Орфей (гет)

Рождественские каникулы начались в субботу, 22 декабря. Со станции Хогсмит отбыл поезд, уносящий студентов, а те немногие, что остались в замке, разбрелись по комнатам, готовя проказы, на которые у них не было времени во время учебы. Тогда-то преподаватели и собрались в учительской на стаканчик шерри, чтобы отпраздновать благословенные две недели, свободные от уроков. Это была скорее привычка, чем традиция, инстинктивная потребность побыть во взрослой компании без постоянного напоминания о том, что замок полон детей, которые способны устраивать по взрыву каждую минуту.

Первые двадцать лет работы преподавателем Северус ненавидел такие сборища даже сильнее, чем традиционные Рождественский и Хеллоуинский пиры или случайные балы. Он чувствовал себя неудобно в присутствии стольких людей, которых втайне боялся и презирал. Обычно он уходил минут через пять, ссылаясь на то, что ему нужно закончить какое-нибудь сложное зелье. Что задевало его еще больше, чем собственная неспособность общаться — это то, что извинения всегда приходилось приносить Дамблдору. Остальных, казалось, вообще не волновало его присутствие. Во всяком случае, так ему казалось.

Все изменилось, когда он вышел из лазарета после Резни На Вручении Дипломов. И еще больше после того, как он, Хмури, Флитвик и Поттер победили Темного Лорда. Не то чтобы Снейп превратился в любителя шумных компаний, но он понял, что ему нужно общение, что эта потребность вовсе не является проявлением слабости, и что большинство его коллег искренне переживают за него.

Долгие годы Хогварц был его раем и его тюрьмой, единственным безопасным местом, где он день за днем, стиснув зубы, пытался искупить свою вину. Если бы он не был одним из Четверки, избранной, чтобы победить Волдеморта, и не прошел через катарсис перед встречей с врагом, эта роль Хогварца никогда бы не изменилась. Но Снейп смог простить себе прошлые ошибки и понять, что он уже с лихвой искупил вину, какой бы тяжелой она ни была. И тогда замок стал его домом, а не каменной темницей, в которую он себя заключил. Многие его коллеги были удивлены, когда она решил остаться в школе после победы над Волдемортом — его новый статус героя открывал перед ним любые двери, которые прежде были закрыты для бывшего Упивающегося Смертью. Он мог выбрать любой путь, но остался на своем месте. Мастер Зелий в Хогварце. Вот почему Дамблдор выбрал его в качестве преемника.

Вернее, это была лишь одна из причин. С одной стороны, место директора Хогварца было наградой, но для Северуса это был еще и постоянный вызов, постоянная необходимость ставить потребности школы выше своих собственных. Дамблдор хотел, чтобы он понял, что достижение результата возможно лишь если поступать определенным образом из любви к школе, а не в качестве самонаказания. И, к великому удовольствию почтенного колдуна, Северус отлично выучил этот урок.

Северус и Гермиона шли по пустым коридорам к учительской, держась за руки. Снейп подумал, что если бы год назад (да даже четыре месяца) кто-нибудь сказал, что он с удовольствием пойдет на это традиционное сборище, потому что рядом с ним Гермиона — женщина, которая его любит, которая предпочла его популярнейшему герою волшебного мира, он бы просто рассмеялся.

Снейп замедлил шаг, чтобы взглянуть на Гермиону. То, что он увидел, заставило его резко остановиться. — Гермиона, ты плачешь?

Глупый вопрос, тут же отругал он себя, конечно, она плачет — по щекам бегут слезы. Вот только почему? Может быть, от радости? Нет, несчастное выражение ее глаз заставляло подумать совсем о другом.

— Нет, — она попыталась вытереть слезы рукой. — Так, ничего.

Быстро оглядев коридор, Северус убедился, что он пуст, и положил руки ей на плечи. — Гермиона. Я же вижу, что ты плачешь. Что случилось? Ты не хочешь мне говорить? — Она упрямо смотрела вниз, тогда он осторожно взял ее за подбородок и поднял голову, пытаясь встретиться с ней взглядом. — Ну что такое, Ежик? — Еще один быстрый взгляд по сторонам — и он нежно поцеловал е в губы. — Ну пожалуйста?

