Visitation (джен)

Примечания:

Семнадцать страниц

Бечено

---

— Теперь, исправив те аспекты, что изменилось с 16-го века, ритуал должен работать так, как описано. Поскольку мы уже провели этот ритуал и теперь пытаемся исправить то, что было накосячено, Лили немного поколдовала и написала контр-ритуал. Следовать ему на удивление просто, поскольку мы опустим все эти жуткие штуки с жертвоприношением и тому подобное и просто сосредоточимся на самой магии крови. Как только мы произнесем заклинание и сделаем все правильно, Джеймс и Лили должны исчезнуть и окажутся притянутыми в Годрикову Лощину своими «узами Смерти».

* * *

Гарри глубоко вздохнул. Он стоял в тускло освещенной ванной внизу и мыл руки. У них только что была лучшая лазанья, которую он когда-либо пробовал, и это очень много значило, потому что он был свидетелем готовки Молли Уизли. Однако это было нечто совершенно иное, когда твоя собственная мать готовила для тебя еду, особенно если это блюдо было секретным семейным рецептом.

Он всегда предполагал, что всякий раз, когда Рон жаловался на еду в «Трех метлах» или куда бы они там ни ходили время от времени, это было потому, что блюда миссис Уизли всегда были вкусными, но теперь он понял это. То, что ты ешь что-то, приготовленное твоей мамой, делает блюдо гораздо более особенным и вкусным. Лучший повар во всем мире действительно мама.

Гарри снял с крючка мягкое полотенце и медленно вытер руки. Они слегка дрожали. Парень никому не говорил, но с тех пор, как Перечное Зелье потеряло свой эффект, дрожь не прекращалась. Было невозможно, чтобы что-то было не так с зельем; более вероятно, что его время было на исходе. Его магия больше не могла работать в условиях стресса, и это было заметно, даже когда его родители не использовали магию. Это было именно то, чего боялась его мама — и чего боялся он, если быть честным с самим собой.

На самом деле он не так уж сильно заботился о своем здоровье. Он так и не научился по-настоящему делать это в детстве, поскольку все вокруг пренебрегали как его физическим, так и психическим здоровьем. Он всегда просто делал то, что нужно было сделать, совершенно не задумываясь о последствиях, которые это могло иметь для него — и этот случай не сильно отличался.

Но теперь, не сумев заставить свои руки расслабиться и перестать двигаться, даже Гарри был вынужден признать, что его родителям нужно было оставить его. Он не хотел этого, на самом деле он был более чем немного напуган тем, что они уйдут. Он не беспокоился о самом ритуале — он доверил двум женщинам свою жизнь — но он боялся того, что их уход мог сделать с ним. Они добьются успеха, они разорвут узы, которые связывали их с его магией, а затем, как и сказала Гермиона, они исчезнут и снова оставят его.

За время их пребывания у него было несколько бесед с родителями, так что он знал, что они не хотят уходить, они никогда не хотели уходить, и все, чего они хотели для него, — это жить счастливой и наполненной жизнью. Когда придет его время умирать, они снова увидят друг друга и проведут вместе всю вечность. Он знал, что они любили его, он чувствовал это глубоко в своем сердце, и это было причиной, по которой он так боялся последствий.

Он познал искреннюю и бескорыстную любовь — любовь, которую он мог получить только от своей семьи. Конечно, Гермиона тоже была его семьей, но это все равно было по-другому. Лишившись этого, снова потеряв ту единственную, нормальную часть себя, он проделал бы в себе дыру, которая могла навсегда остаться открытой и кровоточащей.

Гарри поднял голову и посмотрел на свое отражение в зеркале. Он был очень бледен, его щеки ввалились, и в целом у него был вид больного человека.

Он вздохнул и отвернулся. Не было смысла зацикливаться на этом сейчас. Сегодня утром после завтрака они исполнят ритуал, и тогда все вернется в нормальное русло…

Как он ненавидел слово «нормальный».

Он глубоко вздохнул и с силой выдохнул весь воздух из легких. Он должен вернуться и провести каждую секунду со своими родителями. Пройдет некоторое время, прежде чем он увидит их снова.

Гарри промчался по коридору и влетел в гостиную, где трое его любимых людей сидели перед камином, переваривая вкусную еду.

— Кажется, ты убила меня, Эванс, — драматично простонал Джеймс и еще глубже вжался в диван. Его ноги были вытянуты вперед, а седалище едва касалось подушек. — Ты буквально доконала меня, подав эту невероятную лазанью.

Гермиона засмеялась, когда Лили закатила глаза и шлепнула своего мужа по руке. — Я ничего подобного не делала, и спасибо тебе за этот тайный комплимент, я тоже люблю тебя, Поттер.

— Гарри! — улыбающаяся Гермиона вскочила и подбежала к нему. Испуганное: «Как ей все еще удается двигаться так быстро?» от Джеймса было заглушено еще одним шлепком.

— Эй, что это у тебя? — спросила Гермиона.

Гарри моргнул, когда брюнетка вытерла что-то мокрое с его щеки. Он удовлетворенно замурлыкал и закрыл глаза, откликаясь на ее прикосновения.

— Все в порядке? — ещё раз спросила она.

— Да, — Гарри улыбнулся и посмотрел в ее красивые светло-карие глаза, которые сияли беспокойством за него. В этот момент он влюбился в нее еще больше. — Да, все в порядке. Уверяю тебя, — быстро добавил он, когда глаза Гермионы слегка сузились, явно не веря ему.

Прежде чем он успел сказать что-нибудь еще, его прервал отец, который, выпрямившись, жестом пригласил их к огню. — Идите сюда, голубки. Я в настроении съесть несколько зефирок, но не могу призвать их, чтобы мой сын не потерял сознания.

Лили, наблюдавшая за их общением с мягкой улыбкой на лице, обернулась и посмотрела на мужа, приподняв брови. — Я думала, что уже убила тебя, позволив тебе съесть слишком много, а теперь ты хочешь ещё и зефир?

