Приказа верить в чудеса не поступало (гет)

— Я подаю на развод.

Глухарев, спокойно прихлебывавший свежесваренный кофе, поперхнулся от неожиданности, едва не выронив чашку. Выругавшись, торопливо промокнул салфеткой кофейную кляксу и только потом поднял на жену изумленный взгляд.

— Нинок, ты чего? Шутишь так неудачно?

Нина отвернулась к окну, принялась комкать в руках кухонное полотенце.

— Да какие уж тут шутки, Сереж. Я много думала… сомневалась… Но поняла, что жить с тобой после такого уже не смогу.

В солнечном сплетении разлился неприятный холодок дурного предчувствия, но Сергей еще пытался держать лицо, улыбаться, притворяться непонимающим.

— Да какого такого, Нин? Че случилось-то?

Жена, резко повернувшись, взглянула ему прямо в глаза — неожиданно жестко, твердо, холодно, и Глухарев невольно поежился: впервые за все годы брака в милой, домашней, понимающей Нине проснулись гены ее отца, умного, сурового, цепкого бизнесмена.

— У меня подруга работает в отеле «Белые ночи». Позвонила тут на днях, рассказала, что видела тебя у них с какой-то девицей. Ты снял номер и ушел оттуда только под утро. А мне потом врал, что сидел в офисе, бумаги разбирал.

В горле пересохло. Сергей нервно сглотнул, рванул воротник заботливо выглаженной рубашки, залпом допил кофе, пытаясь избавиться от противной сухости во рту. Бессмысленно было врать, оправдываться, что-то придумывать: все равно не поверит.

— Отцу я ничего не скажу, — каким-то чужим механическим голосом произнесла Нина, — будешь работать у него, как и работал. С детьми видеться не запрещаю, можешь приходить когда захочешь. Но жить с тобой я не могу. Не хочу.

— Нин, да постой! — опомнившись, крикнул Сергей уже ей в спину. Но жена вышла из кухни, даже не обернувшись.

* * *

Из-за нее! Это все из-за нее! Сука, стерва, рыжая гадина! Да если бы они не встретились снова, ничего этого бы не произошло! Это она напомнила ему о прошлом, это она его сломала, это она заставила его выйти на эту войну, которую он так бездарно проиграл! Она, все она!

Глухарев обхватил руками голову, гудящую от боли: в последние дни похмелье преследовало неотступно. Похмелье, а еще въедливая холодная злость, обида на весь мир и ощущение разом накатившего одиночества. Жена в тот же день собрала вещи и вместе с детьми переехала в загородный особняк отца, а Сергей не смог больше находиться один в опустевшей семейное квартире — и ближайшим поездом вернулся в Москву. В ту самую заброшенную, но так и не проданную квартиру, в которой когда-то встречался с Зиминой.

Тот же город. Тот же дом. То же чувство абсолютной ненужности, привычка напиваться по вечерам и хроническая потерянность. Как будто и не было всех этих лет…

От спокойной, размеренной и успешной жизни остались только руины.

А все из-за нее! Зимина, ведьма, будь она проклята!..

* * *

Долго и упорно, не отрывая палец от кнопки, жал на звонок; потом принялся колотить в дверь ногами. В голове плыл густой хмельной туман — не мелькнуло даже мысли, что потревоженные шумом соседи могут вызвать наряд.

Но в квартире по-прежнему было тихо, и дверь никто открывать не торопился. Глухарев медленно сполз вниз по стене, чувствуя, как постепенно «догоняет» весь выпитый алкоголь — сознание затуманилось еще сильнее, тело стало непослушным, ватным, налилось тяжелой противной слабостью. А еще было невыносимо тошно. И физически, и морально.

Сколько он так просидел на грязном полу в холодном подъезде, Глухарев даже не помнил. Очнулся только когда с верхнего этажа спустилась бабка с мелкой брехливой собакой и подозрительно покосилась на него, явно прикидывая, не нужно ли вызывать полицию.

На улице уже стемнело, заметно посвежело, но от прохладного воздуха хмель не рассеялся, наоборот, желание набухаться накатило с новой силой. Глухарев уселся в машину, вытащил из бардачка початую бутылку виски, сделал несколько жадных глотков. Немного полегчало, но ненадолго — в первую секунду даже не поверил своим глазам, заметив медленно двигавшуюся к подъезду Зимину в компании Зотова. Ирка, на шпильках, в шикарном вечернем платье, смотрелась королевой — и от этого глухая ярость захлестнула новой мутной волной.

Проводив взглядом скрывшуюся в подъезде сладкую парочку, Глухарев еще долго сидел в автомобиле, злился, цедил виски, почти не чувствуя вкуса. Потом резко вдавил в пол педаль газа, рванув машину с места так, что взвизгнули шины.

Огни стремительно приближающейся машины Глухарев заметил на перекрестке слишком поздно.