Гермиона покачала головой, избегая его взгляда, пытаясь справиться с катящимися из глаз слезами. Северус вздохнул. С тех пор, как они с Сириусом вернулись из Франции, Гермиона вела себя немного странно. Ее мысли где-то витали, и каждую ночь ей снились кошмары, но на утро она оказывалась о них говорить. Может быть, она и правда ничего не помнила.

— Хочешь поговорить об этом позже? Или мне извиниться перед остальными? Если хочешь, мы можем вернуться ко мне, и поговорить прямо сейчас… — Снейп чувствовал, как его заражает Гермионина печаль. От этого еще сильнее хотелось поговорить прямо сейчас, но он не хотел давить на нее.

— Нет, я… — она махнула рукой по направлению к учительской. — Побудем с ними немножко. А потом… — она замолчала. Северус все еще держал ее за подбородок, и чувствовал, как по пальцам катятся прохладные слезы. Гермиона всхлипнула. — Я все испортила, да? Я испортила настроение…

Она была такой хрупкой, такой растерянной… В такие моменты, и еще когда Снейп смотрел, как она спит, он любил ее так сильно, что боялся, что это чувство разрушит его, испепелит дотла, оставив только пепел, который унесет ветром. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы собраться, прижать ее к себе (на этот раз без предварительной проверки коридора) и держать так, пока не почувствует, что она расслабляется. — Ты ничего не испортила, — пробормотал он. — Я просто хочу знать, почему ты плачешь. Может быть, я могу чем-то помочь. Просто… не отталкивай меня. — Он прижал ее еще крепче. — Пожалуйста. — Северус почувствовал, как она кивнула головой и прижалась к его груди, заставив разлиться по телу тепло, от которого задрожали руки.

Домовые эльфы приготовили к шерри amuse-gueule, соленое печенье размером чуть меньше галлеона. От них рот наполнялся слюной, и язык был готов воспринять сладковатый терпкий вкус шерри.

Гермиона постепенно успокоилась в объятиях Северуса, но окончательно вернулась к реальности только сделав первый глоток. Алкоголь согрел ее и заставил раствориться смесь вины, беспокойства и отчаяния, растущую внутри в течение последних нескольких дней. Она подошла к импровизированной барной стойке, вздохнула, собираясь с силами, и почувствовала злость — злость на себя, на свою тупость, на то, что она не понимала, что больше не одинока. У нее есть Северус, есть друзья.

Гермиона раскусила черную оливку, фаршированную чем-то восхитительно вкусным. Во рту остался солено-горький привкус. Она улыбнулась. Злость — это хорошо. Но нужно помнить и о том, что некоторые манеры поведения, к которым она привыкала годами, могут потребовать гораздо больше времени, чтобы смениться чем-то новым, присущим истинной Гермионе.

Шум голосов и смех вдруг обрел смысл, когда Гермиона повернулась к коллегам. Из угла комнаты на нее, с легким беспокойством на лице, смотрел Северус. Она улыбнулась и кивнула ему. Он на секунду прикрыл глаза и улыбнулся в ответ, после чего вернулся к разговору с Юрием Аванессяном, учителем Зелий.

День оказался не таким спокойным, как они ожидали, потому что многие учителя хотели срочно что-то обсудить с директором, прежде чем покинуть Хогварц. Но после того, что произошло в коридоре, Гермиона могла подождать с разговором и до ужина. Они с Северусом не виделись большую часть дня, и она занялась своими делами — сначала подарками (настоящими, тщательно выбранными), потом был ланч, потом она навестила Хагрида, выпила чаю с МакГонагалл и, наконец, начался ужин. Северус выглядел немного уставшим и раздраженным, усаживаясь за стол, но нежно сжал ее руку в знак приветствия. Они немного задержались за столом вместе с остальными учителями, после того, как студенты разошлись по общежитиям, и наконец вернулись в комнату Северуса.

Гермиона приветственно помахала Моне Лизе и повернулась к Северусу, который закрыл и зачаровал дверь. — У меня ужасно романтическое настроение. Ты потерпишь ради меня немного Чайковского?