Джеймс пожал плечами и посмотрел на своего сына в поисках поддержки.

Гарри, искренне наслаждаясь ролью сына, состроил матери свою лучшую щенячью мордочку. — Зефир — лучшая вечерняя закуска, когда горит огонь.

Лили перевела взгляд с Гарри на Джеймса, который изо всех сил старался подражать выражению лица своего сына, и снова на Гарри. Она удрученно покачала головой, признавая поражение. — Тебе повезло, что у меня нет иммунитета к твоим щенячьим глазкам, Гарри, потому что иначе я бы вручила вам обоим еще по порции лазаньи и смотрела, как вы мучаетесь.

* * *

Вечер был потрясающим. Они жарили зефир, слушали, как Джеймс оживленно объясняет успешные и неудачные розыгрыши так подробно, что Гарри почувствовал себя так, словно сам был там. Лили рассказывала о своих школьных друзьях, о том, как Филч поймал Мародеров (к большой досаде ее мужа), и оба старших Поттера расспрашивали Гарри о его приключениях в Хогвартсе. Хотя Лили была там на протяжении всего срока, они хотели услышать, как Гарри объяснит это со своей точки зрения.

Джеймс получил удовольствие от его описания первого задания на четвертом курсе.

— И вы⁽¹⁾ просто-напросто пытались вызвать магический предмет, который был невосприимчив к заклинаниям и хранился в сотнях метров от вас, хотя вы практиковались только в вызове не зачарованных предметов, которые находились в том же помещении? Вот что я называю мужеством! — к большому разочарованию двух женщин в комнате. Они проговорили несколько часов подряд, совершенно забыв о времени. Зевок Гермионы заставил их одновременно посмотреть на старые напольные часы в углу.

— Три часа ночи. О боже милостивый, — воскликнула Лили и улыбнулась Гермионе, которая изо всех сил старалась держать глаза открытыми. — Мне так жаль, дорогая.

— Нет, все в порядке. Я действительно наслаждалась вечером, — заверила ее Гермиона и медленно встала. — Но, пожалуй, я все равно пойду спать. Нам понадобится вся энергия, которую мы сможем получить на завтра. Гарри, тебе, наверное, тоже стоит пойти поспать.

Удрученно кивнув, Гарри потянулся и поднялся на ноги.

— Ой, я чуть не забыла!

Поттеры в замешательстве наблюдали, как Гермиона, спотыкаясь, прошла в противоположный угол к ящикам, где все еще лежала книга ритуалов, которую она показывала ранее. Когда она обернулась с фотоаппаратом в руке, на ее лице больше не было видно усталости.

— Я подумала, что было бы неплохо сфотографировать вас троих вместе. Ну, знаете, на будущее.

Гарри был готов зацеловать ее до бесчувствия прямо на месте. Почему он сам не подумал об этом? Он был так поглощен своими заботами, что отвлекся от того, что было прямо перед ним. Он хотел, чтобы его родители остались. Он хотел, чтобы осталось это чувство — чувство того, что у него есть настоящая семья, люди, которые любили его таким, какой он есть. Он знал, что не может получить это очевидным способом. Им нужно было уйти, он знал и принимал это. И все же он не видел второго лучшего варианта — фотографии момента, на котором он чувствовал себя обычным мальчиком, рядом с которым были мать и отец.

Он лучезарно улыбнулся в камеру, когда Гермиона пригласила их встать рядом с камином. Рука Лили скользнула по его спине и остановилась на левой стороне талии. Джеймс обнял его за плечи. Оба нежно сжимали его, давая понять, что они были там, что они знали, что он чувствует, и что они понимают. Им не нужны были слова, чтобы передать, что в тот момент они чувствовали в точности то же самое.

Гарри повернулся к отцу, видя блеск в его карих глазах и отражающуюся в них любовь. У него перехватило горло, но его улыбка не дрогнула, когда Джеймс протянул руку и взъерошил волосы сына. Гарри было все равно, как после этого выглядела его голова. Все, что его волновало, — это то, как его сердце наполняется теплом и любовью, которые он чувствовал в этот момент. Смех вырвался у него и Джеймса, когда Лили слегка повернулась и подергала за странную прядь, торчащую из головы сына под углом в девяносто градусов.

Сцена казалась настолько обычной, что на короткое мгновение Поттеры забыли, что произошло в прошлом и что произойдет на следующий день. Они просто жили в этот момент, наслаждаясь тем, что они семья.

Лили поцеловала Гарри в щеку и усмехнулась, когда мальчик покраснел. Именно такими они будут помнить друг друга.

* * *

На следующее утро погода разыгралась не на шутку. Шторм только усилился, теперь он добрался до центра Лондона. Порывы ветра агрессивно барабанили в окна, заставляя их сильно трястись.

Четверо человек, сидевших за столом на кухне, не замечали, как прекрасный летний день всего за несколько часов превратился в ливень. Все они уставились на свою еду, ковыряясь в ней и гоняя по тарелкам. Гермиона была единственной, кому удалось съесть небольшую порцию своей яичницы-болтуньи, прежде чем она тоже сдалась.

Она довольно решительно отодвинула свою тарелку, испустив раздраженный вздох.

Три пары глаз уставились на нее. Молодая ведьма передернула плечами, встала и вышла из комнаты.

Через несколько секунд, когда никто не двинулся с места, чтобы последовать за ней, Лили отодвинула свой стул и встала. — Пойду поговорю с ней, — тихо пробормотала она и последовала за девушкой вверх по лестнице в гостиную.

Все предметы, которые им понадобятся для ритуала, лежали на кофейном столике в ожидании, пока они не решат, что время пришло. Три свечи, символизирующие трех связанных друг с другом людей, мел, чтобы нарисовать пентаграмму, и игла, чтобы пустить кровь, в которой содержались переплетенные энергии.

