повиновавшись, произнесла она.

— А я хотел продолжить наш прошлый разговор, — эрцгерцог встал из-за стола и переместился на диван, предложив Кальмии место напротив. — Тебе удалось разобраться в себе?

— Я поняла только, что очень люблю Венетту и всех вас, — Кальмия опустила голову, как будто была виновна в этом.

— А графа? — Азуреус склонил голову набок.

— Я… — она судорожно вздохнула и съёжилась. — Я полюбила его ещё до того, как узнала, чья во мне кровь. И люблю, наверное, до сих пор. И ненавижу. И не могу простить.

— А его предложение? — сощурился эрцгерцог.

— Даже если он сделал его, тогда я была простолюдинкой, и его нельзя считать действительным, — тихо отозвалась Кальмия. — Я не видела графа с дня рождения Венетты, — солгала она, посчитав, что лучше не говорить о недавнем свидании.

— Если бы вот прямо сейчас граф вломился в мой кабинет и сделал всё по правилам, ты смогла бы принять решение? — продолжил допытываться Азуреус.

— Я не знаю, — покачала головой она. — Не знаю! — Кальмия вскинулась и даже немного повысила голос. — Зачем вы мучаете меня, дядя? Если… Если случилось… Если Венетта… Думаете, я смогу простить себя, если?.. — она там и не смогла произнести самое страшное. — Я же… Если… Я тогда лучше умру! Какая свадьба?!

— Не горячись так, — смягчился эрцгерцог.

— И я боюсь, что, если, как вы сказали, он вломится в ваш кабинет прямо сейчас, вы его убьёте, — снова опустила голову Кальмия. — А если не вы, так братья в клочья разорвут.

— Не буду отрицать, такое возможно, — глубоко вздохнул Азуреус. — Но я и правда тебя уже мучаю. Прости. Не будем больше об этом. И я хочу, чтобы ты оставила мысли о смерти. Думаешь, Венетта хотела бы этого? Думаешь, нам наплевать?

— Простите, — пискнула она.

— И зачем я только опять заговорил об этом? — в воздух спросил эрцгерцог.

— Я понимаю, — вздохнула Кальмия. — Я не могу представить, как вам сейчас, должно быть, тяжело, но я понимаю, что вы очень страдаете. Что я могу сделать для вас?

— Что ты можешь? — задумчиво протянул Азуреус. — Ты можешь не накручивать себя и не винить в том, что произошло. Хотя бы постараться.

— Я постараюсь, — неуверенно согласилась она.

— Ступай, — кивнул эрцгерцог. — И найди себе дело. Хоть за цветами начни ухаживать или вышивать. Или возьмись за учёбу. Будет легче.

Кальмия кивнула. В его слова верилось слабо — дядя и кузены сами загоняли себя работой, но было как-то не похоже, чтобы им становилось легче. Но это, по крайней мере, должно было помочь отвлечься.

Время шло, и дни перестали даваться с трудом. Кальмия как будто немного привыкла к постоянной боли и неведению, но всё ещё не желала верить, что больше никогда не увидит Венетту. Долгое время она не хотела видеть Спатифиллума, но постепенно осознала, что тоскует по нему. Становилось всё холоднее, к концу ноября уже выпал первый снег, пролежавший всего пару дней и растаявший. Ночь выдалась тёмной и сырой, и Кальмия решилась снова наведаться в особняк Космея. Она всё ещё не могла простить графа, но и не видеть его оказалась неспособна. Их свидание было коротким и горько-сладким. Кальмия не могла ускользать из особняка часто, но граф, несмотря на холод, всегда оставлял приоткрытой дверь в сад в своём кабинете, чтобы она могла войти.