— Конечно, — он подошел к радио. — Что-то конкретное?

— Хмм…. Патетическую?

Снейп улыбнулся. — Безупречный вкус, как всегда. — Он указал палочкой на радио и произнес. — Несравненная симфония номер шесть Чайковского!

Когда раздались первые аккорды, он взял Гермиону за руку и подвел к дивану. Собственно, это был не совсем диван, а кресло, которое он преобразовал в их первый вечер в Хогварце. Но даже если бы школа отчаянно нуждалась в креслах, Снейп ни за что не вернул бы ему прежний вид. Вместо этого он закрепил увеличивающие чары.

Они сняли мантии, и пока Северус возился с напитками, Гермиона распустила волосы и начала массировать голову.

— Ежик, ты вторгаешься на мою территорию. Делать тебе массаж — это моя привилегия. — Он сел на диван и притянул ее к себе. — Иди ко мне, женщина. Я весь день мечтал добраться до тебя.

— Разве ты не устал? — спросила Гермиона, устраиваясь между его ног и откидываясь ему на грудь. — У тебя был тяжелый день… ммм… — промурлыкала она, когда нежные пальцы коснулись ее головы.

— Ну, я не настолько устал. А ты? Тебе лучше?

Гермиона расслабилась от музыки и его прикосновение, и потянулась к бокалу. — Лучше -это не то слово. Сейчас я чувствую себя так, будто попала на небеса. И я… хотела бы поговорить о том, что случилось утром. Хотя это началось не утром…

Снейп напрягся. — Я знаю. Это началось, когда я вернулся из Франции. Только я сомневаюсь…

— Нет, — перебила она его. — Это не связано с Францией. Просто совпало. Я должна была сказать тебе раньше. Я просто привыкла справляться со всем сама, но получается, как всегда, довольно плохо.

Северус попытался расслабиться, но мышцы напряглись еще сильнее. Она тоже это почувствовала. — Это… — он откашлялся. — Это как-то связано с нами?

— В некотором смысле да. Но это не то, о чем ты думаешь… или чего боишься — добавила Гермиона, прижимаясь к нему и положив его руки себе на талию. Она почувствовала, что Северус немного расслабился, но еще не до конца, и откинулась головой ему на плечо. — Полагаю, Минерва сдержала обещание и ничего тебе не рассказала…

— О чем?

— О том, что у меня на прошлой неделе было что-то вроде панической атаки. Это было… не самое приятно ощущение. Так же как и для нее, но я попросила ее держать все в тайне. Потому что я хотела сказать тебе сама.

— Но не сказала, — продолжил он глуховатым голосом. Но его руки были нежны, как всегда, лаская ее грудь и живот.

— Нет… но как я уже сказала, я думала, что справлюсь сама.

— Справишься с чем, милая? Что вызвало эту панику?

Он нечаянно прикоснулся к очень чувствительной, несмотря на слои одежды, точке между ее ног, и Гермиона вздрогнула. Она не видела его улыбки, но знала, что он улыбается. Северус всегда улыбался, когда ему удавалось вызвать в ней такую реакцию. — Я думаю… Нет, я почти уверена, что мне удалось понять. Я говорю ужасную бессмыслицу?

— Риторический вопрос, — он потянулся за своим стаканом.

— Скорее здесь подошло бы слово логичный. Или даже психологический. Понимаешь… — она сделала глоток. — Ммм, это восхитительно!

— Хотя к Чайковскому больше подошла бы водка.

— Бррр, — вздрогнула она. — Понимаешь, у нас с Минервой зашел разговор о рождественских подарках, и я вспомнила, как Деннис всегда выбирал мне подарки вместо Гарри. Мысль о Деннисе вызвала такую сильную реакцию… проанализировав потом, поняла, что это чувство на самом деле присутствовало все время. — Гермиона вздохнула и потянулась. — Это… Такое непонятное ощущение, что все очень хрупко. Наши жизни, наше счастье. Все может разрушиться за секунду. Я подавляла эти мысли, и всегда находилось что-то более важное… но в тот момент, у Минервы, я оказалась беззащитна, и это накатило с такой силой… Это и еще странное чувство, как будто я дразню судьбу. Наслаждаюсь счастьем, в то время, как бедный Деннис в Св. Мунго… Я знаю, что это, наверное, все часть перенесенного шока, но иногда я не могу справиться с тревогой…— она замолчала, сделав еще глоток и слушая, как бьется сердце Северуса.