Ее глаза прошлись по предметам в дальнем конце комнаты. Гермиона стояла у окна, выходящего на улицу. Какая-то семья спешила по дороге, мать изо всех сил старалась завести своих детей в дом до того, как упадет первая капля дождя.

— Это плохо, что я не хочу, чтобы ты уходила?

Лили повернулась к девушке, чьи глаза были устремлены куда-то вдаль.

— Это действительно так плохо, что я хочу, чтобы Гарри был счастлив? — она шмыгнула носом, и одинокая слеза скатилась из ее глаза. Она вытерла их, недовольная собой. — Он прошел через столько боли и душевных терзаний, и теперь, только-только вернув вас, он снова вас потеряет. Это несправедливо, и я боюсь того, как это может повлиять на него.

— Он не останется один, — Лили подошла к молодой ведьме и тоже выглянула наружу. Начали падать первые капли дождя. — У него будешь ты.

— Но что, если этого недостаточно? — голос Гермионы дрожал, когда она повернулась и посмотрела на мать своего парня. Ее подбородок задрожал, когда она заставила себя произнести следующие слова. — Что, если меня недостаточно?

— Ох, Гермиона, — Лили заключила ее в любящие объятия и держала, пока та отпускала все свои страхи. — Ты его знаешь. Ты знаешь, какой он, и ты знаешь, что он не прогонит тебя только потому, что нас здесь больше не будет.

Гермиона шмыгнула носом, уткнувшись лицом в изгиб шеи Лили. Она знала, что ведет себя нерационально, и, услышав, как Лили утешает ее, поняла, как глупо прозвучали ее сомнения. Однако это знание не помогло ей избавиться от неуверенности.

— Ему будет больно, — захныкала она. — Он не будет знать, что с собой делать.

— Значит, это будет твоя работа — убедиться, что он не забудет, кто он такой. Ты должна убедиться, что он останется в настоящем, здесь, с тобой, и не будет зацикливаться на том, что могло бы быть. Гермиона, — Лили мягко высвободилась из объятий и теперь держала девушку на расстоянии вытянутых рук, — всего этого никогда не должно было случиться. Ты это знаешь, мы с Джеймсом это знаем, и Гарри это тоже знает. Мы умерли много лет назад. Гарри пришлось пройти через многое, без нас, но ты знаешь, кто всегда был рядом с ним? ТЫ!

Рыжеволосая улыбнулась и увидела, как глаза Гермионы прояснились. Слезы перестали капать, когда она снова посмотрела на Лили, ничего не говоря. Лили видела, что девочка нуждалась в утешении, и она даст ей его.

— Он всегда мог на тебя рассчитывать. Ты всегда была рядом, и разве ты когда-нибудь сомневалась в этом? Ты когда-нибудь думала о том, что, возможно, тебя одной недостаточно? — она подняла брови, бросая вызов молодой брюнетке. Лили прекрасно знала, что была права, и Гермиона тоже это знала.

— Нет.

-А тебе когда-нибудь казалось, что Гарри может отослать тебя прочь? У тебя когда-нибудь было впечатление, что он, возможно, не хочет, чтобы ты была рядом с ним?

Смущенная улыбка тронула губы Гермионы. — Нет.

— Мой сын любит тебя, Гермиона. О, я знаю, что любит, — она засмеялась, убирая прядь каштановых волос, упавшую на раскрасневшееся лицо девушки. — Я знаю это, потому что знаю своего сына. Может, я и не воспитывала его, но я была рядом на протяжении всей его жизни. Я знаю, что он чувствует к тебе, так что даже не позволяй своим сомнениям взять верх над тобой. В последнее время у него было много забот. И единственная постоянная из них, не считая назойливых репортеров из «Пророка», — она подмигнула Гермионе, которая тихо засмеялась, — это ты. Ты делаешь моего сына счастливым, Гермиона. Ты всегда была рядом с ним, ты никогда не покидала его — я отказываюсь учитывать тот период на вашем третьем курсе. Ты действовала правильно, Рон и Гарри просто вели себя глупо — и я более чем уверена, что ты всегда будешь рядом с ним. Ты видела его таким, какой он есть на самом деле, а не таким, каким он должен быть. Я не знаю, как мы с Джеймсом могли бы выразить тебе, насколько мы действительно благодарны. Я могу только дать в этом свое слово и пожелать тебе всей удачи и счастья, которые только может предложить этот мир.

Новые слезы заблестели в глазах Гермионы, когда она услышала слова, которые ей нужно было услышать. Капли дождя барабанили по окну, заглушая все остальное.

— Спасибо вам, — прошептала Гермиона и крепко обняла Лили. Она почувствовала, как теплые руки нежно обвились вокруг нее и так же крепко обняли в ответ.

— Нет, спасибо тебе, — прошептала в ответ старшая ведьма. — За то, что сделала моего сына счастливым.

* * *

Джеймс посмотрел вслед своей жене, когда она выходила из комнаты. Дверь за ней захлопнулась, оставив после себя напряженную тишину.

Он повернулся к своему сыну, который рассеянно гонял яичницу по тарелке. Его горящие глаза бросали свирепые взгляды на сосиски, пока одна из них перекатывалась от одного края тарелки до другого.

— Она милая девушка, — сказал Джеймс тихим голосом, словно боялся, что Гарри подпрыгнет от неожиданности. — Гермиона, — пояснил он, когда вопросительный взгляд сына уперся в него. — Рядом с ней ты чувствуешь себя счастливым, не так ли?

Взгляд Гарри вернулся к его тарелке. Парень кивнул.

Джеймс наблюдал за ним несколько секунд, ожидая, что он что-нибудь скажет, но ничего не последовало. — Ты любишь ее? — спросил он.

Это вызвало у парня адекватную реакцию. Гарри дернулся, его глаза расширились, а челюсть отвисла, когда он уставился на улыбающегося отца.

— Это видно по тому, как ты смотришь на нее, — пожал плечами Поттер-старший, продолжая мягко улыбаться. — Ты же знаешь, что она тоже любит тебя, не так ли?