Смерть императрицы Сапфир могла стать страшным ударом для Азуреуса, если бы вместе с этим известием не пришла записка из магической башни. Магистр Эдельвейс написал, что Венетта пришла в себя, однако потеряла память, и нужно время, чтобы она её можно было восстановить, а потому будет лучше пока продлить пребывание кронпринцессы у него для безопасности. Эрцгерцог порывался навестить её, но подумал, что если бы их встреча могла принести Венетте пользу, магистр сам доставил бы её в особняк. Подавив горячее желание поскорее увидеть дочь, он всё же решил не вмешиваться в процесс восстановления. И когда сообщил сыновьям и племяннице новости, настоятельно порекомендовал тоже не лезть и держать язык за зубами, чтобы Венетта могла спокойно выздоравливать.

* * *

С того момента, как распогодилось, и эрцгерцог Орхидея внезапно перестал походить на грозовую тучу, а стал обыкновенным айсбергом, Глориоза начала испытывать смутную тревогу. Она не понимала, с чем это связано, но отчего-то её душу временами охватывал липкий страх, переходящий в ужас. Ночами ей снилось, что вернулась кронпринцесса, и всегда это заканчивалось плохо, но каждый раз по-разному. В одном сне Аурелис бросил её, едва увидел её высочество, в другом её казнили за измену, в третьем кронпринцесса долго таскала её за волосы… Глориоза понимала, что это всего лишь сны, но они проникали в её сознание и терзали душу. А потому она старалась по возможности быстрее нагнетать напряжение в отношении Аурелиса к Санктусу. Кроме того, эрцпринцесса знала, что её муж каждый день отправлял красные орхидеи для Венетты, и никак не могла повлиять на это. Эти цветы вселяли в неё уверенность, что Аурелис забудет о ней в то же мгновение, когда вернётся кронпринцесса. И Глориоза поддалась искушению.

Когда Аурелис водил Глориозу на свидания, он совершенно не делал из этого тайны. Она не знала причины, но полагала, что кронпринцу позволено подобное, а вот замужней женщине уже нет, даже если она эрцпринцесса. А потому она полагала, что её свидания с Кориопсисом не должны выглядеть таковыми со стороны. Было нетрудно выбраться куда-то с ним наедине — личный рыцарь остался при ней после свадьбы и продолжал находиться рядом почти постоянно. И Глориоза очень старалась, чтобы никто не прознал о том, что исполняющая обязанности императрицы эрцпринцесса позволяла себе такие вольности. По крайней мере, как она думала, если об этом станет известно, все её усилия, весь её план пойдёт коту под хвост, а потому, хоть она и тайно встречалась с Кориопсисом, который тоже считал, что их отношения лучше скрывать, продолжала склонять Аурелиса к войне.

Депеша его императорского величества Аурелиса прибыла в особняк Орхидея, едва отцвели астры. Азуреус внимательно прочитал послание трижды, потому что его разум отказывался понимать смысл написанных там слов. Наконец, эрцгерцог с трудом сложил все слова в связные предложения, и на несколько секунд просто потерял дар речи. Флорендия не ввязывалась в войны уже не одно столетие — стычки с Дракераном не в счёт. А теперь император вдруг решил собрать армию для похода на соседнее государство. Вернувшись в реальность, Азуреус сорвался с места и помчался в магическую башню. Он обещал себе не вмешиваться в процесс восстановления памяти Венетты, но ситуация внезапно стала критической. Он оказался у высокой двери из белого камня, но как только собрался постучать, она открылась и на пороге показался сам магистр, длинная коса бирюзовых волос которого зацепилась за ручку второй створки.

— О, ваша светлость, — удивлённо произнёс Атер. — А я как раз собрался за вами. По-хорошему, ещё бы пару недель повременить, но отсутствие императрицы и так затянулось.

— Очень вовремя, — выдохнул Азуреус и протянул магистру депешу.

— Да уж… — протянул он, быстро пробежав текст глазами. — Надо к его величеству лекаря, что ли, отправить, чтобы ушиб головы посмотрел… Идёмте. Её величество наверху.