— Я знаю. Но послушай, — он прижался щекой к ее макушке. — Неужели ты думаешь, что я перенес меньший шок? Или что я не боюсь?

Вдруг Гермиона поняла (не без изрядной доли самоиронии), что ожидала от него другой реакции, более стандартной, что-то вроде "мягкого выговора", произнесенного снисходительным тоном. То, что она услышала бы от Гарри, то, что было предсказуемо. Но это был Северус. Сложный, запутанный, заботливый Северус. — Честно говоря… — она вздохнула. — Честно говоря, Северус, я… и не подумала о твоих чувствах.

— А я о твоих, — ответил он. — Мы просто ужасные, правда?

— Отвратительные.

Задумчиво вертя пальцами прядь ее волос, Северус сказал, — Странно, правда? Мы так много говорили…

— Наверное, мы просто предпочли об этом не вспоминать.

— Наверное. Но я рад, что мы об этом вспомнили.

Пауза в разговоре совпала с паузой между первой и второй частями симфонии. Виолончели начали нежную тему Аллегро. Северус кашлянул. — Гермиона, я понимаю, что сейчас не лучшее время для этого вопроса, но что бы ты сказала, если б я предложил жить вместе? Почему-то я уверен, что этого бы не случилось, если…

— Ты не думаешь, что это слишком быстро?

— Для меня нет. Но я понимаю, что у тебя другая ситуация, и…

— Я думала, что задам этот вопрос намного позже. К тебе или ко мне?

* * *

Озарение пришло к ней ночью, когда Северус уже уснул.

Гермиона и не знала, что любовь движется вперед медленными скачками, как раненый лев стремится в тень развесистого дерева. Ее единственный любовный опыт — хотя сейчас она понимала, что это была лишь иллюзия — был с Гарри много лет назад. Да, конечно, она читала книги, видела фильмы, слышала чужие разговоры. Но все, что она читала, видела и слышала, убеждало ее в одном — любовь рождается в самом начале уже сформированной в малейших деталях и не меняется со временем. Ну, возможно, лишь немного. А с годами любовь становится привычной и потертой, как старая монета со стершимися рубчиками и потемневшим рисунком. Она постепенно выцветает, пока не остается даже и воспоминания о ней.

Возможно, думала она, глядя на спокойно спящего Северуса, именно такие представления о любви заставляли ее колебаться в самом начале их отношений. Она боялась, что то, что она чувствует, останется таким навсегда. Она ошибалась. Так сильно ошибалась. Осторожно, чтобы не разбудить Снейпа, Гермиона перекатилась на спину, уставившись на темный полог кровати.

Сегодня они о многом поговорили. После того, как она согласилась поселиться с ним, тон разговора сменился, став более личным. Северус открыл ей свою слабость — Сириус был прав, подумала она, улыбнувшись в темноте. Она действительно видела в нем слишком много от "старого" Северуса, хотя знала, что "новый" всегда жил в нем, даже когда она была испуганной первоклашкой.

Раньше он скорее бы позволил себя убить, чем признался бы в собственной слабости. Сейчас он смог раскрыть перед ней свою истинную сущность, со всеми изъянами и недостатками. И любовь… Гермиона положила руки за голову. Любовь сделала огромный скачок вперед. Сегодня они открыли друг другу души. А то, как они после этого занимались любовью… Это не поддавалось описанию. Если бы только можно было…

Гермиона устало прикрыла глаза. Если бы только можно было соединиться навсегда. Кстати о Рождественских подарках…

* * *

— Ух ты! — воскликнул Аластор Хмури, оглядываюсь по сторонам. — Впечатляет. — Он усмехнулся. — Так теперь это официально, да?