Гарри моргнул, его сердцебиение участилось. Жар медленно пополз вверх по его шее, пока он продолжал пялиться на улыбающегося мужчину, сидящего напротив него.

— Знаешь, сынок, — Джеймс глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула, — если я чему-то и научился за свою короткую жизнь, так это тому, что любовь — это то, чем стоит дорожить. Как только ты почувствуешь это и как только увидишь это в других людях, ты должен держаться за это, потому что это нечто чистое и мощное, что будет поддерживать тебя даже в те моменты, когда хочется сдаться.

Он терпеливо наблюдал за сыном. Через пару минут Гарри запустил руки в волосы, раздраженно дергая их. — Я просто, — он вздохнул и широко развел руками, — я не знаю.

— Чего ты не знаешь?

Гарри покачал головой, явно не зная, как выразить то, что он чувствовал. Он любил Гермиону, он знал это. Он также знал, что эта любовь была намного глубже, чем все, что он когда-либо испытывал. Он просто не знал, подходят ли они друг другу. Он не знал, сможет ли он на самом деле наладить отношения, как у его родителей, — любить друг друга безоговорочно, жениться, создать семью. Ему было страшно думать о том, каким будет следующий шаг, и он не знал, как ему следует вести себя всякий раз, когда Гермиона может решить, что пришло время для этого следующего шага. Он, конечно, понятия не имел о романтических отношениях, так как же он должен был определить, в какой момент они были готовы пойти дальше, и как он узнает, что это было правильным решением?

— Сынок, — Джеймс встал и обошел стол, чтобы сесть рядом с сыном. — Ты никогда не будешь знать наверняка, правильно ли то, что ты делаешь, потому что нет правильного или неправильного, когда речь идет о «принятии следующего шага».

Он положил обе руки Гарри на плечи и подождал, пока тот перестанет теребить подол своей рубашки и посмотрит ему в глаза.

— Я знаю, что я, вероятно, не лучший человек, к которому можно обратиться за советом о том, как наладить отношения, учитывая, как это происходило с твоей матерью до нашего седьмого курса, но что я знаю точно, так это то, что я гораздо более надежен в этом вопросе, чем Сириус, — он подмигнул, заставив Гарри усмехнуться. — Единственное, что я могу тебе сказать, — это следовать своему сердцу. Ты узнаешь, когда придет время. Ты будешь знать, когда сделать ей предложение, потому что это решает не твой мозг, Гарри, а твое сердце. Так было у моих родителей, так было у меня и так же будет у тебя. И если есть что-то, что мы, мужчины рода Поттер, делаем на удивление хорошо, так это то, как мы выбираем наших женщин на всю жизнь.

Джеймс мягко сжал плечи Гарри и отпустил. — Но ты должен пообещать мне кое-что, сынок, — сказал он и посмотрел на мальчика прищуренными глазами.

— Что угодно!

— Скажи ей, что ты чувствуешь, и сделай это поскорее. Ты же не хочешь потом сожалеть об этом, если упустил свой шанс. Потому что эта девушка потрясающая, так что тебе лучше следовать зову своего сердца и держаться за нее.

Гарри рассмеялся и вытер одинокую слезу, скатившуюся по его щеке.

— Ты вырос замечательным человеком, Гарри, — сказал Джеймс, становясь серьезным и глядя прямо в глаза своему взрослому сыну. — Ничего другого мы и не могли от тебя ожидать. Мы так гордимся тобой, малыш. И всегда гордились тобой.

Подбородок Гарри задрожал, пока он боролся со слезами, угрожавшими перехватить дыхание. Все, что он мог сделать, это наклониться вперед и обнять своего отца так крепко, как только мог, надеясь, что это объятие передаст каждую мысль, которая была у него в голове.

— Я люблю тебя, — прошептал он, вдыхая знакомый запах отца.

— Я тоже люблю тебя, сынок.

* * *

Гарри поморщился, уколов палец иглой. На кончике образовалась маленькая капелька крови, которая постепенно увеличивалась. Как ему и было сказано, черноволосый волшебник позволил капле упасть на первую из трех свечей, которые были расположены по трем из пяти лучей пентаграммы — две прямо рядом друг с другом и одна напротив них.

Гермиона объяснила, что этот ритуал основан на символизме.

Три свечи символизировали Лили, Джеймса и Гарри, все они — объекты воздействия магии. Расположение свечей должно было показать, как они были соединены в начале — Лили и Джеймс, оба умершие от одного и того же проклятия, были связаны своей магией и судьбой. Свеча Гарри стояла напротив свечей родителей, символизируя их предполагаемую удаленность, но в то же время причастность, поскольку все три являются частью пентаграммы. И последнее, но не менее важное — каждый из Поттеров должен был добавить каплю своей крови к соответствующей свече, показывая свою связь как через кровь, так и через магию.

Гарри сунул кровоточащий палец в рот и осторожно пососал, чтобы остановить кровотечение. Легкий металлический привкус коснулся его вкусовых рецепторов.

— Хорошо, теперь все, что вам нужно сделать, это встать за своими свечами. Джеймс, Лили, — Гермиона кивнула упомянутым двоим, держа в руках пергамент с инструкциями, — вы двое должны держать друг друга за руки. Свободная рука должна быть направлена на Гарри ладонью вверх.

— Гарри, — она подошла к своему парню и потянула его, чтобы тот встал немного левее, — тебе нужно коснуться каждого из них, держа руки ладонями вниз.

Все сделали, как им было сказано, и стояли там, глядя друг на друга. Они уже попрощались, но это не означало, что расставание стало менее болезненным.

— Ну что ж, — Гермиона прочистила горло, заставляя себя оставаться сосредоточенной и не думать о том, что может произойти после ухода Поттеров, — я думаю, это все. Заклинание очень короткое, так что, если хотите сказать что-нибудь еще, я думаю, сейчас самое время.

Джеймс повернулся, чтобы посмотреть на Лили, которая ободряюще улыбнулась и кивнула. Оба повернулись к своему сыну, который выглядел так, словно ему было трудно оставаться неподвижным на отведенном ему месте.

— Помни, что я сказал тебе, сынок, — Джеймс слегка приподнял брови, молча передавая свое послание мальчику. — Ты не пожалеешь об этом, поверь мне.

Улыбка Гарри была слегка кривой, а его подбородок задрожал. Он прикусил нижнюю губу и заставил себя глубоко вздохнуть.

— Мы любим тебя, солнышко. Никогда не забывай об этом.

— И мы не могли бы еще больше гордиться тобой, даже если бы попытались.

Лили почувствовала, как Джеймс нежно сжал ее руку, когда ощутил, что она дрожит. Его мышцы были напряжены, как будто он хотел перепрыгнуть через комнату, заключить Гарри в крепкие объятия и больше никогда его не отпускать. Но он не мог этого сделать, и он знал это. Так что он остался на месте.

Он стоял там, смутно осознавая, как голос Гермионы начал произносить заклинания.

— Я люблю вас, — голос его сына был не громче шепота, но Джеймс слышал каждый слог, пока они врезались в его сердце. Он тяжело сглотнул, так как дышать становилось все труднее. Он не мог сказать, было ли это следствием ритуала или у него перехватило горло от отчаяния, которое он испытывал в тот момент.

Воздух вокруг них начал колебаться, и странное, парящее чувство пронеслось по его телу. Он почувствовал, как рука Лили схватила его еще крепче, когда воздух был высосан из его легких. Это было так, словно его душили, но он не сводил глаз со своего сына.

Гарри к этому времени уже плакал навзрыд, быстро моргая, чтобы слезы не мешали ему видеть родителей. Они оба смотрели на него в ответ с такой любовью в глазах, что он не знал, как все еще может стоять неподвижно, как вкопанный.

И, совершенно внезапно, комнату заполнил ослепительный свет, и визг эхом отразился от стен, когда всепоглощающее чувство одиночества пронизало его до костей.

Когда свет потускнел, Гарри мог видеть, что его родители ушли.

* * *

Ощущения были такими, будто часть его существа была оторвана от него. Часть того, что делало его тем человеком, которым он был, была безвозвратно отнята у него. Это казалось неправильным. Слишком неправильным. Сама его душа извивалась, пытаясь удержать ту часть, к которой он привык и которая стала частью того, кем он был, — но безуспешно. Мощный рывок — и он почувствовал, как связь оборвалась. То, что объединило его энергию с энергией его сына, сломало и искалечило то, что осталось позади.

Он ахнул, когда боль пронзила его. Он чувствовал ее каждой клеточкой своего тела, пока лишался всего, что для него что-то значило. Он рухнул на грязный пол и ударился головой обо что-то твердое и острое. Он даже не почувствовал боли от этого удара. Все, что он мог чувствовать, была пустота, которая полностью заполнила его.

Быстро моргая и пытаясь наполнить кислородом свои ноющие легкие, он огляделся. Он сидел на земле кладбища Годриковой Лощины, или, более конкретно — он заметил это, когда обернулся, — на собственной могиле. Он застонал и потер лицо. Он был измотан, как морально, так и физически.

Он все еще продолжал видеть его — Гарри, стоящего напротив него, протягивающего руки, отчаяние искажает его лицо. Визг заполнил его уши, делая невозможным слышать что-либо еще, Все было таким ярким — и таким болезненным. Он был разорван на части.

Он лихорадочно замотал головой. Он заставлял себя не думать о том, что он только что потерял, и предпочел сосредоточиться на положительных вещах.

У Гарри будет шанс на исцеление, и он был не одинок. Гермиона всегда будет рядом с ним, это он знал. Он доверил ей своего сына и знал, что с Гарри все будет в порядке. Его любили, и он был в безопасности. У него была работа, которую он любил, у него были друзья, и теперь он знал, что его родители все еще думали о нем, все еще молча наблюдали за ним и были рядом, хотя физически не могли этого сделать. Но эмоционально это все еще было возможно, и теперь он знал это.

Тем не менее, он ничего не мог поделать, когда слезы потекли по его лицу. Он только что потерял своего сына во второй раз. Он не знал, как ему с этим справляться.

— Лили!

Джеймс громко шмыгнул носом и ожесточенно вытер слезы. Ему нужно было найти Лили! Как он мог не заметить, что ее не было рядом с ним? «О Мерлин, пожалуйста. Пожалуйста, не говорите мне, что снова что-то пошло не так», — подумал он, и панический всхлип вырвался из его горла. Ему нужно было найти ее. Сейчас!

* * *

Открыв глаза, Лили застонала. Все болело. Она чувствовала себя хуже, чем после удара проклятием Круциатус. Что же произошло? Она не могла вспомнить, как она здесь оказалась, где бы это «здесь» ни находилось. Дрожа, она огляделась вокруг. Она лежала на жестком деревянном полу гостиной в их доме в Годриковой Лощине. Слава богу за маленькие милости!

Теперь перейдем к следующему вопросу: что случилось, из-за чего она оказалась на полу в гостиной с болью во всем теле?

Она попыталась сесть, но быстро прервала это действие. Лили громко застонала, когда комната начала бешено вращаться вокруг нее. Она чувствовала, что ее вот-вот вырвет.

— О боже, — простонала она и зажала рот руками. Что-то было не так. Что-то было очень не так, но она не могла понять, что именно. Она чувствовала себя странно, как будто ей здесь не было места, как будто часть ее отсутствовала. Но в этом не было никакого смысла, и тем не менее это чувство не уходило. Ей нужно было подумать! Что было последним, что она могла вспомнить?

Закрыв глаза и плотно сжав рот, она сделала глубокий, успокаивающий вдох через нос, наполняя легкие свежим воздухом. Ей нужно было очистить свой разум, чтобы сосредоточиться и решить эту проблему. Это ничем не отличалось от тех случаев, когда ее маленький мальчик истерически плакал и не позволял себя успокоить…

«Гарри!»