Снейп и Гермиона кивнули, и Северус обнял ее за плечи. Свет слабого зимнего солнца отразился от чего-то блестящего на руке директора, и эта вспышка не избежала пристального взгляда Хмури. Он покачал головой, подошел ближе, и ухмыльнулся. — Это…

Северус улыбнулся и пожал плечами, а Гермиона подняла свою левую руку. — Да, — сказала она, с трудом скрывая удовлетворение. — Подарок на Рождество.

Хмури удивленно поднял брови. — Подарок на Рождество? Я думал… — Он нахмурился. — А разве это не… э… обручальные кольца? — Он разглядывал платиновые колечки с большими прозрачными сапфирами.

— Мой дорогой друг, — Северус похлопал Хмури по плечу. — Веришь ты или нет, но сегодня утром эта прекрасная женщина сделала мне предложение. В возмутительно ранний час.

— Я волновалась. Вполне понятно, правда?

— Конечно, девочка. Ну и… — Хмури указал на комнату. — Когда вы все это успели?

— В воскресенье и понедельник, — ответил Северус. — Сириус оказал нам честь, и он настоял на том, чтобы пригласить Флитвика. И они вместе с моей невестой… и все это время она загадочно улыбалась, как будто задумала что-то еще. Собственно, так оно и было.

— Понятно, — фыркнул Хмури и поднялся по спиральной лестнице, соединявшей бывшую квартиру Северуса с верхним этажом. — Неплохие чары. Надеюсь, постоянные? — спросил он, поставив деревянную ногу на нижнюю ступеньку. — А что там на втором этаже?

— Два кабинета, ванные и спальни, — ответила Гермиона.

— Спальни? Почему несколько? Вы будете изображать из себя аристократов или собираетесь завести детей?

Заметив взгляд Северуса, Гермиона взяла Хмури за руку. — Я тебе все покажу, пока не пришел Сириус. Ты не будешь против остаться внизу и открыть ему дверь? — Северус хмыкнул и вышел в соседнюю комнату. — Он очень чутко спит, — объяснила Гермиона, поднимаясь по лестнице. — Поэтому мы подумали, что лучше сделать две спальни на тот случай, если кому-то из нас понадобится хорошо выспаться.

— Ага, — Хмури хитро посмотрел на нее. — Так что, никаких детишек?

— Как бы мне хотелось, — ответила Гермиона. — Чтобы нам перестали задавать этот вопрос.

Они добрались до второго этажа. Хмури оперся на перила, слегка запыхавшись. — А что ты хотела? От кого бы мы хотели увидеть детишек, если не от самых умных и ярких?

— Я поняла, но быть ярким не означает "быть хорошими родителями", — сказал Гермиона, приглашая его в свой кабинет.

— Конечно нет. Но я не думаю, что это причина вашего решения.

Она остановилась, подозрительно глядя на Хмури. — На что это ты намекаешь, Аластор?

— На то, что ты боишься, что будешь обвинять в том, что чего-то не добилась, своих детей, а не нашего глубокоуважаемого министра.

Гермиона от удивления открыла рот. — Нет, если… — только из уважения к человеку, который был на пятьдесят лет старше ее и к тому же был другом, Гермиона замолчала и сделала несколько глубоких вдохов. Злость постепенно ушла, сменившись рациональными рассуждениями. Да, он был грубоват. Но так ли он неправ? Не было ли это скребущее чувство, что она не получила того, что должна была, не сделала карьеры и загубила всю свою жизнь, той самой причиной, по которой она отказывалась заводить детей? Даже сейчас, являясь полноправным членом коллектива Хогарца, она часто ощущала себя вторым сортом в сравнении с Вектором, Сириусом или Аванессяном.

Хмури все еще смотрел на нее.

— Ну… я… Думаю, что это имеет некоторый смысл, — тихо ответила она — Но Северус…

— Северус — это другое дело. У него может быть много причин не хотеть детей, но если ты этого захочешь, он согласится. Только, — Хмури положил руку ей на плечо. — Только не используй его как удобную отговорку. Я согласен, что сначала вы должны пожить для себя. Но помни, что пока ты не начнешь разговор о детях, Северус сам не скажет ни слова. Поверь мне, я хорошо его знаю. Он не будет принуждать тебя. Ты, девочка, только ты должна решить, когда придет подходящее время. А теперь… — он похлопал ее по плечу. — Покажи мне комнаты.

— А где достопочтенная хозяйка? — спросил Сириус, когда Северус открыл ему дверь.

— Наверху, с Аластором, показывает ему квартиру.

С довольным видом оглядывая результаты их с Флитвиком работы, Сириус спросил, — А как ты себя чувствуешь через двадцать четыре часа после того, как обручился?

— Двадцати девяти. Она разбудила меня в семь утра, — хмыкнул Северус. — А что смешного, Блэк? Отвечая на твой вопрос, скажу, что немного хочу спать, но при этом бесконечно счастлив. Если бы не эти два зверя…

Как по сигналу, тут же появились два котенка Лазиля— один черный, другой серый. — А, конечно. Звери, — Сириус присел и моментально стал объектом интереса котят. — Минерва вчера так смеялась, когда ты о них рассказывал, а я слышал только половину.

— Правда? Мне показалось, что твой слух несколько пострадал из-за ошеломительного платья мисс Уилкокс. Ты выглядел несколько э… задумчиво.

Сириус нахмурился. — Ну, и это тоже. Так как они сюда попали? Да, и ты не мог бы налить мне немного виски?

Северус покачал головой, подойдя к маленькому столику, уставленному бутылками и стаканами. — Я думал, ты не употребляешь алкоголь до шести вечера?

— Рождество — это исключение. И, конечно, те дни, когда уровень стресса превышает возможности моего организма. Ай! — воскликнул он, когда один из лазилей вонзил коготки в его палец. — Рисковые ребята, да?

— Если слово "рисковые" означает "хитрые маленькие демоны", то да, — Северус протянул ему стакан. — А что касается того, откуда они взялись… Это очень просто. Гермиона некоторое время назад говорила, что очень скучает по Косолапсусу, ну ты помнишь, ее…

— Я помню. Мы познакомились, когда я сбежал из Азкабана. Он был весьма выдающейся личностью.

— Ну, как скажешь. И я решил подарить Гермионе лазиля на Рождество. Черного, — он кивнул на черный клубок шерсти, развалившийся на ковре. — А Гермиона… — Он фыркнул. — Она и правда очень хотела кота, точенее, лазиля, и решила, что я не стану возражать, если он будет входить в комплект вместе с предложением жениться и обручальным кольцом. Привязанным бантиком к его шее, — добавил он, видя удивленный взгляд Сириуса. — Поэтому Минерва так хохотала. Постель, полная раскиданных упаковок, два волшебника и два котенка, мечтающие освободиться от доверенных им подарков.

Сириус поднял лазилей с пола, сел, и посадил их себе на колени. — Они симпатичные. Как вы их назвали?

— Плутон и Аид.

— Шутишь?

— Нет, не шутит, — раздался голос Гермионы. Хмури и она начали спускаться по лестнице. — Северус настоял на этом. Точнее, он шантажировал меня. Или он выберет для них имена, или придется расстаться с одним из них.

— Лично я считаю, — фыркнул Хмури, пожимая руку Сириуса, — Что он просто хотел показать мужской характер. После того, как она сделал ему предложение!

— Ты, — заявила Гермиона. — Самый ужасный мачо, которого я когда-либо встречала. Прошу, — она указала на следующую комнату, бывший кабинет-библиотеку, а сейчас столовую. — Кажется, сегодня Твичи превзошла себя. — Она открыла дверь, вскрикнула и попятилась.

— Что? — Северус успел поймать ее, прежде чем она споткнулась о подол мантии. — Ежик, что…

Выхватив палочки и готовые отразить любое нападение, Сириус и Хмури вошли в комнату. Оглядевшись, они немного разочарованно опустили палочки и вернулись к хозяевам квартиры.

— Ну… — сказал Хмури, его магический глаз бешено вращался.

— Думаю, — протянул Сириус, не в силах справиться с ухмылкой. — Аид и Плутон получили весьма подобающие имена. Бедная Твичи. Уверен, что она не хотела, чтобы стол выглядел именно так.