Ее тело резко выпрямилось, и она почти мгновенно пожалела об этом, так как ее желудок взбунтовался, и ее вырвало на их прекрасный тканый ковер. Но на пол ничего не упало. Лили ахнула, продолжая бороться с рвотными позывами. Гарри! Гарри! Теперь она вспомнила! Она вспомнила все!

Узы Смерти, Джеймс, передающий ей свою магию, ее мальчик — уже совсем взрослый, Гермиона… О Боже, Джеймс! Где Джеймс?

Она лихорадочно оглядела комнату. — Джеймс? — позвала она и неуверенно поднялась на ноги. — Джеймс?

Ей никто не ответил. Фактически, теперь, когда она просто стояла там, она не слышала ничего, кроме своего испуганного дыхания и частых ударов сердца. Его здесь не было. Она была одна в доме. Что произошло?

«Так, думай, Поттер. Думай!» — она начала ходить взад-вперед, покусывая губу и отчаянно пытаясь найти ответ. — «Ритуал. Гермиона и я изменили и обратили ритуал вспять. Это должно было сработать. Мы подумали обо всем, так где же…»

От входной двери донесся лязгающий звук, как раз перед тем, как она распахнулась и ударила в стену. — Лили? Лили, ты здесь?

— Джеймс!

Ее муж резко завернул за угол и налетел на нее. — О, слава Мерлину, Лили! — он притянул ее в теплые объятия, крепко прижимая к себе. — С тобой все в порядке?

— Я в порядке, Джеймс. — она отстранилась и положила руки на его раскрасневшиеся щеки. — Я в порядке.

Черноволосый волшебник резко выдохнул и закрыл глаза, чувствуя, как волна облегчения затопляет его тело.

Он еще крепче обнял Лили, его захлестнуло отчаяние, которое он испытывал раньше только однажды — сразу после своей смерти. Ему нужно было убедиться, что она была прямо здесь и не исчезнет точно так же, как только что сделал Гарри. Она останется, и они как-нибудь справятся с этим вместе.

Слегка отстранившись, Лили на мгновение обеспокоенно посмотрела на него и снова притянула в свои объятия, как только увидела его глаза. — С ним все будет в порядке, милый. С нашим мальчиком все будет в порядке, и однажды в будущем мы увидим его снова. Вот увидишь.

Джеймс смог только кивнуть, уткнувшись лицом в изгиб ее шеи, а его руки притянули ее еще ближе. Он вдохнул ее прекрасный, свежий аромат, позволив ему унести его подальше от всей боли, когда потекли слезы.

* * *

Гарри стоял на вершине пентаграммы и смотрел на пустое место, где только что стояли его мать и отец. Они исчезли. Две свечи, которые неистово мерцали во время ритуала, были задуты, но его собственная все еще весело горела.

Это казалось неправильным. Это было совершенно неправильно! Почему они не горели? Свечи должны были гореть! Его мама и папа все еще были там, просто не здесь, в доме! Они все еще были в Годриковой Лощине, куда их притянули узы Смерти. Они не исчезли! Они… они не могли. Нет, это было неправильно!

— Мы должны зажечь их снова, — пробормотал Гарри, чувствуя себя странно не в своей тарелке, когда заставил свои онемевшие ноги двигаться. Он, спотыкаясь, обошел пентаграмму и упал на пол рядом с двумя белыми свечами. Это неправильно! Он вытащил свою палочку, рассеянно покрутил ее в руках несколько секунд и сначала направил на мамину свечу.

— Инсендио.

Ничего не произошло.

— Инсендио!

— Гарри?

Свеча оставалась холодной.

— Почему это не работает?! Инсендио, — он указал палочкой на свечу своего отца, и снова ему не удалось ее зажечь.

— Гарри, они не загорятся.

Гермиона медленно прошла через комнату и опустилась рядом с потрясенным и сбитым с толку юношей, сгорбившимся перед двумя белыми свечами, воск которых медленно остывал.

— Но это совершенно неправильно! Мы должны зажечь их снова! Мы не можем просто позволить им…

— Они ушли, Гарри.

— Нет. Нет! Нет, мы просто должны…

— Гарри! Посмотри на меня!

Безумные глаза встретились со спокойными, пытаясь обнаружить ложь, которую, он был уверен, она ему говорила. Он ничего не нашел. Он не нашел ничего, кроме жестокой, болезненной честности, которая вскрыла медленно зарастающую рану внутри него с такой скоростью, что он ахнул и схватился за грудь.

Эту боль нужно было остановить! Все это было неправильно! Этого не могло случиться! Это было невозможно!

Его дыхание было поверхностным, и он болезненно втягивал воздух, отчаянно нуждаясь в кислороде.

Он снова был один. Он только что вернул своих родителей, и теперь они ушли, бросив его здесь. Этого не могло быть на самом деле. Это, должно быть, какой-то жестокий кошмар, и он мог проснуться в любую секунду! Иначе и быть не могло. Он бы не пережил эту боль, если бы это было по-настоящему.

— Гарри, — голос Гермионы звучал странно далеко, как будто она говорила по телефону, завернутому в несколько слоев ткани. — Гарри, тебе нужно успокоиться.

Успокоиться? Он был спокоен. Он никогда еще не был так спокоен. Он просто не понимал, почему у него было ощущение, что его грудь разрывают. Он не мог дышать. В комнате не хватало воздуха. Он быстро заморгал, пока его взгляд метался по комнате. Они исчезли. Они действительно ушли. Это не было сном. Если бы это было так, он бы уже проснулся. Но этот кошмар не заканчивался. Он снова был один. Он не мог дышать. Он не мог…

Гарри отчаянно хватал ртом воздух, когда его влажные глаза закатились, и его поглотила милосердная тьма.

* * *

Первое, что он увидел, был потолок. Он мог видеть маленькие трещинки, бегущие по его периметру, образуя замысловатые узоры. Пыль плавала в воздухе, когда солнце осветило комнату. Плотные шторы были отдернуты и перетянуты куском прочной ленты, аккуратно закрепляя их на месте.

Гарри устало моргнул. В голове яростно пульсировала боль, заставив его тихо застонать, когда он попытался сесть.

Вздох отвлек его внимание от штор. Гермиона сидела рядом с его кроватью с книгой на коленях и выражением отчаяния, но в то же время облегчения на ее прекрасном лице.

— Как ты? — тихо спросила она и поспешно села рядом с ним. Матрас слегка прогнулся под ее весом.

— Я в порядке, — пробормотал он, слишком поглощенный тем, как ее руки успокаивающе потирают его виски. — Голова болит.

Гермиона тихо усмехнулась и продолжила свою помощь.

Прикосновения ее рук были божественными. Пульсирующая головная боль начала отступать, но вместе с тем отсутствие боли оставляло странное ощущение… пустоты. Что-то было не так.

— Гермиона? — спросил он, проклиная себя, когда ее руки перестали массировать его виски. — Что случилось?

Молодая ведьма колебалась, когда повернулась, чтобы полностью взглянуть на него. — Ты что, не помнишь?

Гарри нахмурился, но покачал головой.

— Мы отправили твоих родителей домой, Гарри, — осторожно сказала Гермиона, не совсем уверенная, как сказать ему, не вызвав очередного приступа паники, который закончился обмороком. — Мы провели ритуал, и на этот раз все сработало соответствующим образом. Я проверила твое магическое ядро, и, похоже, все вернется к тому, как должно быть. Оно все еще не дотянуло до того уровня, каким было когда-то, поскольку все еще пополняется, но через пару дней ты будешь в полном порядке.

Он медленно моргал, к нему вернулись картинки, воспоминания о его родителях, стоящих перед ним, улыбающихся ему, говорящих ему, как сильно они его любят, а затем все стало расплывчатым. Он не мог вспомнить, что произошло после того, как яркий свет заполнил комнату. Единственное, что он мог вспомнить, было много замешательства и боли.

Его мозг отвлекся от этой сцены и вместо этого сосредоточился на чем-то в высшей степени настоящем — Гермионе.

— Они действительно ушли, да? — спросил он ее, пристально глядя в ее прекрасные шоколадные глаза.

Гермиона наблюдала, как эмоции сменяют друг друга на лице Гарри — счастье, замешательство, пустота, боль. — Да, — сказала она и провела рукой по его волосам, пытаясь слегка пригладить их — они ушли.

Гарри медленно кивнул, его мозг все еще пытался все осмыслить. Пустота внутри него становилась все больше. «Да, они ушли». Слова эхом отдавались в его голове, повторяясь снова и снова. Он чувствовал себя странно отделенным от своего тела, как будто плыл рядом с ним, наблюдая за эмоциями, протекающими через тело, но не в состоянии испытать ни одну из них.

— Ты не одинок, ты знаешь?

Моргая, он поднял глаза и увидел, что она пристально смотрит на него.

— Я здесь, с тобой, и я не уйду, никогда.

Слезы навернулись ему на глаза, и он даже не пытался остановить их. Он просто открылся. Он отпустил все, и Гермиона была тут же, крепко держа его в своих теплых объятиях, лениво расчесывая его волосы пальцами. Она нежно почесала его кожу головы и покрыла поцелуями его макушку, лоб и щеки. Он держался за нее и позволял себе чувствовать. Он все еще слышал слова своего отца в своей голове.

«Знаешь, сынок, если я чему-то и научился за свою короткую жизнь, так это тому, что любовь — это то, чем стоит дорожить. Как только ты почувствуешь это и как только увидешь это в других людях, ты должен держаться за это, потому что это нечто чистое и мощное, что будет поддерживать тебя даже в те моменты, когда хочется сдаться».

Он почувствовал это в тот момент. Тепло, разливающееся по его телу, когда обещания Гермионы запечатлелись в его сердце, заставило дыру в груди перестать кровоточить и почувствовать, что со временем она, возможно, сможет затянуться. Это было чувство, которое, как он думал, он никогда не сможет испытать снова.

«Единственное, что я могу тебе сказать, — это следовать своему сердцу. Ты узнаешь, когда придет время. Это решает не твой мозг, Гарри, а твое сердце. Так было у моих родителей, так было у меня и так же будет у тебя. Скажи ей, что ты чувствуешь, и сделай это поскорее. Ты же не хочешь потом сожалеть об этом, если упустил свой шанс. Потому что эта девушка потрясающая, так что тебе лучше следовать зову своего сердца и держаться за нее».

Он глубоко вдохнул, слезы высыхали, пока он купался в любви, которую дарила ему эта невероятная женщина. В этот момент он понял. Он знал, что в его мире больше никого не будет. Он хотел прожить остаток своей жизни с этой удивительной и любящей ведьмой, которая всегда была рядом с ним, всегда заставляла его видеть, что все еще есть надежда, и которая всегда говорила и показывала ему, что пока она рядом, он никогда не будет одинок.

— Я люблю тебя, Гермиона, — тихо прошептал он ей на ухо, искренняя улыбка украсила его лицо. — Я люблю тебя.

Ведьма замерла в его руках и, через несколько секунд, медленно высвободилась из его объятий. Ее глаза широко раскрылись, когда она посмотрела на молодого человека, лежащего в постели. Его зеленые глаза были честными и искренними, сияя такой нежностью, что у нее перехватило дыхание.

Прежде чем она поняла, что происходит, она была вся в слезах. Ее громкие рыдания были заглушены рубашкой Гарри, в которую она вцепилась изо всех сил. Гул завибрировал в его груди, когда черноволосый волшебник тихо усмехнулся.

— Я тоже тебя люблю, — слова Гермионы было трудно разобрать, потому что они прерывались икотой и были приглушенны одеждой Гарри, но он мог чувствовать их в своем теле, потому что оно почти мгновенно начало покалывать. Каждая часть его тела, где к нему прижималась Гермиона, была в огне. Он притянул ее еще ближе и вдохнул ее успокаивающий, чистый аромат.

Впервые за долгое время он почувствовал, что когда-нибудь все может наладиться. Ему казалось, что однажды он действительно сможет исцелиться и вести счастливую жизнь. Он достигнет всего, чего пожелает, и, несмотря ни на что, Гермиона будет рядом с ним, а он будет рядом с ней, поддерживая и любя ее всеми возможными способами. Он никогда бы не покинул ее.

* * *

Позже в тот же день двое молодых людей сидели рядом друг с другом перед камином. Их руки были переплетены, ее голова покоилась на его плече, его рука лежала поверх ее.

Гарри смотрел на пламя, перебирая в памяти все, что произошло за последние несколько дней. Несмотря на то, что дыра в его сердце медленно начала закрываться, пустота все еще была там, постоянно напоминая ему о том, что он потерял. Рассеянно он задавался вопросом, исчезнет ли эта пустота когда-нибудь полностью. По какой-то причине он знал, что так и будет. Возможно, это было что-то из того, что сказал ему отец, но он знал, что со временем думать об этой последней неделе будет не так больно. Это станет дорогим воспоминанием о двух людях, которые любили его больше всего на свете — двух людях, которые победили смерть только для того, чтобы иметь возможность снова обнять его и сказать, как сильно они скучали по нему. Он знал, что когда-нибудь увидит их снова, но надеялся, сидя здесь рядом с женщиной, которую любил, что до этого дня еще далеко.

Одинокая слеза скатилась по его щеке, оставляя за собой мокрый след. Гарри моргнул, когда теплый палец стер его. Он посмотрел вниз и встретился с любящим взглядом двух шоколадно-карих глаз, наблюдавших за ним. Улыбка тронула его губы, когда он медленно наклонился и нежно поцеловал эти мягкие губы.

Гермиона довольно замурлыкала, отстраняясь несколько минут спустя. Ее щеки слегка порозовели, глаза были яркими и мерцали от счастья. Гарри решил, что это его новая любимая версия ее — спокойной, счастливой и довольной.

— У меня есть кое-что для тебя, — прошептала она и медленно слезла с него. Гарри слегка надулся, когда она встала с дивана и подошла к комоду. Гермиона выдвинула верхний ящик и достала оттуда что-то похожее на лист бумаги и книгу в кожаном переплете.

Гарри слегка нахмурился, узнав фотоальбом, который Хагрид подарил ему много лет назад.

— Сегодня утром я отправила сову нескольким людям и спросила, могут ли они помочь мне. Я хотела, чтобы это было у тебя сегодня вечером, — она нежно покраснела и протянула ему листок бумаги.

Когда Гарри с любопытством развернул его, его сердце замерло, прежде чем снова набрать темп. Это была та самая фотография, которую они сделали только прошлой ночью. Ему казалось, что это было давным-давно.

Загипнотизированный, молодой человек наблюдал, как он сам улыбается в камеру, рука матери держала его за талию, рука отца обнимала за плечи. Он на фотографии повернулся к отцу, широко улыбаясь, когда тот взъерошил ему волосы. Джеймс запрокинул голову и истерически рассмеялся, когда Лили нахмурилась и потянулась, чтобы пригладить волосы своего смеющегося сына. Сдавшись после нескольких попыток, она покачала головой и нежно поцеловала Гарри в щеку, широко улыбаясь, когда молодой волшебник покраснел. Глаза Лили встретились с глазами Джеймса, и они оба обменялись любящими улыбками, оба смотрели на своего сына с такой любовью, что на глазах Гарри снова выступили слезы. Тогда он не заметил, чтобы они так смотрели, будучи слишком занят тем, чтобы скрыть свой румянец.

Он не мог поверить, что этот снимок был сделан всего двадцать четыре часа назад, в этой самой комнате. Казалось, что прошла целая жизнь. Он помнил, как чувствовал себя нормально, когда был сделан этот снимок. Он чувствовал себя как любой другой мальчик, наслаждаясь смехом со своими родителями. Он не чувствовал гулкой пустоты внутри себя, того, чего он так боялся, что это произойдет.

Дыра в его груди заныла, когда он посмотрел на счастливую сцену, которую держал в руках.

— Когда-нибудь ты увидишь их снова, — сказала Гермиона и поцеловала его в щеку. Она прижалась к нему сбоку и посмотрела на фотографию. — Но до тех пор, — сказала она и посмотрела ему в глаза, — мы вместе преодолеем всё, что встретится на нашем пути.

Мы. Она сказала мы.

Гарри отвернулся от фотографии, которую сжимал в дрожащей руке, и посмотрел на ведьму рядом с ним. Должно быть, она знала, что он чувствовал, поскольку просто понимающе улыбнулась и положила правую ладонь на его левую щеку, успешно заставив его посмотреть на нее, когда она произносила свои следующие слова.

— Мы сделаем это вместе, Гарри, и когда-нибудь в будущем мы заметим, что по пути исцелились. Потому что мы были друг у друга.

— Да, — сказал Гарри, медленно наклоняясь ближе, чтобы поймать ее губы своими. Ее кожа была гладкой, нежной и на вкус напоминала нечто большее.

Возможно, у них не было родителей, к которым можно было бы обратиться за советом, возможно, рядом с ними не было их лучшего друга, но была одна вещь, которая у них действительно была, самая важная вещь.

Они были друг у друга, и ничто этого не изменит.

Конец.

---

Примечания:

Вот и всё. Ещё один перевод завершён. Как вам фанфик?

---

1) Просьба не исправлять, так как в книгах Гарри с Гермионой вдвоем отрабатывали заклинания на четвёртом курсе

Вернуться к тексту